Полная версия
Кто будет президентом, или Достойный преемник
Виктор Олегович рассеянно посмотрел на письмо. На нем и впрямь было выведено большими красными буквами «СРОЧНО!». В душе у Мохова зашевелилось неприятное предчувствие.
«Еще не слава богу», – подумал он и взял конверт.
Пальцы после двух стаканов джина слушались плохо, и, прежде чем добраться до содержимого конверта, Виктор Олегович разорвал конверт чуть ли не пополам. Подрагивающими пальцами он достал пачку цветных фотографий. Затем, не сводя с верхнего снимка взгляда, нашарил на столе очки и водрузил их на нос.
Несколько минут Виктор Олегович разглядывал фотографии. На его посеревших скулах отчетливо проступили красные пятна. Лицо стало потным и неприятным. Наконец он выпустил фотографии из пальцев, открыл верхний ящик стола и смахнул их туда. Затем посмотрел на дверь.
«ТАТЬЯНА!» – пульсировало у него в мозгу. Некоторое время он размышлял, затем мотнул тяжелой, круглой головой: «Нет, она здесь ни при чем. Она такая же жертва, как и я. Но как я мог влипнуть? Попался, как мальчишка».
В груди у Мохова сдавило, он сморщил лицо и приложил к груди ладонь. Посидел в этой позе с полминуты, дожидаясь, пока отпустит. Затем, почувствовав себя чуть лучше, протянул руку и снял телефонную трубку. Тут взгляд его упал на разорванный конверт.
«Ах да, – опомнился Виктор Олегович. – Про главное забыл».
Он горько усмехнулся, убрал руку с телефона и вытащил из конверта белый листок бумаги, сложенный вдвое. Раскрыл его и прочел:
$10 000. Место и время укажем позже. Ведите себя хорошо.
Фраза была набита на компьютере и распечатана на лазерном принтере. Ничего примечательного – заурядный листок.
У Виктора Олеговича снова заболело сердце. Лицо его стало пергаментным, губы посинели.
– Черт… – выговорил он, сжимая пятерней грудь.
Пискнул зуммер коммутатора. Мохов нажал на кнопку.
– Виктор Олегович, – заворковал динамик голосом Татьяны, – к вам Долгов. Вы можете его принять?
– Скажи, пусть подождет минуту.
– Хорошо, Виктор Олегович.
Коммутатор пискнул и отключился.
– Вовремя… – прошептал Мохов, морщась от боли. – Задницей чует, стервец, когда нужен.
Дождавшись, пока боль утихнет, Мохов налил себе еще джина и быстро выпил. Боль окончательно отпустила. Виктор Олегович достал из кармана платок, вытер потное лицо, затем нажал на кнопку коммутатора и коротко приказал:
– Впусти Долгова.
10
Когда Андрей пошел в кабинет, Виктор Олегович сидел в кресле со стаканом в руке и читал нараспев:
Здесь лежит купец из Азии, толковымбыл купцом он. Деловит, а незаметен.Умер быстро: лихорадка. По торговымон делам сюда приплыл, а не за этим…– Бродский, – сказал Андрей, подходя к столу.
– Угадал. – Мохов отхлебнул из стакана.
Долгов знал, что у Хозяина есть манера – читать вслух стихи, когда ему особенно паршиво. Что-то вроде психотерапии. Что ж, каждый спасается от депрессии по-своему. Однако, чтобы угодить Хозяину, Андрей года полтора назад тоже взялся за стихи. Каждый вечер перед сном он учил наизусть по четверостишию и уже через несколько месяцев мог заткнуть за пояс любого профессионального чтеца с его хваленой профессиональной памятью.
Андрей сел на стул и закинул ногу на ногу.
– Татьяна сказала мне, что принесла вам письмо, – негромко произнес он, стараясь говорить спокойно и хоть немного успокоить Хозяина монотонной просодией своего голоса. (Прием этот часто срабатывал.)
– Да, есть такое.
– Это из-за него вы такой бледный?
Мохов прищурился:
– А я бледный?
– Слегка, – ответил Андрей.
Виктор Олегович отхлебнул джина и засмеялся:
– Ты всегда был наблюдателен. А я было думал тебя обмануть. Ладно, ты прав. Мне чертовски плохо.
– Сердце? – прищурил черные глаза Андрей.
Мохов кивнул:
– И оно тоже.
– Если хотите, я вызову «скорую», – предложил Андрей.
Виктор Олегович покачал головой:
– Нет. Никаких врачей. По крайней мере, сегодня. – Он снова отхлебнул джина. Андрей с неодобрением посмотрел на стакан. Мохов перехватил его взгляд и усмехнулся. – Алкоголь меня не убьет. Это мое горючее, ты ведь знаешь.
– Это ваша жизнь, – почти равнодушно заметил Андрей. – Что это было за письмо? Ведь вы хотите со мной о нем поговорить.
– Да, хочу. Мной серьезно занялись, приятель. Кто-то хочет сжить меня со свету.
Андрей слегка приподнял тонкую, черную бровь.
– Вы про эту дурацкую статью в Интернете? – поинтересовался он.
– Не только. На меня объявили охоту, Андрей, – уныло проговорил Мохов.
Андрею была знакома эта интонация. Она подтверждала, что Хозяин впал в глубокую депрессию.
– Меня загнали в угол, – продолжил Мохов тем же упавшим голосом. – Хотят ударить по самому дорогому – по семье.
– Но в статье не было ничего сказано про семью, – возразил Андрей.
Виктор Олегович поднял на Андрея пустые глаза и глухо произнес:
– Ну, значит, я говорю не о статье.
– Не о статье? – удивился Андрей. – Тогда о чем?
Хозяин выдвинул верхний ящик стола, достал из него желтый кодаковский конверт и швырнул на стол.
– Вот, полюбуйся, – со вздохом сказал он. – Надеюсь, тебя это не слишком шокирует.
Андрей взял конверт, достал из него пачку фотографий и принялся неторопливо их разглядывать.
– Ну, как? Нравятся? – с мрачной иронией осведомился Хозяин.
Андрей запихал пачку обратно в конверт и сказал:
– Сколько они за это хотят?
– Десять тысяч долларов, – ответил Мохов, устало откидываясь на спинку кресла. – Иначе грозятся разместить фотографии в Интернете. Я им отдам десять тысяч, они мне – негативы.
– Не так уж и много, – заметил Андрей.
Мохов поморщился:
– Дело не в этом. Откуда я могу знать, что фотографии не появятся в Сети?
– Можно объявить это фотомонтажом.
– Можно. Но, боюсь, он на этом не остановится. Пока негативы у него, он чувствует себя хозяином положения.
Андрей обдумал все, что сказал Хозяин, потом спросил, чуть понизив голос:
– С Татьяной уже говорили?
– Нет, – мрачно ответил Виктор Олегович. – Уверен, что она здесь ни при чем.
– Но поговорить все равно надо. На снимках именно она. Она может быть связана с…
– Нет, – грубо оборвал Мохов. – Выброси это из головы. И не расстраивай девчонку.
Андрей едва заметно усмехнулся.
– Вы в ней так уверены? – тихо поинтересовался он.
– Не меньше, чем в тебе, – сухо ответил Виктор Олегович. – К тому же она слишком умна, чтобы пойти на это. Она бы не стала подставляться.
– Как знать, – недоверчиво произнес Андрей. – Я бы не прочь с ней побеседовать, но раз вы говорите, что она…
– Дай слово, что не будешь к ней лезть, – потребовал Виктор Олегович.
– Даю, – совершенно спокойно ответил Андрей.
Мохов взял бутылку и наполнил стакан наполовину. Хотел отхлебнуть, но вдруг передумал и поставил стакан перед Андреем.
– Пей, – сказал он.
Андрей взял стакан и отхлебнул.
– Ну как? – осведомился Виктор Олегович.
– Как всегда, – ответил Андрей. – Дерьмо.
Мохов засмеялся.
– Ты единственный трезвенник, которого я знаю, – весело сказал он.
Веселье Хозяина попахивало истерикой, и Андрей отлично это понимал, однако вежливо улыбнулся и сказал – спокойно, почти бесстрастно:
– Насчет этих фотографий, босс… Я бы не загадывал заранее. Нужно все основательно проверить. Возможно, публикация в Интернете и эти снимки никак между собой не связаны.
Мохов надменно дернул губой.
– Ты веришь в такие совпадения?
– Вполне, – ответил Андрей. – Скоро выборы. Врагов у вас множество, и многие из них готовы дорого заплатить, лишь бы не допустить вас к власти.
Мохов с полминуты молчал. Затем пристально посмотрел на Андрея и сказал:
– Ты займешься этим?
– Да, – спокойно ответил тот. – Думаю, с нашими связями найти врага не будет большой проблемой.
– Мне озаботить милицию?
– Не стоит. Попробую обойтись своими силами. Если не получится, тогда можно будет подключать тяжелую артиллерию.
Виктор Олегович кивнул и потянулся за бутылкой.
11
За грубым, сколоченным из мореных дубовых досок столом сидел сухой, небритый мужчина лет сорока. Короткая стрижка, шрам, рассекающий левую бровь, колючий водянистый взгляд и синие наколки на пальцах выдавали в нем человека, которого следует если не уважать и бояться, то по крайней мере опасаться.
Он потягивал из кружки пиво и лениво поглядывал по сторонам, время от времени наклоняясь и сплевывая в пепельницу сквозь зубы, словно все, что он видел, вызывало в нем отвращение. Изредка он прикрывал набрякшие веки и будто бы дремал или чем-то грезил. Посидев так несколько секунд, он неожиданно выходил из своей странной дремы и снова принимался за свое пиво.
Когда небритый мужчина в очередной раз открыл глаза, он увидел, что за столиком, прямо напротив него, сидит человек. Как тот сумел так тихо усесться за стол, было непонятно. Человек этот был относительно молод и худ. Желтое лицо, черные, слегка раскосые, как у татарина, глаза, острые скулы.
Небритый мужчина вгляделся в лицо незнакомца, но желтая физиономия того не показалась ему знакомой. Между тем незваный гость улыбнулся и тихо сказал:
– Привет, бродяга.
Небритый окинул незваного гостя изучающим и неприязненным взглядом.
– Я тебя знаю? – сухо спросил он.
Незнакомец чуть склонил голову набок, внимательно разглядывая собеседника, и ответил – абсолютно спокойно:
– Достаточно того, что я тебя знаю. Ты Гиря.
Небритый откинулся на спинку стула и небрежно сказал:
– Я-то Гиря, а ты что за ком с горы?
– Я друг Сержа Чубарого. Можешь звать меня Андрей Маратович.
Гиря подумал, подвигал толстыми надбровными дугами, оттопырил нижнюю губу и задумчиво произнес:
– Чубарый авторитет. А вот тебя, паря, я в первый раз вижу. Откуда я знаю – друг ты ему или нет.
Незнакомец усмехнулся:
– Тебе нужны доказательства? Пожалуйста. Две недели назад ты с корешами взял кассу продуктового магазина «Лакомка». Кореша твои сидят на нарах, а тебя отмазали. Хочешь знать, кто именно тебя отмазал? Майор Коренев. А хочешь знать, кто его попросил майора Коренева тебя отмазать?
Незнакомец замолчал, иронично поглядывая на Гирю. Гиря облизнул пересохшие губы, прищурился и сказал:
– Вон ты куда клонишь…
В голове у него был сумбур. С одной стороны, желтолицый незнакомец (Андрей Маратович, как он просил себя называть) выглядел, как полный фраер. С другой – он знал Сержа Чубарого. И еще этот майор Коренев… И «Лакомка»…
Гиря сглотнул слюну. Фраер оставался непроясненным, и Гиря начинал не на шутку тревожиться.
– Итак, – снова заговорил незнакомец (Андрей Маратович), – ты готов к разговору? Или хочешь, чтобы мы сидели и пялились друг на друга еще полчаса.
Гиря наклонился и сплюнул в пепельницу. Затем снова откинулся на спинку стула и криво усмехнулся.
– Говори, если есть что сказать, – вальяжно проговорил он. – А если нечего – проваливай. Вон Бог, а вон порог.
– Мне есть что сказать, – спокойно сказал Андрей Маратович. – Но сперва скажи ты, Гиря. Ты готов вернуться на нары?
– Ты пугать меня, что ли, думаешь, братишка? – с добродушной улыбкой проговорил Гиря. – Так не трудись. Я не боюсь ни тебя, ни майора Коренева, ни черта с рогами. Если у тебя ко мне дело, так давай – излагай. А вздумаешь мне угрожать…
Некоторое время мужчины смотрели друг другу в глаза. Затем усмехнулись – одновременно.
– Ты мне нравишься, – выдохнул Гиря. (Пристально изучив физиономию Андрея Маратовича, он пришел к выводу, что этого фраера лучше не обижать. В раскосых глазах незваного гостя, на самом их дне, таилось что-то мертвенно-спокойное, холодное, что-то от дикого, хищного зверя, который сидит в засаде и выслеживает добычу.) – Ты мне нравишься, – повторил Гиря. – И я верю, что ты знаешь Чубарого. Угостить тебя пивом?
– Нет, – ответил Андрей Маратович. – Но за предложение спасибо. Я вижу, ты неплохо разбираешься в людях. А дело у меня к тебе следующее, Гиря…
12
Максим Воронов выбрался из машины и с наслаждением вдохнул свежий, влажный воздух улицы. В ресторане он малость перебрал, и теперь его немного мутило.
– Дверцу захлопни, – попросил таксист.
– Ах да. Извини, брателла.
Максим захлопнул дверцу такси. Машина тронулась и, развернувшись, покатила прочь со двора. Проводив ее взглядом, Максим достал из кармана сигареты и закурил. Захлопнув крышечку зажигалки, он вдруг втянул ноздрями воздух, затем поднес рукав к носу, понюхал его и поморщился.
«Опять духи, – с отвращением подумал он. – Всюду эти проклятые духи… Лучше бы от меня воняло машинным маслом или бензином».
Домой идти Максиму хотелось. Там та же вонь, только еще гуще и гаже. И кто только придумал эти духи! Но с другой стороны, бог знает, каким дерьмом воняло бы от этих старых кошелок, если бы они не поливали себя «Шанелью».
Максим усмехнулся своим мыслям, задумчиво посмотрел на кончик сигареты, вздохнул и тихо проговорил:
– Что за жизнь… С утра до вечера одни бабы. С друзьями пообщаться некогда.
– Завидую тебе, братан, – услышал он у себя за спиной чей-то негромкий, хрипловатый голос.
Максим вздрогнул и от неожиданности чуть не выронил сигарету. Обернувшись, он увидел перед собой невысокого, коренастого мужчину в темном свитере. В сгущающихся сумерках Максим не смог разглядеть его лица.
– Чего тебе? – резко спросил Максим.
– Мне-то? Да ничего. А тебе?
Максим был на полголовы выше незнакомца и шире его в плечах, поэтому решил не церемониться с прохожим и послать его по известному всем адресу.
– Слушай, мужик, шел бы ты на…
– Ц-ц-ц, – тихо проговорил незнакомец и покачал головой. – Тише, фраерок. Не надо выражаться. У людей открыты окна, а возле окон могут быть дети.
– Да срать я хотел на тебя и на твоих детей, – презрительно проговорил Максим. – Чего ты ко мне прицепился, мудак? Иди куда шел.
– Значит, я мудак? – задумчиво уточнил незнакомец. – Я мудак, да? Ну-ка, повтори, чего сказал.
Максим снова смерил взглядом коренастую, сухопарую фигуру незнакомца. Мужик был явно слабее его, а значит, опасаться было нечего. Однако на всякий случай Максим решил чуть сбавить обороты. Проблемы ему были не нужны.
– Я бы тебе повторил, да вижу, ты и так хорошо запомнил, – сухо сказал он. – Хочешь здесь стоять – стой. А мне пора. Бывай, мужик!
Максим повернулся и пошел к подъезду. Незнакомец за его спиной цыкнул зубами и громко и отчетливо проговорил:
– Задрота припарашная.
Максим встал как вкопанный. Он понял, что незнакомец не просто обозвал его. Незнакомец плюнул ему в спину. Цыкнул сквозь зубы слюной ему на пиджак – на пиджак, который стоил двести баксов. Да хрен с ними, с баксами. Он плюнул в спину ему, Максиму Воронову. Какой-то недомерок с кривой рожей плюнул в него!
Подрагивая от гнева, Максим медленно обернулся.
– Ну, все, мужик, ты покойник, – сухо проговорил он и, угрожающе набычив голову, двинулся на недомерка.
Вопреки ожиданию Максима незнакомец и не подумал отступать. Он ждал приближения Максима спокойно, как ждут, пока проедет машина, чтобы перейти через дорогу. На губах незнакомца поигрывала усмешка. Можно было предположить, что низкорослый наглец не прочь вступить в драку, но он даже кулаки не сжал. И это взбесило Максима еще больше. «За кого он меня принимает?» – пронеслось у него в голове.
Тут необходимо кое-что разъяснить. Дело в том, что Максим Воронов был когда-то чемпионом района по боксу. Соревнования были юношеские, да и минуло с тех пор лет двенадцать, но Воронов до сих пор считал себя неплохим бойцом. Например, однажды он сумел нокаутировать двух хулиганов, которые сделали опрометчивую попытку проинспектировать его бумажник возле пивбара. Хватило двух ударов, чтобы положить противников на асфальт (Максим не удержался, чтобы самому не проинспектировать их карманы, и в итоге разжился парой тысяч, которые и экспроприировал – «за моральный ущерб»).
Но этот странный незнакомец не был похож на уличных хулиганов. Он просто стоял и ждал. Максим надвигался на незнакомца медленно и твердо, сжимая по пути кулаки и не пытаясь скрыть своих намерений.
Мужик, по-прежнему ухмыляясь, сунул правую руку в карман.
Максим уловил это движение и взял правую руку незнакомца на заметку.
Наконец они сошлись вплотную. И тут произошло нечто непредвиденное. Правая рука незнакомца, с которой не спускал глаз Максим, так и осталась в кармане, зато с левой произошла мгновенная метаморфоза: незнакомец резко выбросил ее вперед, и в грудь Максиму уткнулось узкое лезвие ножа. Откуда взялся нож – одному Богу известно. Или (что вернее) дьяволу.
Максим остановился как вкопанный, слегка отведенное назад для удара плечо застыло, словно оцепенело. Максим во все глаза смотрел на лезвие ножа.
– Оп-па! – проговорил наглец и тихо засмеялся.
Максим перевел взгляд с ножа на лицо незнакомца.
– Какого черта? – спросил он дрогнувшим голосом. – Чего тебе надо?
Незнакомец перестал смеяться.
– Чего мне надо? – тихо переспросил он.
– Да. Чего ты хочешь?
– Хочу посмотреть, какого цвета у тебя кишки, фраерок. Хочу выпотрошить тебя, как курицу.
– Но… зачем? – недоуменно и испуганно спросил Максим. – Тебе нужны деньги?
Незнакомец насторожился.
– А у тебя есть? – недоверчиво поинтересовался он.
Максим сглотнул слюну и ответил:
– Немного.
– Сколько?
– С собой рублей… пятьсот.
Незнакомец нагло усмехнулся:
– Не густо. Как же ты платишь за своих баб, если ходишь с пустым кошельком? Хотя, пардон, кажется это они за тебя платят. Ты ведь альфонс?
– Э-э-э… Я…
– Чего ты блеешь, как овца? Отвечай, как мужик. Альфонс или нет?
Максим покосился на мерцающее лезвие ножа и промямлил:
– Я, собственно, не совсем понимаю, какой смысл вы вкладываете в это…
– Ну, ты тупой, – дернул щекой незнакомец. – Платят за тебя бабы в кабаках?
– Случается. Но я бы не сказал, что это норма, потому что…
– Закрой, – небрежно приказал незнакомец.
– Что? – не понял Максим.
– Рот закрой, – насмешливо ответил незнакомец. – Утомил. А теперь слушай меня внимательно, писюк. Видишь вон ту машину? – Он кивнул через плечо на одиноко стоявшую у бордюра черную «мазду». – Видишь или нет?
Максим прищурился и кивнул:
– Да.
– Чего да?
– В-вижу.
– Молодец. Топай туда. Только потихоньку. Имей в виду: если что, я церемониться не буду. Чирк – и все.
За время разговора Максим успел прийти в себя. Он слегка приосанился, на лице его появилось выражение оскорбленной гордости.
– А если не пойду? – с вызовом произнес Максим. – Ты что, зарежешь меня? Прямо во дворе?
– Ты в этом сомневаешься?
Максим вспомнил, что с подобными субъектами нужно вести себя уверенно, как с собаками, выдавил из себя усмешку и сказал:
– Убери нож, парень. Тут полно людей. Тебя наверняка видели. Твою рожу раз увидишь – не забудешь, с закрытыми глазами нарисуешь.
Вместо ответа незнакомец вдруг дернул рукой. Максим вскрикнул и отпрянул, схватившись рукой за порезанную щеку. Между его пальцев текла кровь.
– Ты что, сука, делаешь? – страдальчески простонал он.
Удар ногой в пах заставил Максима взвыть и согнуться пополам.
– Это тебе за суку, – пояснил незнакомец. – Хочешь еще?
– Ты меня порезал… – почти плача простонал Максим. – Я весь в крови.
– Ничего с тобой не случится, фраерок. В машине есть пластырь. Заклеишь, чтобы не испоганить салон. Топай к машине. Ну!
На этот раз Максим подчинился. Его рука, прижатая к щеке, была испачкана кровью, но не сильно; судя по всему, порез был не слишком глубокий.
– Ты меня изуродовал, – плакал, шагая к «мазде», Максим.
– Шрамы украшают мужчину, – возразил незнакомец. – А будешь скулить, я тебе еще больше вывеску попорчу.
13
Наконец Максим остановился возле машины.
– Обожди малек, – сказал незнакомец.
Он переложил нож в другую руку, достал из кармана грязный платок и протянул его раненому.
– Прижми к роже. Капает еще.
Максим посмотрел на платок и поморщился:
– Он грязный.
– Ничего, ты тоже не чистый. Держи, говорю! Или тебе вторую долю раскроить?
Максим взял платок и прижал его к окровавленной щеке.
– Не капает? – деловито осведомился бандит.
Максим всхлипнул и ответил:
– Нет.
Бандит кивнул, затем легонько стукнул костяшками пальцев по тонированному стеклу «мазды». Стекло с тихим жужжанием опустилось.
– Вот, – сказал бандит мужчине, который сидел в салоне. – Привел тебе твоего архаровца. Впустишь?
– Пусть садится на заднее сиденье. Сам сядешь рядом с ним.
Бандит открыл дверцу, запихнул Максима в салон, затем забрался сам. Человек, сидевший на водительском кресле, обернулся. У него было узкое, смуглое лицо и раскосые, как у калмыка, глаза. Он мельком глянул на Максима, перевел взгляд на бандита и сухо спросил:
– Что у него с лицом?
– Поцарапался, – насмешливо ответил тот.
– Не хотел идти?
– Угу.
Узкоглазый кивнул и перевел взгляд на Максима.
– Извините, забыл представиться, – спокойно сказал он. – Меня зовут Андрей Маратович. А вас – Максим Воронов, не так ли?
Максим всхлипнул, скривил губы и обиженно ответил:
– Я вас не знаю.
– Теперь знаете, – возразил узкоглазый. – Надеюсь, вы в состоянии внимательно слушать?
Максим промолчал. Тогда бандит толкнул его локтем в бок и грубо сказал:
– Отвечай, тварь, когда с тобой солидный человек разговаривает.
Максим скривился от боли и жалобно попросил узкоглазого:
– Скажите ему, чтоб он меня не трогал.
– Гиря, не трогай его, – сказал бандиту узкоглазый.
Тот ощерил рот в усмешке:
– Будет хорошо себя вести – не трону. А будет плохо… – Он качнул перед носом у Максима лезвием ножа.
– Ну-ну, – осадил его узкоглазый. – Не слишком размахивай ножом, а то кого-нибудь поранишь. А вы, Максим, не обращайте на Гирю внимания. Он вас не убьет. По крайней мере, пока я его об этом не попрошу, – добавил без тени усмешки узкоглазый. – Итак, вы готовы побеседовать?
– Готов, – промямлил Максим.
– Отлично. – Андрей Маратович облизнул кончиком языка узкие губы и заговорил снова: – Я знаю, что вы пытались шантажировать одного известного человека. Сфотографировали его во время любовных утех и теперь угрожаете отдать снимки газетчикам. Вспомнили, о ком я говорю?
Максим страдальчески сморщился.
– Вы имя назовите, – попросил он.
Андрей Маратович несколько секунд сверлил Максима глазами, затем вдруг кивнул и усмехнулся:
– Ах вот оно что. Я вижу, у вас это дело поставлено на поток. А я-то думал, почему всего десять тысяч? Ведь вы могли попросить в три раза больше.
– Я не жадный, – слабо проговорил Максим.
– Правильно, – сказал узкоглазый. – С миру по нитке – голому рубашка. Кто будет подымать бузу ради десяти косарей? Но тут, уважаемый Максим, вы просчитались. Человек, о котором я говорю, не просто бизнесмен. И отчитывается он не только перед собственной женой. Он политик, а это, согласитесь, особая статья.
В глазах Максима мелькнуло понимание.
– Вон вы о ком, – облегченно вздохнул он. – О Мохове.
– О нем, – кивнул Андрей Маратович. – Видите ли, Виктор Олегович – мой ближайший друг. И с моей стороны было бы полным свинством не помочь ему в беде.
– И мой тоже, – подал реплику Гиря. – Олегович – человек. Я любому пасть за него порву.
– Вот видите, – абсолютно серьезно произнес Андрей Маратович. – Народ его любит. И если вы идете против Мохова, значит, вы идете против народа. Вы ведь не хотите идти против народа?
– Не хочу, – слабо проблеял Максим.
– Вот и хорошо. – Андрей Маратович прищурил и без того узкие глаза и вдруг резко спросил: – Где негативы?
– Нега… – Максим сглотнул слюну и наморщил лоб, пытаясь сообразить. – Они у меня… в квартире.
– Вы уверены?
– Да. Лежат в ящике стола.
– В нижнем или верхнем?
– В верх… то есть в нижнем.
Андрей Маратович удовлетворенно кивнул.
– Отдайте ключи от квартиры Гире, – сказал он. – Он сходит и заберет негативы. А мы с вами подождем в машине. Вы не против?
– Я? – Максим опасливо покосился на сидящего рядом бандита. Тот дружелюбно ему улыбнулся. Максим вздохнул и потянулся рукой к карману.
– Только без глупостей, – предупредил Андрей Маратович.
Предупреждение было излишним. У Максима в кармане не было оружия. А если бы было, он бы все равно не решился им воспользоваться. Обычно Максим постоянно носил с собой короткоствольный «Удар», заряженный газовыми мини-баллонами. Но сегодня утром, как назло, оставил его дома. А может, не назло? Может, правильно сделал, что оставил? Мужики-то вроде серьезные. С этими лучше не шутить. И не столько из-за этого мордатого уголовника (с уголовниками Максим общался и раньше и более-менее знал, чего от них ожидать), сколько из-за второго – узкоглазого. Было в его лице что-то такое… изуверское, что ли. Даром что интеллигентный. Такой оторвет тебе руку и будет спокойно наблюдать, как ты корчишься от боли. Как ребенок, который отрывает бабочкам крылья из простого любопытства и не чувствует при этом никаких угрызений совести.