Не жалею, не зову, не плачу

* * *

Папа держался на удивление стойко: не заискивал, не унижался перед бандитами. Он ушел за деньгами, но Алена почему-то решила, что вернется он один. И чтобы спасти ее, маму, братика и сестричку. Он убьет ушедшего с ним отморозка, заберет у него пистолет и пристрелит его дружков…

– Витек, нельзя так много курить! – воодушевленная такой перспективой, сказала она, обращаясь к своему вчерашнему знакомому.

Знала бы она, у кого вчера побывала, обязательно бы папе сказала… Но ведь она знала! Видела же оружие… Дура она, ох и дура…

– А ты по мужикам меньше шляйся, сучка малолетняя! – осклабился бандит, которого Витек вчера называл Муратом. Восточной внешности парень – бровастый, с широким лицом и приплюснутым носом.

Вчера он был инфантильным овощем. А сегодня на него страшно было смотреть, столько в нем было злобы и агрессивности.

Витек был крупней, чем он, и на лицо поуродливей. Добродушности в нем ноль целых, ноль десятых. Но Алена его боялась меньше. Тупой потому что как валенок. Хотя такие, как правило, наиболее опасны. Такие сначала делают, потом думают. Вчера он вовремя одумался. А что, если шиза найдет на него прямо сейчас? Что, если начнет стрелять?… Зря, ох и зря будит она в нем зверя.

– Я не шлялась. Он сам, – подавленно сказала она.

– Что сам? – прижимая к себе Лешку и Катюшку, возмущенно спросила мама.

– Он сам затащил меня к себе в номер, – показав на Витька, в смятении ответила Алена.

– Что ты с ней сделал, урод? – вознегодовала мама.

Такой Алена ее еще не видела.

– Ничего себе заявочки! – удивленно протянул Мурат. – Я тебе ща за урода мозги вышибу!

Он подошел к маме и приставил ей ко лбу пистолет. Алена зажмурилась от страха. Открыв глаза, она увидела, что мама совершенно спокойно смотрит на бандита, как будто ей совсем не страшно… Да, мама у нее сильная женщина. И отец будет сильным мужчиной… Если справится с бандитами…

* * *

– Давай, давай, все выгребай!

Мужчина покорно вынул из тайника в погребе несколько пачек вечнозеленых купюр.

– Здесь тридцать четыре тысячи долларов. Больше ничего нет.

– Я сказал – все!

– Больше ничего нет!

– А я вижу, что есть!

Хозяин гостиницы снова сунул руку в тайник, извлек оттуда небольшую брезентовую сумку с бумагами.

– Что это?

– Так, личное…

– Документы на дом?

– Вам они не нужны. Вам убираться отсюда надо, лучше всего за границу…

– Мне лучше знать, что нам нужно… Сумку сюда!

Деньги Гоша рассовал по карманам. Только одну пачку потоньше бросил в сумку – скажет братве, что это и весь навар.

– Пошел!

Мужчина покорно вышел из подвала. И даже с радостью. Он спешил присоединиться к своей семье. Похоже, у него и в мыслях не было оказать сопротивление. Типичный терпила…

* * *

Алена с недоумением смотрела на отца. Он должен был вернуться один, но с трофейным пистолетом в руке. Но папа шел под конвоем, как послушная овца. На него противно было смотреть.

– Все нормально, парни! – торжествующе сказал главарь, пренебрежительно толкнув отца в спину. – Восемь штук «зеленью» как с куста.

– Дергать отсюда надо! – нервно сказал Мурат.

– А ужин?

– Черт с ним!

– А девочки? – Главарь сально посмотрел на маму, лизнул масленым взглядом и Алену.

– Некогда.

– Да это пять минут…

Он подошел к маме, взял ее за руку, выдернул из угла на центр зала.

– С таким тюхой живешь, – сказал он, глянув на папу. – И не знаешь, как это с крутым горячим парнем, а?

– И знать не хочу, – с вызовом ответила мама.

– Не хочешь – заставим… Пошли?

Он взглядом показал за барную стойку.

– Нет.

– Давай сделаем это по-быстрому. А то ведь с собой заберем. Покатаем, а потом похороним. А так и живой останешься, и память на всю жизнь…

– Оставь меня в покое.

– Ну не ломайся!

– Ты что, не слышал, тебе же сказали: оставь ее в покое, – наконец-то подал голос папа.

Алена посмотрела на него с большим сомнением, сквозь слезы. Отец ничем не мог помочь маме. Он действительно тюха…

– Ну, все, ты меня достал!

Главарь уже собирался стрелять в папу, когда за окнами вдруг остановился милицейский микроавтобус.

– Лысый, шухер! – заорал Мурат.

Из машины один за другим выскакивали спецназовцы в черной униформе и бронежилетах. Каски, автоматы, стремительные движения…

Главарь по кличке Лысый снова схватил маму за шею и со спины приставил к ее виску пистолет. Алену сгреб в охапку Мурат. Витек взял в оборот папу – вдавил ствол ему в затылок.

– У нас заложники! – закричал Лысый, когда в тамбуре послышался топот тяжелых ботинок.

– У них заложники! – эхом отозвался чей-то голос. И тут же последовал вопрос: – Что делать?

Ждать пришлось недолго. В дверях показался крепко сбитый мужчина.

– Лысов, не валяй дурака! – густым, с хрипотцой, голосом обратился он к главарю.

– Да пошел ты, мусор! – злобно прошипел тот.

– Лысов, у тебя нет выхода!

– Есть! Даю вам час времени, чтобы здесь был вертолет с полным баком. Через час я убью эту сучку! Потом возьмусь за ее детей! Каждый час по трупу! Время пошло! Ну, чего стоишь?

Милиционер не стал пытать судьбу, исчез, оставив заложников наедине с бандитами.

Алена много раз видела в фильмах, как террористы берут заложников. И здесь как в кино – вертолет с полным баком, каждый час по трупу. Но если раньше она относилась к этим сценам скептически, то сейчас у нее сердце разрывалось от страха. Никак не думала она, что сама может оказаться заложницей.

– От окон отходим! – крикнул Лысый.

Мурат первый оттащил Алену в дальний угол зала, где поблизости не было окон. Там же оказались папа, мама. А вот Лешки и Катюшки нигде не было. И официантка Арина исчезла – наверняка вместе с ними. Видно, воспользовавшись суматохой, вывела их через коридор в сторону дома.

– А где мелкие выродки? – обнаружив пропажу, взревел Лысый.

– Эти есть, и ладно! – гоготнул над ухом Мурат.

И тут же Алена почувствовала, как его рука легла ей на грудь.

– Что ты делаешь, скот! – взвизгнула она.

Но ствол пистолета так больно вжался в висок, что челюстные мышцы судорожно сжались.

– А тыковки у нее ничего! – не унимался Мурат.

– Оставь девочку в покое! – рассерженно потребовал папа.

Он злился, но как был, так и оставался беспомощным тюхой. Алена уже точно знала, что спасения от него не будет.

– Еще слово – и ты труп!

– Тебе же сказали: оставь девочку в покое! – И мама разозлилась не на шутку.

Но и ее никто не боялся.

– Мурат, братуха, она хочет, чтобы ты занялся ею! – глумливо хохотнул Лысый. – Займешься. Но после меня… Пойдем, пока есть время…

Он силой затащил маму в подсобку. Алена понимала зачем…

– А потом наша очередь! – шепнул ей на ухо Мурат.

Алена гневно посмотрела на отца. «Ну почему ты стоишь, почему бездействуешь?» – хотела спросить она.

Хотела, но опоздала.

Она даже не успела заметить, как это у него вышло. Витек стоял, одной рукой обхватив его за шею, второй вжимал пистолет в щеку. Но ситуация вдруг резко изменилась. Витек вдруг направил пистолет на Мурата и выстрелил ему в голову.

Он стрелял почти в упор – Алена оглохла от грохота. И что-то жидкое и липкое забрызгало ей щеку. Но папа уже не обращал на нее внимания. Это он заставил Витька выстрелить в своего дружка. Он же выкрутил его руку за спину, согнув тело под прямым углом. С легкостью, как будто это была эстафетная палочка, забрал у него пистолет.

Алена думала, что папа ударит бандита, но он выстрелил в него. Казалось, он хотел попасть в голову, но в самый последний момент, когда палец уже выдавил слабину на крючке, опустил руку и прострелил ногу.

А из подсобки уже выходил встревоженный Лысый. Он прикрывался мамой как щитом, была видна только его голова. Но папу это не смутило. Твердой рукой он навел пистолет на цель и выстрелил. Пуля попала бандиту точно в лоб. А ведь промахнись он чуть-чуть, и мамы не было бы в живых…

Но папа не промахнулся. И мама оттолкнула от себя мертвеющее тело.

– Прости, но у меня не было другого выхода…

Алену поразил извиняющийся тон, с которым он обратился к маме. Он совершил подвиг, но почему-то оправдывался перед ней.

– Ты поступил правильно, – сказала она. – Но что дальше?

– Не знаю…

А зал уже стремительно заполнялся спецназовцами. Стонущего Витька взяли под руки, выволокли на улицу.

– Кто стрелял? – взглядом скользнув по трупам, спросил мужчина с густым хриплым голосом.

– Я, – сказал папа. – Больше некому…

Алена смотрела на него большими от потрясения глазами. Оказывается, он вовсе не трус. Как ловко скрутил он Витька, а как точно стреляет…

– Отлично сработано, – одобряюще сказал мужчина.

– У меня не было выхода. Я защищал семью.

– Все правильно… Но вы убили двух человек.

– Разве ж это люди? – настороженно посмотрел на него отец.

– Нелюди. На их совести много трупов. В том числе четыре сотрудника милиции… Они бы и вас не пощадили.

– Вот видите.

– Вижу. Два трупа вижу… Боюсь, что вам придется проехать с нами.

– С вещами? – дрогнувшим голосом спросила мама.

– Ну зачем же. Чистая формальность… Поверьте, никто не собирается арестовывать вашего мужа. А вас мы вызовем завтра, надо будет дать свидетельские показания…

– Ничего не понимаю.

– Поверьте, само страшное для вас уже позади. А все остальное – не более чем формальность.

– Если вы хотите допросить моего мужа, то почему не сделать это здесь и сейчас?

– Вам нужно успокоиться. Я дам вам телефон бесплатного психолога. Зовут ее Анжела Семеновна, очень хороший специалист по стрессовым ситуациям… Обещаю вам, что все будет в порядке… Вы бы увели девочку отсюда, это зрелище не для нее…

– Да, конечно.

Мама увела Алену в дом. Они вместе нашли Лешку и Катюшку, долго благодарили официантку Арину за находчивость. А потом Алена оказалась в своей комнате, под строгим запретом покидать ее. Мама принесла ей кипяченого молока:

– Пей и ложись спать.

Молоко она выпила, а заснуть не смогла.

Мама зашла в комнату поздно вечером: хотела убедиться, что Алена спит. Но девочка бодрствовала.

– Почему папы до сих пор нет?

– Задерживается.

– Его что, арестовали?

– Не имеют права.

– Конечно, не имеют. Он же защищал нас… Я думала, что наш папа трус.

– Ты заблуждалась.

Мама сидела на краешке кровати, нежно гладила дочку по голове. Голос ее слезно дрожал.

– Я знаю…

– Наш папа самый хороший.

– И самый лучший…

– Тебе надо спать.

– Не спится… Мне страшно… Вот когда папа вернется, тогда я ничего не буду бояться… И когда ты со мной, тоже не страшно… Ты не уходи, ладно?

– Не уйду.

Мама – сильная женщина. Алена сегодня в этом еще раз убедилась. С ней совсем не страшно… Она держала маму за руку, пока не заснула.

Глава 6

Алена проснулась среди ночи. Ей показалось, что кто-то постучал в окно. Что, если это Витек? Мамы рядом не было, и Алена в страхе бросилась к ней. Но в родительской спальне никого не было. Кровать не расправлена.

Алена обошла весь дом, но, кроме спящих брата и сестры, никого не нашла. Но в кафе горел свет, значит, мама там. И папа, наверное, с ней.

Мама действительно была в кафе, но одна, без папы. Сидела за столом с опущенной головой и удрученно о чем-то думала.

В зале беспорядок. Перевернутые, сдвинутые стулья. На полу, в тех местах, где лежали убитые, Алена увидела очерченные мелом силуэты. Кровь на стенах, на полу. Посреди зала ведро со шваброй, но, похоже, никто здесь не убирался.

Алена подошла к маме, тряхнула ее за плечо.

– А-а, это ты… – вяло отозвалась она, глянув на нее безжизненными глазами.

От нее сильно пахло коньяком. Но Алена ее не осуждала. У взрослых такая практика – спиртным снимать стресс. Да что там взрослые, были у них в школе ребята, которые с двенадцати лет пили в открытую пиво, хотя и непонятно, что этим они там снимали…

– Мама, пошли спать. Пошли, я тебя отведу. И чай с лимоном сделаю, как ты любишь.

– Да, сейчас…

– А папа не звонил?

– Нет… Но позвонит.

– Когда?

– Скоро.

– Завтра утром мы поедем к нему.

– Обязательно.

– Но ты не сможешь вести машину. Тебе нужно срочно ложиться спать. Тогда сможешь…

– Сообразительная ты моя… Сейчас, подожди немного… Сейчас, сейчас…

Она сложила голову на руки, закрыла глаза.

Алена решила, что мама заснула, попробовала ее сдвинуть с места.

– Я не сплю… Сейчас, подожди чуть-чуть…

В ожидании девочка села за соседний стол. Нога под лавкой зацепилась за что-то твердое. Алена наклонилась, подняла с полу брезентовую сумку… Сегодня она уже видела эту сумку. Ее нес на плече бандитский главарь Лысый. Она была при нем, и непонятно, как оказалась под лавкой. Да это и не важно как…

Во-первых, ей нужно было чем-нибудь себя занять. Во-вторых, было любопытно узнать, что лежит там, в сумке… Алена выложила на стол одну папку с бумагами. Документы на землю, строения, на свет, газ… Ничего интересного. Пачка стодолларовых купюр. Это она вернет родителям… Еще одна папка с бумагами. Сшитые ксероксные листы с печатным текстом. «Нелегкое это дело – ковыряться в земле: разгребать кучу, разбивать комья…» Художественный текст.

Девочка намеревалась продолжить чтение, но мама вдруг подняла голову. Как будто почувствовала, что Алена сунула нос в какую-то тайну…

Мама снова опустила голову. Чуть выждав, Алена подошла к ней, тронула за плечо. Ответной реакции не последовало: мама крепко спала…

Скоро каникулы, подумала девочка. Но бессердечная Вероника Максимовна уже выдала целый перечень литературы, которую нужно будет прочесть за лето. А еще учительница говорила, что в принципе не важно, что читать, лишь бы ум не ленился. Так почему бы не начать с внеурочной литературы?… Алена снова открыла папку.

Глава 7

Нелегкое это дело – ковыряться в земле: разгребать кучу, разбивать комья, планировать граблями. Но как это ни странно, меня эта работа не угнетала. И вовсе не потому, что мне нравится каторжный физический труд; нет, как раз наоборот, я – человек интеллектуального склада ума. Играю на скрипке, увлекаюсь радиоделом, учусь на «отлично», и земляные работы – вовсе не моя стихия. Но как это ни странно…

Дело в том, что эта «странность» работала со мной в паре, бок о бок. Лиза Яркович, моя новая одноклассница. Или, вернее сказать, это я в ее жизни новый человек. Ну, не в ее личной жизни, а вообще… Одним словом, я во второй раз пошел в девятый класс… Нет, не получилось одним словом. Да и сказал не так. А то еще подумаете, что я второгодник. Нет, девятый класс для меня начался в одной школе, а заканчивается в другой.

Отца перевели в Москву из Ярославля осенью прошлого года, а весной этого он получил квартиру на всю нашу семью, и вот я здесь, в новой школе. Апрель месяц, завтра день рождения дедушки Ленина, а сегодня – коммунистический субботник в его честь. И пошли комсомольцы-добровольцы в принудительном порядке вскапывать школьные клумбы.

Погода на редкость хорошая – ясное небо, солнце, тепло. Но сам я не очень хорош. Руки-ноги у меня слабые, поясница тонкая, к физическому труду не приучен – честное слово, дезертировал бы с трудового фронта, невзирая на угрозу педагогического трибунала. Но рядом со мной Лиза, она такая… слов нет, чтобы описать, какая она. Да и не нужны слова. Сейчас главное – дело, вот я и доказываю своим трудом, что ничем не хуже других. Ног под собой не чую, в поясницу как будто клин через живот загнали, намозоленные руки не держат лопату, а я тужусь – назло коварному империализму. Ведь если не благоустроить клумбу ко дню рождения великого Ленина, то у загнивающего капитализма может открыться второе дыхание. Как же тогда жить дальше?

Я понимаю, все мои муки – пустяк по сравнению с мировой революцией. Но сама эта революция – да простят меня в ЦК ВЛКСМ – ерунда, если сравнивать ее с Лизой.

Лиза – красавица: русая коса до пояса, глаза большие, ясные, точеный носик, сочные губки, фигурка – идеал с плюсовой погрешностью. Но это далеко не самое главное. Нежность, женственность, одухотворенность, грациозность… Я не знаю, что там еще, но мне хватило одного взгляда, чтобы влюбиться в нее без памяти, а потому забыть Иринку, мою школьную подружку из прошлой жизни. Только Лиза, только она, раз и навсегда… Если нам не суждено быть вместе, то я на всю жизнь останусь холостяком, потому что никого не смогу больше полюбить…

В раздумьях о вечности в ее фрагментарных частностях я и не заметил, что остановился. И лопата моя стоит как вкопанная. То бишь она и есть вкопанная – в кучу земли, которая за час-два работы, казалось, ничуть не уменьшилась. И я стою, опершись на нее. Взгляд устремлен на Лизу. Она девушка хрупкая, с лопатой наперевес ее представить сложно. Ей больше нравится работать с граблями. Я землю по чуть-чуть бросаю, а она ее планирует не спеша. Мне тяжело, а ей не очень. У меня уже сил нет, а она все водит граблями по земле, как вилами по воде. Взгляд отрешенный, выражение лица безучастное. Видимо, думает о чем-то своем. До меня ей и дела нет. Я для нее – безымянный ковш полудохлой землеройной машины. И ей совершенно все равно, нравится она мне или нет.

Наконец до Лизы дошло, что конвейер остановился. Ей бы и самой немного передохнуть, но нет, она недовольно подняла на меня глаза.

– Ну что случилось, почему остановился? Устал, так и скажи.

Голос у нее завораживающе мелодичный; не шепелявый, нет, но шипящие и «жужжащие» звуки у нее не совсем обычные: смягченные, объемные, волнующе протяжные. Этакий легкий, едва уловимый иностранный акцент… Заслушаться можно, как она говорит, даже сейчас, когда в ее словах звучат осуждающие нотки.

– Да нет, – мотнул я головой. – Не устал.

Стыдно было признаваться в том, что силы на исходе.

– Тогда в чем дело?

– Маленький перекур, – нашелся я.

– Разве ты куришь? – удивленно повела она бровью.

– А что здесь такого? – сконфуженно пробормотал я.

Курить я начал в пятом классе. Тогда же и закончил. Узнав о моих экспериментах с табаком, отец провел свой – заставил меня выкурить полпачки «Примы». С тех пор только от одного вида сигареты меня начинало тошнить.

– Не знаю, – пренебрежительно усмехнулась она. – Говорят, ты на скрипке пиликаешь?

– Не пиликаю, а играю, – краснея, поправил я Лизу.

– Да все равно… Все хотела тебя спросить, почему ты очки не носишь?

– Зачем очки? У меня стопроцентное зрение.

Я смущался все больше и на Лизу не смотрел – вроде бы ничем перед ней не провинился, но муки совести клонили глаза к земле.

– В очках смешней было бы, – не унималась она. – Ты в этом костюме как цыпленок. Тощий, глаза и уши, как у Чебурашки… Чебурашка в очках, это было бы оригинально…

Я хотел бы провалиться сквозь землю, но мог только закопаться в неподъемную кучу – и от Лизы чтобы спрятаться, и от работы. Но я не стал этого делать. Бросил лопату и пошел от нее прочь, чтобы в тоске и одиночестве пережевывать и глотать обиду.

Нашла цыпленка… Ну да, масса тела у меня не большая: хорошо, если пятьдесят килограммов наберется. Да, лопоухий… Но про костюм Лиза зря сказала. Он, может, и невзрачный, но качество заграничное, маде ин ГДР. Единственное, в чем сглупил, так это в том, что пришел на субботник в школьном костюме, в том время как все остальные в обычной одежде. Кто-то ветровкой фирменной щеголяет, кто-то штатовскими джинсами. Лиза тоже одета неплохо – во всяком случае, сама она именно так и считает. Но я-то вижу, что джинсы у нее индийского производства, а кроссовки – из «США» – «Советских Штатов Армении». У меня туфли скромно смотрятся, но это Австрия, без дураков…

Обида застилала глаза. Я шел, не разбирая дороги. Очнулся уже за пределами школы. Впереди новостройки под стрелами башенных кранов, справа – сквер, слева высотный дом с магазином на первом этаже. К магазину была пристроена пивная, возле которой толпились мужички характерной наружности. Я обратил внимание на двух типов с испитыми лицами – высокий толстяк с сизым носом и низкорослый худыш с рахитной головой. Один пересчитывал монеты на раскрытой ладони, другой смотрел на них жадными и тоскливыми от безнадеги глазами. Но, завидев меня, рахит вдруг заулыбался. Махнул рукой и, не дождавшись ответной реакции, направился ко мне.

– Друг, гривенника случайно не будет? – заискивающе спросил он.

– Где ты видел, чтобы деньги случайно были? – насмешливо спросил я.

В общении с Лизой я был скованным и даже робким. Терялся, мямлил, молча глотал обиды. А так я вовсе не трус и, если надо, за словом в карман не лезу.

– Ну, всего-то десять копеек, – жалобно протянул рахит.

– Трояк могу дать.

– Три рубля? Ого!

– Да не ого, а за работу… Дело одно есть…

Уже через десять минут рахит вместе с толстяком имели удовольствие лицезреть прекрасную Лизу и горку земли, на фоне которой она стояла – хорошо, если в ожидании блудного помощника, то есть меня. Хотел бы я, чтобы она ждала меня – не важно, что в качестве бесплатной рабочей силы.

– Не, здесь слишком много, – глянув на кучу, почесал затылок толстяк.

Лиза его совершенно не волновала, потому как ее дивная красота не ассоциировалась с бутылкой водки. То ли дело земляная груда…

– Трешки будет мало, – подтвердил рахит.

– Три рубля. И еще два – премия за срочность.

Я достал из кармана пятирублевую купюру, махнул ею перед глазами здоровяка с таким видом, будто это была волшебная палочка.

– Нормально!

Толстяк взялся за лопату, рахит чуть ли не силой вырвал у Лизы грабли. Работа закипела…

– И что это такое? – в недоумении глядя на меня, спросила она.

– Не что, а кто… Обездоленные люди, как видишь. Без роду и племени, нигде не учатся и не работают. Но сознательные. Хотят поработать на субботнике, а никто их не приглашает. Бедные. Мне так стало их жаль, что пришлось уступить свое место. И твое, извини, тоже… Но если ты настаиваешь, мне придется забрать у них твои грабли…

– Да ладно, пусть работают, – пожала плечами Лиза.

Похоже, мое красноречие не произвело на нее особого впечатления. Пожав плечами, она отошла в сторонку – видимо, для того, чтобы ее не видели в одной со мной компании. Как это ни обидно было осознавать, но в своем новом классе я был чужим человеком. Ребята меня игнорировали, девчонки посмеивались над моими ушами…

В одиночестве Лиза находилась недолго. Сначала к ней подошла одна ее подруга, затем вторая, третья… Девчонки сначала молча наблюдали за алкашами, которые к тому времени немного сбавили темп. Затем стали подшучивать над ними меж собой, а потом их остроумие перекинулось и на меня.

– Трохин, это твои братья, да? – спросила курносая пигалица; кажется, ее звали Люба.

– Если да, то вы очень похожи… – куражилась брюнетка – симпатичная, но с крупными, выпирающими вперед зубами.

Эту я знал и по имени, и по фамилии. Катя Миронова. Она сидела передо мной за вторым столом первого от окна ряда. Вчера эта нахалка во всеуслышание заявила, что контрольную по математике я скатал у нее. Правда, она почему-то получила тройку, а я пятерку…

– А если нет? – грустно спросил я.

– Все равно похожи, – хихикнула Катя.

– Тебе телефон дать? – не выдержал я.

– Чей? Их?… У вас что, в джунглях телефоны есть?

Мертворожденная острота, но тем не менее девчонки засмеялись. Меня это еще больше сконфузило, но язык уже жил своей жизнью.

– И стоматологи тоже. Есть у меня один знакомый, он зубы выравнивает, я тебе номер его телефона дам, хорошо?

– Сам к нему сходи, – стушевавшись, буркнула Миронова.

Словом, она меня больше не донимала. Но нанесла удар делом. Привела к нам классного руководителя, Марию Степановну, дородную женщину лет сорока. Важная и грозная, она долго смотрела на трудо-алкоголиков, как будто ждала, когда они закончат работу. А они уже как раз разравнивали место, где совсем недавно лежала куча. Поджав губы, Мария Степановна перевела взгляд на меня.

– И что это все значит, Трохин? – Голос у нее грудной, зычный, звучит, как охотничий горн, извещающий о появлении зверя.

– Он их за деньги нанял, – подбоченившись, вякнула Катя.

– Та-ак! – сложив руки на пышной груди, протянула классная.

А тут еще сизоносый толстяк подошел ко мне с протянутой рукой. Дело сделано, плати по счету. И плевать ему на мою учительницу со всеми ее идейными принципами… Я встал так, чтобы он своим грузным телом закрыл меня от надутой Марии Степановны, быстренько достал из кармана пять рублей, сунул их ему в руку, так, чтобы она не видела. Но толстяк как будто нарочно растянул купюру пальцами, выставил на солнце, чтобы рассмотреть водяные знаки. Как будто мы в школе на уроках труда только тем и занимались, что печатали фальшивые пятирублевки.