Женщина в песках

– Эй, бабка, где ты?

Внизу, прямо под ногами, в кромешной тьме появился фонарь и послышалось:

– Здесь, здесь… Лестница возле мешков.

Действительно, эту кручу без лестницы не одолеешь. Три дома, как тот внизу, можно, пожалуй, поставить один на другой; даже с лестницей нелегко туда добраться. Склон почти отвесный, а ведь днем, он это ясно помнит, казался совсем пологим. Лестница ненадежна, связана из разных веревок, и, если потеряешь равновесие, она запутается где-нибудь посредине. Все равно что жить в естественной крепости.

– Не беспокойтесь ни о чем, отдыхайте…

Старик не стал спускаться вниз, постоял немного и ушел.

Мужчина с ног до головы был обсыпан песком, и ему вдруг почудилось, что он вернулся в свое детство. Женщину, которая встретила его с фонарем, назвали бабкой, и он уже успел представить себе старуху, но она оказалась приятной, совсем еще молодой, лет тридцати, невысокого роста. Она, видимо, пудрилась, – для женщины, живущей у моря, лицо ее было слишком белым. В общем, он был благодарен ей за то, что она встретила его приветливо, с непритворной радостью.

Впрочем, если бы не радушный прием, он не смог бы заставить себя переступить порог этой лачуги. Он бы, наверно, сразу же сбежал, решив, что его дурачат. Стены облупились; вместо фусума[1] висели циновки; опоры, поддерживавшие крышу, покосились; все окна забиты досками; соломенные маты, устилающие пол, готовы рассыпаться и, когда на них ступаешь, хлопают, будто мокрая губка. И ко всему этому – отвратительный, какой-то прелый запах спекшегося песка.

Но ведь все зависит от настроения. Он был обезоружен приветливостью женщины. Ничего, говорил он себе, такое случается раз в жизни. А вдруг повезет и какое-нибудь интересное насекомое удастся встретить. Во всяком случае, в такой среде насекомые живут и радуются.

Предчувствие не обмануло его. Не успел он сесть на предложенное ему место у очага, вырытого прямо в земляном полу, как послышался шорох, будто дождь пошел. Это было скопище блох. Но его этим не запугаешь. Энтомолог всегда подготовлен к подобным неожиданностям. Нужно только изнанку одежды засыпать ДДТ, а открытые части тела перед сном натереть мазью от насекомых.

– Я готовлю поесть, и поэтому пока… – женщина нагнулась и взяла лампу, – потерпите немножечко в темноте.

– А у вас что, всего одна лампа?

– Да, к сожалению…

Она улыбнулась виновато, – на левой щеке появилась ямочка. У нее очень привлекательное лицо, подумал он. Только выражение глаз какое-то странное. Но может быть, это из-за болезни. Воспаленные веки не могла скрыть даже пудра. Не забыть бы перед сном закапать в глаза капли…

– Но до еды мне хотелось бы выкупаться.

– Выкупаться?

– А что, это невозможно?

– Очень жаль, но придется подождать до послезавтра.

– До послезавтра? Но ведь послезавтра меня уже здесь не будет, – засмеялся он непроизвольно громко.

– Разве?..

Женщина отвернулась, плечи ее задрожали. Расстроилась, наверно. Эти деревенские жители даже не пытаются притворяться. Чувствуя неловкость, он смущенно пожевал губами.

– Ну, если негде выкупаться, достаточно будет просто облиться водой. А то я весь в песке…

– Воды, вы уж простите, осталось одно ведерко… До колодца ведь очень далеко…

Какая-то она забитая. Ладно, ничего больше не буду говорить. Но вскоре убедился, что купание здесь совершенно бессмысленно.

Женщина принесла вареную рыбу и суп из моллюсков. В общем, пища морского побережья, и это было неплохо. Как только он принялся за еду, она раскрыла над ним большой бумажный зонт.

– Зачем это? («Наверно, какой-то местный обычай».)

– Иначе песок попадет в еду.

– Почему? – Он посмотрел на потолок и, к своему удивлению, не обнаружил там ни одной щели.

– Песок, понимаете… – Женщина тоже взглянула на потолок. – Он летит отовсюду… Не метешь день, и его собирается на три пальца.

– Может быть, крыша прохудилась?

– Да нет, когда она совсем новой была, песок все равно сюда попадал… И вправду нет ничего страшней этого песка. Он похуже точильщика.

– Точильщика?

– Это такие жучки, которые точат дерево.

– Наверно, термиты?

– Нет, такие, знаете, тверденькие.

– А-а, тогда это жуки-дровосеки.

– Дровосеки?

– Красноватые, с длинными усами. Они?

– Нет-нет, эти как зернышки риса и цветом коричневые.

– Вот оно что. В таком случае это радужный жук.

– Если не следить, то он такую вон балку в два счета сгноит.

– Кто, радужный жук?

– Нет, песок.

– Почему?

– Он проходит через все. А когда ветер дует с плохой стороны, песок наметает на чердак, и если не убирать, его наберется там столько, что доски на потолке не выдержат.

– Да, не годится, чтобы песок скапливался на чердаке… Но не кажется ли вам немного странным говорить, что песок может сгноить балку?

– Почему же, сгноит.

– Но ведь песок отличается как раз тем, что он очень сухой.

– Все равно сгноит… Говорю же вам, поставьте новенькие гэта[2] и не сметайте песок – через полмесяца от них ничего не останется.

– Не понимаю почему.

– Дерево гниет, и вместе с ним гниет и песок… Попробуйте откопать потолочные доски от дома, который засыпало песком, – там будет жирная земля, хоть огурцы выращивай.

– Чепуха!.. – презрительно поморщился мужчина. Ему показалось, что его представление о песке оскверняется ее невежеством. – Я ведь и сам кое-что знаю о песке… Видите ли, этот самый песок вот так и движется круглый год… В движении его жизнь… Он нигде не задерживается – ни в воде, ни в воздухе, – он движется сам по себе… Вот почему не всякое живое существо может обитать в песке… Это относится и к бактериям, вызывающим гниение… Песок, если хотите, олицетворение чистоты, он может скорее предотвратить гниение, и считать, что он гноит, просто нелепо… А вы еще говорите, что он сам гниет… Начать хотя бы с того, что песок вполне добропорядочный минерал.

Женщина растерянно молчала. Мужчина под зонтом, который она все еще держала над ним, торопливо доедал обед, не проронив больше ни звука. Зонт покрылся таким слоем песка, что на нем можно было писать пальцем.

Просто невыносимая сырость. Нет, песок не сырой, само тело пропитано сыростью. Над крышей завывал ветер. Полез за сигаретами – и в кармане полно песка. Еще не закурив, мужчина ощутил во рту горечь табака.

Выну, пожалуй, насекомых из банки с цианистым калием. Пока они еще не засохли, наколю их на булавки и расправлю хоть лапки. Слышно, как женщина под навесом у дома моет посуду. Наверно, здесь больше никто не живет.

Женщина вернулась и молча стала расстилать постель в углу. Если здесь лягу я, где же тогда она устроится на ночь? Ну конечно, в той дальней комнате за циновкой. Других как будто нет. Но как-то странно – положить гостя в проходной комнате, где дверь на улицу, а самой спать в дальней. Но может быть, там лежит тяжелобольной, который не может двигаться… Да, это, пожалуй, верное предположение. Во всяком случае, самым естественным было бы думать именно так. Вряд ли одинокая женщина будет ухаживать за первым встречным прохожим.

– Здесь кто-нибудь еще есть?..

– Кто-нибудь?..

– Из семьи…

– Никого, я совсем одна. – Женщина, казалось, прочла его мысли и неожиданно смущенно засмеялась… – Из-за этого песка все отсырело, даже одеяло…

– А ваш муж где?

– В прошлогодний тайфун… – Она снова и снова разглаживала и взбивала уже приготовленную постель, в общем, занималась совершенно ненужным делом. – А тайфуны у нас страшные… Песок обрушивается сюда с грохотом, как водопад. Не успеешь оглянуться, за вечер наметет дзё, а то и два.

– Но ведь два дзё – это шесть метров…

– В такое время сколько ни отгребай песок, все равно за ним не угнаться. Так вот муж крикнул мне: «Курятник в опасности!» – и вместе с дочкой, она в среднюю школу уже ходила, выскочил из дому… А сама я выйти не могла – следила, чтобы хоть дом цел остался… Наконец начало светать, ветер утих, и я вышла. Курятника и след простыл. Их я тоже не нашла…

– Засыпало?

– Да, начисто.

– Это ужасно… Страшное дело. Песок и такое… Это ужасно…

Лампа неожиданно начала гаснуть.

– Опять этот песок.

Женщина встала на четвереньки, протянула руку и, засмеявшись, схватила пальцами фитиль. Лампа сразу ярко разгорелась. Оставаясь в том же положении, она пристально смотрела на огонь, на лице ее застыла заученная улыбка. Наверно, это она нарочно, чтобы показать свою ямочку на щеке. Мужчина невольно весь напрягся. Это было чересчур цинично, ведь только что она рассказывала о гибели своих близких.

5

– Эй там, мы привезли лопату и бидоны еще для одного.

Голос, доносившийся издалека, слышался отчетливо, – наверно, говорили в рупор, – и рассеял возникшую между ними неловкость. Потом послышался грохот каких-то жестяных предметов, летящих вниз. Женщина поднялась, чтобы ответить.

Он почувствовал раздражение: за его спиной происходило что-то непонятное.

– В чем дело? Значит, здесь еще кто-то есть!

– Не нужно, прошу вас… – Женщина сжалась вся, как от щекотки.

– Но ведь только сейчас кто-то сказал: «Еще для одного».

– А-а-а. Это… Это они о вас.

– Обо мне?.. Какое отношение я имею к лопате?..

– Ничего, ничего, не обращайте внимания… Вечно они суются не в свое дело…

– Наверно, они просто ошиблись?

Однако женщина не ответила и, повернувшись на коленях, спустила ноги на земляной пол.

– Вам еще нужна лампа?

– Пожалуй, обойдусь… А вам она там не понадобится?

– Да нет, работа мне эта привычна.

Надев большую соломенную шляпу, в каких обычно работают на поле, женщина скользнула в темноту.

Мужчина закурил новую сигарету. Вокруг творится что-то необъяснимое. Встал и заглянул за циновку. Там действительно была комната, но вместо постели возвышалась горка песка, набившегося сквозь щели в стене. Он застыл, пораженный… И этот дом тоже почти мертв… Его внутренности уже наполовину сожрал проникающий всюду своими щупальцами, вечно текущий песок… Песок, не имеющий своей собственной формы, кроме среднего диаметра в одну восьмую миллиметра… Но ничто не может противостоять этой сокрушающей силе, лишенной формы… А может быть, как раз отсутствие формы и есть высшее проявление силы…

Однако мужчина быстро вернулся к действительности. Постой, если комнату эту использовать нельзя, где же тогда будет спать женщина? Вот она ходит взад-вперед за дощатой стеной. Стрелки его ручных часов показывали две минуты девятого. Что ей там нужно в такое время?

Мужчина спустился на земляной пол в поисках воды. Ее в баке осталось на донышке, и в ней плавает ржавчина. Но все равно она лучше, чем песок во рту. Остаток воды он плеснул на лицо, протер шею и сразу приободрился.

По земляному полу тянул холодный ветер. На улице его, наверно, легче переносить. С трудом он открыл засыпанную песком дверь и выбрался из дома. Ветер, дувший со стороны дороги, и правда стал значительно свежее. Он донес до него тарахтение пикапа. Если прислушаться, можно различить голоса людей. Может быть, это только кажется, но там сейчас оживленнее, чем днем. Или это шум моря? Небо было усыпано звездами.

Увидев свет лампы, женщина обернулась. Ловко орудуя лопатой, она насыпала песок в большие бидоны из-под керосина. За ней, нависая, возвышалась темная стена песка. Это, примерно, то место, над которым он днем ловил насекомых. Наполнив бидоны, женщина подняла сразу оба и понесла их к стене. Проходя мимо него, подняла глаза и сказала сипло: «Песок…» Она опорожнила бидоны около того места, где висела веревочная лестница, а наверху была тропинка, которая вела к этой яме. Ребром ладони стерла пот с лица. Песок, который она уже перенесла сюда, возвышался внушительной горой.

– Отгребаете песок?

– Сколько ни отгребай, конца все равно нет.

Проходя мимо него с пустыми бидонами, женщина слегка толкнула его в бок свободной рукой, как будто пощекотала. От неожиданности он отскочил в сторону, чуть не уронив лампу. Может быть, поставить лампу на землю и ответить женщине тем же? Он заколебался, не зная, как себя вести. В конце концов мужчина решил, что то положение, в котором он находится, самое выгодное. Изобразив на лице подобие улыбки, значения которой и сам не понимал, он неловкой походкой, с лампой в руке, стал приближаться к женщине, снова взявшейся за лопату. Когда подошел, ее тень захватила всю песчаную стену.

– Не нужно, – сказала она, не оборачиваясь, тяжело дыша. – До того, как спустят корзины для песка, надо еще шесть бидонов перетащить.

Мужчина нахмурился. Было неприятно, что с него, как будто специально, сбили, в общем-то, наигранное бодрое настроение. Но независимо от его воли что-то хлынуло в вены. Казалось, песок, прилипший к коже, проник в вены и изнутри погасил его возбуждение.

– Может, я вам немного помогу?

– Ничего… Не годится заставлять вас работать в первый день, даже немного.

– В первый день?.. Опять о том же… Я пробуду здесь только одну эту ночь!

– Да?

– Ну конечно, я ведь работаю… Давайте, давайте лопату!

– Ваша лопата вон там, но, может, не нужно…

Действительно, под навесом недалеко от входа отдельно стояла лопата и два бидона из-под керосина с привязанными ручками. Это наверняка те, которые недавно сбросили сверху, когда кричали: «Еще для одного». Все было приготовлено чересчур тщательно, и у него даже создалось впечатление, что они предугадали его намерения. Но ведь тогда он еще и сам не знал, что захочет работать. Все же он почувствовал себя униженным, и у него испортилось настроение. Ручка у лопаты была толстая, сучковатая, темная от долгого употребления – никакого желания за нее браться.

– Ой, корзины уже у соседей! – воскликнула женщина, будто и не заметив его колебаний. Голос был радостный и доверчивый, совсем не такой, как раньше. В это время оживленные голоса людей, уже давно доносившиеся издалека, послышались совсем близко. Подряд повторялись ритмичные выкрики, иногда прерываемые тихим шепотом вперемежку со сдавленным смехом. Ритм труда неожиданно приободрил его. В этом безыскусном мирке, наверно, не видят ничего особенного в том, что гость, остановившийся всего лишь переночевать, берет в руки лопату. Скорее даже, его колебания показались бы здесь странными. Чтобы лампа не упала, он каблуком сделал для нее углубление в песке.

– Копать, пожалуй, можно где угодно, лишь бы копать, верно?

– Да нет, не где угодно…

– Ну, вот здесь?

– Здесь можно, только старайтесь не подкапывать стену.

– По всей деревне отгребают песок в это время?

– Ну да. Ночью песок влажный и работать легче… А когда песок сухой… – она посмотрела вверх, – никогда не знаешь, в каком месте и в какую минуту он обвалится.

Действительно, на краю обрыва, подобно снежному наносу, выдавался набухший песчаный козырек.

– Но ведь это же опасно!

– Э-э, ничего, – насмешливо и чуть кокетливо бросила она. – Смотрите, туман начинает подниматься.

– Туман?..

Пока они разговаривали, звезды на небе поредели и стали постепенно расплываться. Какая-то мутная пелена беспорядочно клубилась там, где была граница между небом и песчаной стеной.

– Это потому, что сам песок берет в себя очень много тумана… А когда соленый песок набирается тумана, он становится тугим, как крахмал…

– Ну и ну…

– Верно, верно. Так же, как морской берег, с которого только сошла волна, – по нему спокойно хоть танк проедет.

– Вот это да!..

– Я правду говорю… Вот потому-то за ночь тот карниз и нарастает… А в дни, когда ветер дует с плохой стороны, правда, правда, он свисает вот так вот, как шляпка гриба… Днем песок высыхает, и весь этот навес сваливается вниз. И если он упадет неудачно, – ну, там, где столбы, подпирающие крышу, тонкие или еще что, – тогда конец.

Интересы этой женщины крайне ограниченны. Но как только она входит в сферу собственной жизни, то оживляется до неузнаваемости. Здесь, наверно, и лежит путь к ее сердцу. И хотя путь этот не особенно его привлекал, была в интонациях женщины какая-то напряженность, пробуждавшая в нем желание ощутить ее тело, упрятанное в грубую рабочую одежду.

Мужчина изо всех сил стал раз за разом втыкать зазубренную лопату в песок.

6

Когда он оттащил бидоны из-под керосина второй раз, послышались голоса, и вверху на дороге закачался фонарь.

Тоном, который мог показаться даже резким, женщина сказала:

– Корзины! Здесь хватит, помогите мне там!

Мужчина только сейчас понял назначение засыпанных песком мешков около лестницы наверху. По ним ходила веревка, когда поднимали и спускали корзины. С каждой корзиной управлялись четыре человека, и таких групп было, по-видимому, две или три. В основном это была, как ему показалось, молодежь, работавшая быстро и споро. Пока корзина одной группы наполнялась, другая корзина уже ждала своей очереди. В шесть заходов куча песка в яме исчезла без следа.

– Ну что за ребята, огонь!

Рукавом рубахи он вытирал пот, тон его был полон добродушия. Мужчина проникся симпатией к этим парням, которые, казалось, целиком отдались своей работе и не проронили ни одного насмешливого слова о его помощи.

– Да, у нас строго придерживаются заповеди: «Будь верен духу любви к родине».

– А что это за дух?

– Дух любви к тому месту, где ты живешь.

– Это очень хорошо!

Мужчина засмеялся. Вслед за ним засмеялась и женщина. Но она, по-видимому, и сама не знала как следует, чему смеется.

Вдали послышалось тарахтенье отъезжающего пикапа.

– Ну что, перекурим?..

– Нельзя. Когда они объедут всех, сразу же вернутся со своими корзинами…

– Ничего, остальное можно и завтра…

Он махнул рукой, встал и направился к дому, но женщина и не думала идти вслед за ним.

– Так не годится. Надо хоть разок пройтись с лопатой вокруг всего дома.

– Вокруг дома?

– Ну да. Разве можно позволить, чтобы дом рушился?.. Ведь песок сыплется со всех сторон…

– Но так мы провозимся до самого утра.

Женщина, как будто бросая вызов, резко повернулась и побежала. Собирается, наверно, вернуться к обрыву и продолжать работу. Ну точно шпанская мушка, подумал он. Все понятно, теперь его этим не возьмешь.

– Ужас! И так каждую ночь?

– Песок не отдыхает и не дает отдыха… И корзины, и пикап всю ночь в движении.

– Да, видимо, так…

Да, это безусловно так. Песок никогда не отдыхает, никогда не дает отдохнуть. Мужчина растерялся. У него было такое чувство, будто он вдруг обнаружил, что змея, которой он легкомысленно наступил на хвост, считая ее маленькой и безобидной, оказалась неожиданно огромной и ее ядовитая голова угрожает ему сзади.

– Что же получается? Вы живете только для того, чтобы отгребать песок!

– Но ведь нельзя же взять и сбежать ночью.

Мужчина был потрясен. Он не испытывал никакого желания быть втянутым в такую жизнь.

– Нет, можно!.. Разве это так уж трудно?.. Вы сможете все, если только захотите!

– Нет, так нельзя… – Женщина, дыша в такт ударам лопаты, продолжала безразличным тоном: – Деревня еще как-то может существовать только потому, что мы без устали отгребаем песок и тем сохраняем ей жизнь… А если мы перестанем копать, ее занесет песком меньше чем за десять дней – и ничего от деревни не останется… Ну и потом… Ой, кажется, очередь уже до соседей дошла…

– Весьма вам признателен за интересный рассказ… По этой же причине и переносчики корзин работают так усердно?

– Да, но они, правда, поденно получают что-то от сельской управы…

– Если у деревни есть такие деньги, почему же не ведутся тщательные посадки лесных полос для защиты от песка?

– Если посчитать, то выйдет, наверно, что наш способ намного дешевле…

– Способ?.. Разве это способ? – Мужчина вдруг разозлился. Разозлился на тех, кто привязал женщину к этому месту, и на женщину, позволившую привязать себя. – Если так, то зачем же цепляться за эту деревню? Ну, не понимаю я причины… Песок не такая уж пустячная штука! Большой ошибкой было бы думать, что ваши старания могут противостоять песку. Нелепость!.. С этим вздором нужно покончить… покончить раз и навсегда. Я даже не могу сочувствовать вам!

Отбросив лопату к валявшимся поодаль бидонам и не обращая внимания на выражение ее лица, он вернулся в дом.

Не спалось. Мужчина прислушивался к тому, что делала женщина. Ему было немного стыдно: ведь такое его поведение в конечном счете – это ревность к тому, что ее здесь удерживает, понуждение бросить работу и украдкой прийти к нему в постель. Действительно, то, что он остро ощущал, было не просто возмущением глупостью женщины. Все было гораздо глубже. Одеяла становились все более влажными, песок все сильнее лип к телу. Как это несправедливо, как это возмутительно! И поэтому нечего винить себя за то, что бросил лопату и вернулся в дом. Такую ответственность он на себя не возьмет. У него и без этого обязательств более чем достаточно. И то, что его увлек песок и насекомые, в конце концов было лишь попыткой, пусть хоть на время, убежать от нудных обязанностей бесцветного существования…

Никак не заснуть.

Женщина без отдыха ходит взад и вперед. Несколько раз звук спускавшихся корзин приближался, потом снова удалялся. Если так будет продолжаться, завтра он не сможет работать. Ведь нужно встать, как только рассветет, и провести день с пользой. Чем больше он старается заснуть, тем бодрее становится. Появилась резь в глазах – они слезились, моргали, но не могли справиться с беспрерывно сыпавшимся песком. Он расправил полотенце и накрыл им лицо. Стало трудно дышать. Но так все же лучше.

Подумаю о чем-нибудь другом. Закрываешь глаза, и начинают, колеблясь, плавать какие-то длинные нити. Это песчаные узоры, бегущие по дюне. Полдня неотрывно смотрел на них, и они, наверно, отпечатались на сетчатке. Такие же потоки песка погребали, поглощали процветающие города и великие империи. Кажется, про Римскую империю иногда говорят, что она потонула в песке… А города, воспетые Омаром Хайямом… В них были портняжные мастерские, были лавки мясников, базары. Их опутывали, густо переплетаясь, дороги, которые, казалось, ничто не сдвинет с места. Сколько лет нужно было бороться с властями, чтобы изменить направление хотя бы одной из них… Древние города, в незыблемости которых не сомневался ни один человек… Но в конце концов и они не смогли противостоять закону движущегося песка диаметром в одну восьмую миллиметра.

Песок…

Если смотреть сквозь призму песка, все предметы, имеющие форму, нереальны. Реально лишь движение песка, отрицающего всякую форму. Но там, за тонкой стеной в одну доску, женщина продолжает копать. Ну что она может сделать такими тонкими, хрупкими руками? Все равно что пытаться вычерпать море, чтобы на его месте построить дом. Спуская корабль на воду, нужно знать, что собой представляет вода.

Эта мысль неожиданно освободила его от чувства подавленности, вызванного шуршанием песка, который копала женщина. Если корабль пригоден для воды, он должен быть пригоден и для песка. Если освободиться от сковывающей идеи неподвижного дома, то отпадет необходимость бороться с песком… Свободный корабль, плывущий по песку… Плывущие дома… Лишенные формы деревни и города…

Песок, естественно, не жидкость. Поэтому на его поверхности ничто не удержится. Если, к примеру, положить на него пробку, имеющую меньший удельный вес, чем песок, то через некоторое время и она утонет. Чтобы плыть по песку, корабль должен обладать совершенно иными, особыми качествами. К примеру, дом, имеющий форму бочки, который может двигаться перекатываясь… Если он будет хотя бы немного вращаться, то сможет стряхивать наваливающийся на него песок и вновь подниматься на поверхность… Конечно, при беспрерывном вращении всего дома живущие в нем люди не могут чувствовать себя устойчиво… Нужно будет, наверно, проявить изобретательность – ну хотя бы одну бочку вложить в другую… Сделать так, чтобы центр тяжести внутренней бочки оставался неизменным и пол всегда был внизу… Внутренняя бочка всегда будет неподвижной и только внешняя – вращаться… Дом, который будет раскачиваться, как маятник огромных часов… Дом-люлька… Корабль песков…

Деревни и города в непрестанном движении, состоящие из скоплений этих кораблей…

Незаметно для себя он задремал.

7

Мужчину разбудило пение петуха, похожее на скрип заржавевших качелей. Беспокойное, неприятное пробуждение. Казалось, только что рассвело, но стрелки часов показывали одиннадцать часов шестнадцать минут. Действительно, солнце светит, как в полдень. А сумеречно здесь потому, что это дно ямы и солнечные лучи еще не проникли сюда.

Он поспешно вскочил. С лица, с головы, с груди шурша посыпался песок. Вокруг губ и носа налип затвердевший от пота песок. Отирая его тыльной стороной руки, мужчина растерянно мигал. Из воспаленных глаз безостановочно текли слезы, как будто по векам провели чем-то шершавым. Но одних слез было недостаточно, чтобы смыть песок, забившийся во влажные уголки глаз.