Наследство убитого мужа

– Вера на месте?

– Отпросилась до обеда, – стушевалась Любаша. – Провериться ей надо, Евгения Витальевна… Это самое у нее… Месячных нет.

– Месячных нет? – вскипела я. – И что бы это значило? Беременность? Климакс? Смерть? Увольнение с работы уже сегодня? Черт знает что… – И, отключив телефон, злобно запыхтела.

– Перейдем на «ты»? – предложила Эльвира.

– Перейдем, – решительно кивнула я.

– А ты ничего, соседка, тоже заводишься, – уважительно констатировала Эльвира. – Так их, лоботрясов, гони к такой-то матери. Проблемы, что ли? Требуется квалифицированная правоохранительная помощь? Ты не смущайся, помогу по-соседски.

– Разберусь, – вздохнула я. – Сами с усами. Спасибо, Эльвира.

Через несколько дней мы снова с ней встретились – теперь уже в супермаркете. Я выбирала освежитель, а она подъехала сзади с тележкой и ткнула пальцем в пузатый флакон с потускневшей надписью «Новинка».

– Вон тот бери, соседка. Не знаю, как насчет других запахов в доме, но мужицкий изгоняет напрочь. Проверено.

Мы посмотрели друг на друга и засмеялись. У Эльвиры был усталый вид. И полицейская форма на ней сидела как-то скучно. Она держала за горлышко бутылку безумно дорогого французского коньяка.

– Выпьем, соседка? Напьемся в хлам, поболтаем о чем попало? Но только не сегодня, сегодня никак, до койки бы доползти. Не шучу, Евгения, подгребай завтра часикам к восьми. Путь не дальний от твоей халупы, такси можно не брать… Да не смотри такими глазами – это маленькие «ноль-семь», не сопьемся…

Я пришла к ней на следующий вечер – немного настороженная, под напряжением. Кто их знает, этих майоров полиции в женском обличии, – а вдруг они воинствующие лесбиянки? Но нет, обошлось, Эльвира оказалась обычной, хотя и довольно непринужденной женщиной. В интерьере, впрочем, не чувствовалось наличие женской руки – местами элегантно, стильно, но порядок Эльвира поддерживала нечасто и как-то выборочно. Половина вечера ушла на то, что я озирала ее углы, мысленно вытирала пыль и переставляла мебель. Это не помешало нам напиться до «зеленых человечков» – благо завтра был условно выходной день. Эльвира потчевала меня деликатесами из кулинарного отдела самого пафосного в городе гастронома, поила дорогим коньяком.

– Сопьюсь, соседка, – сконфуженно призналась я, заедая огнедышащую смесь мясистой оливкой, – то с подругой выпиваю, то с тобой.

– Ерунда, – громко чавкая, отмахнулась Эльвира. – Ты даже не представляешь, как квасят в полиции, и ничего, не спиваемся. Мусорная работа, только так и держимся на плаву. Давай по второй, – подняла она стопку, – за бабское одиночество – штуку, всесторонне оправдывающую женский алкоголизм.

Мы славно провели вечер (до того момента, пока не отказала память). Эльвира травила ментовские анекдоты, я смеялась. Потянуло в меланхолию, я стала жаловаться на жизнь, рассказала о своем покойном муже, расписывала, как стала жертвой киднеппинга, – на этом месте Эльвира перестала есть, открыла рот и смотрела на меня восхищенными глазами.

– Ну ты дала, соседка… – уважительно поцокала она. – Молодец, не сломалась, растешь в моих глазах. Черт, не знала про эту историю – я ведь только полгода в Центральном развед… тьфу, в центральной ментуре работаю.

Заметив, что я ухожу в депрессивный анабиоз, она сменила тему, стала с хохотом повествовать о своей неудачной попытке наладить семейную жизнь. О крохоборстве мужа, об отчаянных его попытках забраться под каблук жены и тихо там сидеть, ни о чем не помышляя.

– Вот на хрена мне такой мужик, скажи? – бормотала захмелевшая Эльвира. – Подчиненных мне и так хватает – только и делают, что в рот заглядывают да спешат услужить, а за спиной гадости говорят. Мужик мне нужен, а не эта размазня… Заработать денег толком не может. Что-то сделать своими руками – тоже, потому что руки не оттуда растут. Ходит весь пришибленный, запуганный, в каждой покупке выгоду высчитывает, каждую копеечку перебирает… Рассказать его любимую фишку? – засмеялась она. – Поднимается на лестничную площадку, достает ключи, но вытирает ноги не о свой коврик под дверью, а о соседский, чтобы свой не пачкать. Представляешь? И только после этого заходит в квартиру. Я как увидела, меня чуть не стошнило…

Мы досиделись до того, что я вообще не помнила, как оказалась дома. Хорошо, что дома, а не на стройке. Проснулась в собственной кровати – разобранная, немытая, исполненная глупых предчувствий, основанных непонятно на чем. Зазвонил телефон, я схватила трубку и облегченно вздохнула, услышав ехидный голос Шуры:

– И что у нас с хорошими новостями, подруга?

– За хорошими новостями не ко мне, – хрипло отозвалась я.

– Спишь, что ли? – удивилась Шура. – Но у вас уже одиннадцать утра.

– Болею, – призналась я.

– Подожди, сейчас догадаюсь… С соседкой отмечали день единства всех незамужних женщин мира?

– Не ревнуй, это всего лишь соседка. Подожди, – клетки мозга понемногу просыпались, – что значит «у вас уже одиннадцать»? А у вас?

– А у нас двенадцать, – невозмутимо отчиталась Шура. – Я немного не дома. Рудик вывез на Бали – очень хочет мне понравиться.

– Так ты сейчас на Бали? – поразилась я.

– Ну да, – удивилась она. – А что такого? Это не Антарктида, в конце концов. Здесь полно нашего брата. Вот лежим в пятизвездочном номере, с террасы заглядывает солнышко, повсюду пальмы, пальмы… аж выходить туда не хочется. Звоню из кровати, Рудик спит, устал за ночь, доказывая свою великую и всепобеждающую любовь. Я тоже, знаешь ли, немного устала, – с жеманными нотками призналась Шура. – Это была непростая ночь. Такая, знаешь, с элементами героической эротики… – и добавила, что-то уловив в моем насыщенном ядом молчании: – Вот только не надо злобно хрюкать из подворотни, подружка.

– Больно надо! Делай что хочешь. Мы с тобой по разные стороны кошелька. А кто обещал быть со мной? В радости и в горе? Кто обещал, что я всегда могу на тебя положиться?

– Что-то не так, Евгения? Пришло время, чтобы на меня положиться? – сразу посерьезнела подруга.

– Да нет, все в порядке, – вздохнула я. – Бытие застыло и никуда не стремится.

– Понятно, – задумчиво произнесла Шура, – значит, злодея, напавшего на тебя в подъезде, не нашли и не искали. Повторно он не объявлялся. Полиция на страже. Свой бизнес ты не продала.

– Другое в голове, – отбилась я.

– Но не мозги, это точно. Ремня кому-то надо. По первое число. Бросай свой вялотекущий энтузиазм, он до добра не доведет. О боже, когда же ты наконец начнешь слушать умных людей, а не собственных тараканов? И отстаивать не свою точку зрения, а правильную? И убери мнение с лица – я его не вижу, но знаю, что оно там есть. В общем, я с тебя не слезу, подруга. Вернусь на родину и сразу возьмусь за твое воспитание. Мы продадим твое убыточное и опасное хозяйство, продадим твою квартиру, купим новую – в таком месте, чтобы оно ни о чем не напоминало. Гы-гы, – хохотнула Шура. – Не волнуйся, я помогу тебе донести эту покупку до дома. У Рудика, как выясняется, роскошные связи в юридических кругах, так что нас не разведут со всеми этими сделками…

– И когда ты намерена вернуться? – перебила ее я.

– Ну, не знаю. Следующую недельку еще поварюсь в этом зеленом аду, а там – посмотрим. У Рудика к моей персоне долгоиграющие любвеобильные планы, и мне самой интересно, что у него получится. Хотя, знаешь, подруга, признаться честно, он мне уже слегка надоел. Вот смотрю, как он сопит под шелест прибоя, и не могу, в Сибирь хочу, в ссылку, на каторгу…

Я продолжала общаться с соседкой. Это не раздражало. Эльвира заглянула в понедельник, одолжила лапшерезку, пообещала, что вернет завтра, о чем благополучно забыла. А мне неудобно было напоминать. В среду она завалилась с бутылкой, но теперь мы не усердствовали. Выпили по рюмашке, расслабились, разговорились. Я настрогала салатик из прошлогодней капусты, засыпала ее брусникой.

– Совсем не бывает в этом доме мужиков? – озирая бескрайние интерьеры жилплощади, поинтересовалась Эльвира.

– Бывает один, – махнула я рукой, – Вадик из прокуратуры.

– Да хоть папа из Ватикана, – фыркнула Эльвира. – Он не приносит тебе счастья – по тебе же видно. Кто такой?

Я рассказала.

– Надо же, – заинтересовалась Эльвира. – Практически целый прокурор. Не обижайся, соседка, но, по ходу, та еще сволочь. Трус, эгоист, прохвост – из тех, что обещают золотые горы, а сами никогда не разведутся с женами.

– Да знаю, – вздохнула я. – Это так, на безмужичье. Временное явление.

– Постепенно переходящее в постоянное, – ухмыльнулась Эльвира, – пока ты ему окончательно не надоешь. Ладно, дорогуша, тебе решать. Твоя жизнь. Кстати, ты не поверишь! – Она сделала большие глаза и даже вскочила со стула. – Я, собственно, зачем к тебе пришла? Взяли парня в Железнодорожном районе – похоже, тот герой, что раскрасил твою серую жизнь!

– Да ты что? – разволновалась я. – А твои коллеги уверены, что это он?

– Кто ж его знает, – развела руками Эльвира. – Он пока не отчитался о своих последних криминальных подвигах. Хотя, может, уже и отчитался… Напал на женщину, когда она выходила из лифта. Хотел вырвать сумочку. Барышня оказалась тренером по женской самообороне. Возвращалась с тренировки усталая, да еще и муж ушел неделю назад. Представляешь, сколько злобы у нее к мужикам? А тут отличный повод ее выместить. Сломала ему ключицу, порвала ноздри, пересчитала ребра, а в завершение хотела оторвать достоинство в качестве трофея, но решила не ссориться с Уголовным кодексом, а только чуть-чуть раздавила. Потом торжественно сдала оперативно прибывшим органам.

– Шрамы на пальце? – встрепенулась я.

– Выясняется, – пожала плечами Эльвира. – Будем снисходительны к коллегам из другого района – они тупо не в курсе. Поступила общая информация. Задержанный находится в больнице – хм, с травмами различной степени тяжести, причем, заметь, менты его не били. М-да уж, есть еще бабы в наших полуторамиллионных селениях… Некто Луговец, дважды сидел за мелкие кражи и нанесение телесных повреждений, сопряженных с риском для здоровья… Не хочешь опознать своего паршивца? – внезапно спросила она.

– Эльвира, пожалуйста, не надо, – взмолилась я, впадая в бесконечный ужас. – Я же его не запомнила, какой от этого толк? Пустая трата времени и нервов.

– Ладно, живи пока, – снисходительно усмехнулась Эльвира. – Не будем тебя беспокоить. Ты не пострадала, да и трудно твой случай рассматривать как криминальный эпизод. Может, ему скучно было, хотел тебе руку пожать?

С души свалился камень весом с экскаватор. Я была уверена, что люди, стерегущие мой покой, взяли «того самого». На работе тоже стояло хрупкое затишье (очевидно, перед новым бомбометанием). В четверг в мою квартиру поскреблись, и я впустила на порог нервного Вадика Суховеева, одетого в настоящий прокурорский мундир, кое-как вуалируемый тонкой ветровкой. Смазливая физиономия «приходящего» любовника подрагивала от волнения. Я давно уже заметила, что он неохотно приходит ко мне домой – то ли опасается, что его застукают соседи, то ли боится подставить видеокамерам свое открытое, целомудренное личико. Но тем не менее приходит. Во-первых, так проще: не надо ломать голову, в какой мотель податься (а потом еще домой везти «отработанный материал»), во-вторых, дешевле – сойдет и щуплый букетик. Вот и сейчас он торопливо запер за собой дверь, расплылся в блудливой улыбочке и сунул мне жалкий веник из хризантем (которым, похоже, не так давно подметали пол).

– Вадик, неужели ты развелся? – подколола я, выбираясь из потных объятий.

Он испугался, но виду не подал.

– Милая, как тебе не стыдно? Как ты можешь такое говорить? Ведь такие дела не делаются со скоростью пулемета…

Комментарии не требовались. Пулеметная очередь длиною в год – это зрелище.

– Милая, я страшно соскучился… – Он наседал, а я отступала к спальне, ведя оборонительные бои. Отступать в другом направлении было глупо. Вадик как Штирлиц – все равно уговорит и выкрутится. Зачем же время терять? – Дорогая, я так по тебе истосковался… Две недели не виделись, я так страдал… Жена приехала из Голландии и сразу слегла – надеюсь, это не СПИД, – вымученно пошутил Вадик. – Ей постоянно нужны лекарства, уход…

«Так уйди», – чуть не вырвалось из меня, но я промолчала.

В результате упорных оборонительных боев мы все же рухнули на койку, и Вадик самозабвенно отвел душу. А потом перевернулся на спину и как бы невзначай глянул на часы.

– Получил дозу позитива? – отдышавшись, спросила я.

– О да, крошка… – с энтузиазмом отозвался Вадик. И тут же спохватился: – А ты?

– А я не-а, – вздохнула я и натянула на нос покрывало.

– О, дорогая, мне так жаль… – с чувством начал Вадик и замолчал, не зная, чем отвлечь меня от такого «горя». – Ты говорила на прошлой неделе, что на тебя напали? – вспомнил он. – Может быть, я неправильно расслышал твои слова по телефону…

– Серьезно? – изумилась я. – Родной, ты все напутал. Может, ты с кем-то другим разговаривал?

И стала терпеливо ждать, пока он соизволит отвалить. Вадик не обманул моих ожиданий – исчез как утренний туман, взяв с меня слово, что я буду с нетерпением ждать его дальнейших визитов. Терпения хватило, чтобы закрыть за ним дверь, а потом пойти в ванную и вылить в раковину очередную порцию слез.

В пятницу все было нормально. Вадик на горизонте не появлялся, люди с вкрадчивыми голосами не звонили, государство не доставало. Позвонила бухгалтер, отрапортовала о прибыли за текущий квартал. «Эх, – тоскливо подумала я, – сохраниться бы на этом уровне».

Вечером я заглянула к Эльвире с бутылкой неплохого сухого вина. Соседка обескуражила – стояла у распахнутого шкафа посреди груды тряпок и уныло созерцала «винтажные» джинсы с множеством заплаток.

– Открываю шкаф, – невесело констатировала она, – а оттуда мне на голову вываливается все, что нечего надеть.

– На расстрел, что ли, нечего надеть? – изумленно уставилась я на этот раритет.

Эльвира швырнула джинсы на диван и скептически покосилась на бутылку вина в моей руке:

– Докладываю, соседка: нужно что-то немаркое, прочное, способное выдержать соседство с живой и неживой природой. Желательно непромокаемое, огнестойкое. – Она немного подумала и добавила: – И пуленепробиваемое.

– Страсти-то какие, – поежилась я. – Все понятно. Ты едешь на пикник.

– День рождения в субботу.

– У кого?

– У меня.

– У тебя день рождения?

– Ну, ёксель-моксель, – простодушно всплеснула руками Эльвира. – Я не похожа на человека, у которого может быть день рождения?

– Но это неприлично с твоей стороны, – возмутилась я. – Могла предупредить. Я что, на ночь глядя побегу за подарком?

– Забей! – поморщилась она. – Будешь должна. А поехали с нами? Я серьезно, Евгения. Веселый необременительный пикничок с выездом на природу. Развеемся от дел непосильных. Личную безопасность гарантирую. Будут несколько мужчин из нашего управления, девчонки из следственного отдела. Мужики нормальные, не волнуйся. Все как на подбор, майоры и капитаны, люди положительные. Парочка неженатых, но у них отличное европейское воспитание.

– Ну, не знаю… – Я занервничала. Вот только с ментами еще не приходилось отдыхать.

– Все, решено, – тряхнула распущенными кудрями Эльвира, – никаких капризов. Ты – моя соседка и обладаешь статусом особой неприкосновенности. Едем в Араканский бор, поздно вечером возвращаемся. Транспорт – служебный, водители не пьют. Девяносто верст от города – заповедное место, бывший Громовский заказник на юге Аракана. У нас там что-то вроде… гм, базы. Никаких посторонних, территория заказника огорожена – несколько квадратных километров сущей пасторали. Какие там места… – Она мечтательно уставилась на потолок. – Нетронутые леса, ручьи, речушки, водохранилище в четырех километрах от базы… А какие живописные там скалы и водопады, ты бы только видела… Мы будем отдыхать, нежиться на солнышке, болтать о насущных женских делах… Не забывай, соседка, лето на календаре. Оглянуться не успеем, как оно кончится. В общем, не приемлю отказа, быстро выпиваем твой «сухарь» – и иди собирайся. Найдешь в чем выехать на пикник на один день? В семь утра выходим на Мичурина, нас подберут и повезут в гости к сказке…

Что я здесь делала? Все изменилось за какую-то жалкую ночь. Я даже толком не поспала. И зачем поехала на этот пикник? Уверовала, что все хорошо, что светлая полоса в жизни еще не кончилась и я нахожусь под защитой закона? Избавь нас боже от такой защиты… Мелькала бледная мысль: а почему мы с Эльвирой должны тащиться на Мичурина? Трудно шоферу въехать во двор? Но мысль не засиделась – мало ли что… За каждым заезжать – весь день народ собирать. И снова неприятно засосало под ложечкой, когда Эльвира подхватила меня на обочине и стала подбрасывать в воздух. Она смотрелась убедительно – джинсы в заплатах, жилетка с множеством карманов, похожая на бронежилет. Пышные волосы скручены под бейсболкой, надетой задом наперед.

– Говорила кому-нибудь, что едешь на пикник? – спросила она как бы между прочим.

– Интересно кому? – пожала я плечами. Вадик не звонил и не являлся. Шура нежилась на Бали и плевала с высокой пальмы на лучшую подругу.

– Вот и славно, – расплылась в доброжелательной улыбке Эльвира. – Ух и нагуляемся сегодня, соседка… Опять не по сезону оделась?

Ну, да, я такая мерзляка. На градусник, гласящий, что за бортом какое-никакое лето, я даже не смотрела. Натянула самые прочные зеленые джинсы (чтобы не диссонировать с природой), водолазку, штормовку, отыскала в чулане забытые кроссовки и вдохнула в них вторую жизнь. В сумке, висящей через плечо, имелось все необходимое для автономного плавания. Не успела я разобраться со своими чувствами и желаниями, как к бровке подкатил немытый мини-вэн, и из окна высунулся упитанный водитель с голым черепом. Я вздрогнула: Шрек какой-то. Непропорциональная голова с мясистым носом, мутные глазки, глумливая улыбочка.

– Здравия желаем, Эльвира Алексеевна, – возвестил водитель и подмигнул мне, не смущаясь начальства. – Наше вам с кисточкой, как говорится.

– Рано встаешь, Бабаюшка, молодец, – похвалила Эльвира, подталкивая меня к отъехавшей дверце.

– Кто рано встает, того еще не уволили, Эльвира Алексеевна, – гоготнул бритоголовый. – Загружайтесь, милости просим. Вы последние, все на месте.

– Что, соседка, не по себе стало? – хихикнула Эльвира, заметив мою неоднозначную реакцию. – Да уж, этот парень страшен, как первородный грех. Но добряк, свой человек. Сержант Бабаев, партийная кличка – Бабай. Присаживайся, дорогуша, все в порядке, чего так зажалась?

Мелькнула мысль отказаться от сомнительного удовольствия, но Эльвира уже подсаживала меня в микроавтобус. С пронзительным воем захлопнулась дверь, водитель взял с места в карьер – и меня понесло на чьи-то колени… Я прокляла тот час, когда согласилась на это «культурно-развлекательное мероприятие»! Впрочем, поначалу все было относительно пристойно. Меня вполне галантно пересадили на свободное место спиной к водителю, Эльвира устроилась где-то дальше. Смеялись мужчины, одетые по-походному, в проходе громоздились рюкзаки и сумки. Хихикали две девицы, разбавляющие мужскую компанию. Они вели себя по-свойски: одна курила, выпуская дым в окно, другая заразительно зевала в перерывах между попаданием в рот смешинки. На меня поначалу не обращали внимания. Водитель пробивался сквозь неплотный субботний трафик, басил, что, когда нет пробки, он чувствует себя как-то неуверенно. Мужчины болтали, перемежая речь сальными словечками. Мы выехали из города, пронеслись мимо научного центра, известного во всем цивилизованном мире. Возбуждение в салоне нарастало. Эльвира усмехалась, приглушенно переговариваясь со статным мужчиной лет тридцати пяти – обладателем опрятной модельной стрижки. «Что я здесь делаю?» – с нарастающим беспокойством думала я. За окном мелькали пригородные сосновые леса. Город-спутник со стотысячным населением остался за бортом. Очнулся упитанный субъект на заднем сиденье и принялся травить пошлые анекдоты – бородатые, как автор «Войны и мира». Тупо ржал «молодой человек спортивного телосложения» с неприятным рыбьим лицом и выпуклыми глазами.

– Ну, что, любители экстремальных видов спирта? – провозгласил рыхлый субъект средних лет, взгромождая на колени рюкзак и извлекая из него квадратный штоф от текилы, наполненный чем-то мутным и явно не «родным». – Есть желающие размяться деревенским вискариком?

Инициатива была встречена с пониманием и одобрением. По рукам отправились разовые стаканчики. Мне тоже сунули – поколебавшись, я взяла. Все эти люди чувствовали себя непринужденно, в отличие от меня. Они смеялись, провозглашали «профессиональные» тосты, я ловила на себе заинтересованные взгляды. Эльвира изобразила знаком: давай, вздрогни, полегчает – и наглядно проиллюстрировала, как это делать. Я отхлебнула – и впала в кому с первого глотка. Судорога сжала пищевод, глаза вылезли из орбит. Выпивать мне, конечно, приходилось всякое, но чтобы такой огнедышащий горлодер…

– Зажуй, детка, зажуй, – тянул мне формочку с салом обладатель «эксклюзивного» самогона. – Уж не обессудь, самая скромная в нашей компании – это закуска.

Самогон закончился быстро. Дамы пили наравне с мужиками. Временами с необъяснимым пренебрежением (хотя и с интересом) они поглядывали в мою сторону. Рыхлый мужичонка извлек из рюкзака бутылку водки, пафосно возвестил:

– Для чего создана водка, господа? – и сам ответил на свой сакраментальный вопрос – под дружный хохот собравшихся: – Чтобы русские не правили миром – для чего же еще?

– Михеич, ты увлекся, – заметила Эльвира, хитро глянув в мою сторону. – Давай по одной и затыкай сосуд обратно. Спешите, господа менты, мы еще даже не доехали!

– Рыбалка, блин, как в анекдоте! – захохотал упитанный пошляк на заднем сиденье. – Два ящика водки, удочки не берем, из машины не выходим!

– Не вопрос, Эльвира Алексеевна, – покладисто буркнул Михеич, разливая в тянущиеся к нему стаканы. – Еще по одной – для стабилизации, так сказать, приподнятого настроения, – и больше ни грамма! – И добавил под гогот группы поддержки: – Все равно скоро приедем!

Я чувствовала себя какой-то угнетенной в этой компании. Микроавтобус катил по загородной трассе – мимо загнивающих деревень, мимо заправок и станций техобслуживания. Половину пути уже проехали, цивилизация сходила на нет. Градус веселья повышался, я все чаще ловила на себе любопытные взгляды, и это напрягало. Эльвира отстранилась, ей было не до меня, она увлеченно щебетала с дамами. Впрочем, процесс представления происходил. Я уже знала, что сидящий напротив рыхлый Михеич носит неблагозвучную фамилию Пузень, трудится сменным дежурным по управлению. Статный господин с модельной стрижкой – капитан Шалашевич, заместитель начальника районного уголовного розыска. Упитанный пошляк – Додик Плющихин, еще один зам в отделе экономической безопасности и противодействия коррупции. «Молодой человек спортивного телосложения» с выпуклыми глазами отзывался на фамилию Вайман, имел звание старшего лейтенанта и работал в отделе оперативно-разыскной информации. Еще один невзрачный тип, сидящий сзади, – начальник отдела по противодействию экстремизму Колодяжный, он единственный, кто вел себя сдержанно, больше слушал, чем говорил. Разбитные девицы работали в следственном отделе, доросли до старших лейтенантов. Эффектную блондинку с вытянутым лицом представили как Инну Островную. Вторую – темноволосую, круглолицую, со вздернутым носом и кожей, истосковавшейся по хорошему пилингу, – Галиной Кулебякой. Брюнетка поморщилась – свою фамилию она, похоже, недолюбливала. Веселье разгорелось, когда Галина собралась прикурить, а машину вдруг занесло, сигарета выпала изо рта, Галина завизжала, стала стряхивать ее с себя и заехала кому-то локтем. В салоне воцарился хаос. Брюнетка материлась, проклинала водителя, не научившегося ездить, остальные надрывали животы от смеха.

– В результате неосторожного обращения с огнем… – хорошо поставленным голосом Левитана начал капитан Шалашевич. И, не закончив, разразился хохотом.

– Нервная ты сегодня, Галка, – прохрюкал Плющихин. – Мужика, что ли, потеряла? Слушай, а ты вообще сейчас с кем спишь?

– Не твое дело, Плющихин, с кем я сплю, – фыркнула брюнетка. – Главное, что высыпаюсь.

Народ непринужденно гоготал, а во мне сжимался стальной обруч. Я лихорадочно обдумывала причину, чтобы покинуть эту милую компанию и на попутке вернуться в город.

– А почему Маринка Кожемякина с нами не поехала? – крутил головой старлей Вайман. – Девчонки, вы же не разлей вода, что это с ней?

– У Маринки скоро появится человек, – утробным голосом возвестила блондинка Инна.

– Это как? – не понял старлей.

– Вайман, ты тупой? Как, по-твоему, появляются люди? Ей нельзя пить, курить, а также ржать как лошадь. А с вами чем еще заняться?

– И как она решилась? – передернула плечами брюнетка.