Смерть на заброшенной ферме

На фото близнецы стоят рядом, на солнце их рыжие волосы кажутся просто ослепительными, и улыбаются в камеру. Джесс обеими руками обнимает за шею их любимца – лабрадора. Они всегда брали его с собой. Они даже за границу в отпуск ни разу не съездили всей семьей до тех пор, пока пес не отправился в собачий рай. Они долго плакали, а потом похоронили любимца на заднем дворе. Вообще семья часто путешествовала, то есть переезжала с места на место. Отец служил в армии. Когда Джесс была маленькой, они довольно долго жили на военной базе НАТО в Германии. Родители столько раз меняли место жительства, что во время отпуска им не хотелось штурмовать аэропорты или паромы. Может быть, именно из-за кочевой жизни в детстве они с Саймоном, повзрослев, так нигде и не осели. Саймон путешествует по всему миру, да и она, сотрудник уголовной полиции, колесит, правда, не с таким размахом, как брат, в основном по своему участку, и почти никогда не работает с девяти до пяти. Вот и сегодня… Жизнь каждый день подбрасывает сюрпризы.

Джесс улыбнулась своей семье и попыталась вспомнить, кто же их фотографировал, ведь на снимке они все вчетвером. Так и не вспомнив, отправилась переодеваться.

Она вошла в спальню и скинула мокрую, грязную одежду. Приняв душ, вымыв голову и переодевшись в чистую футболку, она почувствовала себя гораздо лучше. Прежнюю усталость смыло вместе с грязью с фермы «Сверчок». Приободрившись, Джесс вернулась в гостиную и включила радио – местный канал. Ни один репортер не добрался до фермы «Сверчок». Вряд ли весть о покойнице проникла в средства массовой информации. Позже надо будет посмотреть новости, возможно, к тому времени на местный телеканал уже сообщат о трупе, найденном в коровнике. Уж больно место неподходящее… Для желтой прессы такие происшествия что манна небесная.

Джесс вздохнула. Ох, как не хочется, чтобы СМИ пронюхали об убийстве до понедельника. Если не удастся за выходные установить личность жертвы, помощь прессы и телевидения, конечно, понадобится, но сейчас совсем не хочется, чтобы ферма «Сверчок» замелькала в новостях. Зато потом должным образом отретушированный снимок, возможно, наведет кого-нибудь из читателей или зрителей на нужные воспоминания.

Больше всего не хочется, чтобы репортеры в выходные досаждали Илаю Смиту. Джесс сразу поняла: Смиту почему-то очень страшно. Да и кто на его месте не испугался бы? Труп-то нашли в его владениях. И все же Смит как-то уж слишком дергается. Жаль, что он живет один. Если к нему нагрянут настырные репортеры, ему придется туго.

Завтра в десять Смиту велели явиться в участок и подписать показания. Фил Мортон все устроит. Теоретически сама Джесс может не появляться на работе до понедельника, зато практически ничего не получится. Придется работать в выходные.

Во-первых, при расследовании убийства важно действовать по горячим следам. Во-вторых, что тоже очень важно, в понедельник к своим обязанностям приступит суперинтендент Иен Картер. Перед ним придется отчитаться – что они успели сделать за выходные.

О новичке почти ничего не известно. Он прибыл с другого конца страны, и они понятия не имеют, почему он вдруг попросил о переводе или почему его перевели именно сюда. Один знакомый, пожилой сотрудник полиции в отставке, сообщил Джесс, что у Картера огромный опыт.

– Кажется, много лет назад мы с ним играли в регби, только в разных командах, – добавил тот же знакомый.

А больше она ничего о Картере не знает. Даже его фотографию не видела. Воображение рисовало ей крупного, крепкого мужчину в твидовом пиджаке, бывшего регбиста, который безуспешно борется с избыточным весом.

Значит, планы на завтра такие: встать рано, выйти на утреннюю пробежку, вернуться, позавтракать – и вперед на работу, в управление полиции. Надо узнать, что происходит. Позже наведаться на ферму «Сверчок» и тщательно все там осмотреть. Совсем рядом с фермой, за рощей, какая-то конюшня. Придется допросить всех, кто там побывал на прошлой неделе.

До вечернего выпуска новостей на своей крохотной кухне Джесс успела приготовить для себя нехитрый ужин. Вскипятила воду, засыпала туда макароны. К сваренным макаронам добавила коробочку тунца и баночку соуса песто. Обеденного стола у нее не было – за ним все равно некому сидеть. Поставив тарелку на поднос, она устроилась перед телевизором. Рядом с подносом на журнальном столике лежало письмо от Саймона.

У Илая Смита обеденный стол был. Фил Мортон предположил правильно: старик жил очень уединенно. Смит обитал, можно сказать, среди поля, в бывшем домике для рабочих. Таких домиков на территории фермы «Сверчок» оказалось четыре. Два, с общей стеной, так обветшали со временем, что жить в них стало невозможно. Два других, отдельно стоящие, находились в полутора километрах друг от друга и были еще вполне пригодны для жилья. В одном Илай жил сам, а другой он сдавал Пенни Говер. Фактически Пенни была его ближайшей соседкой, но жила так далеко, что они почти не виделись – разве что Илай выбирался на ферму. Иногда он заодно взбирался на холм и навещал ее в конюшне.

Илай Смит хорошо относился к лошадям и любил смотреть на них. Когда он был мальчишкой, отец держал на ферме тягловых лошадей. Позже их заменил трактор. Это называлось «модернизацией». Вместе с лошадьми ферму покинули и рабочие. Илай грустил, он видел, что и отец тоже горюет. Редкий случай, когда их с отцом мнения совпали. Правда, лошади – звали их Долли и Флоренс – тогда уже состарились. Когда ведешь хозяйство на земле, не до сентиментальностей. А уж на ферме «Сверчок» тем более.

С тыльной части домика Илай устроил мастерскую. Переоборудовал ее из сарайчика, крытого рифленым железом, в который провел электричество из дома. Там он мог шуметь и стучать сколько угодно – никто не услышит. Никто не станет возражать. Никто не придет и не полюбопытствует, чем это он занимается. Илай терпеть не мог, когда кто-то совал нос в чужие дела, тоже с детства. Легавые – вот кто без конца лезет куда не просят. Илай сразу понял: ни к чему говорить им больше, чем им нужно знать. Ну да, труп в коровнике – их дело. Но и только – ни больше ни меньше.

В тот вечер за квадратным сосновым столом в кухне собралось все семейство. Илай сразу понял: они знают, что случилось, и обязательно объявятся, поэтому ничему не удивлялся. Отец сидел напротив него, во главе стола, мать слева, а брат – справа.

Они приходили не каждый день, как правило, являлись раз или два в неделю. Илай относился к ним, как обычно относятся к родственникам, пришедшим в гости. То есть не сказать чтобы он им особенно радовался. С другой стороны, они не утомляют его нудными разговорами. Все правильно, мертвецы редко бывают болтливыми.

Их теперешняя молчаливость куда лучше того, что бывало раньше, когда все они были живыми. Он терпеть не мог постоянные ссоры, стычки и взаимные обвинения. Хотя родственнички ухитряются досаждать ему даже молча… даже сейчас!

Например, братец неизменно является с веревкой на шее. Илай раздражался до крайности: со стороны Натана такое поведение не только бестактно, но и грешит неточностью. Натан повесился в тюремной камере на наволочке, которую разорвал на полосы и связал. Где бы он раздобыл в тюрьме настоящую веревку? Как похоже на Натана – вечно прикидывается, будто он умнее, чем есть на самом деле.

Мать сидит угрюмая, мрачно косится на грязную, заросшую жиром плиту (да чтоб ему провалиться, если он станет чистить плиту, чтобы угодить ей!) и промокает кровавое пятно на груди кухонным полотенцем.

Отец смотрит куда-то поверх плеча Илая – в окно у него за спиной. Отцовская рубаха тоже вся в крови, но отцу все равно. Илай считал: мать нарочно промокает кровь, потому что сидит напротив Натана и хочет напомнить ему, что он натворил. А Натану хоть бы что – сидит себе и ухмыляется да теребит веревку на шее.

– Не знаю, чему ты так радуешься, Нат! – обратился к брату Илай. – Тут у нас еще кое-кого прикончили, так что ты теперь не единственный убийца на ферме. Не такой уж ты и особенный!

Натан снова потрогал свою веревку и ухмыльнулся. Нату никогда и слова не скажи – он всегда прав.

Мать отвернулась от плиты и смерила Илая мрачным взглядом. Она всегда винила его во всех несчастьях, которые случались на ферме. А ведь дело-то было вовсе не в нем! Дело было в Натане. Ну а отец по-прежнему все глазел в окно. Илай понял, что отцу уже все известно, потому что лицо у него перекосилось – как раньше, как всегда. Илай поспешил оправдаться:

– Ну да, легавые собираются обыскать дом, но я ни при чем! Я говорил им, что там никого не было с тех пор, как Натан… сделал то, что сделал. Но они потребовали ключи. И нечего меня винить!

Но они все равно всегда обвиняли во всем именно его.

– Убирайтесь! – приказал им Илай, устав от их молчаливого неодобрения. Они во всем винят его, но и он не обязан вечно терпеть их общество.

Они послушно исчезли, растаяли за старыми обоями с рисунком – бутылками кьянти. Илай покачал головой. Какой идиот придумал такой рисунок? Даже в кухне выглядит по-дурацки. Когда-нибудь он до них доберется – сорвет их и окрасит стены краской.

– Хотя нет, лучше не стоит, – сказал он старой трехцветной кошке, которая как раз вошла в кухню. Кошка терпеть не могла его родичей и всегда опрометью выбегала за дверь, как только они появлялись. – Лучше ничего не менять. Им не понравится, будет только новый повод дуться на меня.

Кошка шла осторожно, крадучись. И лишь убедившись в том, что его гости ушли, запрыгнула к Илаю на колени, потерлась головой об угол стола и попыталась стащить остатки еды с его тарелки.

Что, если молодая покойница из коровника теперь тоже будет являться вместе с родителями и братом? В конце концов, нашли-то ее здесь, на ферме! Значит, она теперь им вроде как родня.

Пока подогревалась вчерашняя вареная картошка с беконом, Илай думал: вот теперь-то его родственнички наконец ушли. Они со старенькой кошкой Изабеллой, которую он звал Тибс, снова остались одни… до поры до времени.

Учуяв запах бекона, кошка собралась запрыгнуть на плиту.

Но родственнички непременно вернутся.

Глава 5

Джесс сразу же поняла, что утро субботы – неподходящее время для визита в платную конюшню, особенно в такую, где не только держат лошадей, но и дают уроки верховой езды. Выйдя из машины, она обвела взглядом два ряда обветшалых деревянных денников, крытых рифленым железом. Крышу не мешало бы залатать. Как здесь, должно быть, шумно в дождь, когда капли барабанят по крыше! Впрочем, здешние лошади, наверное, привыкли. Посередине дворика стоит старая эмалированная ванна – импровизированная поилка. В ближайшем к ней углу громоздятся кипы прессованного сена и свежая, еще дымящаяся куча конского навоза. В дальнем углу несколько машин, за оградой Джесс разглядела подобие тренировочного поля, на котором поставили несколько невысоких барьеров.

Она приехала рано, но здесь жизнь начинается еще раньше. Денники уже вычищены, кроме запаха самих лошадей и навоза, в ноздри лезет пряный аромат соломы. Сейчас еще не холодно, и лошади, наверное, почти весь день пасутся в леваде. Нескольких животных чистили какие-то люди – наверное, владельцы. Видимо, приехали покататься на своих любимцах. Очень маленькая девочка – ручки у нее едва дотягивались до холки – энергично обрабатывала щеткой упитанного пони. Впереди стояли два оседланных коня. На одного из них неуклюже взбирался наездник – высокий и тощий молодой человек. Конь, чуя страх человека, прядал ушами и нетерпеливо бил копытами. Он бы, наверное, сбросил неопытного седока, если бы не крепкая, дородная женщина, которая держала коня за повод, гладила его по шее и успокаивала обоих – и коня, и всадника.

– Легче, легче… Как вы, мистер Причард?

– Отлично, Линдси! – как-то слишком бодро отвечал молодой человек.

Линдси отпустила повод, и мистер Причард явно испугался.

Джесс подошла ближе:

– Доброе утро. Вы – хозяйка конюшни?

Линдси повернулась к ней и улыбнулась. Лицо у нее оказалось сплошь усыпано веснушками.

– Нет. Хозяйка – Пенни, Пенни Говер. Она сейчас в конторе. – Линдси ткнула пальцем в денник за своей спиной. – Хотите брать уроки верховой езды или взять лошадку напрокат? Если вы не записались заранее…

– Нет. – Джесс достала удостоверение и показала Линдси.

– А, вот оно что… – протянула Линдси. – Значит, вы по поводу того грязного дела на ферме «Сверчок»?

Беспокойство, явственно звучавшее в ее голосе, почуял и конь, на котором сидел неопытный всадник по фамилии Причард. Конь снова топнул копытом и попятился.

– Тпру! Успокойся! – испуганно выдохнул Причард.

– Не волнуйтесь, мистер Причард, все в порядке. Погладьте его по шее!

Причард слегка наклонился вперед и опасливо похлопал коня ладонью по шее.

Джесс подумала: вряд ли мистеру Причарду суждено стать чемпионом…

– А вы кто? – спросила Джесс у веснушчатой женщины.

– Линдси. Линдси Харпер. Правда, я вам ничем помочь не смогу, – поспешно добавила Линдси. – В пятницу я была здесь, но только потому, что мистер Причард приехал на урок. Мы и близко не подъезжали к той ферме, немного поездили по полям. – Она махнула рукой, указывая направление. – И на обратном пути я не проезжала мимо фермы… Извините!

– Тогда пойду к мисс Говер… – Джесс махнула рукой в сторону остальных лошадей. – Кто за ними ухаживает – владельцы?

– Да, они тут на постое. Почти все владельцы навещают их по выходным. А в будние дни управляемся мы с Пенни. Кроме того, здесь у нас и наши верховые кони. Они принадлежат Пенни. Вот один из них. – Она указала на коня, на котором сидел Причард. Затем повернулась к другому оседланному коню и покровительственно потрепала его гриву. – А вот и мой старичок. Отрабатывает свое содержание верой и правдой… Да, дружище?

Конь ткнулся носом в шею хозяйке.

– Застоялся, – тактично пояснила Линдси.

– Конечно-конечно… не буду вас задерживать! – Джесс улыбнулась мистеру Причарду, проходя мимо него к конторе.

Отвечая на улыбку и оказанное ему внимание, мистер Причард беспечно перебросил поводья в правую руку, а левой изящно подбоченился, приняв позу, какую обычно видишь на старых снимках кавалерийских офицеров. Попытка изобразить лихого наездника не слишком удалась ему, но Джесс ответила одобрительным кивком. По всему заметно, что мистер Причард старается. И вообще, он не Джесс в чем-то хочет убедить, а самого себя.

Подойдя ближе к конторе, Джесс услышала голоса. Оказывается, она не первая посетительница – судя по голосу, хоть и довольно скрипучему, ее опередила женщина. Видимо, контору переоборудовали из пустого денника, о чем свидетельствуют двери. Обе створки распахнуты настежь и прикреплены крючками к стене. Обойдя щербатое ведро, валявшееся у входа, Джесс негромко постучала и заглянула внутрь.

В конторе было почти совсем темно, Джесс пришлось зажмуриться после яркого света. Она поморгала, чтобы скорее привыкнуть к полумраку. Пахло кожей и потом.

Когда ее глаза привыкли к темноте, она увидела, что в крошечном помещении сидят трое, а с ее приходом места вообще не осталось. Одной из присутствующих оказалась молодая женщина, примерно ее ровесница, очень по-английски привлекательная. Она и сама немного напоминала лошадку, с длинными светло-каштановыми волосами, стянутыми в конский хвост. Прислонившись спиной к стене и скрестив руки на груди, стоял мужчина в бриджах для верховой езды, сапогах и свитере поверх клетчатой рубашки. Джесс решила, что ему под сорок или немного за сорок. На клиента он никак не походил. Уж слишком уверенно он чувствовал себя в тесной конторе. Последней, ближе всех у двери, сидела женщина неопределенного возраста. Внешность ее Джесс довольно четко определила про себя одним словом – «усохшая». Лицо обветренное, фигура сухая – ни грамма лишнего жира. Волосы жесткие, как проволока, и стоят дыбом, одежда изрядно поношенная. На вновь вошедшую она посмотрела так, словно это была провинившаяся подчиненная.

Зато молодая женщина за столом как будто даже обрадовалась, увидев Джесс, но вместе с тем и насторожилась. В общем, на ее лице отразились противоречивые чувства.

– Да? – сказала она. Джесс решила, что это и есть Пенни Говер. Слава богу, хозяйка конюшни – не усохшая!

Не дожидаясь ответа Джесс, мужчина отошел от стены, широко улыбнулся и сказал:

– Это полиция. У тебя облава, Пен!

– Полиция? – тут же встрепенулась жилистая особа. – Вы насчет той ерунды, что приключилась в «Сверчке»?

Не отвечая, Джесс достала служебное удостоверение и предъявила всем. Ее привело в замешательство то, что она так быстро была разоблачена. Такое случалось не впервые, пора бы уже и привыкнуть. Должно быть, они ждали прихода полиции – после того, что случилось на ферме. И теперь Джесс, как и многие ее коллеги в штатском, с удивлением констатировала: народ отлично научился распознавать стражей порядка!

– Извините, что помешала – вижу, вы сейчас очень заняты. И все же… может быть, нам удастся поговорить? – обратилась она к Пенни.

Сухощавая особа явно возмутилась тем, что на нее не обращают внимания. Краем глаза Джесс заметила, как она ощетинилась и приготовилась к бою.

– Да, конечно, – ответила Пенни. – Извините, Селина, я выйду к вам сразу после того, как меня допросят.

Сухощавая Селина скептически хмыкнула и проследовала на улицу, смерив Джесс напоследок испепеляющим взглядом. Наверное, собралась звонить начальнику полиции, не меньше!

– Я тоже ухожу, – заявил мужчина, хотя уходить ему явно не хотелось. Во всяком случае, с места он не сдвинулся.

– Нет! – Пенни подняла руку, останавливая его. – Энди, пожалуйста, останься. Инспектор, это Эндрю Феррис, мой друг. Он был здесь и в пятницу. Ведь вас интересует пятница, да? Кстати, я – Пенни Говер. – Она огляделась. – Да вы садитесь, садитесь, вот и стул есть…

Феррис с готовностью отделился от стены и, схватив старый деревянный стул, торжественно предложил его гостье. Джесс села на него примерно с такой же опаской, как мистер Причард – на коня.

– Надеюсь, я не отпугнула ценную клиентку. – Она кивком указала на двор.

– Мамашу Фоскотт? – ухмыльнулся Феррис. Зубы у него оказались отменные. И Джесс подумала, что он, безусловно, красавец. – За нее не беспокойтесь, она настоящая бой-баба!

– Тихо! – шикнула на него Пенни. – Там все слышно! Инспектор, ее зовут Селина Фоскотт. Она держит у нас на конюшне пони своей дочери.

Джесс вспомнила крошечную девочку, которая старательно чистила упитанного пони.

– Кстати, она и в пятницу здесь была. – На лицо Пенни набежала тень. – На той неделе Селина с Чарли приезжали каждый день.

Джесс мысленно обругала себя за недомыслие. Миссис Фоскотт придется допрашивать, а она ненароком обидела ее. Уж теперь-то миссис Фоскотт на ней отыграется!

– Я приехала по поводу происшествия на ферме «Сверчок», – произнесла она сухо.

Феррис удивленно поднял брови. Джесс показалось, что красавец собрался улыбнуться, но передумал – сообразил, что сейчас веселье неуместно. Джесс покосилась на него, давая понять, что заметила его полуулыбку. Феррис в ответ состроил невинную физиономию – ни дать ни взять озорной школьник, чью шалость заметил строгий учитель.

– Особенно меня интересует, не видели ли вы в пятницу – в любое время дня – чего-то странного, необычного. А может, и не в пятницу, а в другие дни, раньше. Я знаю, что самой фермы отсюда не видно, но вы – ближайшие соседи.

Пенни всплеснула руками, обводя пространство вокруг себя:

– Мы находимся на земле Илая. Я имею в виду Илая Смита. Мне принадлежит только сама конюшня. Паддок я арендую у Илая. Когда я купила конюшню, здесь все буквально разваливалось. Прежний владелец не справлялся. Лошадей здесь не держали много лет, а новых охотников что-то не находилось…

– Как вы узнали о том, что конюшня продается? – полюбопытствовала Джесс.

Пенни как будто слегка смутилась:

– Я жила в Лондоне… Работала учительницей. Преподавать в школе в бедном районе – не сахар, тем более в наши дни. Кроме того… у меня тогда был… роман… Наши отношения постепенно зашли в тупик. – Она покраснела.

Феррис у нее за спиной пробормотал:

– Все мы через это проходили!

Пенни продолжала:

– В детстве я часто навещала тетку, которая жила неподалеку отсюда. Здешние места мне всегда очень нравились. Когда тетка умерла, я приехала на похороны… Поскольку похороны совпали с каникулами, я осталась на неделю. Сюда я приехала без своего… спутника, потому что… в общем… мне хотелось немного побыть одной. И вот я ездила по округе и случайно, проезжая мимо, заметила объявление о продаже. Оно провисело так долго, что совсем выцвело – буквы едва можно было разобрать. А сам столбик с объявлением упал на ограду, и никто не позаботился заново вкопать его. Я остановила машину и пошла на разведку. Ну и… меня как будто озарило. Конечно, конюшня находилась в жутком состоянии. Вместе с тем я поняла, что мне придется круто изменить жизнь. Но в Лондоне мне не нравилось, а здесь… здесь начиналась совершенно другая жизнь. Тетка оставила мне небольшое наследство, и лошадей я всегда любила… Вот так я приняла внезапное решение купить конюшню.

– Наверное, содержать конюшню – дело недешевое, ведь пришлось начинать все с нуля, – заметила Джесс. – И помимо всего прочего, работа здесь не из легких.

– Да, конюшня съела все тетино наследство до последней монетки, – вздохнула Пенни Говер. – Пришлось также вложить мою долю от квартиры, которую мы купили вдвоем с бывшим гражданским мужем. Мне крупно повезло, что он захотел сохранить квартиру за собой. А сейчас я борюсь за выживание и кое-как удерживаюсь на плаву главным образом потому, что у меня есть добрые друзья. Одна из них – Линдси Харпер. Вы, наверное, видели ее – там, на улице? – Пенни замолчала и посмотрела на Джесс.

– Да, мы с ней познакомились, – кивнула Джесс.

– Линдси держит здесь своего коня, а вдобавок приезжает почти каждый день и работает не покладая рук. Она во всем мне помогает.

– А другой работы у нее нет? – удивилась Джесс.

– Муж у нее – человек довольно состоятельный…

– Просто купается в деньгах! – присовокупил более раскованный Феррис.

– Потом… вот есть еще Энди. – Пенни с улыбкой повернулась к нему.

Феррис улыбнулся в ответ. Все понятно по его глазам – по уши влюблен, сочувственно подумала Джесс. Для него Пенни – свет в окошке. Интересно, а она как к нему относится? Наверное, тепло, с симпатией… но не влюблена.

– Энди не только берет на себя самые трудные дела – например, сколачивает брусья, барьеры… он еще и бухгалтерию мою ведет практически бесплатно!

– Я бухгалтер, – пояснил Феррис. – У меня своя фирма. Поэтому могу распоряжаться своим временем как хочу.

– И еще Илай, – задумчиво продолжала Пенни. – Как же я про него забыла! Илай умеет чинить абсолютно все. Кроме того, я арендую у него домик, в котором живу, за совершенно мизерную плату. Вы его видели? Ах да, глупый вопрос. Конечно, видели.

– Если вы об Илае Смите, он-то и обнаружил… жертву. – Джесс могла бы сказать «труп», но некоторым свидетелям это слово не по душе. Хотя и Пенни Говер, и Эндрю Феррис, судя по всему, люди крепкие, закаленные.

Пенни наклонилась вперед.

– Илай такой добрый! – пылко воскликнула она. – Немного чудаковат, но все потому, что… – Она вдруг замолчала.

– Почему?

Пенни смутилась, но потом пожала плечами:

– Наверное, вы так или иначе все узнаете. Ферма «Сверчок» принадлежала родителям Илая. Много лет назад Смиты хозяйничали сообща – родители и двое их сыновей, Илай и Натан. Не помню, кто из братьев был старше. И вот однажды Натан неизвестно почему схватил дробовик и застрелил обоих родителей. Его арестовали, но до суда он не дожил, повесился в тюремной камере. Илай заколотил дом, забросил хозяйство. После того страшного дня он в том доме больше не жил. А на дворе сгружает всякий хлам.

– Да, он рассказывал, что собирает металлолом, – задумчиво проговорила Джесс. Она просила Фила Мортона проверить Смита по общенациональной базе. Если он выполнил ее просьбу, значит, ему уже все известно. Ничего удивительного, что новый приезд полиции на ферму «Сверчок» так напугал Илая Смита.

– Мы с Энди чувствуем себя немного виноватыми! – неожиданно заявила Пенни, поднимая глаза на Ферриса и словно ища его поддержки.

Тот явно удивился, но все же послушно кивнул.

– Вот как? – Джесс доброжелательно улыбнулась, ожидая разъяснений.

– Да ведь это мы виноваты… точнее, я виновата в том, что бедняга Илай снова нашел у себя на ферме труп… Видите ли, именно Илай тогда первым увидел убитых родителей и брата с ружьем. Говорят, Натан сидел за столом в кухне и ждал, когда Илай вернется домой. Вроде бы в тот день Илай ездил на базар. В общем, когда все случилось, его на ферме не было. Перед Натаном на столе лежал дробовик, а кругом кровь! Представляете, что тогда пережил Илай? Вошел и увидел жуткую картину. – Пенни передернуло. – И вот ему снова приходится переживать то же самое: он нашел труп!