Незнакомцы в поезде

– Это не обыкновенный прыщ, – изрек он гнусаво. – Это нарыв. Во мне бурлит ненависть, и так она прорвалась наружу. Это испытание Иова!

– Да ну вас, – отмахнулся Гай со смешком.

– Он начал вылезать в понедельник, как раз после нашей ссоры. И с тех пор все растет. Наверняка шрам останется.

– Нет, вряд ли.

– А я говорю – останется. И вот таким красавцем я приеду в Санта-Фе!

Бруно опустился в кресло, сжав кулаки и вытянув в сторону толстую ногу, и погрузился в трагические раздумья.

Гай подошел к сиденью у окна, взял книгу. Книга оказалась детективом – как и все остальные, валяющиеся на сиденье. Шрифт расплывался перед глазами. Похоже, алкоголь сильно ударил в голову. Впрочем, сегодня Гаю было все равно.

– В Санта-Фе я буду кутить на полную катушку, – заявил Бруно. – Вино, женщины, все такое прочее! Ха!

– И что же это – «такое прочее»?

– Что-нибудь. Все и сразу. – Бруно скривил рот в уродливой гримасе, напуская на себя бесшабашный вид. – Я считаю, что в жизни нужно попробовать все возможное. И пожалуй, умереть, пытаясь совершить невозможное.

Эти слова всколыхнули что-то в душе Гая – на мгновение, пока обычная рассудительность не возобладала.

– Например? – тихо спросил он.

– Например, полететь на Луну. Разогнать автомобиль до рекордной скорости с завязанными глазами. Я, кстати, пробовал. Рекорда не вышло, но до ста шестидесяти разогнался.

– Что, прямо с завязанными глазами?

– А еще я провернул квартирную кражу. – Бруно посмотрел на Гая с непрошибаемым спокойствием. – Вполне успешно.

Гай недоверчиво улыбнулся, хотя слова Бруно звучали весьма убедительно. Этот человек мог быть способен на преступление. Он мог быть сумасшедшим. Хотя нет, скорее отчаянным. Отчаянная скука богачей… Гай нередко беседовал о ней с Анной. Скука, имеющая силу скорее разрушительную, чем созидательную. Она не реже, чем нужда, толкает людей на злодейство.

– Мне это было нужно не для наживы, – продолжал Бруно. – Я нарочно украл совершенно неинтересные мне вещи.

– И что же вы украли?

– Зажигалку. Модельку автомобиля. Статуэтку с каминной полки. Цветной фужер. Какую-то ерунду. – Бруно пожал плечами. – Я еще никому, кроме вас, об этом не говорил. Я вообще не из болтливых. – Он улыбнулся. – Хотя у вас наверняка сложилось другое мнение.

– И как же вы это провернули? – спросил Гай, затягиваясь.

– Наблюдал за многоквартирным домом в Астории, выбирал время, а потом просто влез в окно с пожарной лестницы. Очень просто. Я это сделал, вычеркнул из списка и подумал: «Ну слава богу».

– Почему «слава богу»?

Бруно застенчиво улыбнулся:

– Да сам не знаю.

Он налил виски себе, потом Гаю. Гай смотрел на его неловкие, трясущиеся руки, которые воровали, на обкусанные до мяса ногти. Неуклюжие, как у младенца, пальцы вертели коробок спичек, пока не уронили его на засыпанный пеплом стейк. Гай размышлял о том, как скучно на самом деле преступление. Как часто оно совершается просто так, без причины. И кто бы мог подумать при взгляде на руки Бруно, на его купе, на его некрасивое, грустное лицо – кто бы мог подумать, что этот человек воровал?

– А вы расскажете теперь о себе? – любезно предложил Бруно.

– Да мне и рассказывать нечего.

Гай достал из кармана пиджака трубку, постучал ею по подошве ботинка, посмотрел на кучку пепла на ковре и тут же забыл о ней. Опьянение сильнее давало о себе знать. Мыслями он уже находился в Палм-Бич. Если контракт все же заключат, две недели пролетят незаметно и можно будет приступить к работе. Если повезет, развод не потребует много времени. Перед глазами сама собой, без всякого напряжения памяти, возникла картинка из законченного проекта: невысокие белые дома в окружении зеленых лужаек. Гай вдруг ощутил гордость за себя, глубокое спокойствие и уверенность, что судьба к нему благосклонна.

– Какие дома строите?

– Ну, знаете, в стиле модернизма. Пока спроектировал пару магазинов и небольшой деловой центр.

Гай улыбнулся. Обычно он испытывал легкую досаду и желание закрыться, когда его расспрашивали о работе, но отчего-то сейчас был совсем не против.

– Женаты?

– Нет. То есть да, но мы расстались.

– О… Почему?

– Не сошлись характерами.

– И давно?

– Три года назад.

– А что не разведетесь?

Гай хмуро молчал.

– Она тоже в Техасе? – продолжал въедаться Бруно.

– Да.

– К ней едете?

– С ней я тоже намерен встретиться, чтобы обсудить развод.

Он стиснул зубы, тут же пожалев о сказанном.

Бруно осклабился:

– И что у вас там в Техасе за девицы?

– Хорошенькие. Некоторые.

– Но в большинстве ведь глупые, а?

– И такие встречаются. – Гай с улыбкой подумал, что Мириам, пожалуй, вполне соответствует представлениям Бруно о техасских девицах.

– А ваша жена?

– Довольно симпатичная, – ответил Гай осторожно. – Рыжая. Склонна к полноте.

– А зовут?

– Мириам. Мириам Джойс.

– Хм. Умная или дура?

– Не интеллектуалка. Но я и не искал себе такую.

– И любили небось безумно?

Почему он это спросил? Неужели так заметно? Бруно смотрел цепко, не мигая, не упуская ни одной мелочи, – он будто перешагнул порог усталости, когда сон необходим, и у него открылось второе дыхание. Гай вдруг понял, что эти серые глаза так пристально следят за ним уже не первый час.

– С чего вы взяли?

– Вы хороший парень. Очень серьезный. И женщины даются вам нелегко, правда же?

– В каком смысле нелегко? – переспросил Гай сердито, хотя в душе был благодарен Бруно.

Попутчик искренне сказал ему то, что на самом деле о нем думал. Гай уже знал, что среди людей это большая редкость.

Меж тем ответа он не дождался. Бруно лишь развел руками и вздохнул.

– Что значит «нелегко»? – повторил Гай.

– Ну, душа нараспашку, большие надежды. А они вас по зубам, да?

– Не совсем так.

Гай почувствовал укол жалости к себе и счел нужным встать, прихватив бокал. Но пройтись в купе было негде. К тому же вагон так трясло, что, даже стоя на месте, с трудом удавалось удерживать равновесие.

А Бруно продолжал смотреть на него, закинув ногу на ногу и подергивая старомодным ботинком. Он то и дело стряхивал сигарету, держа ее над тарелкой. Черно-розовый стейк медленно покрывался слоем пепла. Гай обратил внимание, что дружелюбия у Бруно поубавилось, как только он услышал про жену. Зато прибавилось любопытства.

– И что же, она начала изменять вам?

Проницательность Бруно действовала Гаю на нервы.

– Нет. Это все уже в прошлом.

– Но вы до сих пор состоите в браке? Ведь можно было успеть развестись?

Гаю внезапно стало стыдно.

– Раньше я не особо задумывался о разводе.

– А что теперь?

– Теперь она попросила. Думаю, ждет ребенка.

– О… Ну да, для развода самое время. То есть три года она спала со всеми подряд и наконец кого-то заарканила?

Скорее всего, Бруно попал в точку. И заарканила именно ребенком. Как он смог все это угадать? Наверняка просто распознал в Мириам черты другой женщины – той, кого лично знал и презирал.

Гай повернулся к окну, но не увидел в нем ничего, кроме собственного отражения. Удары сердца сотрясали его тело сильнее вагонной качки. Пожалуй, он так разволновался, потому что прежде еще никому не рассказывал так много о Мириам – даже Анне. Он только не объяснил Бруно того, что Мириам когда-то была другой – милой, верной, одинокой. Она всем сердцем стремилась к нему и к свободе от своей семьи. Завтра он ее встретит, сможет даже коснуться, лишь протянув руку… Впрочем, мысль о прикосновении к ее мягкому телу, некогда такому желанному, стала теперь невыносимой. Гай вдруг почувствовал себя очень несчастным.

– И что же у вас случилось? – мягко спросил голос Бруно за спиной. – Мне правда очень интересно. По-дружески. Сколько ей было, когда вы поженились?

– Восемнадцать.

– И она сразу наставила вам рога?

Гай рефлекторно повернулся, как будто пытаясь заслонить Мириам от нападок.

– Это, знаете ли, не единственное, что может разрушить отношения.

– Но именно это с вами и случилось?

Гай отвел взгляд, чувствуя злость пополам с удивлением.

– Да. – Короткое уродливое слово!

– Знаю я таких, рыжих южанок, – заметил Бруно, ковыряя кусок яблочного пирога.

Гая снова охватил острый и совершенно бессмысленный стыд. Бессмысленный, потому что ни один поступок, ни одно высказывание Мириам не смутило бы и не удивило Бруно. Он, похоже, вообще не умел испытывать удивление, только любопытство.

Бруно глядел в тарелку с видом напускного смирения. Глаза у него расширились и заблестели – насколько это было возможно, принимая во внимание полопавшиеся сосуды и темные круги.

– Законный брак, – проговорил он со вздохом.

Эти слова эхом отозвались в ушах Гая. Они заключали в себе нечто величественное – величие таких изначальных понятий, как «святость», «любовь», «грех». В них был круглый терракотовый ротик Мириам, цедящий: «С чего это я должна перед тобой стелиться?» В них были глаза Анны, когда она сажала крокусы на лужайке и смотрела на него снизу вверх, откидывая волосы со лба. Была Мириам у высокого окна в чикагской квартире, она поднимала свое веснушчатое лицо-сердечко, чтобы взглянуть ему прямо в глаза – как всегда делала, намереваясь солгать. И был Стив с вытянутым лицом и наглой ухмылкой. На Гая нахлынули воспоминания, и ему захотелось вскинуть руки, чтобы отогнать их. Чикагская комната, где все произошло… Он помнил, как там пахло – духами Мириам и нагретой пылью с крашеных батарей. Он отдался воспоминаниям безучастно, впервые оставив попытки изгнать из них лицо Мириам, превратить его в розовую дымку. Что будет, если снова вспомнить, как все было? Придаст ли это ему сил или, напротив, сделает еще уязвимей?

– Я серьезно спрашиваю, что у вас случилось? – настаивал голос Бруно где-то вдалеке. – Вам жалко рассказать? Мне правда интересно.

Стив случился. Гай поднял бокал. Он видел перед собой предвечерний час в обрамлении дверного проема, и картинка была черно-белой, как фотография. В тот день он обнаружил их в чикагской квартире. Тот день в его памяти имел свой собственный цвет и запах, он представлял собой чудовищное произведение искусства. День, навсегда застывший в истории. Или не застывший? Быть может, наоборот, этот день всегда и везде следует за Гаем? Вот же он, прямо сейчас перед глазами. И самое неприятное – Гай чувствовал желание выложить Бруно все, от начала до конца. Излить душу случайному попутчику, который выслушает, посочувствует и забудет. Эта идея сулила ему утешение. К тому же Бруно необычный попутчик. Он достаточно жесток и порочен, чтобы по достоинству оценить эту историю первой любви. Стив был лишь неожиданным ее окончанием, благодаря которому все предшествующие события стали логичными. Он даже не первый, с кем она изменила. Просто в тот вечер двадцатишестилетнее самолюбие Гая рассыпалось на осколки. Он тысячу раз прокручивал в сознании эту историю, классическую и драматичную из-за его глупости. Его глупость лишь добавляла ей комизма.

– Я хотел от своей жены слишком многого, – проговорил Гай с напускным равнодушием, – безо всяких к этому оснований. А она, как выяснилось, любила быть в центре внимания. Наверное, кокетничать она будет всю жизнь вне зависимости от того, кто с ней рядом.

– Знаю-знаю, эти вечные старшеклассницы. – Бруно махнул рукой. – Не способны даже создать видимость, что принадлежат кому-то одному.

Гай посмотрел на него. Вообще-то, было время, когда Мириам принадлежала только ему. Рассказывать о ней Бруно сразу расхотелось, Гай даже устыдился того, что всерьез об этом думал. А Бруно уже принял равнодушный вид, развалился в кресле и лениво рисовал спичкой узоры в соусе на тарелке. В профиль его рот с опущенными уголками напоминал рот старика, он как бы говорил: мне совершенно неинтересно, я выше всей этой ерунды.

– Мужчин на таких женщин так и тянет, – пробормотал Бруно. – Как мух на помои.

2

Шок от слов Бруно заставил Гая отвлечься от воспоминаний.

– Сдается мне, вы и сами пострадали, – заметил он, хотя с трудом мог вообразить Бруно страдающим из-за женщины.

– О, я нет. Папаша мой крутил роман с такой девицей. Тоже рыжая была, Карлоттой звали. – В глазах Бруно вспыхнула ненависть. – Мило, не правда ли? Именно с мужчин вроде него они и кормятся.

Карлотта, значит. Теперь понятно, откуда у Бруно такое презрение к Мириам. Вот ключ ко всей его личности, корень его неприязни к отцу, причина его инфантильности.

– Существует два типа мужчин! – оглушительно провозгласил Бруно и умолк.

Гай случайно поймал взглядом свое отражение в узком зеркале на стене. Заметил, что глаза испуганные, рот сурово сжат. Усилием воли он приказал себе расслабиться. В спину упиралась клюшка для гольфа. Гай провел пальцами по ее гладко отполированной поверхности. Инкрустированное металлом темное дерево напомнило ему нактоуз[2] на яхте Анны.

– И всего один тип женщин! – продолжал Бруно. – Изменщицы. В лучшем случае она гулящая жена, в худшем – потаскуха! Выбирайте, что вам по душе!

– А как же ваша мать?

– А мать моя – женщина уникальная! Я таких больше не встречал. Ей столько пришлось вынести! Красавица, у нее много друзей среди мужчин, но она себе ничего такого не позволяет.

Воцарилось молчание.

Гай достал очередную сигарету, постучал ею по циферблату часов и обнаружил, что уже половина одиннадцатого. Пора бы уходить.

– И как вы свою жену поймали? – спросил Бруно, пристально глядя на него.

Гай не спеша затянулся.

– Сколько у нее было любовников?

– Немало. То есть пока я не знаю.

Гай едва убедил себя, что может спокойно признаться в этом, но как только слова слетели с языка, в груди возникла сосущая пустота, маленькая воронка – совсем крошечная, однако более реальная, чем воспоминания, потому что он заявил о неверности жены вслух. Что это – гордость? Ненависть? Или просто злость на самого себя и свои бессмысленные страдания?.. Он решил сменить тему.

– Расскажите-ка лучше, что еще вы хотите сделать перед смертью.

– Перед смертью? Нет уж, я пока умирать не собираюсь. Я тут придумал сверхпрочные теннисные ракетки. Могу начать их производство в Чикаго или, например, в Нью-Йорке либо продать кому-нибудь свои идеи. А еще я мастер придумывать идеальные убийства.

Бруно снова посмотрел на него снизу вверх, пристально и как будто с вызовом.

– Надеюсь, то, что вы меня сюда пригласили, никак с этим не связано. – Гай сел в кресло.

– Господи боже мой! Слушайте, Гай, вы мне нравитесь! Ну честное слово!

Грустное лицо Бруно прямо-таки умоляло Гая немедленно заявить об ответной симпатии. Такой покинутый вид, такие несчастные глаза! Гай смутился и стал рассматривать свои руки.

– И что же, все ваши идеи так или иначе ведут к преступлениям?

– Конечно нет! Просто есть вещи, которые мне хочется когда-нибудь сделать. Например, дать кому-нибудь тысячу долларов. Нищему какому-нибудь. Как только у меня появятся собственные деньги, я первым делом так и поступлю. Но вы признайтесь, вам никогда не хотелось что-нибудь украсть или кого-то убить? Наверняка же хотелось! Это со всеми бывает. Вам не приходило в голову, что на войне кому-то нравится убивать людей?

– Нет.

Бруно помедлил.

– Ну конечно, никто не станет об этом трубить, все боятся! Но были же в вашей жизни люди, которых вам хотелось убрать с дороги?

– Нет, – отрезал Гай и вдруг вспомнил: Стив.

Когда-то он и правда задумывался об убийстве Стива.

– Конечно были. – Бруно наклонил голову набок. – По глазам вижу. Почему вы не хотите это признать?

– Может, у меня и случались шальные мысли, но я никогда не планировал воплощать их в жизнь. Не такой я человек.

– А вот тут вы ошибаетесь! Любой человек способен на убийство. В этом деле имеют значение обстоятельства, а вовсе не склад характера. Если человек загнан в угол, его может спровоцировать любая мелочь. Кого угодно. Даже вашу бабулю. Уж поверьте.

– Не согласен, – коротко ответил Гай.

– Ей-богу, я тысячу раз был на волоске от убийства папаши! Вот вам кого хотелось убить? Любовников вашей жены?

– Да, одного из них, – пробормотал Гай.

– И далеко вы зашли в этом желании?

– Никуда я не зашел, я просто об этом подумал.

Он вспомнил бессонные ночи, сотни бессонных ночей. Мысли, что не будет ему покоя, если он не отомстит. Могло ли тогда его что-то спровоцировать?

– Вы тогда были гораздо ближе к убийству, чем можете предположить, – негромко проговорил Бруно себе под нос.

Гай посмотрел на него в замешательстве. Бруно склонился над столом, опустив голову, и в этой позе напоминал кошмарного крупье.

– Вы читаете слишком много детективов, – заметил Гай, сам не понимая, почему сказал это.

– Я их люблю. Они подтверждают, что на убийство способен любой.

– А я не люблю их именно за это.

– Вы не правы! – воскликнул Бруно с возмущением. – А вы знаете, какой процент убийств попадает в газеты?

– Не знаю и знать не хочу.

– Одна двенадцатая часть. Одна двенадцатая! Представляете? А что же остальные одиннадцать? Это убийства обыкновенных людей обыкновенными людьми. Теми, кого полиция и не надеется поймать.

Он хотел долить еще виски, обнаружил, что бутылка пуста, и с трудом встал на ноги. Из кармана брюк он вынул золотой перочинный нож на тоненькой золотой цепочке и принялся вскрывать следующую бутылку. Гай залюбовался красивой вещицей и вдруг подумал, что вот этим перочинным ножичком Бруно может однажды кого-то убить. И наверняка останется безнаказанным – просто потому, что ему будет все равно, поймают его или нет.

Бруно меж тем откупорил виски и с широкой улыбкой повернулся к Гаю.

– А хотите со мной в Санта-Фе на пару дней? Развеетесь!

– Спасибо, я не могу.

– Насчет денег даже не волнуйтесь, я за все заплачу. – Он пролил виски на стол.

– Спасибо, – сдержанно ответил Гай.

Очевидно, Бруно судит о его достатке по одежде. В эту поездку Гай надел свои любимые брюки, серые фланелевые. Он собирался ходить в них в Меткалфе и, пожалуй, в Палм-Бич, если не будет слишком жарко. Он выпрямился и сунул руки в карманы, нащупав в правом дыру.

– Почему нет-то? – Бруно протягивал ему бокал. – Вы мне нравитесь.

– Чем же?

– Вы хороший парень. Порядочный. Я по жизни встречаю много людей, но таких, как вы, – редко. Я вами восхищаюсь!

Выпалив это, Бруно припал к виски.

– Вы мне тоже нравитесь.

– Так поехали! До маминого прибытия дня два-три, делать мне совершенно нечего. Можем повеселиться!

– Позовите кого-нибудь другого.

– Ну вы даете, Гай! По-вашему, я пристаю ко всем подряд, ища себе компанию? Вы мне просто понравились, вот я вас и приглашаю. Хоть на денечек. Рванем туда прямо из Меткалфа. Я даже не поеду в Эль-Пасо, хотя вообще собирался посмотреть Каньон.

– Спасибо, но меня ждет работа, как только я закончу дела в Меткалфе.

– О… – На губах Бруно снова заиграла грустная, восхищенная улыбка. – Что-то строить будете?

– Да, загородный клуб. – Гай сам еще не привык к этой мысли, два месяца назад он и помыслить не мог, что ему доведется проектировать что-то подобное. – Новый клуб «Пальмира».

– Неужели?

Конечно, Бруно слыхал о клубе «Пальмира», самом большом в Палм-Бич. Знал он и о том, что владельцы собираются строить новый, а в старом даже лично бывал несколько раз.

– Так это вы его придумали? – Бруно смотрел на Гая почти с мальчишеским благоговением. – А можете нарисовать?

Гай набросал схему нового клуба на обороте его записной книжки и, вняв мольбам, оставил под рисунком автограф. Объяснил, как будет опускаться одна из стен, чтобы превратить весь нижний этаж в единую бальную залу с выходом на террасу, как слуховые окна обеспечат естественную вентиляцию, чтобы обойтись без кондиционеров… Он говорил, не повышая голоса, но чем больше рассказывал, тем сильнее становился его душевный подъем – даже слезы на глазах выступили. Он сам удивлялся тому, что доверяет Бруно самое дорогое – как будто Бруно может в этом хоть что-то понять.

– Звучит потрясно, – заметил Бруно. – То есть именно вы решаете, как все будет выглядеть?

– Нет, решаю не я. Я придумываю, а потом стараюсь умаслить всех, от кого это зависит. – Гай вдруг расхохотался, запрокинув голову.

– Небось скоро станете знаменитым, а? Или вы уже знамениты?

Да, наверняка его фотография попадет в газеты, может, он даже мелькнет в теленовостях… Гай напомнил себе, что проект еще не принят, но он был уверен: примут. Не сомневался в этом и коллега Майерс, с которым они делили офис в Нью-Йорке, и Анна, и мистер Брилхарт. Настолько масштабной работы ему еще выполнять не доводилось.

– Ну, после этого проекта могу прославиться. Он из тех, что на слуху.

Бруно завел длинный рассказ о своей жизни в колледже, как он чуть не стал фотографом, если бы не помешал отец. Гай не слушал его. Рассеянно прихлебывая виски, он думал о будущих заказах, которые последуют за новой «Пальмирой». Возможно, его пригласят проектировать деловой центр в Нью-Йорке. У Гая была на этот счет одна задумка, и ему не терпелось воплотить ее в жизнь. Гай Дэниэл Хэйнс. Это будет звучное имя. И его перестанет наконец глодать мысль, что Анна богаче его.

– Правда же, Гай? – спросил Бруно.

– Что?

Бруно втянул воздух.

– Я говорю, если жена подложит вам свинью с разводом, если начнет оспаривать его, когда вы будете в Палм-Бич, если с вами из-за этого не захотят связываться, – будет ли это достаточным мотивом для убийства?

– Убийства Мириам?

– Ну да.

– Нет, – отрезал Гай.

Но вопрос заставил его насторожиться. Мириам могла прознать о «Пальмире» от его матери и сделать какую-нибудь гадость – просто из мстительного удовольствия.

– А когда она изменяла, вам не хотелось ее убить?

– Нет. Может, сменим тему наконец?

На секунду Гай увидел перед собой обе половины своей жизни, брак и карьеру, и взглянул на них совсем иначе. Мозг отчаянно боролся, силясь понять, отчего он оказался так глуп и беспомощен в одном и так талантлив в другом. Гай посмотрел на Бруно, который по-прежнему не сводил с него глаз, почувствовал, что сбит с толку, поставил бокал и отодвинул его от себя.

– Наверняка хотелось, – заявил Бруно с пьяной настойчивостью.

– Нет.

Чего Гаю сейчас действительно хотелось, так это выйти подышать, но поезд все мчал и мчал вперед, даже не думая останавливаться. А если Мириам и правда испортит ему реноме? Все-таки заказчики выбирают человека, который будет жить в Палм-Бич не один месяц и общаться с ними на равных. Им проще нанять кого-то другого. Бруно такие вещи чувствует. Гай утер ладонью взмокший лоб. Он поймет, что у Мириам на уме, только увидев ее с глазу на глаз. Он устал, а когда он в таком состоянии, Мириам способна без труда втоптать его в грязь. Это случалось так часто за те два года, что Гай выживал из себя любовь к ней… От общества Бруно его уже тошнило.

Бруно улыбался.

– У меня много идей, как пришить отца. Хотите послушать?

– Нет, – отрезал Гай и прикрыл ладонью свой бокал, который Бруно собирался наполнить.

– Что вам больше нравится – испорченная розетка в ванной или угарный газ в гараже?

– Да убейте вы его и прекратите об этом болтать!

– И убью, можете не сомневаться! А знаете, что еще я когда-нибудь сделаю? Покончу с собой и обставлю все так, чтобы подозрение пало на моего врага.

Гай посмотрел на него с отвращением. Очертания Бруно постепенно делались нечеткими, он будто рассеивался в воздухе, превращался в бесплотный голос злого духа. Он объединял в себе все то, что Гай ненавидел и презирал.

– А хотите, я придумаю идеальное убийство вашей жены? Вдруг когда-нибудь соберетесь?

Гай встал:

– Я пойду.

Бруно всплеснул руками:

– Эй! Есть идея! Мы совершим убийства друг за друга! Я убью вашу жену, а вы – моего отца! Мы просто случайные попутчики, ни одна душа не знает, что мы знакомы! Безупречное алиби! Сечете?

Стена перед глазами ритмично пульсировала, готовая расступиться. Убийство. Это слово вызывало дурноту, наводило ужас. Гаю хотелось убежать, вырваться из этого купе, но, как в кошмаре, ноги стали ватными. Он пытался стряхнуть наваждение, понять, что там несет Бруно, – ведь должна быть в его речи какая-то логика…

Желтые от табака пальцы Бруно подрагивали на коленях.

– Железное алиби! – верещал он. – Лучшая идея в моей жизни! Улавливаете? Я обтяпаю свое дело, когда вас не будет в городе, а потом вы, когда не будет меня!

Гай улавливал. Никто никогда ничего не заподозрит.

– Я буду счастлив посодействовать вашей карьере и прервать карьеру Мириам. – Бруно захихикал. – Вы же не станете спорить, что эту женщину нужно остановить, пока она и другим жизнь не угробила. Да сядьте вы, Гай!