Мумия и Тролль

Но как оказалось, дядечка литературовед не шутил.

– Клановая и семейная рознь, война, ненависть, ревность, похищения эльфами, убийства, – с удовольствием перечислил он. – Не последнее место занимало вмешательство потусторонних сил. Чаще эти силы, как вы понимаете, пакостили, но бывали и исключения. К таким исключениям относится и баллада, которую мы разбираем. Ее тема возвышенна и трогательна: любовь, которая сильнее смерти. Обет, который гибель одного из участников вовсе не отменяет.

– Как романтично! – вздохнула пышноволосая дама в очках. – Весьма, – кивнул Мистер Жаб. – Но любовь мертвеца еще и опасна. А чем именно, уважаемые дамы, мы сейчас совместно выясним…

Головы переводчиков дружно склонились к своим листкам, и в аудитории зазвучал хорошо поставленный голос Мистера Жаба, размеренно читающий строки на языке, лишь отдаленно напоминающем современный английский…

А у Кати вдруг мороз прошел по коже. Уже не дуновение холода, а настоящий ледяной шквал.

Ярко освещенная аудитория поблекла. Голос Мистера Жаба угас, звуки отдалились. Все стало серым, девушке померещился отчетливый запах тины. Как будто она не в Британском Совете, а то ли на ирландском болоте, то ли на шотландском кладбище, и под ногами жухлая трава и зыбкая грязь. Кате отчетливо привиделся огромный могильный холм… Почему-то с дверью. Маленькой деревянной дверью. Которая медленно и бесшумно открылась. За ней была темнота. А из этой темноты медленно выплыли две призрачные фигуры. Одна – с золотистыми волосами. Другая – с черными…

Катя глубоко вздохнула, крепко зажмурилась и потрясла головой… И вернулась в аудиторию.

Наваждение прошло. Только руки замерзли, как зимой без варежек. И все еще слегка трясло.

Что еще за видения такие?

– …Your faith and throat ye sall never getNor our true love sall never twin…

Кажется, видение длилось несколько мгновений, однако Мистер Жаб уже закончил чтение. Теперь Катя слышала запинающийся женский голос. Ага, догадалась она: так они делали и на филфаке. Читаем по отрывку и даем свой вариант перевода. Потом остальные предлагают свои вариант, поправляют – в общем, критикуют.

– Untill I come within thy bowerAnd kiss thee…

Дама доплелась до конца своего отрывка, и в аудитории поднялся гвалт. Наперебой предлагались варианты – очень далекие от оригинала, поскольку спецов по староанглийскому в аудитории не нашлось. Мистер Жаб морщился, напоминал о профессионализме и призывал делать поправку на архаизмы и диалектизмы.

«Ну-ка, интересно, – подумала Катя, скользя взглядом по неровным строчкам. – Сегодня у меня получится?»

Она сосредоточилась, вслушиваясь в тишину внутри себя, и вскоре услышала отдаленный, похожий на дыхание шепот, тень голоса, о которой никогда не скажешь, мерещится он или нет. Катю, как всегда, охватила легкая, словно чужая, грусть. Она знала, что это вовсе не внутренний голос, а тот странный дар, который, покидая мир, оставил ей Селгарин. Дар – что-то вроде ясновидения, непредсказуемый и почти неуправляемый. Но очень полезный, когда касалось иностранных языков. Но языками дело не ограничивалось. Иногда приходила и другая информация. Мистического смысла. Вот и сейчас Катя прислушивалась к звучанию слов и их смыслу, – явному и скрытому. Впитывала размеренный ритм романтической баллады и чувствовала как внутри все застывает, словно перед ней – не лист бумаги формата А4, а та самая дверь в холме…

С каждым мигом ей становилось страшнее. Въяве представилось, будто это она сама стоит в полночь на крыльце, а перед ней подозрительно бледный юноша. И говорит ей: «Это я, твой жених! Я к тебе вернулся!»

Только не уточняет, откуда именно.

И просится войти.

Как будто она не знает, кто не может войти в дом без приглашения…

«Что? – ужаснулась Катя, проглядывая балладу. – Она его впустила?! Дура! Он же мертвый!»

Она решительно отодвинула листик с текстом.

«Плохая баллада! – подумала она. – И нет тут ничего романтичного. И вовсе она не о верной любви. А о подлой ловушке…»

– Прошу, следующий! – объявил Мистер Жаб.

Наступила небольшая заминка. Вот оно что – настала очередь «святого Джорджа». Но единственный мужчина на семинаре повел себя странно: когда соседка подсунула ему листок и даже ткнула место, с которого надо читать дальше, он только молча улыбнулся и помотал головой. На текст даже не взглянул.

Впрочем, Мистер Жаб и бровью не повел, как будто так и надо. И повернулся к Кате.

– Барышня, прошу вас. Читайте и предлагайте свои варианты.

– Вот отсюда, – подсказала ей рыжая соседка.

Катя пробежала глазами строфу. Итак, девушка пригласила-таки его в дом, и мертвец сказал…

– My mouth it is full cold, Margret,It has the smell now of the ground…

С чтением и переводом Катя промедлила. В аудитории снова стало тихо.

– Что нам скажет наша новенькая? – спросил Мистер Жаб, явно решив подбодрить засмущавшуюся девушку.

– Мне не хочется читать, – буркнула Катя. – Извините.

По аудитории пролетел удивленный шепоток.

– Не хочется? – удивленно повторил литературовед с интонацией «а зачем же вы тогда сюда явились?»

– Мне кажется, – пояснила Катя, тщательно подбирая слова, – что некоторые вещи… лучше не произносить вслух.

Теперь все взгляды были направлены на Катю. Она молчала, пытаясь сформулировать свои ощущения.

– Это какая-то неправильная баллада, – пробормотала она наконец, отчаявшись сказать точнее.

– Простите?

– Девушка потеряла своего парня, – начала объяснять Катя, страдая от того, что не может точно выразить свои ощущения словами. – И он как бы вернулся. Но на самом деле – это не он. Тут ловушка на эту девушку, а любовь совсем ни при чем.

– Ну и что? – изумился Мистер Жаб. – Вам не нравится содержание? И поэтому вы не будете читать?!

– Да, – покраснев, прошептала Катя. – Я не хочу читать, потому что, мне кажется, это… опасно.

Вокруг захихикали. Теперь уже явно над Катей. На лице очкастой дамы возникло откровенно злорадное выражение.

– Можно… ну… Накликать! – нашлась наконец Катя.

Мистер Жаб покачал головой, смотря на нее с выражением «конечно, всякого можно ожидать от блондинки, но это уже перебор!»

Катя напустила на себя гордый вид, который был в такой ситуации особенно неуместен, – хихиканье только усилилось. Неожиданно она заметила, что «святой Джордж» единственный не веселится, а смотрит на нее с неподдельным интересом.

– Ну что ж, – развел руками Мистер Жаб. – Суеверия, как известно, бессмертны. Но действительно, все эти волшебные баллады в средневековье почитались за сущую правду. Граница между мирами виделась людям весьма условной. Погибший в дальних краях жених, явившийся к несчастной Маргарет, мог точно так же явиться к любой из слушательниц. Наверняка они были не менее впечатлительными, чем наша юная коллега…

По аудитории снова пролетел смех.

Катя сидела красная, начиная сердиться. Страх понемногу прошел, и ей стало стыдно. Не очень-то приятно чувствовать себя суеверной дурочкой!

«Ой, елки-палки! – пришло ей вдруг на ум. – Вдруг они решили, что я просто не знаю языка и не могу перевести дальше?!»

Мысль, что ее сочтут необразованной вруньей, показалась Кате совершенно невыносимой. Она откашлялась и начала переводить – уверенно и без запинок.

– «Губы мои холодны, дыхание пахнет землей. Поцеловав меня, долго не проживешь… Теперь ступай же, Маргарет, за мной под землю…»

Тетки изумленно притихли. Катя перевела свои четыре строчки, но не остановилась, а ровным голосом дочитала до конца.

– «Безграничной была твоя любовь – и теперь ты за это поплатишься!» И мертвец забрал с собой в могилу верную Маргарет… И вырос над ней куст белого шиповника…

– Блин, я уже плачу! – лицемерно всхлипнул «святой Джордж».

Катя закончила в гробовой тишине. Мистер Жаб кашлянул, уставившись на Катю так, словно впервые ее толком разглядел.

– Сударыня… э… Вы ведь уже знакомы с этой балладой?

– Впервые вижу, – угрюмо сказала Катя.

– Специализируетесь на староанглийском?

– В некотором смысле. Я пару раз сталкивалась с похожими текстами.

Во взгляде литературоведа отразилось восхищение.

– Вы не могли бы немного задержаться после семинара? Я бы хотел поговорить с вами поподробнее.

– Конечно, – кивнула Катя.

Она чувствовала завистливые взгляды ученых теток. Но не злорадствовала. Ее угнетало странное чувство. Эти глюки… Травяной холм и дверь, за которой темнота…

Как будто она увидела что-то нехорошее. И это нехорошее имело отношение не столько к балладе, сколько к ней самой.

«Не надо было мне вообще сюда приходить, – подумала Катя. – Не надо было читать балладу. Даже перевод. Будто дверь куда-то не туда отворила…»

Кате вспомнилось, как Родгар завез ее на шведский остров, к могиле троллей. Там она тоже полезла, куда не следует. Но там у нее не было выбора, а тут – сама. Катя совсем расстроилась.

Кое-как досидела до окончания лекции. «Подробное общение» вылилось в предложение Мистера Жаба «продолжить знакомство и поучаствовать в академической работе». Катя неопредленно пожала плечами и взяла его визитку, отказалась от предложения проводить ее до метро и вышла, оставив литературоведа в окружении почитательниц.

На улице давно стемнело. Близился ноябрь, листопад уже закончился. Пахло болотной сыростью, каменные дома нависали над головой, зловеще чернея подворотнями. Ходить по таким улицам в одиночку и так страшновато, а после пережитого Катей на лекции – тем более. Редкие прохожие, – темные силуэты с бледными пятнами вместо лиц, – заставляли сердце екать от страха. Девушка шагала быстро, почти бежала, застегнув куртку до самого подбородка, и все думала о том, что случилось на семинаре.

Да и случилось ли что-нибудь? Кроме того, что сама же, испугавшись непонятно чего, наговорила глупостей?

«Зато в итоге поступила как надо! – похвалила себя Катя. – Преодолела страх и не поддалась суевериям. Молодец!»

Но сама себе не поверила.

Выйдя из пустынных переулков на широкий, ярко освещенный проспект, Катя успокоилась и даже пошла чуть медленнее. Теперь она мысленно ставила себя на место героини баллады. Как бы она поступила, явись к ней среди ночи любимый, про которого она точно знает, что он сейчас в далеком краю? Неужели оказалась бы такой же дурой и впустила его, не обращая внимания на явные признаки…хм… разложения?

«Но что, если та девушка все понимала? – пришло Кате на ум. – И все равно рискнула, потому что любила его?»

Мысли ее пошли в другом направлении. А она могла бы пойти за любимым на тот свет?

Катя вздохнула, задумчиво глядя под ноги, на блестящий от воды асфальт.

Каким еще любимым? Что это за чувство – любовь? Что она о нем знает? В школе были увлечения – но несерьезные. Такие, с которыми и в кино-то не пойдешь, не то что в потусторонний мир. А потом – Димка…

Катя привычно нахмурилась. Ей было неприятно вспоминать свое последнее, самое сильное увлечение. Какое-то время она даже воображала, что влюблена в Димку. Но увы, не сложилось. Нет, он был хорошим, но Кате хотелось большего. А чего большего – она и сама толком не знала…

Они не рассорились и даже остались друзьями. Но Димка страдал. Катя знала это совершенно точно. Из-за этого ее и мучила совесть. Тем более, когда они виделись последний раз…

Катя помрачнела еще сильнее, вспомнив тот «раз». Два месяца назад, еще в Швеции, она в последний раз мельком видела Диму – под ручку с Кариной. Помнится, тогда при виде этой странной парочки она ощутила беспокойство. Ей очень хотелось предостеречь Диму, чтобы не связывался с двуличной, лживой эльфийкой. Но из деликатности, – какое у нее право лезть в чужие отношения? – промолчала. А потом Димка исчез. Она уже второй месяц ничего о нем не слыхала…

«Надо было найти его! – с нахлынувшей тревогой подумала она. – Связываться с эльфами слишком опасно – кому как не мне это знать! Даже с полукровкой Кариной… Вот приду домой и немедленно позвоню… Нет, прямо сейчас!»

Катя остановилась, вытащила мобильник… и краем глаза уловила резкое движение за спиной. Кто-то тоже остановился. И остался стоять. Высокая, неподвижная тень…

Девушка похолодела. Кто-то крался за ней по пятам!

Если бы это обнаружилось в переулках, Катя, скорее всего, бросилась бы бежать. Но здесь, на Невском, где было людно и светло даже поздним вечером, она просто развернулась на месте – и нос к носу столкнулась со «святым Джорджем».

– Приветик, – ухмыляясь, сказал он. – Ну вы и шустрая! Сначала ждал полчаса, а потом еле догнал. Я-то думал, вы к метро пойдете…

«Так и знала», – подумала Катя с досадой. Сейчас предложит проводить до дома. И непременно скажет, что такой юной и хрупкой девушке одной ходить по темным улицам опасно. А потом телефончик попросит. Ну почему всегда одно и то же?

Избытком хороших манер «святой Джордж» явно не страдал. Бесцеремонно сунул широкую ладонь, которую Катя автоматически пожала.

– Я – Нафаня. А вы – Катя, я запомнил.

– Нафаня – это имя? – уточнила Катя.

– Да уж не научное звание! – и весело заржал.

Катя бросила на парня косой взгляд. От такого типа требовать соблюдения приличий просто глупо. Ну и чучело!

Нафаня зашагал рядом, активно размахивая руками и болтая без умолку. Не прошло и трех минут, а Катя уже знала, что он вовсе не переводчик, а научный работник, и трудится не где-нибудь, а в Эрмитаже.

Кате не верилось. Эрмитаж, храм искусства, величайший музей, прославленный на весь мир кладезь шедевров – и болтун Нафаня в треснувших очках?! Она даже уточнила – тот ли Эрмитаж, о котором она думает?

Нафаня подтвердил – тот самый. И даже показал удостоверение, где черным по зеленому было написано «сотрудник отдела Северо-запада».

Тут Катя зауважала его и решила, что совсем не разбирается в людях. И даже разрешила перейти на «ты».

– Я собственно по поводу работы к тебе и подвалил, – радостно сказал Нафаня. – Есть предложение!

– Мне? Работать в Эрмитаже? – изумилась Катя.

– Ну, не то, чтобы работать, просто есть одна любопытная задачка. Из области лингвистики. Я ж специально пришел к вам в Британский Совет – найти подходящего человечка. Подумал – чем черт не шутит? Вдруг кто из ваших поможет? И тут ты удачно подвернулась…

– В каком смысле подвернулась? – спросила Катя с подозрением. – Что тебе конкретно надо от меня?

– Разобраться, что за штуковину нам прислали, – загадочно сообщил Нафаня.

Из его дальнейших объяснений, уклончивых и сумбурных, Катя поняла только одно: где-то в закромах музея лежит некая «штуковина», на которую Нафаня уговаривает ее взглянуть.

– А что, кроме меня некому? – спросила она скептически. – Разве в городе нет специалистов по староанглийскому? Попросите хоть Мистера Жа… в смысле… нашего лектора.

Нафаня замотал головой.

– Не годится. Мне нужен человек с интуицией. Вот ты сказала, что ту балладу лучше не читать вслух, и меня как по голове стукнуло: ты-то мне и нужна!

Катя моргнула.

– Может, нашу надпись как раз не надо переводить…

Нафаня внезапно встал. Как раз на пути у Кати, так что она тоже вынужденно остановилась.

– Знаешь, что ученые наконец расшифровали надпись на дверях гробницы Тутанхамона? – проговорил он, наклонившись к Кате, очень таинственно.

– Нет, – Катя заинтересовалась, – а что там было написано?

– «Вскрывая эту гробницу, я тем самым соглашаюсь со всеми пунктами нижеследующего проклятия и принимаю все его условия, как то…»

Катя хихикнула.

– Шутки шутками, – Нафаня развернулся и опять зашагал вперед, – но я все же хотел бы сначала выяснить, что там написано. Что-то не нравится мне та штука. Ну знаешь, чисто субъективно… – Нафаня неопределенно помахал рукой в воздухе. – Она, как бы…излучает.

– Радиацию?

– Можешь смеяться – мы ее замерили на всякий случай. Нет, с радиацией все нормально. Веет от нее чем-то недобрым. Злая она. Красивая, но злая.

– Да что за штука-то? – спросила Катя. – Расскажи толком.

– А нечего рассказывать. Я пошарил в Инете… Ничего нет. Ну просто ничегошеньки. Даже похожего… Так что лучше я тебе ее просто покажу. Пойдем? – Нафаня сделал широкий приглашающий жест.

– Куда? В Эрмитаж?! Прямо сейчас? Он разве не закрыт?

– Не для сотрудников! – гордо ответил Нафаня.

Глава вторая

Спящая красавица

Беседуют две троллихи. Одна другой:

– Прикинь, ко мне в сумочку вчера гоблин-воришка залез, я и не заметила. Пришла домой, открываю сумочку – сидит!

Когда Катя с Нафаней добрались до Дворцовой площади, было уже около полуночи. Вокруг – ни души, только по набережной проносились редкие машины.

Зеленовато-белое, занимавшее целый квартал здание огромного музея темными окнами взирало на бывшую столицу империи.

«Как же мы попадем внутрь?» – гадала Катя, глядя на замкнутые ворота главного входа.

Неужели придется лезть через решетку? А если поймают? У Нафани-то – удостоверение, а у нее – всего лишь студенческий билет!

Кате было не по себе, и в то же время разбирало любопытство. Наконец-то приключение!

После бурного лета Кате не хватало экстрима.

Да и чудаковатый Нафаня ее порядком заинтриговал. Всю дорогу он не закрывал рта, но ничего конкретного о таинственной «штуке» так и не выдал. Вернее, почти ничего. Только то, что находится она в упаковочной, где все еще лежит в ящике, потому что ее «никак не могут растаможить».

– Панихидин, мой шеф, – рвет на лысине последние волосы, – хихикая, рассказывал Нафаня. – Вот удружил кто-то с подарочком…

– Подарочком? – рассеянно повторила Катя.

– Угу. Не ему конкретно, а музею. Я забыл сказать – там еще письмо к ящику прилагалось. Да такое, что лучше бы просто под дверь подкинули без всяких конвертов…

К главному входу Нафаня не пошел, а свернул мимо ворот направо. Перейдя через мостик, они миновали несколько домов и свернули еще раз – через неприметную подворотню во двор – колодец.

Катя поморщилась. Эти мрачные, пованивающие внутренние дворы старинных домов она изначально невзлюбила, они были, кажется, единственным, что ей не нравилось в Питере. Когда-то туда выходили черные лестницы и окна кухонь и комнат служанок…

– Нам сюда, – указал Нафаня на кривую дверь, напоминающую лаз в логово тролля.

– Сюда? – Катя так удивилась, что даже не насторожилась. Разве мы не в Эрмитаж…

– Это и есть вход в Эрмитаж. Что, не похоже?

– Не очень, – сказала Катя сердито, решив, что Нафаня над ней издевается.

– Дело в том, – с разбойничьим видом подмигнул Нафаня, – что это тайный вход. Только для сотрудников.

Катино воображение тут же нарисовало картину: Нафаня, крадучись, спускается по черной лестнице с мешком народных сокровищ за плечами…

…И другую картину – охранники заламывают руки Кате, пойманной среди ночи на этой лестнице.

– Да ты не бойся! – Нафаня подтолкнул ее в спину. – Все ушли спать. А внутренние посты мы обойдем…

– А камеры? Датчики? – уточнила Катя.

– Какие?

– Лазерные…

– Ты еще скажи – инфракрасные, – хмыкнул Нафаня. – Вокруг погляди! Да если тут поставят камеру, ее завтра же сопрут.

Катя решилась.

По узкой лестнице они почти на ощупь поднялись на третий этаж, и дальше пошли скудно освещенными коридорами. На вид – совершенно необитаемыми. Пахло пылью веков и котами.

– Где мы? – прошептала Катя минут через десять.

– Где-где? В Эрмитаже!

Катя хотела ехидно заметить, что представляла Эрмитаж по-другому, но тут впервые задумалась: а не дурит ли ее новый знакомый? Куда это он ее завел?

Нафаня тем временем толкнул боковую железную дверь и снова затопал вниз – такое ощущение, что в подвал. Катя поспешила за ним, хотя сердце у нее стучало все чаще. Не оставаться же одной в этих коридорах…

Они шли еще минут двадцать, то спускаясь, то поднимаясь по узким лестницам. Коридоры становились все приличнее.

Катя выглядывала в окна, пытаясь понять, где они. Один раз в окне промелькнули Нева и огни набережной, но не успела Катя обрадоваться, как Нафаня с глухим шепотом «Атас, охранник!» быстро утянул ее в какой-то боковой переход.

Наконец еще один коридор – и Катя радостно поняла, что узнает Греческий зал. Еще в школе они ездили на экскурсии в Питер, и Эрмитаж был обязательным пунктом программы.

Пустой, полутемный зал, уставленный античными скульптурами, казался древнегреческим кладбищем. Редкие лампочки и красные огоньки сигнализации только усиливали это впечатление.

– Тут рядом пост охраны, потому и веду тебя зигзагами, – приглушенным голосом объяснял Нафаня. – У меня-то пропуск, а у тебя спросят – и доказывай, что не верблюд. У нас тут строго стало, после всех этих историй…

Катя с умным видом кивнула, хотя ни о каких историях понятия не имела.

Каждый шаг по мраморному полу отдавался гулким эхом, но вышеупомянутая охрана очевидно страдала глухотой.

Они остановились перед высокой запертой дверью уже на «территории» Древнего Египта.

– Здесь упаковочная, – прошептал Нафаня, открыл дверь ключом, тщательно прикрыл ее за собой и нашарил выключатель.

Упаковочная оказалась длинной комнатой с высокими потолками. Наверно, в ясные дни здесь полно света, а сейчас в окнах только темнота да капли дождя на стеклах. Огромная комната казалась очень тесной. Вдоль стен причудливыми штабелями громоздились ящики самых разных фасонов и размеров: от миниатюрных коробочек до огромных контейнеров размером с гараж. Катя потянула носом и подумала, что упаковочная похожа на столярную мастерскую. Да и пахло тут так же – клеем, фанерой и свежими стружками.

Загудели лампы дневного света. Катя зажмурилась от вспыхнувшего света.

– Вот она, зараза, – прошептал Нафаня.

В центре комнаты стоял верстак, а на нем лежало нечто, весьма напоминающее гроб. Катя, затаив дыхание, подошла поближе и уставилась на заразу.

Перед ней была статуя в полтора человеческих роста. На первый взгляд непонятно, из какого она материала. Камень? Дерево? Очертания туловища едва намечены – как будто существо обернуто в плотный плащ. Поверхность статуи блестела как полированная, сияя всеми оттенками зеленого, белого и алого. Узоры сплетались в буквы, вот только какого алфавита? Голова статуи, наоборот, была сделана очень детально. Длинные волнистые волосы, словно из золотистого стекла, схвачены на лбу короной из переплетенных синих змей. Белая кожа казалась фарфоровой, полупрозрачной. На лбу и щеках едва заметно проступали тонкие зеленоватые линии растительного орнамента. Веки были плотно сомкнуты. Узкие губы приподняты в презрительной усмешке, при виде которой пробирала дрожь.

Роскошная вещь! Интересно, кто это? Какого оно хотя бы пола? Черты, вроде, женские… Древняя королева в роскошной мантии?

Стоп! Это не мантия. Ничего себе!

– Это что, крылья?

– Ага, – подтвердил Нафаня. – Мы уж сами догадались. Умники из Восточного отдела так в сопроводительной записке и написали: «Гаруда».

– Восточный отдел?

Катя запомнила, что в удостоверении было написано: «Северо-запад».

Нафаня развел руками.

– Вот и мы с Панихидиным в шоке. При чем тут восток? По стилю – чистая кельтщина! Недели две с восточниками воевали. Те хотели себе прибрать. Но Панихидин костьми лег – отстоял эту «Гаруду» нам всем на гемор.

– А что такое «Гаруда»? – спросила Катя.

Слово было смутно знакомое.

– Волшебная птица из индуистской мифологии.

– Что-то на птицу не похоже!

– Ну как бы не совсем птица. Птичий царь.

– А в письме что было написано?

– Что подарок из Таиланда. От тамошнего короля нашему правителю. Без указания фамилии. На кого они намекали, а? Да и как дарить? А вдруг там бомба? Наши местные таможенники говорят: надо вскрыть! Мы, говорят, ломиком подковырнем, вы подклеите, и никто не заметит…

– Она что, открывается? – заинтересовалась Катя.

– Нет, вроде монолитная. Швов не видно.

Несколько минут они молча смотрели на статую. Потом Катя провела рукой над сложенными крыльями…И ее словно холодной водой окатило! Страшно! Еще сильнее, чем вечером на семинаре!

Катя вздрогнула, отдернула руку, словно обожглась. Внутренний голос подсказывал: от этого прекрасного крылатого существа следует держаться подальше. Бежать со всех ног!

Но Катя взяла себя в руки и даже шагнула вперед.

Лучше бы она этого не делала.

На миг Кате почудилось, что длинные веки поднимаются, и из-под них выплескивается пронзительный сапфировый свет…

Катя оцепенела, не в силах отвести глаза…

«Спас» ее Нафаня.

– Ага, ты тоже это почувствовала! – с восторгом воскликнул он. – А Панихидин, прикинь, говорит: меньше надо биться головой о твердые предметы, тогда и глюков не будет. Дерево ученое!

– А зачем биться головой? – удивилась Катя.

– Я паркуром увлекаюсь, – охотно пояснил Нафаня. – У меня уже три сотрясения было, как раз недавно из больницы вышел! – Он явно гордился собой. – Вон, смотри, какой шрам…