Лагерный пахан

– Нехорошо… Придется тебе загладить свою вину.

– Как это загладить?

Ее возмущение трудно было назвать яростным, но дыхание у нее перехватило.

– А так, в ресторан со мной сходишь.

– Ну, если только на часик-другой…

Ни жеманства в ее взгляде, ни кокетства, но это и не обязательно, главное, что она согласна… Трофим чувствовал себя рыбаком, на крючок которому попалась брыкастая щука. Осталось вытащить ее на берег и посадить на кукан.

– За пару часиков мы только до Москвы доедем…

– А потом еще столько же в очереди ждать, когда место освободится, – усмехнулась она. – Если вообще дождемся… Не надо в Москву. Разве здесь ресторана нет?

– Есть, но не фонтан.

– Не знаю, не была.

– Разве что немного посидеть, ну а потом… – Трофим нарочно затянул паузу.

– Что потом? – мнительно глянула на него Кристина.

– Ну, ко мне можно заглянуть. Я домик на Побережной снимаю… Река совсем рядом, погода какая, искупаться можно…

– А дальше что?

– Ну ты как маленькая…

– А ты у нас уже большой, – усмехнулась она. – Рано ты меня домой к себе зовешь, ох как рано… И вообще, не надо меня никуда звать. Не хочу я с тобой!

– Да ладно тебе…

Трофим потянулся к ней, чтобы обнять ее одной рукой, но Кристина резво сделала шаг в сторону.

– Уже и руки распускаешь… Быстрый же ты… Не надо было с тобой миндальничать, сглупила я…

Момент истины был так близок, но «щука» снова срывается с крючка… Трофим закусил губы с досады. И на кой он тянул ее к себе домой?..

– Но в ресторан же ты хотела, – понимая, что дело дрянь, тускло сказал он.

– Это чтобы тебя не обидеть.

– Так я же не обиженник, чтобы обижаться.

– Вот и гуляй вальсом. А я домой.

Он вспомнил, как час-два назад она не позволила ему уехать, в сущности, сама в пассажиры к нему напросилась. Что, если этот номер и сейчас пройдет?..

– Ну, тогда пока.

Он сделал ручкой, но не уезжал. Зато она повернулась к нему спиной и продолжила свой путь к остановке.

– Эй, погоди! – не выдержал он.

Но Кристина даже не обернулась.

* * *

Настоящие пацаны не сдаются, не гнутся и не ломаются. Трофим выждал день и снова навязал себя Кристине. Она возвращалась с работы, а он подъехал к ней, безропотный и смиренный. Он тоже умеет создавать видимость.

– Тебе не надоело за мной гоняться? – спросила она.

Голос звучал недовольно, но в глазах угадывались шалые блестки.

– Так делать все равно нечего, – небрежно пожал он плечами.

– Дома почему не бываешь? Мать бы навестил…

– Так я и подъехал для того.

– Хочешь, чтобы я тебя за ручку к маме привела?

– Да нет, если б ты ей денег передала…

– О, нет! Когда у нее деньги, на кухне становится очень шумно! – в мажорной улыбке обнажила она белоснежные зубы.

– Тогда я сам передам.

– Это что, шантаж?.. – скорее притворно, чем всерьез возмутилась Кристина.

– Ну да. Или – или. Или ты идешь со мной в ресторан, или…

– То вину загладить, то шантаж… Далеко пойдешь, парень!

– Да мне далеко не надо. В ресторан и с тобой…

– Боюсь, это только начало…

– А ты не бойся.

– Не бойся и расслабься… – безрадостно усмехнулась она.

– Ну так что, едем?

– Какой же ты быстрый… Ладно, поехали. Но только недолго.

И снова Кристина оседлала мотоцикл, снова обняла Трофима сзади.

Ресторан в Чернопольске сложно было назвать шиковым. Просторное овальное помещение, широкие окна с выходом на главную городскую площадь, ассортимент вроде бы ничего, кабацкая музыка. Но публика несолидная да и опасная – шушера блатованная да трудяги-алкоголики. Поножовщина здесь – дело обычное. Оттого, видимо, и официантки такие хмурые – как фронтовые санитарки с переднего края.

Но днем здесь спокойно. Музыки нет, но и народу едва-едва – командированные да местные алкаши со звоном в кармане… Но именно тишина и не нравилась Трофиму. Ему размах был нужен, чтобы вокруг все гремело и бурлило, чтоб ощущение тревоги щекотало нервы, чтоб можно было начистить чей-нибудь борзой хрюльник. Скучно, когда тишь да гладь, и ощущение собственной крутизны, как та улитка, все норовит уползти в свою раковину…

Трофим выбрал столик поближе к эстраде. Возможно, Кристина войдет во вкус и не захочет уходить отсюда, а там и вечер наступит, музыканты лабать начнут. На столе несвежая скатерть, затасканный стаканчик с одним-единственным пластмассовым цветком, заплеванная горчица в треснувшей вазочке. Официантка подошла к ним с таким видом, будто Трофим собирался навьючить на нее пару ящиков со снарядами.

– Заказывать что будем? – кисло спросила она.

– А меню где?

– Да зачем? Из первого только харчо, из второго только шницель с гречкой…

– Зачем тогда спрашиваешь?

– Пить будете?

– А что есть?

– Только водка.

– А шампанское?

– Говорю же, только водка…

– А в три цены?

– Ну, бутылочка найдется…

Повеселевшая официантка ушла, вернулась с подносом. Шницель с гречкой, капустный салат, шампанское и водка.

– Бедлам, – Трофим презрительно оттопырил нижнюю губу. – Говорил же, не фонтан…

Не так он представлял свое рандеву с Кристиной. Шик-блеск вокруг, а он посреди всех такой крутой и недоступный, официанты в пояс кланяются, стол от деликатесов ломится, а она вся такая в фильдеперсах… Хоть с одним все в порядке – Кристина выглядела на загляденье хорошо.

– Ничего, зато отобедаем…

Принужденной улыбкой она пыталась скрыть разочарование, но этим нагнетала еще большую тоску. Уж лучше бы прямо сказала, что дело табак.

– Шампанское теплое… – проворчал Трофим.

– А мы не будем его пить.

– Что, водку будешь?

– Если шампанское не буду, то водку подавно… Меня же муж дома ждет.

Трофим вздернулся, как будто под нос бутылку с техническим нашатырем сунули.

– Я не понял, ты сейчас со мной или с мужем?

– С тобой. Но не для того же, чтоб ты мне мужа заменил. Мы же с тобой соседи, вот и пообедаем по-соседски… Я понимаю, ты рассчитываешь на большее, но извини…

Она смотрела на него вроде бы виновато, но напористо и непоколебимо. Как будто на все сто была уверена в том, что не уступит Трофиму…

Он чувствовал, как в нем закипает желчь. Не для того он заманивал Кристину в ресторан, чтобы отпускать ее от себя нецелованной. Там, возле библиотеки, она еще могла брыкаться и топать ножкой. Но здесь, в кабаке, в этой святыне блатного мира, она уже не вправе его динамить. Раз она пришла сюда, значит, согласна на все. И если ей это непонятно, придется объяснить…

– Ты что-то не то говоришь, – угрожающе насупился он.

– Что не то? – ожесточенно глянула на него Кристина.

И он понял, что не сможет наехать на нее ни сейчас, ни потом. Был в ней какой-то кремниевый волнорез, о который разбивались волны его агрессии. И она знала об этом, потому и чувствовала себя так уверенно. Потому и не боялась вилять хвостом… Семижильная красотка, и повезло ж кому-то… Шмакову, этому бочонку с дерьмом, повезло…

И все же Трофим не терял надежды.

– Ничего… – сконфуженно мотнул он головой.

– Пойми, я люблю своего мужа, – увещевательным тоном сказала она.

Он мятежно глянул на нее… Она что, издевается?

– Не понимаю. Как можно любить такого прыща?

– Напрасно ты так. Викентий – очень хороший… Ну, не красавец. Но ведь в мужчине это не главное… Давай не будем об этом. Все равно ты ничего не поймешь…

– Это вряд ли.

– Знаешь, почему волков санитарами леса называют? – спросила Кристина и сама же ответила: – Потому что они слабых пожирают… И ты такой же волк. Слабых ты за людей не считаешь. Я не буду говорить, хорошо это или плохо, скажу, что Викентий – не слабак. Поверь, был бы он слабаком, я бы его не полюбила…

– Значит, любишь! – снова завелся Трофим.

– Ты же не глухой, чтобы повторять.

– А как же я?

– Ты думаешь, зачем я здесь? Чтобы договориться с тобой, по-хорошему… Парень ты с норовом, дров сгоряча наломать можешь. Так вот, я тебе хочу сказать, что если с Викентием что-то случится, то я тебя сама, своими руками…

Она улыбалась, но в глазах минус сорок по Цельсию и твердокаменная уверенность в собственных силах. Такой взгляд, что оторопь берет…

– Странная ты какая-то, – усмиренно покачал головой Трофим.

– Какая есть… Ладно, так уж и быть, выпью с тобой на посошок.

Она лишь пригубила из рюмки, ковырнула вилкой шницель, и на этом трапеза закончилась.

– Домой меня отвезешь? – спросила она.

Но Трофим еще не потерял последнюю надежду.

– Может, лучше ко мне?

– Снова ты за свое? – укорила его Кристина.

– А если ты мне нравишься?

– Найдешь себе девушку…

– Такую не найду.

– Извини, но я тебе ничем не могу помочь… И вообще, сколько можно извиняться? Будь мужчиной, веди себя достойно… Ладно, оставайся, я сама…

Но Трофим все же последовал за ней. Но вернулся в ресторан, как только отвез Кристину домой, вернулся…

* * *

Горемычная душа искала забвения на дне бутылки. Трофим пил, не зная меры. И, как ему казалось, совершенно не пьянел.

За окнами ресторана давно уже темно, лабухи устали дуть в микрофоны, под соседним столом лежит в дуплет упитый мужик, где-то рядом гогочет пьяная компания, чьи-то расплывчатые рожи перед глазами… Трофим тряхнул головой, натужно сфокусировал зрение… Ну да, знакомые вывески. Котя Сом и Рома Конопля. Когда-то, еще до зоны, Трофим тусовался с ними. Пришли в кабак, увидели его, подсели…

Трофим напряг память. Да, он помнил, как пацаны подошли к нему, а что дальше – разрешил он приземлиться или нет? И еще вопрос – сколько уже выпито и кто за все платит?..

– Давно вы здесь, пацаны? – спросил он.

– О, ля, очнулся? – осклабился Сом.

Морда у него здоровенная, шеи почти не видно – такое впечатление, будто одна голова прямо в плечи врастает. Ну точно Сом.

– Это кто ля? – взбесился Трофим. – Ты за базаром следи!

– Извини, братан, ляпнул, не подумал, – прижух Сом.

– Ляпнул он… За такой ляп без башки остаться можно!

– Да говорю же, не подумал.

– Ладно, живи… – успокоившись, махнул рукой Трофим.

Столовый нож со звоном упал на пол из гранитной крошки. Только сейчас до Трофима дошло, что на Сома он бросался с железкой в руке. Нож хоть и тупоносый, но все же… Похоже, водка капитально заклинила мозги. Так и до греха недалеко. Ноги делать надо.

Но неожиданно его взгляд зацепился за белокурую грацию в дальнем конце ресторана. Она сидела к нему спиной за столиком в компании нехлипких на вид мужичков, от которых можно было огрести по пятое число. Но ее светлые волосы стали для Трофима зажженной спичкой, брошенной в бочку с порохом. Точно такие волосы были у Кристины… Что, если это она развлекается с кабацкой пьянью?..

Никто не стал удерживать его, когда он сорвался с места. А сам он застопориться не смог – тормоза сорвало вместе с башней.

Трофим подошел к девушке, с силой опустил руку ей на плечо, развернул к себе… Нет, это не Кристина. Обознатушки… Но поздно поворачивать назад. Уже всплыла перед ним красная от злобы морда. А глаза как у мужика светятся – видно, что давно ждал повода кулаки разуть.

– Ты чо, мурло! В бубен давно не получал?

Сначала в нос ударил спертый запах перегара, а затем в том же направлении полетел здоровый, как дыня, кулак. Трофим и сам не понял, каким чудом успел отскочить назад. Не дотянувшись до него, мужик завалился вперед, не смог удержать равновесие и плашмя рухнул на пол. Трофим не растерялся и со всей силы двинул его ногой по голове. Раз-два, и все с левой…

Но на помощь своему дружку ринулись остальные, Трофим понял, что сейчас из него сделают котлету. И вовремя он вспомнил про «наган»…

– А-а-а!.. Бах! Бах!..

Визги, крики, шум падающих стульев – все смешалось в пьяном сумбуре. Кто-то из нападавших упал, хватаясь за живот. Это и отрезвило Трофима. Голова еще пока плохо соображала, но ноги уже несли его к выходу…

На улице его снова накрыло, да так, что в памяти образовался провал. Он не помнил, как добрался домой, как поднялся на второй этаж, как кто-то из соседей открыл ему дверь. Сознание включилось, когда он стоял у дверей в комнату Шмаковых и со всей мочи молотил в нее рукоятью «нагана».

– Открывай, сука!

В сознание он пришел, но мозги на место не встали. Вокруг соседи, мать вцепилась в рукав, но Трофим не унимался.

– Зашибу! Открывай!

Но дверь оставалась закрытой. Открывалась она наружу – ногой не выбить… Подсказку дал сам черт, дергавший за извилины мозга, как ямщик за поводья конной упряжки. Трофим вспомнил, что у соседа Бунякина есть топор.

Тот заупрямился, инструмент дать отказался, пришлось кулаками выбивать у него согласие.

Топор большой, тяжелый, Трофим бил по двери с размаху – хватило нескольких ударов, чтобы снести преграду со своего пути. Он ворвался в комнату, но наткнулся на ствол охотничьего ружья. Если бы в него целился Викентий, он бы не остановился – уверовал бы в то, что этот хлюпик не посмеет выстрелить, и бросился бы на него. Но ружье держала Кристина. На лице суровое спокойствие и сосредоточенность, в глазах стужа. Никаких сомнений в том, что выстрелит. У Трофима опустились руки. И «наган» с глухим стуком упал на пол.

Черт в голове притих, но прочь не убрался, кровь не остывала. Трофим не стал кидаться грудью на ружье, но набросился на Викентия, который в одних трусах и майке жался к отважной жене.

– Что ж ты за бздун такой? – презрительно выкрикнул он. – За бабу спрятался?

Викентий не прятался за Кристину, он всего лишь стоял рядом с ней, и вид у него вовсе не был жалким. Он держал в руке нож и даже, казалось, готов был пустить его в ход. Но для Трофима это ничего не значило, даже если бы Шмаков превратился вдруг в свирепого тигра, он бы и тогда продолжал считать его полным ничтожеством.

– Заткнись, паскуда! – зашипела на него Кристина. – Как знала, что так и будет!

И снова черт в голове дернул за «поводья» – Трофим взбеленился.

– Будет!!! Никуда ты от меня не денешься, поняла!.. Лучше застрели!!!

В истерическом исступлении Трофим рванул на себе рубаху, сорвал ее с себя. Немного подумал, бросил ее под ноги и принялся топтать. Глаза бешеные, у рта пена. Кристина смотрела на него, не скрывая своего презрения. Но на спуск не нажимала…

Кто-то схватил его за одну руку, затем за вторую. Трофим решил, что это кто-то из соседей, дернулся, пытаясь вырваться. Но сила захвата лишь увеличилась. А затем чья-то рука обхватила его голову. Его сбили с ног, больно ткнули носом в пол. Только тогда он понял, что соседи здесь ни при чем…

Глава 3

Трофим открыл глаза. Женская туфля на высоком каблуке, лодыжка, колено, бедро… Красивая ножка, даже в тумане перед глазами видно, что загорелая. Черная юбка натянута на ноги, но ее длины не хватает, чтобы закрыть и половину бедра… Юбка, кофта, слегка обрюзгший подбородок, полные щеки, синеватые лапки сосудов на массивном носу. И глаза – маленькие, злобные и наглые.

– Ну чего уставился? Буркалы сломаешь!

На него смотрела женщина с ладной фигуркой, но корявым лицом. Потрепанная, затасканная. Но зубастая. Дрянь.

Трофим медленно поднялся с заблеванного бетонного пола, качнулся, пытаясь удержать равновесие. Распухшее от побоев лицо, заплывший глаз, кости трещат, почки болью взывают о пощаде. Темный коридор за решетчатой стеной, скамейки вдоль шершавой стены, под потолком яркая лампочка со специальным защитным колпаком. Даже одной извилины бы хватило, чтобы сообразить, где он находится. Клетка ментовская, «обезьянник», куда суют «погорельцев» сразу после задержания. А лицо всмятку и тело вперемолку – ясен пень, менты постарались, душевно отбуцкали, ничего не скажешь…

Он напряг память. Да, были менты. Скрутили его, связали, навешали люлей для приличия и засунули в машину, доставили в отделение – а здесь «пивком» угостили, больно по почкам били, гады. Так больно, что лампочка в голове потухла. Только-только включилась, и то в треть накала. Каша под черепной костью, в душе куча дерьма.

Пинали его менты тут, в этой камере. И никакой бабы здесь не было. Видать, потом подсунули… Трофим навис над ней, зловеще полыхнул взглядом.

– Ты на кого пасть разинула, тварь?

Женщина стушевалась, испуганно потупила взгляд… Никакая она не зубастая. Уж Кристине точно в подметки не годится. Та бы не менжанулась, а у этой поджилки от страха затряслись. Хоть сейчас бери за волосы да на лавке раздвигай – все сделает, даже не пикнет… Но менты, возможно, только того и ждут. Потому и подсадили к нему бабу. Их дежурка должна находиться рядом, дверью выходить на камеру. А в двери, как правило, окошко, откуда можно наблюдать, чем занимаются в «обезьяннике». Может, какой-нибудь рукоблуд уже пасет «погорельцев» в ожидании развратного действа…

Трофим ухмыльнулся, сел на лавку напротив соседки. По привычке охлопал карманы рубахи в поисках сигарет. Но нет ничего, ни рубахи, ни курева. И в джинсах пусто… Но в камере витал табачный дух, он улавливался даже распухшим носом. Кто-то совсем недавно курил. Ясно кто… Он пристально глянул на сокамерницу, жестко усмехнулся.

– Только не говори, что у тебя нету…

Она все поняла, торопливо полезла в лиф кофточки, достала оттуда сигарету и зажигалку, протянула ему.

– «Дорожные»… – прочитал он на облатке. – Значит, в дорогу. Типа, на посошок… Откуда смоль? – дерзко хмыкнул он. – Менты оставили? И чем ты их отблагодарила?

– Чем надо.

– Может, и мне спасибо скажешь, а? Мне ж воли долго не видать, а на крытом «спасибо» не говорят. Да и некому. Там одно мужье, а бабы только снятся…

– Разжалобить хочешь?

– Ага, в жилетку тебе поплакаться… Где там твоя жилетка?

– Где надо!

– Как зовут хоть?

– Нина.

– Оп-ля! Нинка как картинка с фраером гребет… – разыгрался Трофим.

Подсел к ней, обнял за плечи… Нинка была похожа на Кристину примерно так, как чудовище на красавицу. Волосы черные, спутанные, лицо даже на третий сорт не тянет, дешевым пойлом от нее несет и табачной перекисью. Зато ножки какие, да и под кофточкой есть что пощупать…

Кристина осталась в прошлом. В настоящем только Нинка. Видно, что шалава подзаборная, но уже скоро не будет и этого. Завтра утром спустят в подвал, сунут в камеру предварительного заключения, там уже никаких баб…

– А я Трофим… Нормальное имя, да? Влюбиться можно?.. Полюби ты меня, Нинка!..

Дурачился он неспроста. И это не заигрывание, а своего рода самоуспокоение. Если весело, значит, жить можно. Даже если это искусственный кураж, все равно дышать легче…

– Ну, не знаю, – гундосо, угрюмо произнесла она. – А почему тебе воли не видать? За что ты здесь?

– А ты?

– Да пьяная шла, а тут мусора… Козлы…

– Не то слово… А я…

Трофим запнулся, лицо его потемнело, взгляд налился свинцом… Он еще не в тюрьме, но уже за решеткой, здесь нельзя никому верить, и душу открывать первому встречному негоже. Вообще нельзя откровенничать, потому что менты хитры и коварны, на любую пакость способны… А наседок-стукачей убивать надо…

– Что ты? – неосторожно поторопила его Нинка.

Впрочем, она уже и без того выдала себя с головой.

– Да лишку дал, – подобрел, для того чтобы сбить ее с толку, Трофим. – Ну и с ментами поцапался… Ничего такого. Но ты же знаешь, какие они, нет вины – что-нибудь придумают. Им бы человека посадить…

– Ну да, – кивнула она.

– Так ты любить меня будешь?

Трофим бесцеремонно облапил ее большую, но мягкую и обвислую грудь.

– Так сразу? – Как будто какая-то пружина сжалась в ней.

– Ну а чего… А потом поговорим… Я тебе все расскажу…

Его рука полезла к ней под юбку, и ее пружина разжалась, ноги разошлись, нет, разбежались в стороны, как кошка с собакой… Зеленый свет, жми на газ…

Трофим жал как одержимый. И плевать, что за ними наблюдают менты. Пусть извращаются, если они такие похабники.

Отвалился от использованного тела, натянул штаны. В настроении диссонанс – с одной стороны, хорошо, с другой – тошно. Не та баба Нинка, чтобы в кайф… Да и она, похоже, ничего не поймала. Для нее раздвинуться – что до ветру сходить… Шлюха. И наседка, курва ментовская…

– Хочешь знать, на чем я погорел? – злобно ощерился Трофим. – А суку одну придушить хотел. Знаешь, как?

Он резко, одной рукой обхватил ее шею. Но душить не стал: передумал.

– На мусоров, тварь, работаешь? – шипящим голосом спросил он.

Но ответить она не успела: к решетке подскочили менты. Угрожающе щелкнул замок под напором ключа, со скрипом открылась дверь, с хрустом опустилась дубинка на подставленные руки.

Трофим успел закрыться от одного удара, но второй обрушился на незащищенный затылок. Треск в ушах, фейерверк в глазах, сознание поскакало по полу как вывалившийся из корзины баскетбольный мячик. Еще удар, еще…

* * *

Он растекся по стулу, как медуза на прибрежном камушке. Не было сил удерживать тело в собранном состоянии. Почки болят, мышцы спины выкручиваются наизнанку, голова как будто чужая. И катастрофически не хватает воздуха…

Только что Трофим сыграл с ментами в слоника. Это их любимая забава – надеть на голову противогаз и пережать шланг. Выживешь, хорошо, будешь веселить мусоров дальше – это же так потешно наблюдать, как жертва с красной от потуг рожей, хлопая выпученными глазами, жадно хватает ртом воздух… Минут пять прошло, как с него сняли шлем, а легкие до сих пор гудят как кузнечные мехи: невозможно надышаться…

– Ну как, нормально? – хмыкнул один опер.

Он называл свою фамилию, но Трофим ее не запомнил. После скверной ночки его сознание напоминало трясущуюся на кочках тележку с низкими краями – что-то оставалось в ней, что-то выскакивало. Фамилия в одно ухо влетела, в другое вылетела, а звание осталось. Старший лейтенант он.

– Теперь будешь знать, как женщин душить, – добавил второй.

А с этим наоборот. Звание Трофим посеял, а фамилия удержалась. Оперуполномоченный Середец.

Они стояли рядом. Старлей высокий и худой, Середец среднего роста, коренастый. И лица разные. Но Трофиму они казались братьями-близнецами. Может, потому что ненавидел их одинаково сильно. И ухмылялись они однотипно, правда, один кривил губы влево-вверх, другой вправо.

– Зачем ты это сделал, Трофимов? – спросил старлей.

Разговор шел о Нинке… И надо было Трофиму связаться с ней. Теперь отвечай… Хорошо, если бы только за нее одну спрашивали. Но разговор начался именно с этой темы. Сначала опера отоварили его добавкой к ночным раздачам, затем разговор завели. Весело у них в кабинете, прямо зоопарк какой-то, сами козлы, а из Трофима слоника делают…

– Начальник, бес попутал. За наседку принял. А сексотов ненавижу…

– Значит, за сексота ее принял? – подозрительно и вместе с тем насмешливо спросил Середец. – И много за тобой такого, о чем нам неизвестно?

– А откуда я знаю, что вам известно, а что нет?

– Да нам вообще-то все про тебя известно. Все-все…

– Не бери на понт, начальник!

– Ух ты, какие мы борзые!..

И снова лицо сжала сырая резина противогаза, и снова Трофим завис между небом и землей, не зная, что лучше – умереть или воскреснуть… Потом он долго и жадно на потеху ментам глотал воздух. И думал о том, что злить их не стоит…

Середец бросил противогаз на стол, за который и сел. Его напарник занял место за другим столом. Трофим оказался в неловком положении, правым боком к одному, левым – к другому.

– Успокоился? – вроде бы благодушно спросил Середец.

Трофим нутром чувствовал, что перечить ему нельзя, иначе он быстро сменит милость на гнев.

– Да, – кивнул он.

– В глаза смотреть! – рявкнул опер.

И для пущего эффекта с грохотом опустил кулак на стол. Трофим не стал артачиться и повернул к нему голову.

– Успокоился, спрашиваю?

– Да, начальник, нормально все…

– А вчера, значит, ненормально было. Пальбу в ресторане зачем устроил?

– Я?! Пальбу?!. – изобразил недоумение Трофим. – Вы что-то путаете, начальник.

Середец взял шлем-маску за клапанную коробку и несильно, но убедительно хлестнул резиновым корпусом по своей раскрытой ладони.

– А, ну да, что-то было, – кивнул Трофим.

Отпираться было глупо. Его взяли с «наганом», из которого он стрелял. Да и свидетелей немало было, а работать с ними менты умеют…

– Пьяный был, плохо помню…

– И что человека убил, тоже не помнишь? – спросил старлей.

Его вопрос прозвучал ударом хлыста. Трофим вздрогнул, нервно обернул к нему голову.

– Да нет же, не убивал… Ну, может, ранил…

– А если убил? – резко спросил Середец.

Пришлось повернуть голову в его сторону.

– Да нет… – с надеждой протянул Трофим.

Уж очень много зависело от того, убил он или нет. Если «да», могут и к высшей мере приговорить, если «нет», тут уж от степени тяжести ранения зависит. В лучшем случае, можно на пять-шесть лет попасть, да и в худшем к стенке не поставят…