Картель правосудия

– Какой, к лешему, приказ?! Останови немедленно!

– Именно, – не отрывая взгляда от дороги, с искренним восхищением отреагировал Денис. – Именно так! Точно! Как раз – к лешему. Как раз туда мы и едем.

– Что?!

– Охотиться. На кабана. У моего дядьки под Калугой знакомый классный егерь есть, Мишка Колчанов. Уже ждет нас.

– Да вы сдурели! Какая охота! У меня же работа, срочное дело! Останови, я кому сказал?!

– Дядя Саша, успокойтесь, ради бога. Какая может быть работа в выходные?

– В выходные?!

– Конечно. Да не волнуйтесь. Семью вашу предупредили, Ирина Генриховна не возражала, даже приветствовала, можно сказать.

Турецкий, наконец, сдался:

– Могу себе представить… Сейчас… у нас что? Вечер пятницы?

– Субботнее утро.

Турецкий глянул в окно. Действительно, рассветало. Под колесами похрустывал свежий, целинный еще снежок.

– А где сам-то, дядя твой замечательный?

– Сзади.

– В багажнике?! – ужаснулся Турецкий.

Денис укоризненно глянул в зеркальце заднего обзора: – Ну какой же здесь багажник? Сзади он едет. Хмель за рулем прогоняет.

КАТЯ

11 февраля, день

В РУОПе, на Огарева, 6, хмурый, с красными глазами и огромными волосатыми руками капитан Лихачев вот уже десять минут изучал Катино заявление о похищении Эльдара. Создавалось впечатление, что он или не умеет читать вовсе, или читает между строк.

Кабинет его выглядел весьма заурядно, чтобы не сказать типично: тесный, с обшарпанными голыми стенами, кое-где прикрытыми старыми глянцевыми календарями, видавшим виды канцелярским столом и несколькими раздолбанными стульями.

– Ну, рассказывайте, – он отложил исписанные листки и, подперев подбородок руками, устало посмотрел на Катю.

– Там же все написано.

– А я хочу еще раз послушать. – Видимо, он все-таки не умел читать.

Катя медленно и внятно изложила свою историю, стараясь не перегружать ее эмоциями. Капитан закурил и, откинувшись в кресле, разглядывал посетительницу из-под приспущенных век. Пожалуй, надежная барышня. Такая не станет визжать и бухаться в обморок при виде царапины. И говорит хорошо, толково говорит, по сути.

– Вот пленка, – закончила свой рассказ Катя и протянула руоповцу диктофон. В его огромной ладони он казался совершенно несерьезным. Лихачев нажал кнопку «play», из динамика вырывался только невнятный шелест. Он сделал погромче и поднес диктофон прямо к уху.

– Так тут же нет ничего. – Капитан разочарованно уставился на Катю.

– Перемотайте немного. Я его еще в машине включила.

Нужное место действительно было найдено.

– В принципе все ясно. – Лихачев осторожно поставил диктофон на край стола. – Только я не понял из заявления, этот Назаров, он вам кто, муж?

– Нет, он мне не муж, пока, по крайней мере, – и продолжила про себя: «И я рискую овдоветь, не выйдя замуж».

– Значит, так и запишем, сожитель. – Капитан сделал пометку на последней странице заявления. Катю немного покоробило от такой формулировки. Впрочем, хоть калачом называй, только в печь не ставь.

– Фотография у вас имеется?

Собираясь в милицию, Катя подумала, что наверняка понадобится снимок. Но, к удивлению, она обнаружила, что ничего подходящего у нее нет. Эльдар не любил фотографироваться, и она смогла найти только два снимка. На первой они вдвоем на набережной Москвы-реки, недалеко от Красной площади, дурачатся – Эльдар держит ее на руках и делает вид, что собирается бросить в воду. (Сукин сын, после щелчка фотографа ведь и бросил!) Нет, этот снимок слишком личный, да и лицо Эльдара немного не в фокусе. На второй фотографии Эльдар уже один в зоопарке на Красной Пресне, на фоне клетки с обезьянами, и улыбка у него жутко дурацкая, как и у тех, что позади него. Но не афишу же нести в милицию. Для РУОПа пришлось выбрать зоопарк.

Лихачев долго изучал фотографию, то поднося ее к глазам, то с расстояния вытянутой руки.

– Где-то я уже видел этого парня. Только вот где? Он никогда не проходил по нашим делам?

– Он известный певец. И видеть вы его могли по телевизору. Или на концерте. – Она постаралась увести руоповца от давнего, но все же уголовного прошлого Эльдара. Забавно, что совсем рядом со входом в РУОП на афишной тумбе висела и его афиша. Эльдар в кепке, с гитарой и огромная надпись поперек: «Деньги – тлен» (сейчас он, возможно, уже изменил свое мнение на сей счет), так что капитан каждый день по дороге на работу мог видеть его лицо, да только вряд ли замечал.

– Да? И о чем поет? – Он положил снимок на стол и накрыл своей волосатой ручищей, словно экстрасенс, пытающийся определить характер и судьбу человека по фотографии.

– О жизни.

– Что вижу, то пою… – задумчиво прокомментировал Лихачев – Акын, значит. А, вспомнил. Певец свободы и тоски. И по нашим делам он, однако, тоже проходил, насколько я понимаю.

– Это было очень давно. – Кате было неприятно оттого, что не удалось избежать этой темы.

– Давно-то давно, а сколько волка ни корми, все равно в лес… – глубокомысленно изрек руоповец.

– Что вы хотите этим сказать?

Он, не торопясь, прикурил, обошел стол и, присев на самый краешек, навис над Катей. Теперь ей приходилось смотреть снизу вверх, что создавало физический и психологический дискомфорт.

– А вы не задумывались о том, что Назаров может оказаться в сговоре с этим Кротковым и они на пару вымогают у вас деньги?

– Эльдар увидел Кроткова впервые в то утро в моей квартире.

– И из чего это следует? Из того, что он затеял драку? Но он же артист, мог сыграть вполне натурально. Но даже если они и не были знакомы прежде, кто мешал им найти общий язык позднее?

Катя отодвинулась вместе со стулом, уходя из зоны давления.

– Если он в юности и совершал ошибки, то это не дает вам права навешивать на него ярлык уголовника-рецидивиста. Во-первых, Эльдар достаточно популярен и может заработать деньги менее экстравагантным, нежели собственное похищение, способом. Во-вторых, несмотря на судимость в прошлом, он все-таки имеет право на защиту. Или нет?

Лихачев замахал на Катю руками.

– Что вы меня агитируете за советскую власть. Я разве сказал, что отказываюсь вам помочь? – Он вернулся на свое место. – Я всего лишь выясняю все обстоятельства дела, обдумываю версии.

На самом деле Кротков со своей группировкой уже порядком засветился в оперативных сводках. Только каждый раз ему удавалось отвертеться. То за недоказанностью, то среди свидетелей вспыхивала повальная эпидемия амнезии, то сами жертвы рэкета (а именно по этому делу чаще всего он и светился), до смерти перепуганные его братвой, вдруг забирали заявление, уверяя, что все перепутали и ничего такого не было. Но с поличным взять гада до сих пор не получалось. Вот и думал капитан: стоящее ли дело, не пустышку ли тянет? Получалось, что шанс есть. И пленка – доказательство весомое, и дамочка не из пугливых попалась.

– Хорошо, сейчас отправляйтесь домой и до назначенного дня постарайтесь вести себя как обычно. За час до свидания с Кротковым подъезжайте к бензоколонке на Шипиловской улице – это недалеко от ресторана, там обговорим детали операции.

– Но я не смогу достать деньги за два дня.

– Об этом мы позаботимся. – Капитан встал, давая понять, что разговор окончен. – Кстати, скажите откровенно, если смогли бы собрать деньги, пришли бы к нам или заплатили бы молча?

Катя ответила, почти не задумываясь:

– Пришла бы все равно.

Лихачев удовлетворенно хмыкнул.

УТКИН

Иван Сергеевич Уткин не видел свою бывшую жену больше двадцати лет и даже ничего не знал о ней. Но однажды декабрьским вечером 1995 года Лариса появилась в его квартире, не позвонив, не написав, не предупредив.

Открыв дверь, Иван Сергеевич даже не сразу понял, кто посетил его в ранний час воскресенья. Лариса сильно изменилась, располнела, волосы перекрасила в темно-рыжий цвет. Косметика, в которой она раньше не нуждалась, теперь лежала на лице толстым слоем, но не могла скрыть морщин и темных обвисших кругов под глазами, когда-то небесно-голубые глаза поблекли, уголки губ опущены. Но держалась с тем же достоинством, что и двадцать лет назад.

Она сбросила ему на руки кожаное пальто, отороченное черно-бурой лисой, и по-хозяйски обошла квартиру.

– Ты неплохо устроился. – Она заглянула в ванную, зашла на кухню. – Не женился? Увидела вот тебя по телевизору, большим человеком стал. Решила навестить.

Уткин молча ходил следом.

– Ты хоть бы чаю предложил, на улице метет…

– Конечно, – он поставил чайник и порылся в холодильнике. – Ты голодна?

– В меру. Давай лучше выпьем чего-нибудь, столько лет не виделись, надо отметить.

Уткин принес бутылку сухого вина, вывернул пробку и наполнил бокалы. Все это он проделывал на автопилоте, так и не стряхнув с себя оцепенение, вызванное столь неожиданным явлением бывшей пассии. Он даже не предполагал, что встреча может быть ему настолько неприятна; хотелось побыстрее отделаться от незваной гостьи.

– Почему не шампанское? – капризно скривилась Лариса. – Разве повод не достаточно торжественный? Возвращение первой любви… или блудной жены, это уж как тебе больше нравится. Такое надо праздновать с размахом, с помпой.

– Что значит возвращение? – не понял Уткин.

– Возвращение, – она обратилась взором к своему маникюру, – это когда приезжаешь обратно, вновь появляешься, снова обращаешься к чему-либо прежнему… Кстати, у тебя чайник закипел.

Иван Сергеевич налил чаю и закурил:

– Ты надолго в Москву?

– Навсегда. Намоталась я по белу свету, надоело. Так что мы часто будем теперь видеться. Мужа своего прогнала…

– Какого по счету, если не секрет? – язвительно осведомился Уткин.

– Представь себе, единственного, – не менее язвительно отпарировала Лариса. – Что-то сдается мне, ты не слишком рад моему появлению.

– Ты удивительно проницательна.

– И ты больше абсолютно никаких чувств ко мне не испытываешь? Ведь тогда мы оба были молоды и оба по-своему неправы… Или ты так не считаешь?

Уткин пожал плечами, его взгляды на жизнь с тех пор мало изменились, как, впрочем, очевидно, и ее.

Едва пригубив из своего бокала и не притронувшись к чаю, она отправилась во второй обход квартиры и на письменном столе в кабинете Уткина обнаружила Катину фотографию.

– Кстати, я хочу видеть дочь.

– Это исключено, – категорически возразил Иван Сергеевич.

– Почему? – Лариса удивленно взглянула на него. – Ты думаешь, я ей не понравлюсь?

– Нет, я так не думаю, – Уткин смутился, – но, видишь ли, Катя уверена, что ты умерла, когда рожала ее…

– Это ты сам придумал? – саркастически усмехнулась Лариса. – Почему же в этом доме нет иконостаса с портретом матери-мученицы? Я что-то вообще не вижу своих фотографий.

– В альбоме… – хмуро кивнул Уткин в сторону книжного шкафа. Она стащила с полки толстый семейный альбом и удобно устроилась в кресле.

Лариса медленно листала страницы. В альбоме были в основном Катины снимки, и, разглядывая изображения дочери, она вдруг загрустила и, как показалось, Уткину даже прослезилась.

Иван Сергеевич мучительно соображал, как от нее отделаться. Конечно, Катя уже взрослая и, наверное, все поймет правильно, но мать, какая бы она ни была, всегда остается матерью, и его тогдашние мотивы для разрыва с Ларисой могут сегодня показаться дочери недостаточными, надуманными, мелочными и глупыми.

– Я хочу ее видеть. – Лариса захлопнула альбом и решительно поднялась.

– Я уже сказал, что это невозможно. – Уткин протестующе замотал головой. – Она считает тебя святой, так зачем разрушать это представление? Ты думаешь, она бросится тебе на шею и не спросит, где ты была все эти годы?

– Я так понимаю, что с тобой она не живет. – Лариса пропустила его протест мимо ушей. – Она замужем? Хотя нет, я же не видела ее свадебных фотографий. Значит, ей осточертела папочкина опека и она свила собственное гнездышко. Чем она занимается? Конечно, юриспруденцией?

Иван Сергеевич почувствовал непреодолимое желание выпить. Он сходил на кухню и глотнул еще вина, хотя сейчас ему явно требовалось кое-что покрепче, но он вообще не пил и ничего крепче кофе в доме не держал. И эту бутылку принесла Катя, когда приходила в первый раз с Эльдаром. Семейного ужина тогда как-то не получилось – не сошлись характерами с первых слов, вот и стояла неприкаянная в пустом баре.

– Ты же помнишь, я очень настойчива. Если ее адрес не дашь мне ты, отыщу сама.

– Делай что хочешь, во всяком случае, на мою помощь лучше не рассчитывай. – Он вышел в прихожую и снял с вешалки Ларисино пальто. – Твой визит и так затянулся, у меня много дел. Извини за прохладный прием, до свидания.

– Ты меня выгоняешь? – возмутилась она. – Да, я вижу, у тебя не только волос поубавилось – сердце у тебя тоже облысело! – (Уткин вспомнил: это выражение было из ее обширного адвокатского репертуара). – Нет, я так просто не уйду, не надейся. – Она бросилась к письменному столу и принялась перерывать блокноты и записные книжки. – Мне нужен ее адрес и телефон.

Взбешенный Уткин схватил Ларису за руку, отодрал от стола и поволок вон из квартиры. У выхода из подъезда он вручил ей пальто и сумочку и обратился к охраннику:

– Видите эту женщину? Если она еще раз появится в доме, у вас будут большие неприятности. То же передайте и своим сменщикам, все ясно?

Охранник, которому Лариса сказала, что она сестра Уткина, виновато кивал головой.

– Ты обо мне еще услышишь. – Лариса, гордо вскинув голову, вышла, хлопнув дверью. Но на улице тут же поскользнулась и грохнулась на землю.

Прошла неделя. Лариса больше не появлялась и не звонила. Звонила Катя, но о появлении матери не обмолвилась и словом, либо Лариса ее еще не отыскала, либо просто выжидала удобного момента для воссоединения с дочерью.

Было первое воскресенье нового года, Уткин собирался поработать с утра с бумагами, а после обеда сосед по площадке пригласил его на лыжную прогулку.

Сварив кофе, Иван Сергеевич вдруг обнаружил, что у него кончились сигареты, а нового блока «Мальборо», который каждую неделю покупала ему домработница, почему-то не оказалось в кухонном шкафу. Работать без сигарет Уткин не привык и потому отправился в магазин за углом. Он купил сигареты и прошелся немного по скверику, расположенному в ста метрах от дома.

Когда он вернулся домой, первое, что он увидел, было Ларисино кожаное пальто на вешалке в прихожей. Им снова овладело бешенство: как она посмела явиться сюда снова и откуда у нее ключ?!

К сожалению, ответов на свои закономерные вопросы Иван Сергеевич получить не смог.

Когда он вошел на кухню, Лариса лежала на полу, ее некогда нежную шею тугим узлом перетягивал его собственный галстук. Сиреневый с голубыми ромбами. Лариса была мертва. В квартире повсюду присутствовали следы борьбы, мебель оказалась сдвинута, посуда на кухне разбита.

Не веря своим глазам, Уткин осмотрел тело Ларисы – пульс не прощупывался, лицо посинело и покрылось мелкой сеточкой подкожных кровоизлияний, глаза почти вылезли из орбит. Она, несомненно, была удушена, причем всего несколько минут назад: тело еще не остыло.

Уткин бросился к телефону, плохо соображая, кого нужно вызывать в первую очередь: «скорую» или милицию… И в этот момент раздался стук в дверь.

Уткин в полнейшей прострации пошел открывать и, когда увидел на пороге соседа, даже не подумал, стоит ли впускать кого-либо в квартиру. Тот лучезарно улыбался, демонстрируя свои малоэстетичные зубы. Уткин совсем некстати подумал, что минюст здорово подходит для роли Дуремара в «Золотом ключике».

– Привет, ты что такой бледный? Стряслось что-нибудь? Тут такой грохот стоял, я решил, ты с лыжами прямо в квартире тренируешься. – Он вошел внутрь и прямо с порога заметил ногу в сапожке на шпильке, торчащую из двери на кухню. – А, семейные войны, пойду посмотрю, может, даме нужна помощь…

Уткин попытался удержать его, но тот уже достиг места происшествия и замер, открыв от изумления рот.

– За что ты ее так? – Он поковырял тело носком ботинка.

– Это не я, – еле слышно выговорил Уткин.

– А кто?

– Не знаю, – он снова взялся за телефон.

– А кто знает? – Сосед не отставал. – Эй, погоди, ты куда это звонишь?

– В милицию. – Уткин набрал 02 и тупо слушал короткие гудки, доносящиеся из трубки.

– Да погоди ты, никуда твоя милиция не денется. Тут надо сперва самим разобраться. – Он махнул рукой в сторону тела. – Она тебе кто?

– Мать моей дочери.

– Круто сказано. В смысле – бывшая жена? – Он проделал свой коронный жест – ввернул воображаемую лампочку.

– Нет.

– А кто? – не унимался незваный гость. – И оставь ты, наконец, в покое телефон.

– Я вышел в магазин, вернулся, она уже была мертва, я ее не видел и с ней не разговаривал. – Уткин положил трубку и вытер о брюки вспотевшую ладонь.

– Кто-нибудь тебя в магазине запомнил?

– Конечно.

– А потом ты сразу пошел домой?

– Нет… я гулял.

– Гулял?! – возмущенно переспросил сосед. – Он гулял! А во время твоего гуляния тебя кто-нибудь видел?

– Не знаю.

– Итак, что мы имеем. – Он принялся загибать длинные тонкие пальцы. – Время смерти устанавливается с точностью, скажем, до получаса, а ты, по твоим словам, отсутствовал сколько?

– Минут тридцать пять – сорок.

– Женщина убита в твоей квартире, задушена твоим галстуком, всюду следы борьбы. И это не просто женщина, а твоя бывшая любовница, и у тебя нет твердого алиби. Я ничего не упустил?

Уткин устало пожал плечами.

– Ты хочешь остаток своих дней провести в тюрьме за преступление, которого, по твоим словам, не совершал? – Сосед оседлал табуретку и уставился на Уткина профессиональным взглядом удава.

Тот снова пожал плечами:

– А что подумает о тебе дочь, я уж не говорю о твоей карьере…

– Это бессмысленный разговор, может, ей и стоило умереть, но я ее не убивал, я звоню в милицию, и пусть они разбираются. – Иван Сергеевич уже не мог препираться и снова набрал 02.

Сосед отобрал у него трубку:

– Дай лучше я позвоню. Пойди выпей валерьянки и отдохни… Да, жаль, лыжи на сегодня придется отменить.

Через пять минут действительно приехала бригада ребят в штатском. Никаких фотоаппаратов и оборудования для дактилоскопии и прочих криминалистических хитростей при них не было. Труп погрузили на носилки и вынесли, а после «оперативники» вместо обычных для такого случая вопросов и процедур принялись молча… убирать квартиру. Мебель была расставлена по местам, ковры тщательно вычищены, всю кухню промыли каким-то раствором с запахом не то сероводорода, не то можжевельника. С вешалки исчезло Ларисино пальто и сумочка. Протерли все, к чему она могла прикасаться, даже альбом с фотографиями не забыли.

«Интересно, они знали про него или это просто классные профессионалы?» – подумал Уткин, но тут же забыл об этом, какое это теперь имеет значение.

Через полчаса квартира сияла. Сосед, выпроводив «оперативников», вернулся к Уткину.

– Ну что, может, все-таки пойдем на лыжах побегаем? – спросил он вполне жизнерадостно.

– Кто были эти молодцы? – Иван Сергеевич медленно приходил в себя и осознавал, что кто-то его подставил, и если бы не сосед, то на его жизни впору было ставить жирный-прежирный крест. Только… не сам ли сосед и организовал весь этот спектакль с трупом в главной роли? Уж очень гладко все у него вышло. Тогда…

Сосед пропустил его вопрос мимо ушей.

– Ладно, отдыхай, заслужил. – Он дружески похлопал Ивана Сергеевича по плечу и уже у выхода обернулся и коротко хохотнул:

– Только скажи, за что ты ее все-таки?

Уткин тоже не удостоил его ответом.

Больше о Ларисе Иван Сергеевич ничего не слышал, где и кто ее похоронил, не знал, хотя даже если бы знал, вряд ли стал бы ходить на ее могилу.

12 февраля

В 10.55 Катя припарковалась у бензоколонки. В одиннадцать капитан Лихачев в старой, знавшей лучшие времена кожанке и лыжной шапочке открыл левую дверцу машины:

– Здравствуйте, барышня. Как настроение?

Катя неопределенно пожала плечами. На самом деле ей, конечно, было страшно, но признаваться в собственной слабости она не собиралась. Капитан устроился рядом с ней, а на заднее сиденье уселся его спутник лет тридцати в хлопчатобумажной спортивной куртке. Он поставил себе на колени вместительную спортивную сумку, которую заботливо поддерживал обеими руками.

– Это Федор, он вас потом радиофицирует, – представил спутника Лихачев. Федор приветливо кивнул.

Капитан подышал на озябшие руки и пристально посмотрел на Катю.

– Слушайте внимательно. Ровно в двенадцать подъедете к ресторану. Припаркуетесь, но не будете выходить из машины. Когда они к вам подойдут, требуйте показать Назарова, мотивируя тем, что хотите убедиться, все ли с ним в порядке. Мы будем рядом, – он говорил медленно, обычным будничным голосом, стараясь внушить Кате, что для него и его людей это заурядная операция, каких было уже не меньше тысячи и которые в подавляющем большинстве завершались успешно. – Потом подойдете к их машине и передадите деньги из рук в руки Кроткову. Скажете: «Здесь ровно шестьдесят тысяч». Запомнили?

Катя возмутилась:

– Вы меня держите за дауна?

– В момент передачи денег мы их и возьмем. Как только Кротков получит сумку, тут же падайте на землю и постарайтесь уложить рядом Назарова.

– А если они не привезут Эльдара? – Несмотря на уверенность капитана, Катя все еще нервничала.

– Все равно будем брать. Даже тем более! Сомнительно, чтобы они вас с такими деньгами отпустили.

– Хорошенькое дело, – подпрыгнула Катя. – И каков же шанс у Эльдара после этого остаться в живых?!

Капитан досадливо поморщился.

– Будем надеяться на лучшее, – отрезал он. – А сейчас Федор укомплектует вас электроникой.

Федор бережно извлек из металлической коробочки крошечного «жучка» и приколол его к воротнику Катиной шубы:

– Устройство включается на звук голоса. Дальность действия до полутора километров.

– В этой сумке деньги. – Лихачев подал сумку Кате. – Вернее, не деньги, а имитация, кукла, короче говоря. Ровно шестьдесят пачек.

– А если они будут пересчитывать? – испуганно спросила она.

– Не успеют. Мы их раньше возьмем.

ТУРЕЦКИЙ И КОМПАНИЯ

14 февраля, день

Они кружили и кружили по перелескам, разъезжались и встречались с грязновской «Нивой», вылезали на мороз размять ноги и, щурясь, разглядывали безжизненные как будто пространства. На Турецкого напялили общеупотребительные валенки и полушубок.

Качка и лютый холод часам к трем дня сделали свое дело, и лица бравых охотников к концу дня приобрели землистый оттенок. А стекла машин, напротив, немного оттаяли на солнце.

Наконец обе машины разом остановились надолго – у опушки со столбом. Слава выдал своему приятелю ведомственный «калашников»:

– Ставь его на одиночный выстрел.

Турецкий, с невольной завистью глянув на снаряжение своих спутников, критически осмотрел свое.

След кабана нашли быстро, причем крупного. Но опытному егерю Колчанову что-то явно не давало покоя. Он убежал глубоко в лес и, вернувшись, сообщил:

– Волки. Трое и один. Утром зашли.

– А как же кабан? – удивился Турецкий.

На него замахали руками: ты что, дескать, не понимаешь, нельзя упускать такой случай, тем более рядом заповедник, есть серьезная опасность, что «серые» уйдут туда «резать» живность.

– А волки дорог разве не боятся?

– Они и по дороге любят прямо идти.

Денис, Мишка Колчанов и Турецкий рванули на джипе вокруг леска обрезать зверю путь. Грязнов на своей «Ниве» остался ждать у опушки.

– Ну как, Сашка, – весело закричал им вслед Грязнов, – уже почувствовал кайф?

Турецкий нехотя разлепил губы:

– Почувствовал. Охота – пуще неволи.

Остановились. Колчанов стал расставлять своих спутников «на номера». Турецкий был прикреплен к гигантской осине в полтора обхвата. Денис пошел в загон, в овраг.

Сам Колчанов остался у замерзшего русла ручья и ракиты. Время от времени он давал по радиопередатчику команду, и охотники добросовестно по очереди издавали длинные воинственные крики. Волк должен был подняться.

Турецкий подумал и засек время.

Морозец стоял градусов пятнадцать. Колчанов по егерской привычке считал куропаток…

Прошло ровно три часа. Валенки были мокрые насквозь. Турецкий подумал, что, кажется, заболевает.

Никакой волк на них так и не вышел. Колчанов честно взял вину на себя, предположив, где именно волк прошел сквозь их стройные ряды. А может быть, вообще не поднялся на крики и залег. Пора было разряжать ружья.

Турецкий подумал, что, вопреки байкам, охотники, оказывается, довольно честный народ. И совсем не завиральный.

Вечером закоренелый холостяк Слава ловко поджарил свежее мясо. Денис не слишком умело сварил картошку. Остальные скромно достали из сумок копченое сало, соленые огурцы, серый крестьянский хлеб и литр водки на троих, так чтобы разговеться.