Мертвый сезон в агентстве «Глория»

— Чертова дюжина, — подсказал Турецкий.

— Тебе видней. Вот и кумекай. Известно также, что и министры к нему заезжают. Не он к ним, а они к нему.

— Ты давно был в курсе того, о чем здесь рассказал мне?

— Знал... Но сообщить смог тебе лишь сегодня.

— После соответствующего звоночка сверху? Или беседа была?

— Была беседа, — сознался Меркулов. — С генералом Федоскиным.

— О! Департамент экономической безопасности!

— Он начальник Управления по контрразведывательному обеспечению кредитно-финансовой сферы.

— И где ж он был раньше?..

Меркулов развел руками.

— Понял. Вопрос в пустоту. Значит, проснулись наконец?

— С тобой, Саня, очень просто. Ты сам задаешь вопросы, сам же на них и отвечаешь.

— Но хоть правильно отвечаю?

— У тебя опыт...

— Ладно. Но если ФСБ раскачалось, зачем же мне ей мешать? Пусть бы сами и пахали?

— Лично тебе, господин «важняк», поручается расследование убийства. А что ты там вообще накопаешь, одному Богу известно...

— ФСБ будет мешать или помогать?

— Все будет зависеть исключительно от тебя. От твоей работы.

— А почему же, Костя, газеты не шумят? Почему молчит телевидение? Тут, понимаешь, исчезло национальное достояние, а кругом тишина, как в могиле!

— Представь себе: если ты, «важняк», услышал об этом только что и от меня, то какие могут быть статьи в газетах?

— Не то говоришь, уважаемый шеф, ох не то! — не поверил собственному начальству Турецкий. — Я так думаю, что до сих пор не поступало команды «фас». Вот и вся петрушка! Не поверю я, что газетчики могли пропустить факт убийства исполнительного директора фирмы «Голден» господина Дондероу!

— Почему же? — возразил Меркулов. — Была, помнится, заметочка в «Московском комсомольце». Ну и что с того? Да, директоров убивают, и не только у нас — с завидным, кстати, постоянством, — но и в Штатах.

— Не приметил, — помолчав, сказал Турецкий.

— А я как-то не приметил, что ты с утра до вечера изучаешь газеты. Ну хорошо, а если бы приметил? Наверняка не обратил бы внимания... — Меркулов улыбнулся и, надев очки, в упор посмотрел на Александра. — Все, наконец? Тогда приступайте к делу, господин старший следователь.

— Можно взять фотик этого красавца?

— Забирай. На всякий случай — деталь. Этот красавец был в Афгане.

— При штабе, разумеется?

— Точно. У тебя, Александр Борисович, глаз-ватерпас.

— А поконкретнее нельзя?

— При штабе девятнадцатого танкового корпуса. В котором, между прочим, служил тогда и подполковник Николай Андреевич Бояров. — Костя улыбнулся хитровато.

— И тоже при штабе?

— Нет. Этот боевой офицер.

— Выходит, Бояров и Комар — старые знакомые?

— А вот уж чего не знаю, того не знаю.

— Я пошел?

— Шагай, шагай... Денька через два — максимум три буду ожидать тебя с нетерпением.

В дверях Александр обернулся:

— В каких пределах я могу сообщить своей команде суть нашего с тобой разговора?

— В пределах нормы.

— А Кроту?

— Ну начнем с того, что его еще надо достать. А потом, Кроту... Тьфу, будь ты неладен! Я не исключаю, что Кротов может знать куда больше моего.

— Почему?

— Ты же только что сам сказал, что он хорошо знает братьев Аракелянов! Или ты уже забыл о своем задании? Напомнить?

Турецкий улыбнулся, махнул рукой и закрыл за собой дверь...

2

Начальника МУРа Вячеслава Ивановича Грязнова на месте не оказалось. Секретарша его Людмила Ивановна сказала лишь доверительно — она-то знала о приятельских отношениях своего шефа с Турецким, — что Вячеслава Ивановича нынче словно ветром сдуло: улетел, ничего не сказал, видать, где-то чепэ.

Александр поблагодарил, положил трубку и подумал, что, по идее, и ему самому следовало бы прямо сейчас смотаться в «Метрополь». Но с другой стороны, там уже Славка, а он ничего стоящего внимания не пропустит.

Кроме того, надо было обдумать разговор с Костей. А для этой цели, то бишь процесса обдумывания, Александр включил электрочайник. После Костиного чая захотелось привычного крепчайшего кофе. Вот и кружка большая и чистая под рукой, и «Нескафе-классик» в красивой дорогой банке. Но едва зашумела вода, зазвонил телефон. Турецкий чертыхнулся, однако трубку поднял.

— Добрый день, Александр Борисович!

— О, старый друг! — обрадовался Турецкий. — Здравствуй Алексей Петрович, дорогой! Какими судьбами?

— Мне позвонил Константин Дмитриевич.

— Сказал, что по моей просьбе? — засмеялся Турецкий.

— Не сказал, но я и сам понял, когда услышал, о ком речь. А ты сам не мог позвонить, что ли?

— Ты, Алексей Петрович, человек занятой, а дело серьезное, да и замгенпрокурора — все-таки замгенпрокурора! — засмеялся Турецкий.

— Но тебе же известно, что для тебя у меня всегда найдется свободная минутка. Тем более что я в настоящий момент в отпуске.

— Прекрасно! Так, может, мы...

— Подъезжай ко мне. Адрес, надеюсь, не забыл?

— Когда удобно?

— Да прямо хоть сейчас... Нижний код — сто шестьдесят три.

Обдумывать разговор пришлось по дороге.

Как понял Турецкий, лишь убийство Левона Аракеляна — причем, довольно странное все-таки: туловище отдельно, голова сбоку — дало повод генералу Федеральной службы безопасности Сергею Ивановичу Федоскину раскрыть все карты до конца перед заместителем генерального прокурора. А если взглянуть глубже, то не только перед Меркуловым, но и перед следователем — «важняком» Турецким. Конечно же с Костей генерал наверняка говорил не раз, они старые приятели. Может быть, даже Федоскин и предложил Косте привлечь к делу именно Александра, зная твердо, что Турецкий обязательно доведет дело до конца. Докопается до истины.

Александр тоже знал Федоскина, но шапочно. Слышал от Кости, что мужик он всегда был неподкупный и честный. Известно было также, что генерал с уважением относился к Александру. Во всяком случае, так говорил Меркулов, а не верить ему оснований не было.

И коли это так, то имелся прямой резон лично встретиться с Федоскиным, услышать из первых уст то, о чем рассказал Костя.

Турецкий вообще старался как можно меньше думать о высокой политике и о политиках с верхних этажей власти. Он постоянно делал свою работу. Но именно эта работа, совершенно конкретные расследования, и сталкивали его с большой политикой, будь она трижды неладна! А точнее, с теми, кто делал эту политику.

Вот и в деле с исчезнувшими драгоценностями завязаны люди выше некуда! Председатель Гохрана, министр финансов, всяческие высшие советники, наконец, не исключено, что и сам президент. Разумеется, последний не брал и не воровал. Но народного-то достояния нет! Так с кого спрос в первую голову? А с хозяина и спрос, с президента...

Настораживало еще то обстоятельство, что туговато обстояло дело и с виновниками аферы. Тот же Комар, к примеру, до сих пор на свободе, за кордоном — как это? — в ресторанных джунглях Дикого Запада? А ведь уже давно должен был бы припухать в крытке. На персональной шконке в том же Лефортове. Но почему не сидит? Может быть, тягомотина с поиском и задержанием бывшего бухгалтера кому-то выгодна? А кому? Если тянуть без конца, бухгалтер может однажды просто исчезнуть с лица земли. Или так задумано с самого начала? Старая ведь истина: нет человека, — нет и дела. С трупа-то много не спросишь...

Турецкий припарковался на Арбате, в Оболенском переулке, во дворе старинного дома, после капитального ремонта ставшего, судя по всему, элитным. Поднялся лифтом на седьмой этаж и нажал кнопку звонка.

Дверь немедленно открыл хозяин. Возможно, он увидел из окна «семерку» Турецкого. Обменялись рукопожатиями.

— Тишина, — с улыбкой констатировал Турецкий.

— А мои все на даче. Я вообще-то по мелким делам приехал. А Константин Дмитриевич, как угадал, вмиг высвистал!

— Это он умеет! — поощрительно заметил Турецкий.

В кабинете, на журнальном столике возле дивана, было уже накрыто — для беседы накоротке.

— «Арарат»! — с уважением заметил Турецкий, разглядывая бутылку.

— Без туфты, — подтвердил Кротов. — Я не изменяю своему вкусу.

Они выпили по рюмке, стали закусывать золотистыми шпротами с лимоном. Наконец Кротов откинулся на спинку дивана и закурил. Александр понял, что этикет соблюден, можно и о деле поговорить. И он кратко изложил свою нужду, а затем, в свою очередь, уставился на собеседника.

Кротов кивнул. Затянулся глубоко, вжал сигарету в пепельницу и заговорил:

— Давай сперва по поводу убийства Левона. Я так считаю, что они оба — и Левон, и Жорж — приговорены. И приговорены к ритуальному мусульманскому убийству. Что уже с одним произошло.

— Кем приговорены, если не великий секрет?

— Кое-какой информацией я владею. А кто конкретно — это вопрос времени, надо им просто всерьез заняться. Вероятно, кто-то из арабских шейхов.

— Значит, братишки, как я могу представить себе, всучили-таки фальшивую диадему шейху?

— Ты же своими глазами ее видел! — усмехнулся Кротов. — Нет, всучили они ее не шейху. Тот вряд ли допустил бы лицезреть свою особу каким-то там торговцам драгоценностями. Я думаю, облапошили управляющего, кого-то из приближенных шейха. Такая картина вероятнее.

— Я, конечно, не видел оригинала, но та, что побывала в моих руках, меня поразила. Тончайшая работа!

— А что ты хочешь, Жорж Аракелян — мастер высшего класса.

— Как полагаешь, сколько времени ему потребовалось, чтобы сработать эту вещь?

— В любом случае не меньше года. При том условии, что подлинник будет все время находиться перед глазами... Но времени этого у него не было. Однако подделка имеет место быть? И где она обнаружена? Прямо на трупе господина Аракеляна. Это тебе известно?

— Я еще не встречался с Грязновым. После разговора с Костей позвонил ему, а его не было.

— А-а, ну понятно. Работает Грязнов, — улыбнулся Кротов. — А я только появился с дачи... да, впрочем, ладно, разговаривал я уже с ним. И Денис в курсе. Вячеслав Иванович с ним созванивался. Чего-то хотел проверить по нашим каналам. Так я понял.

— А что, частный сыск — большое подспорье генералу!.. Но вернемся к нашим баранам... Итак, если Жорж Аракелян, как ты утверждаешь, просто физически не успел бы сработать копию драгоценной вещицы, возникает вопрос: откуда она вообще могла появиться?

— Помнится, — сказал Кротов, закуривая новую сигарету и подавая огонек Турецкому, тоже решившему подымить, — лет пять-шесть назад в печати появились сообщения о том, что в Эрмитаже хранятся не подлинники, а копии, кстати, здорово выполненные, тех картин, что еще в тридцатых годах, практически почти за бесценок, были скуплены небезызвестным Армандом Хаммером. Не слышал?

— Да, сообщения появились, но быстренько и пропали, — согласился Турецкий. — У тебя есть на этот счет...

— Нашлись умные головы, — улыбнулся Кротов, — и прекратили измышления. Более того, в зарубежной печати немедленно кинулись опровергать сию провокационную информацию. Утверждали, что за всю историю расставание Эрмитажа со своими подлинниками носило единичный характер, что хорошо всем известно. Впрочем, время покажет, кто тут прав. Но я уверен, что Иосиф Виссарионович был хотя и злодей, но далеко не дурак.

— Ты на что это намекаешь, Алексей Петрович? — улыбнулся Турецкий.

— Совсем не на то, о чем ты сейчас подумал, — парировал тот. — В залог, скорее всего, была отдана подлинная диадема. Как и все остальные драгоценности. Хотя бы потому, что в России сегодня нет человека, подобного Сталину.

Турецкому были известны убеждения Кротова, хотя бы та их часть, которая касалась «жесткой руки», и он не стал спорить и обсуждать чужую точку зрения. Его интересовало сейчас совсем другое.

— Но ведь я своими глазами видел, в руках держал подделку! Да и эксперты не могли ошибиться.

— А они и не ошиблись, — ответил Кротов. — Ну догадался наконец?

— То есть что же? Выходит, что в Гохране или другом подобном месте рядом с настоящими драгоценностями, с подлинниками, не имеющими цены, припухают и подделки?

— Верно. Но практикуется это не только у нас.

— Тогда где же находится оригинальная диадема графа Демидова?

— Если навскидку? Ну, к примеру, у Жоржа Аракеляна. У бывшего бухгалтера Комара. В сейфе американского миллиардера. Наконец, в кармане одного известного тебе российского олигарха, бывшего толкового офицера из Афгана.

— Даже так?! Ты полагаешь, в столице-матушке?

— А почему бы и нет?

— В кармане господина Боярова? Я ведь правильно тебя понял?

— Не исключаю, тем более что его жена, Елена Юрьевна, прямой потомок тех самых графов Демидовых.

— А вот этого не знал...

— Так ее девичья фамилия Демидова. Она член Московского дворянского собрания.

— Они, кажется, проживают где-то поблизости от тебя? Тоже на Арбате?

— На Пречистенке, если быть точным. Небольшой симпатичный особняк этот когда-то принадлежал предкам Елены Юрьевны. Купили коммунальную развалюху, которая, как говорится, даже не охранялась государством, и сделали конфетку. И теперь можно вешать любую табличку, хоть золотую, — улыбаясь, рассказывал Кротов. — Пока расселял жильцов да возводил заново стены, многие Боярову советовали отказаться от этой затеи. Проще, конечно, соединить, к примеру, четыре квартиры в одну и заполучить себе целый этаж, этак по-американски. Но видимо, демидовская жилка Елены Юрьевны подвигла Николая Андреевича на строительный подвиг. Поинтересуйся как-нибудь, в самом деле замечательный особнячок.

— Действительно, любопытно.

— И главное — есть над чем поразмышлять.

— Послушай, может, не так уж глупа мысль, что господин Бояров, обивая, как ты говоришь, пороги американских финансистов, как раз и старался ради той самой демидовской диадемы?

— Отчего же глупа? — уклончиво заметил Кротов.

Турецкий выложил на стол фотографию. Алексей Петрович мельком глянул:

— Комар это. Валерий Михайлович.

— Ты его знаешь?

— Встречался в Штатах.

Турецкому было известно, что Кротов провел несколько месяцев в Нью-Йорке в связи с делом об отмывании российских денег в американских банках, но, зная скрытность товарища, предпочитал не задавать прямых вопросов, а делать как бы намеки. Кротов сам отвечал, когда считал нужным, либо отделывался шуткой. Вот и сейчас, чувствуя, что не настроен Алексей продолжать, Турецкий плеснул себе в рюмку коньяка и жестом предложил Кротову последовать его примеру.

— Понимаю, — хмыкнул Кротов. — Но сейчас можешь не стесняться. Задавай вопросы.

— Что-то изменилось? — поднял брови Турецкий.

— В некотором роде... Я подумал, что можно попытаться вернуть все-таки национальное достояние России.

— А не получится так: что с возу упало, то пропало?

— Тут особый случай. Драгоценности, как тебе известно, не едят. Их можно либо уничтожить, скажем, переплавить, или спрятать подальше. Первое не годится, поскольку все предметы имеют не только материальную, денежную, но и еще большую художественную ценность. Да и не уничтожения ради их, видимо, приобретали. А значит, их можно найти.

— Но ведь наши драгоценности представляют собой прежде всего залоговую ценность. Это значит, что они могут просто находиться в сейфе какого-то банка, откуда ты их никакими силами не выцарапаешь!

— Не думаю, — возразил Кротов. — По моим соображениям, большая часть может находиться в частных руках.

— Это сведения от председателя Гохрана? — Сарказм был, конечно, в данном случае неуместен, но Турецкий ничего не мог с собой поделать. — Или от министра финансов?

Кротов с улыбкой посмотрел на Турецкого и без всякого выражения произнес:

— В отличие от тебя, я не вхож в столь высокие сферы. Турецкому, честно говоря, уже стала надоедать эта игра в прятки, хождения вокруг да около.

— Я тебе вот что хочу сказать, Алексей Петрович. Я не буду из тебя ничего вытягивать, надеясь, что ты по старой дружбе сам расскажешь то, о чем посчитаешь нужным сказать. Ибо ради возвращения домой нашего национального достояния я и приехал к тебе.

— Чудак-человек! Я ж и не собираюсь ничего скрывать. Извини, если у тебя создалось такое впечатление. Здесь меня совсем иное заботит...

— Что же?

— Будут огромные трудности. Почти непреодолимые.

— Да уж не без того... — снисходительно заметил Турецкий.

— Но они возникнут совсем не с той стороны, с которой ты думаешь.

— Да? — сделал удивленное лицо Турецкий.

— Мешать станут не всякие там Жоржики или Комары. Даже наши мафиози, на худой конец. Сопротивляться будут деятели из президентской администрации. Если не сам.

— Ну уж! — развел руками Турецкий. — При всем моем, мягко говоря, не самом позитивном отношении к этой личности я все-таки думаю, что в таком грязном деле... Это при его-то характере!

— Характер тут ни при чем, — задумчиво заметил Кротов. — Скажут — и послушается...

— Если ты имеешь в виду это?.. Впрочем, на то она и семья.

— Хотя, — усмехнулся Кротов, — я готов согласиться с тобой: вопрос не бесспорен. Его могли и просто обвести вокруг пальца, показав радужные перспективы и ни слова не сказав о конечной цели.

— А чего ты мафию помянул? Она какое отношение имеет?

— Да я просто уверен, что хорошо всем нам известный Отец не мог бы пропустить мимо своего рта хотя бы куска столь жирного пирога.

— Это означает, что какая-то часть залога вполне может оказаться в кармане господина Коновалова, крестного отца?

— Во всяком случае, не исключаю. Его, кстати, тоже могли надуть в этом деле.

— Комар? Братья Аракеляны?

— Думаю, второе теплее. По моим сведениям, Жорж и покойный Левон в короткое время стали в Штатах миллионерами. У Жоржа собственный особняк, яхта, личный самолет. И до последнего времени ни у одного, ни у другого братца, кажется, не было никаких сложностей с налоговой полицией.

— Может, фирма «Голден» была под «крышей» господина Коновалова?

— А вот это бесспорно.

— В таком разе не могли ли люди твоего Отца и убрать Левона? За какие-то нам пока неизвестные провинности?

— Во-первых, он не мой, а, мягко выражаясь, общероссийский, как любая достопримечательность нашего смутного времени. А во-вторых, люди Отца не приговаривали Левона. Не будем торопиться, может быть, что-то сумеет раскопать Вячеслав Иванович.

— Алексей Петрович, а ведь ты был в Штатах именно тогда, когда замочили исполнительного директора «Голден» господина Дондероу?

— Ну.

— Много было шуму?

— По их меркам маловато.

— Странно...

— Мне тоже так кажется. Вернее, показалось. Потому что я, помню, и особого внимания на этот факт не обратил. Не знал, кстати, и о том, что фирму основали братья Аракеляны. Это меня потом Саймон Нэт просветил. Самую малость.

— ФБР?

— Руководит нью-йоркским отделением. Но по призванию — сыщик. Причем классный. К данному делу он отношения не имел, как мне поначалу показалось. А когда я его спросил, он просто ушел от ответа. Ну мало ли, неинтересно человеку, не знает, а я не стал настаивать.

— Но как, если не секрет, ты вообще узнал об этих драгоценностях? — добрался наконец до главного Турецкий.

— В высокие сферы я не вхож, это тебе уже известно. Но с референтом президентского советника по экономике господином Маркиным Игорем Леонидовичем много лет поддерживаю дружеские отношения. На каких, спросишь, основаниях? Да просто потому, что мы с ним выросли в одном дворе.

— Маркин... Игорь Леонидович? Нет, не слыхал, — сказал Турецкий.

— Немудрено. Референт, мелкая кремлевская сошка...

— Однако в наше время, насколько мне известно, Алексей Петрович, именно сошки и решают самые крупные дела. А потом, референт советника самого президента не такая уж и мелкая сошка. И если он человек с умом... — Турецкий выразительно посмотрел на Кротова.

— Игорь — человек неглупый. Даже очень... Разве глупый человек ездил бы сегодня на представительском «мерседесе»? Имел бы в центре пятикомнатную квартиру? Особняк на Истре?

— Да, на подобные приобретения нужны хорошие мозги, — согласился Турецкий. — Особенно если иметь в виду его зарплату.

— А знаешь, сколько он получает?

— Чиновники его уровня получают не больше четырех-пяти сотен баксов.

— Примерно. Вот и думай, на какие шиши сделаны приобретения?

— Женат?

— Был. Но с этим делом у него порядок, женщин хватает, может и поделиться.

— Хорошо устроился!

— Неплохо, — тактично поправил Кротов. — Но я подозреваю, и не без оснований, что именно с подачи Маркина и получил теплое местечко советника председателя Гохрана Валера Комар.

— Интересный альянс! — воскликнул Турецкий. — А что же их свело? Какой-то бухгалтер и кремлевский служащий!

— Однажды оба они оказались в служебной командировке в далеком сибирском городе Алдане...

— И Маркин тебе об этом поведал? — недоверчиво усмехнулся Турецкий.

— А почему бы и нет? Говорю же, мы в одном дворе выросли. И никогда врагами не были.

— Вероятно, именно в это время Валерий Комар занимал должность главбуха на заводе «Кристалл»? — задумчиво сказал Турецкий, и Кротов заулыбался.

— Ну вот видишь, оказывается, и сам все уже знаешь!

— А после этой встречи в командировке наш главбух неожиданно сел на стул советника председателя Гохрана? — продолжал угадывать Турецкий.

— Не сразу, не сразу, — охладил его Кротов. — Но мыслишь, Александр Борисович, в абсолютно верном направлении. Действительно, сел, но спустя полгода.

— И за эти полгода из заводской кассы исчезли сто двадцать миллионов рублей! — уже твердо заявил Турецкий.

— Ну почему же так сразу и исчезли? Нет, они были переведены на счет одного коммерческого банка.

— Была такая нужда?

— Ага. Речь шла о создании международной фирмы по торговле изделиями из драгметаллов.

— А директором той фирмы был назначен Валерий Михайлович?

— Он, — подтвердил Кротов. — Комар.

— Стоп! — сказал Турецкий. — Попробую домыслить дальше. Фирма уже не существует. Коммерческий банк сгорел.

— Но фирма была. Я даже имел честь присутствовать на открытии. Но, к сожалению, здание на Сретенке, в котором она располагалась, пошло на снос... А вот коммерческий банк действительно сгорел. Хотя и не сразу.

— А знаешь, Алексей Петрович, что я тебе скажу? Твой детский приятель и в самом деле не дурак.

— А я про что? — весело согласился Кротов. — Между прочим, кое-кто считает его одним из наиболее толковых наших экономистов.

— И кто же?

— Ну, к примеру, доктор экономических наук Эдуард Эдуардович Штиль.

— Фамилия мне ничего не говорит, — подумав, ответил Турецкий.

— А он между тем очень большой человек. Мозг, теоретик движения! Ну как тот старый анархист Аршинов у Махно, так и он у Отца — Коновалова. Хочешь познакомиться?

— Возражений-то нет, но лучше бы все-таки с твоим товарищем детства.

— С этим проще. Познакомишься в собственном кабинете. Когда будешь его допрашивать.

— Чего-то ты не договариваешь, Алексей Петрович... — помедлив, заметил Турецкий. — Или мне кажется? Нет?

— Я говорю лишь о том, в чем твердо уверен. А домыслы, тебе известно, не по моей части.

— Меркулов мне сказал, что Комар знал Боярова еще по Афганистану. Это так?

— Больше того, гордился этим знакомством.

— А он был вхож в дом Бояровых?

— Не думаю. По-моему, Елена Юрьевна на дух не переносила Комара.

— Но ведь Бояров, так или иначе, оказался замешанным в историю с пропавшими драгоценностями. Не Комар ли тут летал рядом?

— Все может быть, — неохотно ответил Кротов, пожав плечами. — Валера вообще-то парень компанейский. Без мыла в задницу залезет. А Николай Андреевич, по старой армейской привычке, и выпить, и закусить мастер. По пьяни всякое могло случиться. Но ты сам подумай: чем мог рисковать Бояров? Ну попросил его советник председателя Гохрана посодействовать, это преступление? Напротив, доброе дело для государства. Никакого криминала не вижу. Вот так, дорогой ты мой Александр Борисович!

Турецкому показалось, что Кротов устало вздохнул, сдерживая зевок, и как бы мельком глянул на часы.