Зона Топь

– А как же я с ним разговаривать буду?

– Понятия не имею, – весело пожал плечами племянник.

– Хорошо. – Аня встала, поправила легкий джемпер. – Раз уж меня родная мама сосватала на позирование, чего тянуть. Буду в гостинице часов в одиннадцать.

Сделав несколько шагов по площади, обрадованный художник взмахнул рукой, тут же напротив тормознуло такси – и перед Аней открылась дверца автомобиля…

Аня смотрела по сторонам, восхищаясь постройками древнего города. Ветер доносил запахи цветущих олив, растущих на тротуарах и в маленьких садиках между домами. На балконах сушилось белье и подушки, из открытых окон улыбались любопытные итальянки, зеленели плети плющей, ползущие по стенам.

Так странно, что она сейчас здесь, в Италии, а не в промерзшей Москве и тем более не в поселке Топь, в котором провела почти четыре года. Вряд ли кому еще приходилось пережить столько, сколько ей.

Военный поселок Топь остался там, в России, в далекой лесотундре.

Три с лишним года назад Анна уехала из Москвы за своим мужем Григорием. Григорий Арцибашев служил начальником охраны в особой Зоне Топь. Приехав в отпуск к родной сестре, он, неожиданно для всех и особенно для себя, женился на дурнушке Ане, которая умудрилась попасть под колеса его автомобиля, когда Гриша возвращался из казино.

На Ане он женился в первую очередь из жалости, а во вторую – из желания видеть рядом свою собственную женщину. А еще она была хорошо образованна, интересна как собеседник, из семьи научных работников – папа, между прочим, академик, но главное и самое важное – влюблена в него без памяти.

Зона и поселок располагались над месторождением радиоактивной руды. В Зону для работы в шахте переправлялись острожники с пожизненным заключением, то есть с отсрочкой смертной казни. Долго в Зоне Топь «контингент» не выживал. Лечить их было экономически невыгодно, а о моральном аспекте для особей, совершивших преступления, выходящие за рамки человечности, думать не полагалось. Зэков только обследовали, выявляя особо интересные для медицины случаи.

На большинство людей радиация оказывает отрицательное воздействие, с Аней же произошло чудо.

В поселок она приехала ростом метр пятьдесят пять и весом в сорок килограммов. Плохая кожа и мальчишеская фигура не прибавляли красоты. За первый год она выросла на десять сантиметров, пополнела и обрела фигуру Венеры. Григорий влюбился в собственную жену и ревновал ко всем подряд. И зря, Анна любила только мужа. И они счастливо прожили почти два года.

А потом случилось несчастье. Григорий, на которого местные отклонения действовали отрицательно, заглушал свой страх водкой. Однажды он сильно напился и замерз в снегу по дороге домой. И тогда, оставшись без его защиты, Анна попала в лабораторию Зоны Топь.

Начальник и фактический владелец Зоны и поселка Топь Аристарх Кириллович Лоретов, решил исследовать феномен Анны. Она не просто выросла и похорошела, у нее кардинально изменился состав крови, мышечной ткани и вообще всего организма. Каждая клетка тела была лекарством для другого человека. Она стала бесценной. Ее кровь могла излечить смертельно больного, ее пот мог омолодить кожу безнадежного старика.

Такие феномены случались в истории человечества, но не часто, и на современном уровне они не изучались.

Аристарх обманом заманил Анну в секретную лабораторию и продержал там год, испытывая все значимые лекарства. От аспирина и викасола до антибиотиков, наркотиков и антидепрессантов.

Прошлой осенью этот ужас закончился. Ане удалось сбежать из Топи. В пути она познакомилась с Машей, ставшей ей близкой подругой.

Теперь она с любимой мамой и Вовкой путешествует по весенней Италии, и у нее начинается любовное приключение. Понятно, что мама нарочно отправила ее с художником – знает, что больше года у дочери не было ни романтических отношений, ни мужчины вообще.

А завтра она возвращается домой, в Москву.

* * *

Тетка Полина решила, что ее любимой Хавронье, в которую она вложила столько денег, пора приносить прибыль, то есть поросят.

Хавронья была куплена «по случаю». Везли в Москву косяк голландских хрюшек для выставки, а одна приболела. Ее оставили в ветеринарной клинике в Клину, на случай либо выздоровления, либо списания.

Именно в этот день тетка Полина приехала в клинику кастрировать своего сошедшего с ума от любвеобильности кота с редким именем Вася.

Вдовой тетке Полине было жалко мужской силы Василия, но уж очень сильно он орал ночами во дворе и рвал обои в доме. В большой комнате, которую тетка по привычке называла «залой», кот умудрился сорвать со стены ковер. Лазая по столам в поисках еды и развлечений, Вася разбил две чашки. Соседи посоветовали кота кастрировать, предрекая, что дальше может быть хуже.

В клинике тетка Полина еще оплачивала дорогощую, по ее мнению, операцию, а Василий уже лежал в операционной без существенной части тела.

Получая из рук медсестры полусонного кота, тетка Полина заметила, как уборщица открыла кладовку, где на полу лежала хрюшка.

Хавронья отличалась особой красотой: вместо белесой щетины – рыжеватая шерсть, ресницы не белые, а коричневые, и взгляд умный.

– А кто это у вас? – Полина показала пальцем на кладовку. – Там?

– А это уже ничего. Болеет она.

Акт о списании хрюшки был уже подписан. Медсестра с врачом считали, по сколько они выручат за мясо на рынке.

С детства работая на свиноферме, тетка Полина сразу оценила, чего стоит лежащая на полу свинья.

– Так я ж ее выхожу. Я ж о такой хрюшке всю жизнь мечтала. Породу хочу разводить.

Вышедший из операционной врач переглянулся с медсестрой.

Второй день ветеринаров останавливала медицинская этика. Мясо мясом, но свинюшка была уж очень хороша. Да еще с паспортом.

– У тебя деньги-то есть? – спросила Полину медсестра. – Остались после кота у тебя деньги?

Посмотрев на потолок, затем на свинью, лежащую в углу кладовки, тетка Полина все-таки решилась.

Расстегнув пальто, затем вязаную кофту, через ворот теплого платья она залезла за пазуху. Пошуровав в бюстгальтере, Полина вытащила клеенчатый кошелечек с металлическим замочком – кругленькими пимпочками.

Лет сорок такому кошелечку. Как он смог сохраниться, да еще на жаркой груди хозяйственной тетки – подобный феномен науке еще изучать и изучать.

В кошелечке были спрятаны «подкожные». Не «заначка», рассованная между страницами четвертого тома собрания сочинений Антона Павловича Чехова, и не «сбережения», лежащие под процентами на сберкнижке, а именно «подкожные», с которыми хозяйка расставалась только в бане. Четыре бумажки по пятьсот рублей.

– Две тысячи. Последние. – Тетка Полина просительно улыбнулась сначала врачу, затем медсестре и, на всякий случай, уборщице.

Врач сдался первым. Умертвлять, а затем резать свинью ему не хотелось. Медсестра тут же с ним согласилась и ловко выдернула четыре пятисотки из трудового кулака тетки Полины.

То есть Хавронью спасла красота.

В деревне каждый пришел посмотреть на Хавронью. Не ленились приводить приезжающих в гости родственников.

Породниться с Хавроньей желали три семьи, сдержанно, но настойчиво расхваливающие своих хряков. Денег за случку брать не желали, только потомство.

Боясь конкуренции, с левого конца деревни пришла в гости кума Ирина.

Ирина начала с главного – выставила на стол тетки Полины не самогон, а настоящую водку и жареную курицу под закуску. Через полчаса плотного ужина завела неспешный разговор.

– Твоя Хавронья дама голландская, морозоустойчивая, будет приносить по пятнадцать поросят, что дорогого стоит. Это я, Полина, понимаю. Но ведь и у моего Борьки приличная родословная. Ихненное потомство запросто дипломы на выставках получит, следовательно, на любом мясокомбинате другое отношение, мясо закупают вне очереди и цена приличная. На рестораны и кафе будем работать.

Тетке Полине и высказанное уважение, и коммерческое предложение понравились.

Сговорились «соорудить» случку в ближайшие дни, то есть завтра, ближе к обеду.

* * *

Садясь в машину, я услышала перезвон телефона.

– Алло. – Одной рукой я взяла телефон, другой достала косметичку.

– Манька! – рявкнул в трубку голос брата. – Ты охренела? Ты почему не звонила? Я думал, ты телефон потеряла, так и… блин с ним, но почему не звонишь?

– Толя, милый, прости, отключила вечером телефон и забыла. – Засунув трубку в «гнездо» на передней панели, я красила глаза. – Так устала вечером, так устала. Сняла номер в гостинице, объелась вкуснейшим ужином и уснула.

– Объелась? – Толик помолчал. Он у меня ростом метр семьдесят два и столько же в плечах. Качает железо и очень следит за диетой, считая, что лучше переесть, чем недоесть. – Тогда понятно. Отобрала товар?

– Уже еду оплачивать. – Я подкрасила губы. – Подъезжаю к банку. Как самочувствие, как дела в магазине?

– Осталось два обогревателя и так, по мелочи.

– Не боись. – Я завела мотор и осторожно вырулила с платной стоянки. – Товар обещали загрузить сегодня же. Как там Кирилл и Данила?

– Мы все тут вкалываем… – Толик отвлекся. – Тот обогреватель мощнее и разница всего в пятьдесят рублей, идите оплачивайте, а то и его заберут… Алло, Маня! Мы все, мужики, тут, в магазине! Я, Кирилл, Даник и Ривз. В доме холодно. Ты подумала насчет домработницы?

– Конечно. – Я положила косметичку в бардачок. – Только об этом и думаю. Толик, из деревни к нам никакая работница не наездится, из дачного поселка никто не пойдет, там люди богатые. То есть нужно брать работницу на проживание. А если я с ней не уживусь?

– Ты ни с кем не уживешься, Машка. Ладно, работай.

Мне стало обидно… но, действительно, пора ехать в банк.

В банке я передала все нужные бумаги, подписала платежки. Перекинула деньги со своего счета на нужные счета.

Мне кажется, с такой работой может справиться любой старшеклассник, даже не интересно. Самый творческий раздел экономики заключается в составлении бизнес-плана. А вот поэзия, то есть высшее достижение творчества в экономике – это сочинение отчетов. Вот тут я самовыражаюсь по полной. Тут моя фантазия работает без ограничения.

Какой я испытываю кайф! Эти вычисления многоходовок, перекидывание денежек на дополнительные счета, подтасовка чеков и авансовых отчетов. О! Да! Особенно, когда удается нае… обмануть нечестных поставщиков и максимально минимизировать расходы. Про налоговую я не буду рассуждать. Святое не трогаем.

Уже в машине мне перезвонили поставщики с Митинского, подтвердили получение денег и обрадовали начавшейся отгрузкой. С чистой душой я отправилась в универмаг «Москва».

Первую покупку я сделала, как всегда, с трудом. Трясущейся рукой протянула кассирше кредитку, повлажневшим взглядом проследила за процессом снятия денег и получила коробку с сапогами на немыслимом каблуке, с шелковой ручной вышивкой на голенище и со стразами. Страшно смотреть, особенно на цену. Но положение обязывает, пора становиться состоятельной замужней дамой и заканчивать с имиджем уматывающейся на работе матери-одиночки.

Вторая покупка прошла легче – купила Толику длинное пальто. Ценник оставила, пусть братец чувствует заботу.

А дальше понеслось – нижнее белье себе; трусы брату и Даниле; розовый полушубок из мутона, отделанный песцом, понятное дело кому; перчатки лайковые на всю семью, включая маму и отчима Бориса Ивановича.

Пять мужских джемперов, два из которых – Кириллу. Себе десять пар колготок и три юбки. И так, еще по мелочи, тысяч на двадцать. Парфюм и золотой браслетик – себе, стельки от потных ног – братцу. Напоследок вспомнила о мужских носках. Тридцать пар всех расцветок.

То есть кассу универмагу я сделала и кредитку свела почти под «ноль».

* * *

Вон она, со стоянки выруливает, на серебристом «Лексусе».

Жора прислонился лбом к оконному стеклу.

Уехала возможность. Теперь придется по морозу тащиться домой, отсыпаться, а вечером опять прислуживать за столами. И так еще двадцать семь лет, до пенсии. Если раньше не выгонят.

Стекло леденило лоб.

Жора думал о своей ненависти к нищете. Самое главное, он ненавидит себя. У него нет денег, нет семьи и нет надежды изменить свою судьбу. Был, был шанс, а он его просрал.

И что теперь? Чего он ждет? Если хорошенько подумать… Неужели он не уговорит Машу дать ему возможность переговорить с Анной, а через нее узнать телефон Топи? Сможет!

Адрес Маши есть в гостинице, оформляли ее по паспорту. Бегом!

Но не все так быстро делается, как хочется. Администратор сдала все бумаги вчерашних постояльцев в бухгалтерию, а бухгалтерша прибудет только к обеду.

Хотелось сорваться с места немедленно. Но… он всю жизнь либо ничего не делал, чего-то ожидая, либо срывался с места не подумав.

Вот куда сейчас могла поехать Маша? Не домой, это точно, домой она могла и вчера доехать, не тратя времени и денег на ресторан. Значит, у нее дела в Москве. Ну, точно, вчера она говорила о банке. Значит, полдня времени у него есть.

…Три часа и двадцать две минуты Жора разгадывал кроссворды в холле гостиницы. Он встретил бухгалтершу с таким выражением счастья на лице, что замужняя, чуть перезрелая и абсолютно циничная дама решила все-таки осчастливить полудурка Жору интимной близостью. Может быть, даже на этой неделе.

Деньги бухгалтерша выдала без задержки. Адрес Маши Жора нарыл сам.

Поцеловав размякшую бухгалтершу, Жора быстро дошел до директора, наплел ему про заболевшую бабушку и помчался.

Он сбежал по лестнице, захватил дубленку и выскочил на улицу, забыв переменить лаковые туфли на зимние сапоги.

Его синяя «Мазда» согрелась довольно быстро, и он погнал машину на Ленинградскую трассу.

* * *

…В такси Луиджи сидел в полуметре от Ани, улыбался своим мыслям. Минут через десять такси въехало в тесный дворик.

Таксист, принимая деньги, сворачивал голову в сторону Ани и экспрессивно орал «белиссимо» и «меравигиосо».

Луиджи водителя не слушал, он взял Анну за руку и помог выйти из машины.

Студия оказалась просторным помещением на третьем этаже старого дома, со стеклянной крышей и белыми стенами.

Стоящие вдоль глухой стены высокие зеркала были с бархатными шторами, сейчас закинутыми на обратную сторону. На деревянных стеллажах, плотно друг к другу, как книги, корешками к посетителям, стояли десятки картин.

Анну Луиджи посадил на белый куб. Жестами показал снимание блузки и юбки. Анна раздевалась без ненужного жеманства. Взамен одежды Луиджи дал ей прозрачный шарф и закрепил его римской брошью на левом плече, оголив правую грудь.

Сидеть – вернее, полулежать, пришлось часа три. Больше Анна не выдержала. Встала, обошла удивленного художника и посмотрела на мольберт. Набросок был хорош. Анна понравилась сама себе. В зеркале она выглядела… проще. А в наброске были лето и страсть.

Не раздумывая, Анна расколола брошь, и шарф упал на пол. Луиджи правильно понял ее желание, и они занялись любовью прямо на полу, на прозрачном шарфике. Совсем не стыдно и очень приятно.

После душа Анна опять забралась на куб и просидела два часа.

Теперь не выдержал Луиджи. Он, с изменившимися от желания глазами, накинулся на нее прямо на кубе, не снимая шарфика.

Анна решила, что на сегодня хватит. Оделась и попросила проводить ее до такси.

Луиджи суетился, улыбался, долго не отпускал руку, даже когда она села в такси, и показывал на своем сотовом цифру 10.00.

Анна ответила «о’кей» и, немного уставшая, поехала в гостиницу.

Мама ждала ее, сидя на балконе гостиницы. Завидев, побежала открывать дверь.

– Ну как? Ты мне честно скажи, я не зря тебя к нему отправила?

– Не зря. Хочу кушать и спать.

– Тогда действительно не зря, – заулыбалась мама. – Через полчаса общий сбор в ресторане. А я совсем не хочу есть, меня и Вовку закормил наш новый знакомый, Юрий Владимирович. Взял путевку на три недели и на второй заскучал.

Зевнув, Аня похлопала себя ладошкой по губам.

– Я буду рада вашему роману.

Обернувшись к зеркалу, Валерия провела пальцами вокруг глаз, оживляя тонкую кожу.

– Не знаю, Аня, не знаю. Мы завтра улетаем, а он остается еще на неделю. Разберемся в России.

На следующее утро Анна приехала ровно в десять. Отпустив такси, она подняла голову и увидела в окне мансарды осунувшееся лицо Луиджи. Он чуть не вывалился от радости!

Быстро сбежав вниз, он прямо на улице начал орать что-то восхищенное, целовать руки и лицо. В окнах соседних домов показались любопытствующие. Не обращая на них внимания, Луиджи стал тыкать в дисплей своего телефона, в цифру 10.00. Аня достала свой телефон и показала ему время.

Схватившись за голову, Луиджи стал указывать на две буквы в правом углу дисплея. Оказывается, он ждал Аню вчера в десять вечера. Сказав «сорри», немного обиженная Анна повернулась и пошла в сторону ближайшей широкой улицы, где ездило больше машин. Вопль Луиджи заставил ее подпрыгнуть и распахнуться все окна в соседних домах.

Схватив Анну за руку, Луиджи силой потащил ее в подъезд и не отпускал, пока они не поднялись на третий этаж.

Сначала они занимались любовью на незамеченном ею вчера диване, затем в душе, а потом Аня попросила перерыв. Три часа она отдыхала на кубе, с шарфиком на плече, а затем тут же занималась любовью с Луиджи.

И вдруг ей резко надоело подобное занятие сексом: когда она не понимает ни слова из разговора партнера. Внезапно она заметила, как назойливо громко он говорит, слишком сильно ее хватает и слишком часто дышит. Анна быстро оделась, показала жестами «хватит», тридцать раз повторила «Ноу!» и вылетела на улицу.

Такси поймала тут же и благополучно сбежала в гостиницу.

Днем автобус отвез их в Рим, и Юрий Владимирович махал рукой, глядя только на маму. А вечером они летели в Москву.

Володя просматривал фотографии в фотоаппарате, Аня спала, Валерия Николаевна мечтательно смотрела на облака за бортом.

* * *

Хряка привезли в час дня.

Из прицепа к «Жигулям» Ирина и ее муж Коля с гордостью вывели розового кабанчика килограммов на двести.

Оценив параметры Борьки, тетка Полина благосклонно кивнула, разрешая доступ к телу.

Делегация направилась к дощатому сараю, выкрашенному в веселенький желтый цвет.

Хавронья с ужасом смотрела на здоровенного кабана, который тут же стал деловито к ней принюхиваться. Хавронья широким задом вжалась в стенку утепленного сарайчика, решив не сдаваться розовому нахалу.

Прошел час, другой. Время близилось к трем. Наблюдатели, пристроившись на сене в углу, уже допили первую бутылку самогона и закусили сальцем от родственника Борьки, а Хавронья все не подпускала к себе ухажера, борясь за девичью честь.

Она уворачивалась, прыгала и рычала, выставляя немалые клыки. При очередном маневре хрюшка снесла боковую перегородку. Начала трещать задняя стенка сарая.

Ирина толкнула в бок супруга, и тот, перестав рассматривать грязные ногти, предложил помочь созданию семейных отношений. То есть подержать Хавронью, пока к ней пристроится хряк.

Полина, глядя своей любимице в глаза, начала уговаривать, объясняя, что с девственностью все равно придется расставаться, так уж лучше под руководством опытных людей да с хорошим мальчиком, чем не пойми с кем и на чужом дворе.

Хавронья внимательно слушала хозяйку, иногда повизгивая, но, вильнув мощным боком, хряка к себе не допускала.

Двухсоткилограммовому «мальчонке» надоело уговаривать «девушку», и он пошел гулять по сараю. Хавронья от усталости завалилась на бок, отдыхая.

Обойдя по периметру сарай и сожрав попавшуюся на пути горку моркови, апельсиновые очистки и старый шерстяной шарф, хряк решил, что он отдохнул, перекусил, пора и любовью заняться. И рванул к невесте с новыми силами и конкретными намерениями.

Хавронья от страха шарахнулась к задней стенке сарая, надавила – и та проломилась под ее ста пятьюдесятью килограммами. А хряк все наседал, норовя выказать скопившуюся страсть.

Хавронья, не желающая переходить из статуса девушки в статус женщины, вывалилась во двор. Пробуксовав в снегу посередине двора, она рванула на полной скорости в сторону дороги, скользя копытами по замерзшим лужам… Хряк припустился за ней.

На такие мелочи, как заборы, люди, кусты или автомобили, ни перепуганная Хавронья, ни воспылавший любовью хряк Борька внимания не обращали.

За двумя дипломированными свиньями с озабоченным видом бежала тетка Полина, кума Ирина и ее супруг Колян, на ходу допивающий желтую самогонку из второй поллитры.

* * *

Немного было мутновато в голове от недосыпа из-за разговора с Жорой, слегка подташнивало и очень хотелось пить, но я твердо вела машину по трассе Москва – Питер, надеясь до вечера добраться до дома.

В глазах слегка мерцали и рябили пейзажи за ветровым стеклом, но я надеялась, что справлюсь… Зря.

Сразу за Клином ожил сотовый телефон. Сначала я поговорила с братом, он очень переживал из-за возможного опоздания купленного товара. Следующий звонок был от мамы, она радовалась потеплению. Кирилл позвонить не соизволил, видимо не сомневаясь в моем скором появлении и в том, что я не изменю ему «никогда», то есть в ближайшие лет десять.

Меня опять начали грызть пираньи ревности… Но Судьба на свете есть! Позвонила моя любимая подруга Аня. Как только приземлилась в Шереметьеве, а это было минуту назад, так сразу набрала мой телефон.

Я только-только проехала Клин. До Шереметьева было раз в десять ближе, чем до дома. Голос Анны обещал интересные рассказы и сувениры.

– Аня, так соскучилась по тебе. Хочешь я развернусь, подхвачу тебя, маму и Вовку в аэропорту и отвезу домой?

– Если тебе не трудно, – как всегда, тоном английской леди начала благодарить Аня…

Радуясь скорой встрече, я начала тормозить, готовясь к развороту… и это спасло мне жизнь.

Глазам своим не поверила, когда из кювета дороги, слева, под колеса моего «Лексуса» метнулась огромная коричневая туша.

Я крикнула в телефон: «Аня! Черт!» – и подпрыгнула, нажимая на тормоза, но поздно. Сильнейший удар заставил вильнуть машину вправо, руль дернулся, и два пальца левой руки щелкнули нестерпимой болью. И, может быть, обошлось бы без дальнейших осложнений, но непонятно откуда выскочил огромный розовый свин, и второй удар снес машину в кювет справа.

Машина упала на правую сторону и, свалившись с дороги, перевернулась. Крыша и пол поменялись местами, окна залепило снегом. Сиденье сдвинулось со своего места и вжало ноги в живот. Руль ударил меня в лицо.

Я теряла сознание и захлебывалась собственной кровью.

Тетка Полина кинулась к Хавронье, отлетевшей к краю дороги в глубокий сугроб, и бросилась на нее сверху, проверяя пульс. Свинюшка смотрела на хозяйку страдающими глазами, подхрюкивая, просила помощи. Животинку трясло от боли и холода. Тетка Полина сняла с себя теплый пуховый платок и накрыла им Хавронью как одеялом, подталкивая края под бока.

– Потерпи, моя девочка. Чуть-чуть потерпи.

Борька остался на асфальте, пытался встать, вертя налитыми кровью глазами, Ира бегала вокруг свина, причитая: «Маленький мой! Живой мой мальчик!»

Колян отбросил бутылку и в два прыжка спустился с дороги. Черный «Лексус» лежал колесами вверх среди девственного белого поля, наполовину утонув в образовавшемся сугробе. К машине вела утрамбованная крышей автомобиля дорога умятого снега. Колеса «Лексуса» еще крутились.

Проваливаясь по грудь в снег, Колян обошел машину, счистил с ветрового стекла снег. Изнутри по стеклу стекала клякса крови.

Сильно дернув дверцу со стороны водителя, он сделал шаг назад, на всякий случай. Из машины в снег кулем вывалилась молодая женщина. Лицо залито кровью, в правой руке зажат телефон.

С дороги сбегали Полина и Ирина.

– Что там, Коля? Жив шофер?

Николай разжал послушные пальцы пострадавшей, в телефонной трубке настойчиво спрашивал женский голос: «Алло, алло, Маша, Маша… Алло… Кто-нибудь ответит?» Он поднес телефон к уху.

– Алло. Это Николай. На черном «Лексусе» ваша знакомая?

– Да, моя подруга Маша.

– В аварию попала ваша подруга, – Николай шмыгнул носом, – в хреновую.

– Она жива?

– Так непонятно еще. Вот, лежит в снегу, лицо в крови. – Николай нагнулся, потрогал шею. – Господи, где ж, блин горелый, они тут пульс щупают?

– Николай. – Голос Анны стал спокойным. – Вы сначала продиктуйте мне адрес аварии, а затем постарайтесь положить Машу обратно в машину. На улице минус двадцать, в снегу она замерзнет. И сразу звоните в «Скорую» и в ГАИ. Я приеду через полчаса, я в Шереметьево.

– Понял, не дурак деревенский.

Несмотря на то что его колотило от холода и нервного потрясения, Колян толково объяснил, на каком километре машина потерпела аварию, дал привязку по местности.

Следующие звонки он также сделал быстро и вразумительно, зная, что его голос записывается и на «Скорой», и в милиции. Времени, чтобы обезопасить себя от большого срока, оставалось мало.