Развитие науки финансового права в России

В дореволюционный период переход преподавателя с кафедры политэкономии на кафедру финансового права, равно как и обратно, не был редкостью. Более того, научные дискуссии по проблемам финансов в тот период были своеобразным спором «между славянами», так как все его участники имели юридическое образование (до начала XX в.), хотя, естественно, с различной специализацией. Выпускники экономических факультетов и вузов впоследствии имели хорошую правовую подготовку.

Понятие «школа», в том числе в применении к праву, является неоднозначным. Во-первых, под ней понимают направления научной мысли и педагогической практики, созданные отдельными выдающимися учеными или группами ученых, разделяющими сходные методологические установки (например, историческая школа права). Во-вторых, достаточно часто ограничиваются только национальными школами права. Оба эти подхода обоснованны, а существование российской школы финансового права несомненно. В-третьих, научные школы привязывают к определенным университетским городам, научным центрам или даже регионам. В этом смысле говорят, например, о московской, петербургской, ярославской, казанской, киевской школах. Именно в данном контексте мы можем констатировать существование региональных школ финансового права в рамках единой российской школы финансового права.

Оговоримся, что мы склонны объединять научные и образовательные школы. Они характеризовались единством кадрового состава, известной зависимостью обоих видов деятельности от мировоззренческих и научных установок, зависимостью направлений научной работы от педагогических потребностей, системой координационных и субординационных отношений, организационным единством научных и педагогических работников в рамках учебных структур (кафедра, факультет, вуз и др.). В этой части мы не можем согласиться с разделением таких понятий, как «научная школа» и «педагогическая школа», как предлагается некоторыми исследователями[23]. Все это позволяет говорить нам о единой юридической «семье» или, как в данном случае, российской школе финансового права, но включающей в себя относительно обособленные, со своими научными традициями школы финансового права, сформировавшиеся в научных университетских анклавах. В последнем случае такую школу, на наш взгляд, образуют три компонента:

1) личностный (учителя, ученики, администрация, технический персонал учебного заведения, научно-исследовательских учреждений и др.). Определенное значение для характеристики школы имеют ее основатель или основатели, обстоятельства и время основания, последующие лидеры. Важны ее качественный и количественный состав, предмет и методология научных исследований, формальные показатели научной работы (число научных публикаций, научные степени и звания и др.), наличие учеников – продолжателей научных исследований и др.

В финансовом праве такие школы были относительно немногочисленными и насчитывали в дореволюционный период, как правило, немногим более десяти исследователей, связанных «научным родством». После 1917 г. естественная преемственность в рамках юридической школы была во многом нарушена, а в некоторых случаях и искусственно прервана.

Мобильность преподавательского состава в российских вузах (прежде всего, в университетах) была относительно небольшой по сравнению, например, с германскими университетами. Самые выдающиеся ученые получали приглашение в столичные вузы, остальные же меняли место работы в порядке перевода, в качестве взыскания или когда в учебном центре, прежде всего новом, была острая нужда в преподавателе данной дисциплины. Это позволяло молодым преподавателям занимать профессорскую кафедру или начинать с доцентуры при отсутствии вакансий в своем вузе. В советский период ротация научных кадров до середины 50-х гг. прошлого века могла быть связана с такими экстремальными проявлениями, как «укрепление» кадрового состава отдельных вузов через принудительные переводы и даже ссылка или высылка отдельных научных деятелей. Впоследствии преобладало так называемое плановое распределение научно-педагогических кадров, утратившее в 70-х гг. почти всякий динамизм.

Еще менее характерной была смена места обучения для студентов, которая осуществлялась почти исключительно в вынужденном порядке (как дисциплинарная мера или способ наказания (исключение из университета), эвакуация в период войны и др.). Примечательно, что только в Варшавском, Дерптском и Томском университетах, а также в ярославском Демидовском юридическом лицее был разрешен прием выпускников не только гимназий, но и духовных семинарий. Это наложило отпечаток на социальный состав студенчества данных вузов;

2) материальный (материальная база учебного процесса: библиотеки, аудиторный фонд и др.). Практически все университеты располагались в губернских центрах (кроме Одессы и Дерпта), где находились губернаторы и попечители учебных округов, жандармерия и центр местного дворянского общества, затем – губернские земства и органы городского самоуправления. Центром губернии был и Ярославль с его Демидовским юридическим лицеем. Все это позволяет говорить об относительно развитой и достаточно однородной материальной базе учебного процесса. Этим Россия существенно отличалась от стран Западной Европы, где университеты первоначально создавались преимущественно в небольших городах. Это касается, в частности, Англии (Оксфорд (конец XII в.), Кембридж (1209)) и Германии (Геттинген (1734), Марбург (1527), Тюбинген (1477)). Университеты в столицах (Лондон (1836) и Берлин (1810)) были созданы существенно позднее. Университеты в крупных английских (Бирмингем, Ливерпуль, Лидс, Шеффилд, Бристоль) и немецких (Франкфурт, Кельн, Гамбург) городах формировались уже в XX в.

Отметим, что в общем объеме денежных средств города (расходы студентов по месту учебы, книжная торговля и издательское дело, зарплата преподавателей и обслуживающего персонала, материальные затраты вуза и др.) финансы российских вузов (кроме Дерпта) занимали не очень существенное место. В советский период университеты и юридические вузы располагались почти исключительно в Москве и Ленинграде, либо в столицах советских республик (союзных и автономных), или в областных центрах;

3) социокультурный (социальная и культурная среда в городе или населенном пункте, где располагается учебное заведение или научное учреждение). Преподаватели и студенты были интегрированы в местную общественную среду: снимали квартиры или комнаты, пользовались бытовым обслуживанием, давали частные уроки или преподавали в других местных учебных заведениях (в том числе в гимназиях, школах, народных университетах). Они посещали театры и концерты (либо сами устраивали театрально-концертные представления), сотрудничали с местными благотворительными, профессиональными и научными организациями. Впоследствии они участвовали в земском и городском самоуправление, в местных партийных организациях (прежде всего, кадетских). Городскими головами Казани, Одессы, Москвы и Дерпта уже во второй половине XIX в. стали профессора местных университетов. Представители юридических факультетов традиционно достаточно тесно сотрудничали с городскими службами. С 1858 г. они получили разрешение читать публичные лекции, а с начала XX в. организовывали и публичные диспуты. Немало представителей юрфаков принимали активное участие в деятельности местной печати. В советский период университетская общественность сохранила свое место в советских и партийных структурах.

Определенное значение имели даже архитектурные особенности зданий и учебных аудиторий, символизм профессиональной одежды, религия и нравственные устои местного населения, учеников и учителей, особенности языка, в том числе профессиональной терминологии, и принятых корпоративных норм поведения. Все это в совокупности создавало неповторимую атмосферу высшего учебного заведения, которой дышали как ученики, так и учителя. Данные компоненты в различных городах и регионах России имели существенные отличия, а в некоторых из них даже являлись уникальными.

При этом нет оснований причислять конкретного ученого непременно и только к определенной региональной школе финансового права. Традиционно многие преподаватели за свою академическую карьеру вели занятия в двух-трех, а иногда и более вузах. Например, Ярославль в силу ряда специфических причин, о которых будет сказано в соответствующем разделе данной книги, а также географической близости постоянно притягивал к себе преподавателей Московского университета, часть из которых многие годы служила в Демидовском юридическом лицее и Ярославском государственном университете. Некоторых ученых можно причислить сразу к нескольким региональным школам финансового права, например московской, петербургской, ярославской, харьковской. Принадлежность к школе – не прописка и не штамп в паспорте, а этап научного и педагогического творчества. При некоторой условности понятия в такой трактовке «школа финансового права», на наш взгляд, имеет полное право на существование.

Подчеркнем, что при спорных вопросах «научного районирования» персонажей данной книги мы отдавали приоритет вузам (и соответствующим школам), где ученые преподавали курс финансового права или финансово-правовые спецкурсы, формировались как исследователи-финансисты, готовили публикации (или их наибольшее число, или главнейшие) по финансовому праву. Некоторый субъективизм в распределение персоналий по школам по определению неизбежен, что нами, безусловно, признается. При этом ряд школ (московская, киевская, казанская и др.) были выражены наиболее рельефно, некоторые (петербургская, харьковская и др.) прослеживаются достаточно четко. Другие (дерптская (юрьевская), варшавская, томская и др.) только намечались, заявляя право на свое самостоятельное существование. Однако все они представляли относительно обособленные феномены.

Еще раз подчеркнем принципиальное положение. При несомненной важности научного «районирования» все ученые – специалисты в сфере финансового права России принадлежали и принадлежат к единой школе. Она имеет, в свою очередь, «общую родословную», общие корни. Но как в любой семье каждый ребенок, каждая региональная школа финансового права имеет свой индивидуальный характер, свою судьбу. При этом каждая школа российского финансового права, – будь-то московская, казанская, дерптская и т. д., – это «птенцы одного гнезда». Помимо очевидной научно-педагогической, языковой, ментальной, нормативно-правовой основы (как базы исследований) близости представителей российской школы финансового права, их объединяет общность исторической судьбы и тесное персональное пересечение. Так, И. Я. Горлов (1814–1890) одним из первых начал читать курс финансового права и написал первое фундаментальное исследование по теории финансов. При этом он был выпускником юридического факультета Московского университета (1833), получил ученую степень в Дерптском университете (1838), был экстраординарным профессором Казанского университета (1838–1847) и только затем перевелся в Петербургский университет, где стал ординарным профессором, а затем и деканом (1860–1863) юридического факультета. Бывшие профессора Демидовского юридического лицея, покинув стены данного вуза, продолжили преподавательскую деятельность: А. А. Исаев (1851–1919 (1924?)) – в Петербургском университете, Э. Н. Берендтс (1860–1924?) – в Императорском училище правоведения (Петербург).

Единство российской школы финансового права обеспечивалось и ее общим «немецким акцентом», когда влияние немецкой школы изначально было преобладающим, а затем неизменно существенным, о чем мы уже писали выше. Не случайно германский ученый В. Рошер выделял «немецко-русскую» школу политэкономии, из которой еще полностью не выделилось финансовое право. К представителям этой школы, в частности, причислялись персонажи нашей книги Е. Ф. Канкрин, Г. (А. К.) Шторх, Х. А. Шлецер. При этом немецкое влияние было не только опосредованным, но и вполне прямым. Так, Е. Ф. Канкрин многие годы был министром финансов России, Г. Шторх преподавал в Петербурге, затем служил в ведомстве иностранных дел, впоследствии являлся академиком (по разряду политической экономии) и вице-президентом Петербургской академии наук. В этом смысле они причастны к формированию петербургской школы. В числе первых преподавателей политической экономии Московского и Харьковского университетов, рассматривающих проблемы финансов, соответственно были X. Шлецер и другой немец – Л. Х. Якоб.

К тому же в науке финансового права никогда не было острого противостояния региональных школ, хотя некоторые их особенности прослеживаются. Отметим, что научное «районирование» в финансовом праве, как, впрочем, и в других отраслях, никогда напрямую не было связано с административно-территориальным и национальным делением. Оно обосновывалось именно тремя вышеназванными факторами, которые и определяют понятие «школа». Не отрицая особенностей развития науки финансового права в различных регионах Российской империи и СССР, мы не склонны специально выделять, например, украинскую или польскую школы в соответствии только с национальным признаком, хотя выделение, например, киевской и харьковской школ не вызывает сомнений. В этом плане финансисты Украины кооперировались преимущественно с учеными Центральной России, причем это сотрудничество было взаимовыгодным. Так, выпускник Киевского университета (Университета Св. Владимира) И. Т. Тарасов (1849–1929) многие годы преподавал в Демидовском юридическом лицее, а затем – в Московском университете. В советский период тот же путь из Киева в Москву проделал В. И. Лисовский (1904–1997). Одновременно шел и обратный процесс. Например, корифей одесской (новороссийской) школы С. И. Иловайский (1861–1907) был выпускником Петербургского университета. В литературе отмечались следующие общие моменты в биографии харьковских профессоров начала XX в.: «… почти каждый из них служил в разные годы в университетах разных городов, петербуржцы едут в Харьков, харьковские специалисты отправляются на несколько лет служить в Дерпт (Тарту), Киев, Москву, Петербург, Ярославль и пр. Многие харьковские профессора защитили магистерские и докторские диссертации в Московском университете, многие были связаны работой и учебой с известным Демидовским юридическим лицеем в Ярославле. Такой обмен был не редкостью, ибо условия крупных городов, бытовые и материальные в том числе, не слишком разнились, а в итоге обмен информацией научных школ был значительный»[24].

Следовательно, у нас есть все основания анализировать развитие относительно единой российской (дореволюционной, советской и постсоветской) школы финансового права. Этот анализ осуществлен через изучение развития региональных ответвлений общероссийской школы. Это касается московской, петербургской (ленинградской), ярославской, казанской, томской, дерптской (юрьевской), варшавской, киевской, харьковской, одесской школ финансового права. Достаточно привести лишь несколько примеров, для того чтобы подтвердить вышеназванный тезис.

Так, совершенно очевиден особый путь развития дерптской школы финансового права. До реформы 1889 г. на юридическом факультете Дерптского университета преподавание ограничивалось преимущественно чисто юридическими предметами – гражданское и уголовное право с соответствующими процессами. Преподавание же таких предметов, как политическая экономия, финансовое право, полицейское право, не проводилось. В учебных планах эти дисциплины не включались в перечень главных обязательных предметов. Они лишь были рекомендованы студентам-юристам для посещения лекций без сдачи экзаменов и испытаний по этим предметам. Между тем названные дисциплины включались в учебные планы студентов других факультетов. Начиная с 1803 г. проводилась подготовка камералистов (экономистов) на технолого-экономическом разряде (отделении) философского факультета, а с 1850 г. – на историко-филологическом факультете. Там же и формировались соответствующие кафедры: кафедра политической экономии, кафедра камеральной науки, финансов и торговли. Соответственно такая организация учебного процесса и кафедр предопределяла и направленность научных исследований проблем финансового права (законодательства). Вряд ли эти исследования могли приобрести самостоятельность и обособленность от вопросов политической экономии и камеральных наук. Они могли рассматриваться попутно в рамках изысканий ученых-политэкономов и ученых-камералистов.

Более того, дореформенный Дерптский университет своим учебным процессом, нравами, языком преподавания (немецкий язык), научно-преподавательским составом был гораздо ближе к германским университетам, чем к российским. Отметим, что все университеты России, особенно в начале их истории, привлекали к преподаванию иностранных ученых, но ни в одном из них это привлечение преподавателей из-за границы не проводилось столь долго и широко, как это практиковалось в Дерптском университете. Так, кафедру политэкономии и статистики, которая после реформы 1889 г. из состава историко-филологического факультета была переведена на юридический факультет, в разное время занимали такие известные ученые, как А. Вагнер, Г. Кнапп, Г. Дитцель (1829–1884), с именами которых мы еще неоднократно встретимся на страницах данной книги. Вероятно, это послужило основанием для учреждения в конце 1827 г. в Дерптском университете «Профессорского института», имевшего целью подготовить, притом из русских людей, контингент будущих профессоров, необходимых для университетов России. Как писал Н. П. Яснопольский, «для осуществления этой задачи Дерптский университет оказался очень удобным для того времени мостом, соединявшим университеты России с заграничными вообще и в особенности с германскими»[25]. Ранее мы уже упоминали о профессоре Казанского и Петербургского университетов И. Я. Горлове. Сюда следует добавить и других профессоров Петербургского университета, прошедших «Профессорский институт», а затем преподававших предметы юридического факультета (с включением в них политической экономии и статистики). Это И. И. Ивановский (1807–1887), B. C. Порошин (1811–1868) и др.

При всей важности отнесения ученых к той или иной школе для нас более насущным является создание «коллективной биографии» (просопографии) российских ученых – специалистов в области финансового права. Это научное направление относительно новое для российской науки, хотя достаточно распространено на Западе (В. Шредер, X. Нимейер и др.). Просопография понимается как «эмпирическое исследование коллектива личностей в его общественном контексте с помощью индивидуальных биографий членов этого коллектива». Исходным в этом смысле является утверждение о том, что отдельный человек, тем более ученый, своеобразен. В то же время он универсален, определяется не только с индивидуальной, но и с общественной точек зрения. В связи с этим мы видим своей задачей создание такой «коллективной биографии», которая давала бы характеристику не только всем ученым-финансистам, но и каждому в отдельности. С другой стороны, надо показать, как биография каждого отразилась в биографии поколения, а коллективная судьба и исторический контекст проявились на жизненном пути и в научном наследии каждого.

Глава 2

Развитие отечественного юридического образования и преподавание финансового права

2.1. Досоветский период: от стадии ученичества к «золотому веку»

Изначально юристов готовили на юридических факультетах университетов: Московского (1755), Дерптского (существовал с 1632, вновь открыт в 1802), Казанского (1804), Харьковского (1805), Варшавского (1816–1831, 1869–1915, эвакуирован в Ростов-на-Дону, именовался Донским (1915), затем – Ростовским университетом), Петербургского (1819), Киевского (Университет Св. Владимира) (1834), Новороссийского (в Одессе, образован на базе Ришельевского лицея, действовавшего с 1817) (1865), Томского (1888, юридический факультет открыт в 1898), Пермского (1916). В Саратовском университете (1909) юридический факультет был открыт уже в советский период. Своеобразное положение занимали юридические факультеты еще двух университетов: Гельсингфорского (переведен в 1828 из Або) (Гельсингфорс (Хельсинки), Финляндия) и Виленского (1579 как академия, юридический факультет открыт в 1641, преобразована в университет в 1803) (Вильно (ныне Вильнюс), Литва). Первый из них, строго говоря, не являлся российским университетом, хотя и именовался Императорским Александровским университетом в Финляндии, а его выпускники имели права выпускников российских университетов. Преподавание велось сначала на шведском, а затем и на финском языках. Нам не известно о значимых финансистах общероссийского масштаба[26], обучавшихся или преподававших там, чему изрядно способствовал и языковой барьер. Виленский университет был закрыт в 1832 г. и возобновил свою работу только в 1919 г. уже на территории Польши. Университеты до начала 1917 г. именовались Императорскими, что для краткости нами будет обычно опускаться.

Подчеркнем, что изначально юридические факультеты (называемые некоторое время отделениями (факультетами) нравственных и политических наук) занимали в структуре университетов ведущее место как по статусу, так и по числу студентов. Так, даже в начале XX в. в Петербурге, Киеве и Варшаве на юридических факультетах студентов училось больше, чем на остальных факультетах, вместе взятых[27]. Всего в университетах доля обучающихся юриспруденции составляла около 40 % общего числа учащихся. Высокий статус этих факультетов определялся тем, что в глазах власть предержащих они являлись, прежде всего, кузницей кадров для государственной службы. Характерно, что уже в Утвердительной грамоте Московского университета (1804) закреплялось, что в нем будут преподаваться науки «как общие, каждому человеку нужные, так и особенные, служащие к образованию гражданина для разных родов государственной службы»[28].

Аналогичные нормы были закреплены и в уставах других университетов. Студенты-юристы традиционно держались обособленно и до начала XX в. были наиболее пассивными в общественной жизни по сравнению со студентами других факультетов. По воспоминаниям П. Н. Милюкова, студентов-юристов «считали будущими карьеристами и дельцами»[29]. Для таких суждений были некоторые основания, однако в начале XX в. общественная активность и этой категории учащихся существенно повысилась. Впрочем, юридические факультеты до конца существования императорской России оставались в некоторой степени элитарными, с наиболее существенной дворянской прослойкой.

Специализированными юридическими высшими учебными заведениями являлись: Александровский лицей (открыт в 1811 как царскосельский лицей, с 1843 Александровский лицей в Петербурге, с 1848 давал высшее юридическое образование), Императорское училище правоведения (1835, Петербург), Лицей князя Безбородко (г. Нежин (1832), получил юридический профиль в 1840, преобразован в историко-филологический институт в 1875), Лицей Цесаревича Николая (Катковский) (1869, Москва). Демидовский юридический лицей вел истоки от открытого в 1805 г. в Ярославле Высших наук училища. В качестве юридического вуза Демидовский юридический лицей давал высшее юридическое образование с 1870 г. Кроме того, в 1867 г. в Петербурге образована военно-юридическая академия (с 1908 – Александровская военно-юридическая академия). В ней изначально преподавалось финансовое право, а в числе ее профессоров был В. Г. Яроцкий (1855–1917) (о нем см. далее). Это было военно-учебное заведение со всеми его атрибутами. Из остальных юридических вузов наиболее закрытым было Училище правоведения. Оно было организовано по типу закрытого пансиона и подчинялось напрямую Министерству юстиции.

Впоследствии юридические факультеты были открыты на высших женских курсах: Киевских (1872–1886, с 1906), Московских историко-филологических и юридических В. А. Полторацкой (1906), Петербургских (Бестужевских) (1906), Петербургских историко-литературных и юридических Н. П. Раева (1906), Варшавских (1909, эвакуированы в Ростов-на-Дону в 1915).

По университетской программе юридических факультетов функционировали негосударственные учебные заведения, предназначенные для обучения как мужчин, так и женщин: Психоневрологический институт (1907), Московский городской университет им. А. Л. Шинявского (1908), Московский частный юридический институт (1915).

Кроме того, финансовое право преподавалось в коммерческих институтах: Киевском (1906), Московском (1906), Высших коммерческих курсах М. В. Побединского (Петербург, 1906, с 1917 – Торгово-промышленный институт), Петербургском (1906), Харьковском (1912 – коммерческие курсы, с 1916 – институт). Преподавателей, в том числе правовых и камеральных дисциплин, готовил Петербургский педагогический институт (1804–1819, 1829–1859), при котором существовало отделение (факультет) наук философских и юридических, где преподавались, в частности, политическая экономия, политическое право, коммерческие науки. Вероятно, одним из первых курс «Право финансовое и коммерческое» на этом факультете прочитал известный государственный деятель и ученый М. А. Балугьянский (1769–1847). Также одним из первых преподавателей финансовой науки в Петербургском университете (в составе которого изначально был философско-юридический факультет) стал его ученик по педагогическому институту профессор М. Г. Плисов (1782–1853), а среди выпускников этого пединститута был Е. Г. Осокин (1819–1880), в последующем профессор Казанского университета.