Полная версия
Жена Эльхана с двумя детьми жила в соседнем селе. Она знала о совершенном Эльханом убийстве соплеменника, но не предполагала, что кровники мужа решатся мстить ей, поэтому, услышав звонок, безбоязненно открыла калитку. Увидев за воротами вдову убитого ее мужем Магомета Макоева с помповым ружьем в руках, женщина поняла свою ошибку, но изменить что-либо или исправить уже не успела. Эльза практически в упор всадила ей в грудь заряд картечи и, перешагнув через рухнувшее под ноги тело, вошла во двор. На звук выстрела из дома выбежал старший сын Эльхана. Он догадался прихватить с собой подаренный отцом пистолет, но не сообразил, что в перестрелке любой пистолет уступает дробовику. Первый же выпущенный Эльзой сноп картечи сбил его с ног. А когда раненый мальчишка попытался уползти от нее, Эльза добила его выстрелом в затылок. В доме должен был остаться только восьмилетний сын Эльхана. Но когда Эльза вошла туда, то обнаружила в доме сестру его жены, на свою беду решившую в этот день навестить вместе с дочерью ближайшую родственницу. Увидев ее, женщина начала истошно орать. Эльза оборвала ее крик следующим выстрелом, а потом так же хладнокровно пристрелила ее дочь и малолетнего отпрыска Эльхана Арцаева. Она не испытывала ненависти к убитым ею женщинам и детям, как не испытывала ее и к самому Эльхану Арцаеву. Когда она нажимала на спусковой крючок взятого в доме Магомета многозарядного «мосберга», ею руководила не жажда мести, а желание доказать его многочисленной родне, что она, как никто, предана памяти мужа и не заслужила того унижения, которому постоянно подвергалась в его доме.
После бойни, устроенной ею в доме Эльхана, отношение Макоевых к ней резко переменилось. Ее стали бояться. Кто-то даже высказал мнение, что после гибели Магомета его жена повредилась рассудком. Возможно, по этой причине, а возможно просто из желания избежать скандала, связанного с арестом невестки-убийцы, Макоев-старший уговорил бывших соратников Магомета переправить Эльзу за границу. Так она оказалась в Грузии, а еще позже в Англии, где и произошла ее встреча с Хасаном, кардинально переменившая всю ее жизнь…
Доведя себя до оргазма, Эльза выдернула руку из промежности и, плотно стиснув натруженные бедра, застыла под душем. Простояв так несколько секунд, она завернула краны, досуха растерла себя махровым полотенцем и, обернув его вокруг талии, вышла из ванной и прошла на кухню. Прежде она любила сытно поесть по утрам – работа по дому в родном селе отнимала много энергии, но от этой привычки тоже следовало избавляться. Поэтому сейчас она ограничилась салатом из брынзы, а на десерт выпила стакан апельсинового сока вместо чашки привычного кофе. Перемыв и расставив на полке использованную посуду, Эльза вернулась в комнату. Она еще накануне решила, что наденет на встречу с Хасаном. Белая блузка и бежевые капри выгодно подчеркнут ее бронзовый загар, а открытые босоножки на высоком каблуке позволят продемонстрировать Хасану безупречный педикюр, на который она накануне потратила почти два часа в косметическом салоне.
Нарядившись, Эльза достала из шкафа набор настоящей французской косметики и занялась макияжем. Живя с Магометом, она лишь подводила глаза да подкрашивала губы. Он вообще не считал нужным тратиться на косметику для жены. По большому счету, ему было наплевать, как она выглядит. Зачем стараться угодить жене, когда всегда можно найти покорную русскую рабыню, которая по одному приказу сделает все, что от нее потребуют. Эльза усмехнулась, вспомнив, какой дикаркой она была. Это Хасан познакомил ее со стилистами, которые научили ее пользоваться косметикой, подбирать макияж и краску для волос, ухаживать за ногтями и модно одеваться, превратив из понукаемой мужем сельской простушки в светскую львицу. Пусть не в львицу, поправила себя Эльза, но в стильную и уверенную в себе женщину, пользующуюся несомненным успехом у мужчин.
Закончив макияж, она критически осмотрела себя в зеркале. Тени, тушь и помада лежали идеально – уроки лондонских стилистов не прошли даром. Удовлетворенно кивнув, Эльза взглянула на часы. До прилета Хасана оставалось еще почти пять часов – более чем достаточно, чтобы добраться до аэропорта даже с учетом московских пробок. Но бесцельно сидеть в квартире не хотелось, и, так и не найдя себе занятия, Эльза вышла на площадку. Направляясь к лифту, она бросила непроизвольный взгляд в сторону ниши мусоропровода. Там, за батареей отопления, завернутый в полиэтиленовый пакет, хранился ее пистолет. Место оказалось достаточно надежным – подметающая в подъезде уборщица никогда не заглядывала за батарею, и очень удобным – пистолет хранился не в квартире, от чего ее категорично предостерегал Хасан, и всегда находился под рукой, чтобы добраться до него, нужно было всего лишь просунуть ладонь между листами радиатора. Но сегодня в оружии не было необходимости. Не задерживаясь возле мусоропровода, Эльза подошла к лифту и нажала кнопку вызова.
Спустившись на первый этаж, она заглянула в почтовый ящик – ничего особенного, одни рекламные буклеты, – и вышла из дома. Вот уже несколько дней в Москве стояла невыносимая жара, и Эльза поспешила нырнуть в салон своего «Мицубиси Лансер» под защиту кондиционера. До встречи с Хасаном она ни разу не садилась за руль. Хотя один из джипов Магомета постоянно простаивал во дворе, под навесом, Магомету даже в голову не пришло научить жену управлять машиной, поэтому все уроки вождения пришлось брать сначала в лондонской, а затем в московской автошколах. Полгода интенсивного обучения не прошли даром, и сейчас Эльза чувствовала себя вполне уверенно даже на запруженных автомобилями московских улицах. Запустив двигатель и подождав, когда кондиционер охладит раскалившийся на солнце салон, она выехала со двора и, умело лавируя в транспортном потоке, покатила в сторону Шереметьева.
* * *– Добро пожаловать в Москву.
Восседающая за стеклянной перегородкой женщина в форме пограничника поставила свой штамп в поданный Хасаном паспорт и протянула его обратно. Он вежливо кивнул и с достоинством вышел через открывшийся турникет из зоны паспортного контроля. Таможенный досмотр тоже прошел без неприятных последствий. Российский таможенник молча прочитал поданную Хасаном декларацию, так же молча взглянул на экран интроскопа, где высветилось содержимое его чемодана, и жестом велел ему проходить.
Как в любом международном аэропорту, в зале прилета Шереметьева толпились многочисленные встречающие. Хасан скользнул по ним внимательным взглядом, но не заметил ничего настораживающего и направился в соседнее бистро. Он плотно перекусил в самолете и сейчас совсем не хотел есть, к тому же переживаемое волнение притупляло голод и обостряло совсем другие чувства. Ему нужен был наблюдательный пункт, чтобы контролировать окружающую обстановку, а из бистро отлично просматривались входные двери московского аэропорта и большая часть зала, где толпились встречающие выходящих из зоны таможенного досмотра пассажиров.
Несмотря на внешнее спокойствие, Хасан ощутимо волновался. Прошло уже шесть с лишним месяцев, как он отправил Эльзу в Москву. А за такой срок с работающим во враждебном окружении нелегалом могло произойти все, что угодно, вплоть до его перевербовки местной службой безопасности. Правда, Хасан не верил, что российская ФСБ отважится на перевербовку его агентессы. Психологическая экспертиза, которую он под благовидным предлогом заставил пройти Эльзу, выявила у нее психопатические наклонности с патологической склонностью к садизму. А с садисткой и психопаткой не рискнет иметь дело ни одна спецслужба. К счастью, в организации не действуют подобные догматические ограничения. Единственным определяющим условием для приема нового члена является его преданность общему делу. А молодая чеченка оказалась очень предана, правда, не всемирному джихаду, о котором она имела довольно смутное представление, а своему наставнику. Но для Хасана личная преданность была важнее пустого религиозного фанатизма. К тому же чеченка оказалась хорошо сложена и физически развита, находчива, сообразительна и в меру азартна, что в сочетании с ее преданностью и отличным знанием русского языка делало ее почти идеальным кандидатом для работы в России. Это и определило выбор Хасана. И после двух лет индивидуальных занятий с чеченкой и успешно пройденного ею восьмимесячного курса боевой подготовки в учебно-тренировочном лагере «Аль-Каиды» в северо-восточном Судане, он отправил ее в Москву. Судя по докладам чеченки, ее легализация в российской столице прошла успешно. Но жизнь и присущее ей постоянное чувство опасности приучили Хасана не доверять никому. Именно поэтому он сообщил Эльзе, что прилетает из Лондона рейсом российского «Аэрофлота», прибывающим в Москву спустя два часа после самолета «Бритиш Айрвейз», на который Хасан приобрел билет.
Эльза появилась в аэропорту за сорок минут до ожидаемого прибытия аэрофлотовского рейса. Хасан узнал ее сразу, несмотря на закрывающие верхнюю часть лица темные солнцезащитные очки. Из жгучей кавказской брюнетки она превратилась в шатенку с отливающими красноватым цветом волосами. Легкая шелковая блузка и короткие узкие брючки, подчеркивающие стройность ее ног, заставляли многих мужчин поворачивать голову в ее сторону. Но Хасана в первую очередь интересовало поведение самой чеченки. Судя по тому, что она не делала немотивированных жестов, не обменивалась выразительными взглядами с мужчинами из толпы встречающих, она действительно приехала в аэропорт одна. Хасан еще около двадцати минут наблюдал за Эльзой и окружавшими ее людьми, но не заметил ведущегося за ней наблюдения. Он знал, что, если наблюдение ведут профессионалы, дилетанту его практически невозможно обнаружить. Но Хасан не был дилетантом. Являясь в прошлом кадровым офицером иракской разведки и лондонским резидентом «Аль-Каиды» в настоящем, он поднаторел в методах контрнаблюдения. И сейчас опыт и интуиция подсказывали ему, что за чеченкой нет «хвоста» российских спецслужб. Доверившись собственным чувствам, он вышел из бистро и направился к ней.
Увидев его перед собой, Эльза изумленно взмахнула ресницами.
– Вы?! Как вы здесь оказались?!
– Самолет прилетел раньше, – с улыбкой ответил он.
– Но… еще даже не объявили о прибытии. – Эльза недоуменно указала на табло.
– Такое иногда случается, – пояснил Хасан и быстро спросил: – Так мы можем ехать?
– Да, конечно. – Эльза явно смутилась. – Идемте, я провожу вас к машине.
Ее машиной оказался «Мицубиси Лансер», не дорогой, но вполне приличный автомобиль. Чеченка вела машину уверенно и через полтора часа езды свернула с городского проспекта к высотному панельному дому.
– Здесь я и живу, – прокомментировала она. – Квартира на восьмом этаже.
– Кто там жил до тебя? – на всякий случай поинтересовался Хасан.
– Какая-то проститутка, – с усмешкой ответила Эльза.
Хасан изменился в лице.
– Ты выбрала не лучшее место для жилья, – хмуро произнес он.
Эльза беззаботно рассмеялась:
– Только не в Москве. Здесь проститутки снимают себе апартаменты в лучших домах. И никого из жильцов не волнует такое соседство.
Во время службы в иракской разведке Хасан часто приезжал в Москву, последний раз он был здесь в марте 2000 года и считал себя знатоком России. Но после ответа агентессы понял, как он, в сущности, мало знает об особенностях жизни в российской столице.
Стремительный лифт поднял их на восьмой этаж, где Эльза открыла своим ключом массивную стальную дверь и пропустила его внутрь. По восточным и даже европейским меркам квартира оказалась более чем скромной – небольшая квадратная прихожая, единственная комната, совмещенная с туалетом ванная комната и кухня. Однако обставлена она была вполне по-европейски новомодной, многофункциональной мебелью. Единственное, что не понравилось Хасану, это огромная двуспальная кровать. Занимающая большую часть комнаты, она создавала впечатление гостиничного номера, нарушая обстановку домашнего уюта, которую следовало создать в интересах будущей операции.
– Кровать придется заменить раскладным диваном, – вернувшись в комнату после осмотра квартиры, объявил он.
Если Эльза и удивилась такому требованию, то вида не подала, и лишь спросила:
– Предстоит серьезное дело?
Хасан мысленно усмехнулся. Если бы она только знала, насколько серьезное!
– Об этом позже, – вслух произнес он, потом вынул из кармана блокнот и, записав там несколько наименований, вырвал верхний лист и протянул Эльзе. – Для начала мне понадобится вот это.
* * *Вскрыв опечатанный конверт с двумя предупреждающими штампами «государственной важности», Егоров вынул оттуда несколько прошитых и пронумерованных машинописных листов. Взглянув на титульный лист, он прочитал название документа: «Опытно-конструкторский проект «Зодиак» – специальная боевая часть. Состав конструкторской группы». Ниже следовал длинный список фамилий, заканчивающийся на последнем, пятом, листе. Начав читать, Егоров неожиданно наткнулся на знакомую фамилию – Лобанов Н.И. Одним из конструкторов ядерного заряда «Зодиака» оказался нынешний начальник КБ Саровского научно-производственного объединения «Алмаз» и близкий знакомый Егорова профессор Лобанов. Отложив список, Егоров достал свой мобильный телефон и, отыскав в электронной записной книжке сотовый телефон Лобанова, набрал номер. Особенно рассчитывать на удачу не приходилось. В саровском ядерном центре в соответствии с требованиями безопасности непрерывно работали системы радиоподавления, что исключало возможность использования на предприятии сотовых телефоннов, радиоприемников и других приемопередающих радиосредств. Но на этот раз Егорову повезло – сначала он услышал протяжные гудки, а потом из трубки донесся и голос Лобанова.
– Добрый день, Николай Иосифович. Егоров Вас беспокоит.
– Андрей Геннадьевич! Здравствуйте! – воскликнул Лобанов. – Ну, какое беспокойство! О чем вы? Вы не представляете, как я рад вас слышать!
Судя по его голосу, это было действительно так.
– Я понял, вы сейчас не на работе, – продолжал Егоров.
– Да я в Москве, в командировке! – огорошил его Лобанов. – Завтра обратно. Вчера заехал навестить Ирину. Думал и с вами повидаться, а она сказала, что вы уже год, как расстались.
Егоров тяжело вздохнул. Воспоминания об Ирине всякий раз отзывались ноющей болью в его душе. Отец Ирины – академик Корчагин, главный конструктор советского диверсионного ядерного фугаса, друг и коллега профессора Лобанова, полтора года назад был убит вместе с женой исламскими террористами, пытавшимися заполучить технологию создания ядерного оружия. После смерти родителей Ирина осталась круглой сиротой, и Егоров, занимавшийся расследованием обстоятельств гибели ее семьи и спасший девушку из рук похитивших ее террористов, сблизился с ней. Они прожили вместе полгода, но затем все-таки расстались. Расстались по инициативе Егорова, решившего не обременять молодой женщине жизнь своим присутствием. Ирина тяжело переживала их разрыв. Егоров видел это, но не изменил своего решения. И сейчас, по прошествии года, все еще корил себя за то, что невольно причинил ей страдания.
– Алло, Андрей Геннадьевич! Вы меня слышите? – вернул его к реальности голос Лобанова.
– Да, Николай Иосифович, прекрасно слышу, – ответил Егоров. – Мне тоже хотелось бы с вами увидеться. Поэтому, если у вас нет сегодня на вечер никаких планов, приглашаю вас к себе.
– На Лубянку? – хохотнул Лобанов.
– Домой.
– Договорились, – так же весело ответил Лобанов. – Это я шучу, не обижайтесь.
Шутка показалась Егорову не очень остроумной, и он не стал заострять на ней внимание.
– В котором часу вы освобождаетесь?
– Мне еще нужно решить кое-какие вопросы в Росатоме. Думаю, часов до шести это затянется.
– В таком случае я перезвоню вам ближе к вечеру и, когда вы освободитесь, за вами заеду, – предложил Егоров, но, когда разъединил связь, крепко задумался.
Он давно не принимал дома гостей, если не считать командира «альфовцев» Александра Ватутина, забегавшего скорее по делам службы, чем просто в гости. К тому же профессор Лобанов – это не Сашка Ватутин, с которым можно распить по бутылке пива или по полбутылки водки под бутерброды с сырокопченой колбасой и сыром. Вспомнив, что дома, в холодильнике, кроме уже порядком набивших оскомину колбасы и сыра да десятка яиц, больше ничего нет, Егоров решил заехать по дороге в супермаркет, чтобы купить что-нибудь более существенное.
Посещение супермаркета отняло гораздо больше времени, чем он предполагал. В результате, когда он подъехал к зданию бывшего Министерства атомной энергетики, Лобанов уже ждал его перед входом, прогуливаясь по тротуару с портфелем в руке и с пиджаком, переброшенным через локоть. С момента их последней встречи профессор практически не изменился. Он был все так же худ и сутул. Тонкая шея по-прежнему торчала из широкого ворота рубашки. Правда, новый галстук, очевидно, купленный специально для поездки в Москву, пока еще не успел свернуться в трубочку. Зато в густой шевелюре Лобанова и его бороде, выдающей неукротимую натуру романтика и любителя туристических походов, себе на зависть, Егоров не заметил ни одного седого волоса.
Притормозив возле ожидавшего его профессора, он распахнул дверь.
– Здравствуйте, Николай Иосифович. Прошу извинить за опоздание.
Но Лобанов и не думал обижаться.
– Да бросьте, – отмахнулся он. – Что, я не знаю, какие в Москве пробки.
Он проворно забросил на заднее сиденье свой портфель и пиджак, сам уселся рядом с Егоровым и с удовольствием подставил лицо нагнетаемому кондиционером прохладному воздуху.
– Уф, жара, как в тропиках.
– Приходилось бывать? – не удержался от подначки Егоров.
– Почти, – загадочно ответил Лобанов. – В казахской степи, в разгар июля. Та же пустыня, скажу я вам. А на семипалатинском полигоне степь и впрямь превратилась в пустыню. С той лишь разницей, что там сопки вместо барханов.
Егоров улыбнулся:
– Тогда вы человек бывалый.
– Это точно, – не стал спорить Лобанов. – Вот только к Москве с ее расстояниями и постоянной толчеей никак не могу привыкнуть. Что ни говорите, а в маленьких городках, вроде нашего Сарова, все-таки есть своя прелесть.
– Вы еще забыли про вечные заторы на дорогах, – вздохнул Егоров, безуспешно пытаясь отыскать разрыв в движущемся слева непрерывном потоке автомобилей, чтобы начать движение.
Через час езды с постоянными остановками они все-таки выбрались из центра столицы. Машин на улицах стало заметно меньше, и уже через пять минут Егоров подъехал к своему дому.
– Приехали.
– И что, Андрей Геннадьевич, вы так каждый день по часу с работы добираетесь? – спросил у него Лобанов, выбираясь из машины.
Егоров усмехнулся:
– Я предпочитаю возвращаться позже, когда пробок на улицах уже практически нет.
Но Лобанов не заметил иронии в его словах.
– А, ну тогда другое дело.
Егоров не стал разубеждать его, что задерживается на службе дольше положенного отнюдь не из желания избежать уличных пробок, и, забрав из машины пакет с продуктами, направился к дому.
– Сейчас будем ужинать, – обратился он к своему гостю, когда они поднялись в квартиру. – Вы что предпочитаете? Есть пицца, правда, замороженная, пельмени, морковь по-корейски, овощные салаты… – принялся перечислять Егоров, выкладывая из пакета на стол купленные продукты.
Лобанов в ответ пожал плечами:
– Даже не знаю. Мне бы сначала что-нибудь выпить. Умираю от жажды.
Егоров достал из пакета бутылку водки.
– Годится?
Увидев выставленную на стол бутылку, профессор поморщился:
– Водку, в такую жару? А пива у вас случайно нет, Андрей Геннадьевич?
– Есть и пиво. – Вслед за водкой Егоров достал из пакета три бутылки пива.
Через пять минут они уже сидели на кухне, за столом, с бокалами пива в руках, с удовольствием закусывая пенный напиток кусочками маринованной сельди из вскрытой Егоровым банки рыбных пресервов. Лобанов, всегда отличавшийся оптимизмом, выпив полбутылки пива, пришел в отличное настроение и, проницательно взглянув на Егорова, хитро спросил:
– Признайтесь, Андрей Геннадьевич, ведь вы мне сегодня не просто так позвонили?
– Был такой грех, – не стал отпираться Егоров. Он тоже пребывал в приподнятом настроении. В процессе беседы с Лобановым тревога и напряжение последних дней стали постепенно отступать. – Но увидеться с вами мне хотелось независимо от этого. И в гости я вас пригласил без всякой корысти.
– Ну а все-таки, чем я обязан вашему сегодняшнему звонку? – продолжал допытываться Лобанов.
– Сегодня в одном из полученных мною документов мне встретилась ваша фамилия.
– Да? – Николай Иосифович искренне удивился. – И что же это за документ?
Егоров на секунду задумался. Вопросы, которые он собирается обсудить с Лобановым, относятся к категории информации государственной важности. Правда, профессор, как один из конструкторов «Зодиака», имеет к ней допуск. Но квартира, хотя недавно ее и проверяли специалисты оперативно-технического отдела, не лучшее место для таких разговоров. С другой стороны, без консультации Лобанова никак не обойтись.
– Список конструкторов специальной боевой части для опытно-конструкторского проекта, реализованного на вашем предприятии в конце 80-х годов, – понизив голос, ответил Егоров.
Лобанов со стуком поставил свой стакан на стол.
– «Зодиак»?!
Егоров удивленно покачал головой:
– Не забыли? А ведь столько лет прошло.
– Такое разве забудешь. – Николай Иосифович снова взял в руки свой стакан и залпом допил оставшееся там пиво. – К этой работе привлекли специалистов со всего предприятия. Всех до единого конструкторов! А это более двухсот человек! Как сейчас помню: военпред на закрытом собрании объявил, что в интересах безопасности страны необходимо собрать тысячемегатонный ядерный заряд. Все в недоумении: не ослышались ли. Когда в 60-м году наши ядерщики по заданию Хрущева начали конструировать стомегатонную водородную бомбу для испытаний на Новой Земле, то для расчета последствий такого взрыва пригласили специалистов из Института физики Земли и после консультаций с ними уменьшили мощность заряда наполовину. А тут, даже представить страшно – тысяча мегатонн! Но директор нашего НИИ объяснил, что заряд предназначен для использования в космосе, на безопасном удалении от Земли. Отсюда, помимо основной задачи – увеличения объема высвобождаемой энергии, вставала другая, не менее насущная, – уменьшения критической массы заряда, чтобы ракета-носитель могла вывести его на орбиту. Наше КБ как раз занималось этой проблемой.
– Полагаю, вы с ней успешно справились? – в шутку поинтересовался Егоров, так как уже знал ответ.
Но Лобанов воспринял его слова совершенно серьезно.
– А по-другому и быть не могло. Ведь речь шла об особом задании партии и правительства. Работали без всяких выходных. Многие конструкторы, да и я тоже, чего скрывать, дневали и ночевали на рабочем месте. Помню, прихватишь несколько часов сна на диване, где-нибудь в коридоре – про комнаты отдыха тогда еще и не слышали, и снова к кульману или испытательному стенду. Несколько месяцев так работали, пока наконец не пришли к допустимому значению критической массы.
– И какова она? – поинтересовался Егоров.
– Пятнадцать тонн, – не задумываясь, ответил Лобанов. – А общая масса космического аппарата, по-моему, что-то около двадцати… Надо же. – Он грустно вздохнул. – Столько сил и времени было потрачено на создание «Зодиака», чтобы он пылился в арсенале Минобороны.
Он потянулся к стоящей на столе последней нераспечатанной бутылке пива, но, встретившись с неподвижным взглядом Егорова, невольно задержал руку.
– Или вы хотите сказать, Андрей Геннадьевич, что не пылится?
Егоров промолчал.
Забыв про пиво, Лобанов поднял руку и указал пальцем на потолок.
– Его что… все-таки запустили? Когда?!
– В 89-м. Но это, как вы понимаете, Николай Иосифович, совершенно секретные сведения.
Лобанов вскочил с табурета, на котором сидел, и энергично заходил по кухне, потом неожиданно усмехнулся:
– Теперь я понимаю, почему никого так и не наградили за эту работу, даже главного конструктора. Чтобы сохранить запуск «Зодиака» в секрете.
Егоров знал, что причина не в этом, а в отказе космического аппарата. И хотя виной тому стала неисправность автоматики, а отнюдь не просчеты конструкторов и сборщиков ядерного заряда «Зодиака», разубеждать Лобанова не стал.
* * *– Редакция информационного издания «Новые известия». Здравствуйте.
Голос ответившей по телефону секретарши оказался молодым и немного усталым. Хасан довольно улыбнулся. Ее молодость свидетельствовала о неискушенности в приемах психологического манипулирования или методах социальной инженерии, как привык выражаться Хасан, а усталость – о нежелании вникать в чужие проблемы.
– Здравствуйте, – приветствовал он свою собеседницу. – С вами говорит главный редактор омской областной газеты «Омский проспект». – Название газеты было вымышленным, но принимающая звонки секретарша не производила впечатления дотошной сотрудницы, которая будет проверять его слова. – В одном из наших материалов мы частично опубликовали статью вашего журналиста и хотели бы перечислить ему положенный гонорар, – объяснил Хасан цель своего звонка. – Не подскажете, как это лучше сделать?
