Полная версия
Вредные игрушки
– Какой ужас! – ахнула Дама с пальчиком. – А если я упаду за борт, кто меня спасет?
– Вся команда бросится за вами, – галантно заверил ее капитан.
Соврал, конечно. Она уже так достала команду своими «что? где? когда?», что ее скорее утопят, чем спасут.
Но Дама-указка была очень польщена. А капитан дополнил свое сообщение:
– Хочу напомнить, что в некоторые города «Илья Муромец» будет приходить ночью. Но пусть вас это не беспокоит – весь следующий день будет большая стоянка, и вы сможете посвятить его экскурсиям по памятным и историческим местам.
Потом старший механик стал показывать на схеме, где что расположено: палубы, каюты, спасательные шлюпки, бары и рулевая рубка.
И опять особо предупредил:
– Категорически запрещается посещать грузовой трюм. – Он помолчал и, посмотрев на тетю Гелю, добавил: – А то тут у нас уже есть такие любители.
Алешка опять поднял руку:
– Покажите, пожалуйста, на схеме.
– Вот! – Старший механик ткнул указкой в чертеж.
И тут же в этот прекрасный рисунок шлепнулся красный, частично обглоданный помидор, точно в грузовой трюм. И обрызгал своим соком и старшего механика, и Даму с пальчиком, которая сидела ближе всех. На том важное сообщение закончилось. Под рев близнецов, которых тетя Геля потащила в каюту, под домашний арест.
А чуть позже случилось еще одно происшествие, взволновавшее всех пассажиров. Это была вторая загадка, после которой мы стали присматриваться к нашим попутчикам, и все они казались нам очень подозрительными.
…Это случилось в одном из одиннадцати шлюзов. Не помню точно, в каком по счету. В общем, недалеко от самой верхней точки Клинско-Дмитровской гряды.
«Илья Муромец» неспешно плыл по гидротехническому комплексу имени Москвы. Кругом было страшно интересно. Особенно когда начались шлюзы – такие громадные ворота, они как по ступенькам переводят корабли из одной реки в другую. Это капитан не соврал.
Вот мы заходим в шлюз. Ворота за нами закрываются, и мощные насосы накачивают в шлюзовые камеры воду. Она бурлит, клокочет и поднимается все выше и выше. А потом открываются другие ворота, и мы вплываем в следующую камеру. В них обычно собираются всякие суда – и пассажирские речные лайнеры, и теплоходики, и буксиры, и катера. И все мы стоим рядом друг с другом, и так интересно разглядывать, какая жизнь идет на других кораблях.
Вот на буксире выходит на палубу матрос и начинает повсюду развешивать выстиранное белье. А капитан буксира ходит по палубе и все время под ним нагибается, и мокрые наволочки хлопают его по голове.
А вот за буксиром тащится плот из громадных бревен. На нем тоже идет своя жизнь. Там стоит оранжевая палатка, а перед ней, на кучке земли, горит костер и варится на нем похлебка. А рядом сидит бородатый плотовщик и чистит рыбу и бросает ее в закоптелый котелок.
А вот притулился к нам красивый катер. На его палубе девушка в купальнике держит в руках видеокамеру и снимает бурлящие в шлюзе волны. А рядом с ней стоит собака и лает на наших близнецов, которые строят ей рожицы и тоже лают в ответ. А тетя Геля-Ланч оттаскивает их за шорты от борта подальше. Близнецы брыкаются, лают и вот-вот кусаться начнут.
Один из них все-таки вырывается – и шмыг в рулевую рубку. И тотчас же окрестности оглашает длинный свисток нашего парохода, выбрасывая над шлюзом струйку пара.
Двери рубки распахиваются, и рулевой вытаскивает на палубу за шиворот близнеца:
– Чей ребенок? Заберите этого хулигана! Чуть весь гудок не сорвал!
А второй ребенок тем временем обстреливает помидорами капитана буксира, и тот грозит ему кулаком и прячется за свежевыстиранным бельем. В общем – не скучно.
Но тут ворота шлюза расползаются, и мощная волна встряхивает наш пароход. И откуда-то из его нутра вдруг раздается какой-то неописуемый вопль. Будто много разных голосов взвыли одним хором – и жалобные, и злобные, и испуганные. Мы даже вздрогнули. И все пассажиры на палубе испуганно переглянулись. А капитан даже немного изменился в лице. Но взял себя в руки и успокоил пассажиров:
– Не волнуйтесь, дамы и господа. Наша паровая машина еще совсем новенькая, не приработалась и поэтому выдает иногда такие сюрпризы. Опасности в этом нет, а за причиненное беспокойство команда в моем лице приносит вам свои извинения.
– Ах, какой джентльмен, – прошептала с восторгом тетя Геля, подтаскивая упирающихся близнецов к пассажирскому трапу, чтобы запереть их в каюте. – Настоящий морской волк!
А морской волк (или морской орел), чтобы еще больше сгладить неприятное впечатление, восторженно объявил:
– Дамы и господа! Мы сейчас поднялись на тридцать шесть метров выше уровня реки Москвы!
– Как интересно! – взвизгнула Дама с пальчиком. – А это не опасно?
– Врет он все, – сказал мне Алешка.
А я, по правде, не понял, про что именно врет наш капитан – или про метры, или про паровую машину, только заметил, что матрос с трубкой на эти Алешкины слова покачал головой и нахмурился.
Но тут «Илья Муромец» вырвался на простор, и такие начались красивые берега, что мы тут же забыли об этом вопле и вместе со всеми пассажирами принялись любоваться окрестностями, медленно проплывающими мимо нас.
Зато вечером, у себя в каюте, мы опять вспомнили про этот дикий вой и задумались: кто же это выл? Ну не стадо же зверей. Голоса какие-то странные, но похожие на человеческие.
– Разберемся, – сказал Алешка. – Вот поспим и разберемся.
Глава IV
ТРЕТЬЯ ЗАГАДКА
Поспать-то мы поспали. Но не разобрались, не успели. Потому что вскоре возникла еще одна загадка, третья.
Ее загадала нам тетушка Ланч. Правда, не сразу. Сначала мы не очень-то обращали внимание на некоторые ее безобидные странности. Мы уже привыкли, что взрослых без странностей не бывает. Но вот один раз, поздно вечером, когда все уже спали, а нам с Алешкой не спалось, мы увидели, что тетушка Ланч стоит в одиночестве на самом носу парохода. И держит руку у рта и что-то бормочет себе под нос. Нам показалось, что она бубнит какие-то цифры. Будто таблицу умножения повторяет. Перед сном.
– Что это она? – встревоженно шепнул Алешка. – Заболела, что ли?
Я пожал плечами. Потому что не знал, что ответить.
– Давай подкрадемся, а? – предложил он. – Окажем ей первую помощь. А то еще свалится за борт.
Заботливый какой, подумал я с теплотой о своем младшем брате. Но он тут же разочаровал меня:
– Дим, если она с парохода бухнется, то Женька с Тедькой нас вообще доконают.
В его словах было зерно истины. Даже два. Хоть папа и обещал, что тетя Геля будет за нами присматривать, но получалось все наоборот: нам самим все чаще приходилось присматривать за ее шальными племяшами.
– Пошли, – тут же согласился я, правильно оценив возможную мрачную перспективу.
Но как мы ни старались подкрасться бесшумно, тетя Геля услыхала нас и, оборачиваясь, резко оторвала руку ото рта и сунула ее в какой-то из карманов своей любимой «размахайки».
– Вам плохо? – спросил я. Хотя спросить мне хотелось совсем другое. – Вас укачало?
– Принести воды? – спросил заодно и Алешка.
– Мальчики! – как-то облегченно засмеялась тетя Геля. – Это вы! Том и Гек! Как я вам рада!
– Спасибо, и вас так же, – машинально пробормотал Алешка.
Тетя Геля еще веселее рассмеялась и пошла в свою каюту. И легкий ночной ветер развевал ее красивые одежды.
У трапа она вдруг остановилась, оглянулась и сказала:
– А вам привет от вашего папы!
И она приложила палец к губам и спустилась в пассажирский салон. Вроде как растаяла.
Мы с Алешкой так хлопнули глазами, что, наверное, на берегу был слышен этот треск.
Алешка покачал головой:
– Заболела.
А я почему-то не сказал ему о том, что расслышал последние фразы среди тети-Гелиной «таблицы умножения». Она сказала:
– У Тома и Гека все в порядке. Славные мальчишки. Они мне здорово помогают.
Было о чем подумать. Тетя Геля, конечно, добрая. Но, конечно, и очень странная. Даже подозрительная. И восторженная такая. Особенно когда и восторгаться-то нечем. Часто она заходила вечером в нашу каюту и просила:
– Мальчики, я пойду на палубу, полюбуюсь луной. Луна нынче хоть и маленькая, но очень красивая, и небо ясное… – И она долго и убедительно рассказывала нам о лунной ночной красоте, будто хотела, чтобы мы ей поверили. А потом говорила: – Если Тэдди и Джекки вдруг проснутся, вы их успокойте, ладно? И иногда заглядывайте к нам, посмотрите – не раскрылись ли? Они все время одеяла сбрасывают.
Мы, конечно, не отказывали ей в этих просьбах. Хотя иногда удивлялись: какой такой необыкновенной луной она хочет полюбоваться, если на небе и обыкновенной-то нет – все оно затянуто облаками. Да еще и легкий дождик моросит. И сперва мы не обращали внимания на эти несоответствия, но однажды…
…Но однажды я проснулся среди ночи и услышал через тонкую стенку, как хнычут близнецы. Я зашел к ним – тети Гели опять не было. А близнецы ныли, потому что захотели пить.
Я их напоил, они уснули. А мне что-то уже не спалось, разгулялся. И я поднялся на палубу.
Ночь была темная. Никакой луны. Пароход молча стоял у темного причала. Оттуда слышались какие-то приглушенные звуки. Но я обратил внимание вовсе не на них. А на темную фигуру, прижавшуюся к углу надстройки.
Это была тетя Геля. Меня она не услышала, потому что я был босиком – торопился на жалобный вой близнецов и не успел обуться. И смотрела она вовсе не в темное небо, где в одном месте желтым тусклым пятнышком угадывалась за облаками луна. Смотрела она, осторожно высунув из-за угла голову, в сторону причала. Там слышались приглушенные голоса, иногда шаги, а один раз мелькнул огонек сигареты, и кто-то сердито зашипел: «А ну загаси, дурак! Заметят».
Я зачем-то присел за скамейкой с пожарными ведрами и продолжил наблюдение, хотя ничего интересного в том, что происходит, не видел. Пароход часто останавливался ночами у темных причалов, на него что-то грузили, всякие припасы, что-то делали и старались при этом не шуметь, чтобы не беспокоить пассажиров. А то, что кто-то кому-то запретил курить, меня тоже не удивило. Ведь почти на каждом причале висели громадные знаки: «Курить запрещается!» Заметят курящего – оштрафуют.
Меня больше интересовало странное поведение тети Гели. Зачем она пряталась? Почему она не наслаждалась созерцанием невидимой луны, а наблюдала за какими-то чужими людьми. Да еще тайком. Да, видно, и не в первый раз.
Тут мигнули на берегу огоньки машины, и тетя Геля что-то быстро выхватила из своей «размахайки» и водрузила себе на лоб. Тут на секунду выскочила луна, и я разглядел, что это какие-то странные, выпуклые очки на широком ремешке. Как у Ихтиандра.
Машина тихо постояла и так же тихо уехала. Тетя Геля сняла очки и что-то записала на клочке бумаги. В это время с причала по сходням поднялись на палубу два человека и быстрыми шагами исчезли в люках.
Тетя Геля убрала в свою «размахайку» записку и ручку и направилась к пассажирским каютам. Я обогнал ее по другому борту и встретил у дверей.
– Что? – встревоженно спросила она. – Проснулись?
– Ага, – притворно потягиваясь и зевая, сказал я. – Пить захотели. Уже опять спят, не беспокойтесь.
– Спасибо, Том. Если бы ты знал, как нынче хороша луна!
Еще бы, подумал я, очень хороша. Только маловата, совсем ее не видно.
Я попрощался с тетей Гелей, а по ее лицу было заметно, что она чем-то довольна. Только не луной, это точно.
И в душе моей опять появились неясные подозрения. А на другой день они окрепли. И вот почему.
Во время завтрака тетя Геля, усиленно напичкав близнецов жирами, белками и углеводами, потащила их в игротеку. Там было полно всяких игровых автоматов, и она рассчитывала, что хоть часок поживет спокойно. Потому что оторвать близнецов от них было невозможно. И когда они занимались этим делом, весь пароход вздыхал с облегчением. И ничего на нем не случалось.
Правда, тетя Геля не очень часто прибегала к помощи автоматов, потому что близнецы всем играм предпочитали сражение с «одноруким бандитом». Им очень нравилось выигрывать деньги. То есть проигрывать, потому что они не выиграли еще ни разу.
Когда они ушли, Алешка вдруг исчез под столом и тут же появился снова, держа в руках сложенный в несколько раз лист писчей бумаги.
– Кажется, тетя Ланч обронила, – сказал он мне, разворачивая бумагу.
Я забрал у него листок. На одной стороне его были написаны в столбик всякие фамилии, а против них стояли всякие пометки. Крестики, галочки, вопросительные знаки.
– Интересно, – пробормотал я. – Доедай скорей, пойдем в каюту. Будем разбираться: что-то тут опять подозрительное намечается.
– Тут все, – Алешка обвел вилкой кают-компанию, наверное, имея в виду весь пароход, – тут, Дим, все подозрительное.
Он допил сок, и мы ушли в свою каюту. Я положил листок на столик, и мы склонились над ним задумчивыми головами.
Это был какой-то список. И мы почти сразу догадались – какой. Потому что первой в нем значилась фамилия нашего капитана. Причем подчеркнутая два раза.
– А вот и мы, – ткнул Алешка пальцем. – Смотри!
В самом деле – в середине списка стояли наши фамилии с инициалами. Против них – вопросительные знаки. А сами фамилии вычеркнуты.
– Вот еще! – возмутился Алешка. Но сразу смирился, когда увидел еще несколько зачеркнутых имен. Среди них: Анны Сергеевны, Дамы с пальчиком, дяди Вовы с бутылкой и еще какие-то.
– Значит, – сказал я задумчиво, – это список экипажа и пассажиров парохода.
– А значки все эти зачем? – удивился Алешка. – И зачеркивания. Может, нас высадить хотят?
– Кто? Тетя Ланч? Скажешь тоже…
– Дим, а на обороте что? Посмотри.
А на обороте было еще загадочнее.
Там было написано:
«г. Калязин. 1 ч. а-на «УАЗ» – 62-12, 2 к. роб., 1 гол-ка и 2 к. пист.
г. Углич. 2 ч. а-на «Газель» – 34-38, 2 к. кук. и 2 к. пист.».
Прочитав эту тарабарщину, мы разом подняли головы и посмотрели друг на друга. С изумле-нием. – Шифровка, – сказал Алешка. – От Юстаса в Центр. Давай думай поскорее!
– А чего тут думать? – решился я. – Нужно все это на всякий случай переписать, а листок вернуть тете Ланч…
– И следить за ней. Что-то она мне не нра-вится.
Мы тщательно перекатали весь текст в Алешкин блокнот и постучались в соседнюю каюту.
– О! – обрадовалась тетя Ланч. – Том и Гек! Заходите.
– Тетя Геля, – вежливо сказал я, подавая ей листок. – Это не вы потеряли?
Она схватила листок, как голодная собака кость.
– Ой, спасибо! Где вы его нашли?
– Под столом, – ответил Алешка. – В са-лоне.
– Ой, какая я растеряха! – сокрушалась, вся сияя, тетя Ланч. И вдруг спохватилась: – А вы его прочитали, да?
– Вот еще! – возмутился Алешка. – Мы чужие письма не читаем.
И свои тоже, подумал я, потому что нам никто не пишет.
– Молодцы! – похвалила нас тетя Ланч. – Сбегайте тогда за моими разбойниками. Они, наверное, уже все деньги просадили.
Какая тут логика? Раз молодцы, так еще что-нибудь сделайте, да?
Но мы не стали отказываться и притащили Женьку с Тедькой, которые уже начали занимать деньги у пассажиров.
А потом вышли с Алешкой на палубу, осмотрели окрестности – не подслушивают ли нас? – покачали головами, и я сказал:
– Подозрительно.
А Лешка добавил:
– Очень!
Глава V
САМАЯ СТРАШНАЯ ЗАГАДКА
На очередное подозрение, самое подозрительное и ужасное, нас невольно навела тетя Ланч уже на следующее утро.
Мы столкнулись с ней в узком проходе между каютами. Как всегда, она разыскивала близнецов и спешила к капитану. Лицо ее было очень встревоженным.
– Дети попали в беду, – бросила она нам и помчалась дальше в своем заграничном развевающемся балахоне.
Мы – за ней. Но когда перед нашим носом захлопнулась дверь капитанской каюты, мы поняли, что о случившемся можно узнать только одним способом, старым и надежным – подслушиванием.
Мы выскочили на палубу и подкрались под распахнутый иллюминатор, за которым слышались голоса. Взволнованный тети Ланч и спокойный, снисходительный – капитана.
– Дети попали в беду, – трещала тетя. – Они каким-то образом оказались в грузовом трюме.
– Успокойтесь, Ангелина Петровна, – басил густым голосом капитан. – Этого не случилось. Трюм заперт на ключ. Дети не могли туда пробраться.
– Но я слышала за дверью их жалобные го-лоса!
Тут капитан помолчал и ответил далеко не сразу. Каким-то подозрительно фальшивым тоном:
– Ну что вы! Какие голоса? Вам показалось. Вода журчит за бортом, колеса плещут плицами, блоки поскрипывают. Ну какие, право, голоса?
Тут мы заметили, что подслушиваем не одни. Рядом стояли с открытыми ртами близнецы – Женька с Тедькой.
– Вы где были? – спросил я. – Вас весь пароход ищет.
– Мы в шлюпке сидели, под брезентом.
– Тетя Геля! – заорал я. – Нашлись ваши киндер-сюрпризы!
– Вот видите! – пророкотал уже совершенно спокойный бас капитана.
– И никаких жалобных голосов. Не рассказывайте об этом никому, чтобы не стать объектом насмешек, – доброжелательно посоветовал «морской орел».
– Вы настоящий джентльмен, капитан!
Я отвел близнецов в сторону и строго спросил:
– Вы зачем в шлюпку забрались? А если бы за борт упали?
– Мы испугались, – сказал Тедька, тот что на пять минут старше Женьки. – Мы лазили в трюм, а там за дверью кто-то бормочет.
– Это вода за бортом журчит, – успокоил их я.
– Ага, – кивнул Женька – тот, что на пять минут моложе Тедьки. – Журчит. На английском языке.
Мы с Алешкой переглянулись. Вот это заявочка! А племяшам можно верить. Тетушка Ланч все время старается им привить «навыки английской разговорной речи». Они, правда, и на том, и на другом языке еще плохо говорят, но отличать русский от английского уже научились.
Тут выбежала на палубу тетя Ланч, и близнецы брызнули от нее в разные стороны. Она растерялась – не знала, кого первого ловить.
– Держите их! – закричала она, и все пассажиры бросились отлавливать хохочущих племяшей.
Схватили одного, тетка его нашлепала, тут ей подвели другого, она в него вцепилась, а первый вырвался. Его опять поймали – и началась такая суматоха, что племяши в ней перепутались, и, похоже, одному вообще не досталось, а другому, из-за сходства, попало два раза.
Но нас это уже не касалось. Мы с Алешкой уже спускались по крутому трапу в трюмное помещение.
Здесь стало холодно и темновато, только тускло светились под низким потолком забранные в сетки слабенькие лампочки. Но было зато очень шумно – за переборкой азартно стучала паровая машина. Какие тут услышишь жалобные голоса за запертой дверью?
Мы подошли к двери и прижались к ней ушами.
Все было за дверью тихо. И мы уже хотели уйти, решив, что подозрительная тетя Ланч не только романтик, но и фантаст. Но тут вдруг набежавшей волной качнуло пароход, и… И за дверью явственно послышались какие-то голоса, похожие на обиженный детский лепет.
Скажу откровенно: нам стало страшно. Мы отскочили от двери и уставились друг на друга. Кто там? Кого там прячет капитан? Зачем?
Я снова приблизился к двери, постучал в нее костяшками пальцев и прерывающимся голосом спросил:
– Эй! Кто там?
Но за дверью воцарилась тишина, будто я кого-то спугнул.
А может, все не так? Может, это не капитан кого-то прячет, а наоборот – кто-то прячется от капитана? Какие-нибудь безбилетные коммерсанты или бомжи? А зачем он тогда запирает их на ключ?
– Может, вообще, ерунда какая-то? – сказал Алешка.
Но оба мы почему-то чувствовали, что вовсе это не какая-то ерунда. А какая-то жуткая тайна.
Вечером, в своей каюте, мы долго не могли заснуть и строили всякие предположения и версии. Наконец нам это надоело, и мы вышли на палубу. Весь пароход спал. Только не спал рулевой в рубке, окошки которой чуть заметно светились.
Над рекой гулял холодный ночной ветер. И мы, по примеру близнецов, забрались в шлюпку и укрылись брезентом.
Над нами было звездное небо. Пароход постукивал своей паровой машиной и пошлепывал плицами. И немного покачивался на слабой волне…
Когда мы проснулись, он стоял у темного причала. Была еще глубокая ночь, только над дальним берегом чуть-чуть посветлело небо.
Мы уже собрались было идти досыпать в каюту, как услыхали какой-то шепот. Шептались на причале, слов мы разобрать не могли, но в одном из шептунов узнали нашего капитана. В темноте отчетливо белел его прекрасный китель.
Тут к ним подошли с берега еще двое. И капитан повел их на пароход. Они спустились в трюм, а мы замерли в своей шлюпке, под брезентом.
Вскоре из трюма поднялся капитан и те двое. Они вытаскивали на палубу большой ящик. Передохнули, перенесли его по трапу на причал. Там ящик забрали другие люди и унесли в темноту, где тихо пофыркивала, судя по звуку двигателя, большая машина.
Затем эти двое снова спустились в трюм и вытащили из него еще такой же ящик. Когда они спускались по трапу на причал, один из них споткнулся, и они чуть не выронили ящик в воду.
А из ящика при толчке раздался жалобный детский голосок:
– Я хочу к маме.
Он произнес эту фразу на английском языке.
Когда ящик погрузили в машину, и она уехала, а на палубе никого не осталось, мы на цыпочках вернулись в свою каюту и заперли дверь на задвижку. Алешка даже иллюминатор задраил.
– В бандитское гнездо опять попали, – удрученно прошептал он. – В плавучее.
– Надо удирать, – предложил я.
– А куда?
– На берег. В милицию.
– А что мы им скажем? Что в каких-то ящиках каких-то английских детей таскают? С корабля в машину, да? Посмеются, и все.
– Вообще, ты прав, – согласился я. – Надо бы сначала разобраться в этом темном деле.
– Ага, – обрадовался Алешка. – Пролить на него свет. – Он ненадолго задумался и сказал: – А я уже разобрался. Они в каком-нибудь детском саду украли детей и теперь их продают по одному.
– Зачем? – удивился я.
– Для денег, не знаешь, что ли? У кого своих детей нет, так они себе их покупают. В России. У нас-то детей полно.
– С чего ты взял?
– По телеку рассказывали.
Не зря мама все время повторяет, что телевизор смотреть вредно. Особенно впечатлительным и непредсказуемым детям.
– Где же это они столько в России нашли детей со знанием английского языка? Врубись, ребенок!
Но у Алешки на все готов ответ:
– У нас же есть всякие сады с углубленным изучением иностранных языков. Вон, даже наши близнецы по два английских слова знают.
Ага, знают. Причем самые неприличные.
– Нет, Леха, – сказал я. – Что-то тут не то.
И мой брат, вздохнув, согласился:
– Что-то тут другое.
На палубе было тихо, пароход, казалось, спал, приткнувшись к причалу.
И мы тоже уснули, оставив разгадки на ближайшее будущее.
Глава VI
СЮРПРИЗ. ЕЩЕ ТОТ!
Утром в кают-компании капитан сделал объявление. Он сказал, что наш пароход благополучно прибыл нынешней ночью к славному и старинному городу и что нас ждут на выбор два мероприятия: одни желающие могут отправиться на замечательную историческую экскурсию в город, по его музеям и другим достопримечательностям, а другие желающие могут получить обещанный по программе путешествия оригинальный сюрприз. Все заахали и заохали и стали спорить, что лучше. И разделились на две группы. В одну попали наиболее серьезные люди, которые хотели обогатить свой багаж знаний и высказались за экскурсию, а мы с Алешкой попали в другую группу, нам, значит, знаний в багаже вполне хватало.
Через полчаса «Илья Муромец» высадил и передал экскурсоводу первую группу, свистнул ей вслед своим свистком и отдал швартовы.
Плыли мы довольно долго и, как ни расспрашивали матросов, так ничего от них и не узнали. Они хранили тайну.
И вот впереди показался посреди реки широкий песчаный остров, на котором ничего, кроме песка, не было и в помине.
«Илья Муромец» вблизи него замедлил ход, сбросил в воду якорь и затих на гладкой воде, как рыба, уснувшая на крючке. Он только немного попыхивал паром и пошлепывал колесами – вроде как рыба плавниками.
– Высаживаемся на необитаемый остров! – объявил капитан. – Под названием Лепешка.
Остров и правда был похож на лепешку на блестящей сковороде – круглый, желтый и совершенно пустой. Только кое-где по краям собирались в кучки жалкие кустики и стояли по пояс в воде стройные камыши.
Матросы, загадочно посмеиваясь, загружали в шлюпку большой ящик.
– Господа пассажиры! – с улыбкой вновь потребовал внимания капитан. – Обещанный сюрприз – вот в этом ящике. Условие такое – не вскрывать его, пока наше судно не отойдет на безопасное расстояние.
Все пассажиры тоже стали весело рассаживаться в шлюпки. Мужчины взялись за весла. Лодки медленно поплыли к песчаной Лепешке.