Николай и Николка

Ганс Христиан Андерсен

Николай и Николка

Жили-были два человека; обоих звали Николаями, но у одного было четыре лошади, а у другого только одна; так вот, чтобы различать их, и стали звать того, у которого было четыре лошади, Николаем, а того, у которого одна, Николкой. Послушаем-ка, теперь, что с ними было; целая история!

Всю неделю, как есть, должен был Николка пахать на своей лошадке поле Николая. Зато Николай давал ему всех своих четырёх, но только раз в неделю, по воскресеньям. Эх, ты, ну! как помахивал Николка кнутом по всему пятерику, – сегодня, ведь, все лошадки были как будто его собственными. Солнце так и сияло, колокола звонили к обедне, люди все были такие нарядные и шли с молитвенниками в руках в церковь послушать проповедь священника. Все они видели, что Николка пашет на пяти лошадях, и он был очень доволен, пощелкивал кнутом и покрикивал:

– Эх, вы, мои лошадушки!

– Не смей так говорить! – сказал Николай. – У тебя, ведь, всего одна лошадь!

Но вот, опять кто-нибудь проходил мимо, и Николка забывал, что не смел говорить так, и опять покрикивал:

– Ну, вы, мои лошадушки!

– Послушай, я прошу тебя перестать! – сказал Николай. – Если ты скажешь это ещё хоть раз, я возьму, да хвачу твою лошадь по лбу, вот ей и конец будет!

– Право, я не буду больше! – сказал Николка, да вдруг опять кто-то прошёл мимо и поздоровался с ним, а он от радости, что пашет так важно на целых пяти лошадях, опять щёлкнул кнутом и закричал:

– Ну, вы, мои лошадушки!

– Вот я тебе пону́каю твоих лошадушек! – сказал Николай, взял обух, которым вколачивают в поле колья для привязи лошадей, и так хватил Николкину лошадь по лбу, что убил её наповал.

– Ах, нет у меня теперь ни единой лошадки! – сказал Николка и принялся плакать.

Потом он снял с лошади шкуру, высушил её хорошенько, положил в мешок, взвалил мешок на спину и пошёл в город продавать шкуру.

Идти приходилось очень далеко, через большой тёмный лес, а как на грех разыгралась непогода, и Николка заблудился. Не успел он снова выбраться на дорогу, как уже совсем стемнело, а до города было ещё далеко, да и домой назад не близко; до ночи ни за что было не добраться ни туда, ни сюда.

На дороге как раз был большой крестьянский двор; ставни дома были уже закрыты, но сквозь них светился огонь.

«Вот тут я, верно, найду себе приют на ночь», – подумал Николка и пошёл стучаться.

Хозяйка отперла, узнала, что ему надо, и велела идти своей дорогой; мужа её не было дома, а без него она не могла принимать гостей.

– Ну, придётся полежать на дворе! – сказал Николка, а хозяйка заперла перед ним дверь.

Возле дома стоял большой стог сена, а между стогом и домом – маленький сарай с плоскою соломенною крышей.

– Вон там я и полежу! – сказал Николка, увидев крышу. – Чудесная постель; аист, ведь, не слетит оттуда и не укусит меня за ногу!

Это он сказал потому, что на крыше дома было гнездо, и стоял живой аист.

Николка влез на крышу сарая, растянулся на соломе и принялся ворочаться с боку на бок, стараясь улечься поудобнее. Ставни не совсем плотно подходили к окнам и ему видна была вся горница.

В горнице был накрыт большой стол; чего, чего только на нем не было: и вино, и жаркое, и чудеснейшая рыба; за столом сидели хозяйка и пономарь, больше никого.

Она угощала его, а он уписывал рыбу за обе щеки, – он был большой охотник до неё.

«Вот бы мне присоседиться!» – подумал Николка и, вытянув шею, заглянул в самое окно. Ах, какое чудесное пирожное увидал он! Да, вот там пир шёл у них!

В то же время он услыхал, что кто-то подъезжает к дому верхом; это вернулся домой хозяйкин муж. Он был очень добрый человек, но за ним водилась одна слабость: он видет не мог пономарей; стоило ему встретит пононаря – и он приходил в бешенство. Поэтому пономарь и пришёл в гости к его жене в то время, когда мужа не было дома, а добрая женщина постаралась угостить его на славу. Оба они очень испугались, услышав, что муж вернулся, и жена попросила гостя поскорее влезть в большой пустой сундук, который стоял в углу. Пономарь послушался, – он, ведь, знал, что бедняга муж видеть не может пономарей, – а жена проворно убрала всё угощение в печку: если бы муж увидал всё это, он, конечно, спросил бы, кого она угощала.

– Ах! – вздохнул Николка на крыше, гдядя, как она прятала кушанья и вино.

– Кто там? – спросил крестьянин и вскинул глаза на Николку. – Чего ж ты лежишь тут? Пойдём-ка лучше в горницу!

Николка рассказал, как он заблудился и попросился ночевать.

– Ладно! – сказал крестьянин. – Только сперва нам надо подкрепиться с дороги.

Жена приняла их обоих очень ласково, накрыла стол и вынула им из печки большой горшок каши.

Крестьянин проголодался и ел с большим аппетитом, а у Николки из головы не шли жаркое, рыба и пирожное, которые были спрятаны в печке.

Под столом, у ног Николки, лежал мешок с лошадиною шкурой, с тою самою, которую он нёс продавать. Каша была ему совсем не по вкусу, и он наступил на свой мешок ногою; сухая шкура громко заскрипела.

– Т-сс! – сказал Николка мешку, а сам опять наступил на него, и шкура заскрипела ещё громче.

– Что там у тебя? – спросил хозяин.

– А это колдун мой! – сказал Николка. – Он говорит, что не стоит есть каши, – он наколдовал нам полную печку жаркого, рыбы и пирожного!

– Вот так штука! – сказал крестьянин, мигом открыл печку и увидал там чудесные кушанья; их спрятала туда его жена, а он-то думал, что это всё колдун наколдовал!

Жена не посмела сказать ни слова и живо поставила всё на стол, а муж с гостем принялись есть. Вдруг Николка опять наступил на мешок, и шкура заскрипела.

– Что он опять? – спросил крестьянин.

– Да, вот, говорит, что наколдовал нам ещё три бутылки винца, там же, в печке! – свазал Николка.

Жене пришлось вытащить и вино; крестьянин выпил стаканчик, другой, и ему стало так весело! Да, такого колдуна, как у Николки, он не прочь был бы заполучить!

– А может он тоже вызвать чёрта? – спросил крестьянин. – Его бы я посмотрел; теперь я в духе!

– Да! – сказал Николка. – Мой колдун может сделать всё, чего я захочу. Правда? – спросил он у мешка, а сам наступил на него, и шкура заскрипела.

– Слышишь, он отвечает: «да». Только чёрт такой безобразный, что не сто́ит и смотреть его!

– О, я ни капельки не боюсь; а каков он на взгляд?

– Да он точь-в-точь пономарь!

– Фу, ты! – сказал крестьянин. – Вот безобразие! Надо вам знать, что я видеть не могу пономарей! Но всё равно, я, ведь, буду знать, что это чёрт, и мне не будет так противно! Теперь я, кстати, набрался храбрости! Только пусть он не подходит слишком близко!

– А вот, я сейчас скажу колдуну! – сказал Николка, наступил на мешок и прислушался.

– Ну, что?

– Он велит нам пойдти и открыть вон тот сундук в углу; там притаился чёрт. Но надо придерживать крышку, а то он выскочит.

– Так помогите мне придержать! – сказал крестьянин и пошёл к сундуку, куда жена спрятала настоящего пономаря.

Пононарь был ни жив, ни мёртв от страха. Крестьянин приоткрыл крышку и заглянул в сундук.

– Фу! – закричал он и отскочил прочь. – Видел, видел! Точь-в-точь наш пономарь! Вот безобразие!

Такую неприятность надо было запить, и они пили до поздней ночи.

– А колдуна этого ты мне продай! – сказал крестьянин. – Проси, сколько хочешь, хоть целый четверик денег!

– Нет, не могу! – сказал Николка. – Подумай, сколько мне от него пользы!

– Ах, мне страсть хочется! – сказал крестьянин и принялся упрашивать Николку.

– Ну, – сказал, наконец, Николка: – пусть будет по-твоему! Ты ласково обошёлся со мной, пустил меня ночевать, так бери ж себе моего колдуна за четверик денег, только полный!

– Хорошо! – сказал крестьянин. – Но ты должен взять и сундук; я к часу не хочу держать его у себя в доме; почём знать, может быть, он всё ещё там сидит?

Николка отдал крестьянину свой мешок с высушеной шкурой и получил за него полный четверик денег, да ещё большую тачку, чтобы было на чем везти деньги и сундук.

– Прощай! – сказал Николка и покатил тачку с деньгами и с сундукои, где всё ещё сидел пономарь.

По ту сторону леса протекал большой глубокий ручей, такой быстрый, что едва можно было справиться с течением; через ручей был перекинут мост. Николка встал посредине моста и сказал нарочно, как можно громче, чтобы пономарь услышал:

– К чему мне этот дурацкий сундук? Он такой тяжёлый, точно весь набит камнями! Я совсем измучусь с ним! Брошу-ка его в ручей: приплывёт он ко мне домой сам – ладно, а не приплывёт – и не надо!

Потом он взялся за сундук одною рукой и слегка приподнял его, точно собираясь столкнуть в воду.

– Постой! – закричал из сундука пономарь. – Выпусти сначала меня!

– Ай! – свазал Николка, притворяясь, что испугался. – Он всё ещё тут! В воду его скорее!

– Нет, нет! – кричал пононарь. – Выпусти меня, я дам тебе целый четверик денег!

– Вот это дело другое! – сказал Николка и открыл сундук.

Пономарь мигом выскочил оттуда и столкнул пустой сундук в воду. Потои они пошли к нему домой, и Николка получил ещё целый четверик денег. Теперь вся тачка была полна деньгами.

– А, ведь, лошадка прянесла мне недурной барыш! – сказал сам себе Николка, когда пришёл домой и высыпал на пол целую кучу денег. – Вот Николай-то рассердится, когда узнает, как я разбогател от своей единственной лошади! Только пусть не ждёт, чтобы я сказал ему всю правду!

И он послал к Николаю мальчика попросить меру, которою мерят зерно.

– Зачем это ему мера? – подумал Николай и слегка смазал дно меры дёгтем, – авось, мол, к нему пристанет кое-что. Так и вышло: получив меру назад, Ниволай увидел, что ко дну прилипли три новеньких серебряных монетки.

– Вот так штука! – свазал Николай я сейчас побежал к Николке.

– Откуда у тебя столько денег?

– Я продал вчера вечером шкуру своей лошади.

– С барышом продал! – сказал Николай, побежал домой, взял топор я убил всех своих четырёх лошадей, снял с них шкуры и отправился в город продавать.

– Шкуры! Шкуры! Кому надо шкуры! – кричал он по улицам.

Все сапожники и кожевники сбежались в нему и стали спрашивать, сколько он просит за шкуры.

– Четверик денег за штуку! – сказал Николай.

– Да ты в уме? – сказали они ему. – По-твоему, мы отваливаем деньги четвериками?

– Шкуры! Шкуры! Кому надо шкуры! – кричал он опять и всем, кто спрашивал, почём у него шкуры, отвечал: – Четверик денегь штука!

– Он вздумал дурачить нас! – сказали все сапожники и кожевники, и вот, одни схватили свои ремни, другие свои кожаные передники и принялись хлестать ими Николая.

– Шкуры! Шкуры! – передразнивали они его. – Вот мы зададим тебе шкуры! Вон из города!

И Николай давай Бог ноги! Сроду ещё его так не колотили!

– Ну, – сказал он, добравшись до дому: – поплатится же мне за это Николка! Убью его до смерти!

А у Николки умерла старая бабушка; она не очень-то ладила с ним, была злая и сварливая, но он всё-таки очень жалел её и положил на ночь в свою тёплую постель, – авось отогреется и оживёт, – а сам уселся в углу, на стуле; ему не впервые было ночевать так.

Ночью дверь отворилась, и вошёл Николай с топором в руках; он знал, где стоит постель Николки, прямо подошёл к ней и ударил мёртвую бабушку по голове, думая, что это Николка.

– Вот тебе! Не будешь больше дурачить меня! – сказал Николай и пошёл домой.

– Вот злодей! – сказал Николка. – Это он меня хотел убить! Хорошо, что бабушка-то была мёртвая, а то бы ей не поздоровилось!

Потом он одел бабушку в праздничное платье, попросил у соседа лошадь, запряг её в тележку, хорошенько усадил старуху на заднюю скамейку, чтобы она не свалилась, когда поедут, и покатил с ней через лес. Когда солнышко встало, они подъехали к большому постоялому двору, тут Николка остановился и пошёл спросить себе чего-нибудь закусить.

У хозянна постоялого двора было много, много денег, и сам он был человек очень добрый, но такой горячий, точно весь начинён перцем и табаком.

– Здравствуй! – сказал он Николке. – Что это ты спозаранку расфрантился сегодня?

– Да вот, – сказал Николка: – надо с бабушкой в город съездить; она осталась там в тележке, – ни за что не хочет вылезать. Пожалуйста, отнесите ей туда стаканчик мёду, только говорите с ней погромче, она глуховата!

– Ладно! – сказал хозяин, взял большой стакан мёду и понёс старухе.

– Вот, внучек прислал вам стаканчик медку! – сказал хозяин, но старуха не ответила ни слова, и даже не шевельнулась.

– Слышите! – закричал хозяин во всё горло. – Ваш внук посылает вам стакан мёду!

Ещё раз прокричал он то же самое и ещё раз, а она всё не шевелилась; когда он рассердился и пустил ей стакан прямо в лицо, так что мёд потёк у неё по носу, а сама она опрокинулась навзничь, – Николка, ведь, не привязал её, а просто посадил.

– Что ты наделал? – завопил Николка, выскочил из дверей и схватил хозяина за ворот. – Ты убил мою бабушку! Погляди, какая у неё дыра во лбу!

– Вот беда-то! – заохал хозяин, всплеснув руками. – И всё это из-за моей горячности! Милый Николушка, я дам тебе целый четверик денег и похороню твою бабушку, как свою собственную, только молчи об этом, не то мне отрубят голову, а, ведь, это ужасно неприятно!

И вот, Николка получил целый четверик денег, а хозяин схоронил его старую бабушку, точно свою собственную.

Николка вернулся домой опять с целой кучей денег, и сейчас же послал в Николаю мальчика попросить меру.

– Как так? – сказал Николай. – Разве я не убил его? Надо посмотреть самому! И он сам понёс меру Николке.

– Откуда это у тебя такая куча денег? – спросил он и просто глаза вытаращил от удивления.

– Ты убил-то не меня, а мою бабушку, – сказал Николка: – и я её продал за четверик денег!

– С барышом продал! – сказал Николай, побежал домой, взял топор и убил свою старую бабушку, потом положил её в тележку, приехал с ней в город к аптекарю и предложил ему купить мёртвого человека.

– Кто это и где вы его взяли? – спросил аптекарь.

– Это моя бабушка! – сказал Николай. – Я убил её, чтобы продать за четверик денег!

– Господи, помилуй! – сказал аптекарь. – Вы сами не знаете, что говорите! Смотрите, ведь, зто может стоить вам головы!

И он растолковал Николаю, что он такое наделал, какой он дурной человек и как его за это накажут. Николай перепугался, опрометью выскочил из аптеки, сел в тележку, ударил по лошадям и помчался домой. Аптекарь и весь народ подумали, что он сумасшедший и потому не задержали его.

– Поплатишься же ты мне за это, поплатишься, Николка! – сказал Николай, выехав на дорогу, и как только добрался до дому, взял большущий мешок, пошёл к Николке и сказал:

– Ты опять одурачил меня? Сперва я убил моих лошадей, а теперь и бабушку! Всё это по твоей милости! Но уж больше тебе не дурачить меня!

И вот, он схватил Николку и посадил в мешок, завязал его, вскинул на спину и закричал:

– Пойду, да утоплю тебя!

До реки было не близко, и Николаю становилось тяжеленько тащить Николку. Дорога шла мимо церкви; оттуда слышались звуки органа и чудное пение. Николай поставил мешок с Николкой у самых церковных дверей и подумал, что не худо было бы зайдти в церковь, прослушать псалом, другой, а потом уж идти дальше. Николка не мог, ведь, вылезти из мешка сам, а весь народ был в церкви. И вот, Николай зашёл в церковь.

– Ох, ох! – вздыхал Николай, ворочаясь в мешке, но, как он ни старался, развязаться ему не удавалось. В это самое время мимо проходил старый, седой, как лунь, пастух с большой клюкой в руках; он погонял ею целое стадо коров и быков. Животные набежали на мешок с Николкой и повалили его.

– Ох-ох! – вздохнул Николка. – Такой я молодой ещё, а уж должен отправляться в царство небесное!

– А я, бедняга, такой старик, и всё не могу попасть туда! – сказал пастух.

– Развяжи мешок, – закричал Николка: – влезь на моё место и живо попадёшь туда!

– С удовольствием! – сказал пастух я развязал мешок, а Николка мигом выскочил оттуда.

– Теперь тебе смотреть за стадом! – сказал старик и влез в мешок.

Николка завязал его и погнал себе стадо.

Немного погодя, вышел из церкви Николай, взвалил мешок на спину, и ему сразу показалось, что мешок стал гораздо легче, – Николка весил, ведь, чуть не вдвое больше против старика-пастуха.

«Ишь, как теперь легко стало! А всё оттого, что я побывал в церкви!» – подумал Николай, дошёл до широкой и глубокой реки, бросил туда мешок с пастухом и закричал:

– Ну вот, впередь не будешь дурачить меня!

После этого он отправился домой, но у самого перекрестка встретил… Николку с целым стадом!

– Вот тебе раз! – сказал Николай. – Разве я не утопил тебя?

– Конечно! – сказал Николка. – Полчаса тому назад ты бросил меня в реку!

– Так откуда же ты взял такое чудесное стадо? – спросил Николай.

– Это водяное стадо! – сказал Николка. – Я расскажу тебе цедую историю. Спасибо тебе, что ты утопил меня, теперь я разбогател, как видишь! А страшно мне было в мешке! Ветер так и засвистел у меня в ушах, когда ты бросил меня в воду! Я сразу пошёл ко дну, но не ушибся, – там внизу растёт такая нежная, мягкая травка. На неё я и упал; мешок сейчас же развязался, и прелестнейшая девушка в белом, как снег, платье, с венком из зелени на мокрых волосах, протянула мне руку и сказала: «А, это ты Николка? Ну, вот, прежде всего бери это стадечко, а с версту отсюда, на дороге, пасется другое, побольше, – ступай, возьми и его». Тут я увидел, что река была для водяных жителей всё равно, что дорога: они ездили и ходили по дну от самого озера и до того места, где реке конец. Ах, как там было хорошо! Какие цветы, свежая трава! А рыбки шныряли мимо моих ушей точь-в-точь, как у нас, здесь, птички! Что за красивые люди попадались мне на встречу и какие чудесные стада паслись у изгородей и канав!

– Зачем же ты так скоро вернулся? – спросил Николай. – Уж меня бы не выманили оттуда, если там так хорошо!

– Я, ведь, это не спроста сделал! – сказал Николка. – Ты, слышал, что водяная девушка велела мне отправиться за другим стадом, которое пасётся на дороге всего в одной версте оттуда? Дорогой она называет реку, – другой дороги они, ведь, там не знают – а река течёт такими извилинами, что мне пришлось бы задать здоровый круг. Вот, я и решился выйдти на сушу, да пойдти наискось, прямо к тому месту, где ждёт моё стадо; таким путём я выиграю почти полверсты!

– Экий счастливец! – сказал Николай. – А как ты думаешь, получу я стадо, если спущусь на дно?

– Я думаю! – сказал Николка. – Только, я не могу тащить тебя в мешке до реки, ты больно тяжёл. А вот, коли хочешь дойти сам, да влезть там в мешок, так я с удовольствием сброшу тебя в воду!

– Спасибо! – сказал Николай. – Но, если я не получу там стада, я тебя изобью, так и знай!

– Ну, ну, не сердись! – сказал Николка, и они пошли к реке.

Когда стадо увидело воду, оно так и бросилось к ней: животным очень хотелось пить.

– Погляди, как они торопятся! – сказал Николка. – Ишь, как соскучились по воде; домой, знать, захотелось!

– Да, да, ты, вот, помоги-ка мне лучше, а не то я изобью тебя! – сказал Николай и влез в большой мешок, который лежал на спине у одного из быков. – Да положи мне в мешок камень, а то я, пожалуй, не пойду ко дну!

– Пойдёшь! – сказал Николка, но всё-таки положил в мешок большой камень, крепко завязал мешок и столкнул его в воду. Бултых! и Николай пошёл прямо ко дну.

– Ох, боюсь, не найдёт он там стада! – сказал Николка и погнал домой своё.