Полная версия
Безупречная жена
Филипп приподнял бровь:
– Мне показалось, ее плечи с легкостью выдерживают бремя этого груза.
Генриетта только фыркнула и глубже откинулась в кресле.
– Пусть так, но это же неправильно! Ее следовало вывезти в свет еще несколько лет назад. – Внезапно замолчав, она лениво перебирала пальцами бахрому на шали и вдруг посмотрела в глаза Филиппу. – Не знаю, в курсе ли ты, но мы предложили ей помощь – сопроводить Антонию в Лондон и представить обществу. Мы составим ей полный гардероб. Твой отец настоял на этом: ты же знаешь, Гораций всегда питал слабость к девочке.
Филипп согласно кивнул. Однажды двенадцатилетней Антонии пришло в голову покататься на любимом гунтере его отца, но даже тогда он, сначала ошеломленный при виде этого зрелища, только похвалил ее манеру держаться в седле, вместо того чтобы хорошенько отшлепать несносную девчонку. Гораций никогда не скрывал своего восхищения откровенной прямотой и присущей Антонии спокойной уверенностью в себе. Филипп признался себе, что и сам разделяет чувства своего отца к ней.
– Мы долго уговаривали и даже умоляли Араминту отпустить дочь, но она ничего не хотела слышать. – Взгляд Генриетты стал строже. – Совершенно ясно, что она хотела сделать из Антонии няньку для себя. Араминта была уверена, что в жизни ее дочери никаких перемен не произойдет.
С непроницаемым выражением лица Филипп молчал.
– В любом случае, – продолжила Генриетта тоном, не терпящим возражений, – теперь я считаю нужным дать Антонии то, чего она была так долго лишена. – Подняв голову, она решительно посмотрела на Филиппа. – Я хочу взять с собой Антонию на малый сезон.
На мгновение Филипп почувствовал странное волнение, но не мог понять причин, вызвавших его. Быстро взяв в себя в руки, он невозмутимо приподнял брови:
– В самом деле?
Генриетта кивнула, что свидетельствовало о твердости принятого решения.
Последовавшую долгую паузу нарушил Филипп.
– Могу я узнать, есть ли у вас дальнейшие планы на ее счет? – неожиданно застенчиво спросил он.
Довольная улыбка осветила морщинистое лицо Генриетты.
– Разумеется. Я хочу найти ей мужа!
На мгновение Филипп застыл в неподвижности, сохраняя невозмутимый вид. Затем тяжелые веки опустились, наполовину скрыв глаза.
– Конечно, – изящно поклонился Филипп. А когда выпрямился, выражение его лица стало таким же непроницаемым, как и голос. – Хьюго Сэттерли ждет меня внизу. Прошу извинить.
Только когда за ним захлопнулась дверь и до Генриетты донесся звук удаляющихся шагов, она позволила себе радостно улыбнуться:
– Неплохое начало!
Трент подошла, чтобы взбить подушки и расправить бесчисленное количество разнообразных шалей и платков, в которые была с головы до ног укутана хозяйка.
– Такое ощущение, что они уже виделись.
– Конечно! Какое удачное стечение обстоятельств! – просияла Генриетта. – Нам еще очень повезло, что дорогая Антония не забыла прислать тебя ко мне и я не проспала. Сама судьба распорядилась, чтобы Филипп приехал домой именно сейчас.
– Может быть, но Филипп, кажется, не очень вдохновлен присутствием Антонии. Не следует возлагать на него большие надежды. – Трент служила у хозяйки с самой ее свадьбы с прежним бароном Рутвеном. Она сама видела, как юные леди, стремящиеся стать новой хозяйкой в поместье Рутвен, с тревожащей частотой сменяли друг друга, но ни одной из них не удалось надолго привлечь внимание Филиппа. – Мне бы не хотелось, чтобы вы сильно расстраивались, если что-то пойдет не так.
– Вздор! – Генриетта повернулась, чтобы взглянуть на свою верную помощницу. – За шестнадцать лет, проведенных рядом с Филиппом, я достаточно изучила его, чтобы твердо усвоить одну-единственную истину: никогда нельзя предугадать его реакцию на то или иное событие. Его чувства настолько притупились от модного сейчас отсутствия интереса к чему бы то ни было, что, даже если у него будет вдребезги разбито сердце, Филипп всего лишь приподнимет бровь и вежливо прокомментирует ситуацию. От него не дождешься страстных речей и бурных заявлений. Но я не сомневаюсь, что у нас все получится, Трент.
– Понимаю.
– Я уверена, что мой бездеятельный равнодушный пасынок привязан к Антонии Мэннеринг. – В сердцах Генриетта даже стукнула кулаком по ручке кресла и резко развернулась, чтобы взглянуть на Трент, которая при звуке удара поспешно ретировалась к окну. – Ты должна признать, что она идеально подходит ему.
Не поднимая глаз от своей вышивки, Трент согласно кивнула:
– Да, с этим невозможно спорить. Антония росла на наших глазах, у нее аристократическое происхождение, отличные манеры – в общем, она обладает всеми достоинствами, которые только можно пожелать.
– Вот именно! – Глаза Генриетты прямо-таки светились надеждой. – Все, что от нас требуется, – помочь ему это понять. Это не должно быть так уж трудно, в уме ему не откажешь.
– Именно это меня и беспокоит. – Трент отрезала нитку и потянулась к корзинке для шитья. – Несмотря на свою бездеятельность, он всегда начеку. Если Филипп только почует, откуда дует ветер, то сразу же ускользнет. И дело даже не в том, нравится ли ему девушка. Просто он не любит, когда ему что-то навязывают, если вы понимаете, о чем я говорю.
Генриетта поморщилась:
– Конечно, понимаю. Я не забыла, что произошло, когда я пригласила к нам в гости мисс Локсби с семьей. Даже пообещала им, что Филипп непременно будет дома, помнишь? – Леди Рутвен вздрогнула. – Он всего лишь раз взглянул на ее мать, а затем разорвал помолвку в Бельвуаре. Поднялась страшная суматоха – я потратила целую неделю, пытаясь возместить им убытки. – Со вздохом Генриетта продолжала: – Самое страшное то, что по прошествии этой недели я и сама уже не хотела, чтобы он женился на мисс Локсби; я бы точно не вынесла, если бы ее противная мамаша стала нашей родственницей.
Со стороны Трент донесся подозрительный звук, похожий на сдавленное фырканье.
– Что ж, – Генриетта снова поправила съезжающую с плеч шаль, – можешь быть уверена, я прекрасно понимаю, что в этот раз нужно соблюдать особую осторожность, и не только по отношению к лорду Рутвену. Предупреждаю, Трент, если Антония заподозрит о моих планах, она может… ну, по меньшей мере, она может перестать мне доверять.
Трент согласно кивнула:
– Да. Она тоже не любит работать с напарником, совсем как наш Филипп.
– Совершенно верно. Но нравится им это или нет, я считаю своим долгом осуществить свой план, Трент. Как я уже говорила, мне бы не хотелось критиковать поведение лорда Рутвена, но его бездействие именно в этой области приводит к пренебрежению своими обязательствами перед семьей и именем, которое он носит. Он непременно должен жениться и завести детей! Филиппу уже тридцать четыре года, а его еще ни разу не поразила стрела Купидона.
Я признаю, – воодушевленно продолжала Генриетта, – что вызвать у него чувства к Антонии – это самое желанное для нас средство помочь Филиппу выполнить свой долг. И все же мы не можем осуществлять наш план, основываясь на одних лишь эмоциях. Нет! Мы обязаны сделать все, что в наших силах, но действовать нужно очень осторожно. Может быть, следует устроить своеобразное соревнование между ними. Что бы ни думала по этому поводу Антония, заботиться о ней – моя прямая обязанность. Что касается Рутвена, – Генриетта сделала паузу, приложив руку к пышной груди, – я считаю своим святым долгом проследить, чтобы он был благополучно устроен, во имя светлой памяти Горация.
Глава 2
Ровно в шесть часов Филипп стоял в гостиной перед зеркалом над каминной полкой и лениво поправлял галстук. Обычно вся семья собиралась здесь за полчаса до обеда, однако Генриетта редко спускалась до появления Фентона.
Сосредоточившись на своем отражении, Филипп поморщился. Он опустил руки и обвел глазами гостиную. Никого не было, и Филипп принялся мерить шагами комнату.
Наконец, на двери щелкнула задвижка. Филипп остановился и выпрямился, предвкушая встречу с одной особой, – впрочем, этой надежде не суждено было сбыться. Какой-то юноша – или молодой человек? – неуверенно вошел в комнату. Увидев Филиппа, он остановился как вкопанный:
– Хм… кто вы такой?
– Я хотел задать тот же вопрос. – Филипп изумленно разглядывал блондина с ореховыми глазами и густой волнистой шевелюрой. – Ты брат Антонии, верно?
Юноша залился румянцем.
– Вы, должно быть, лорд Рутвен. – Когда Филипп кивнул, молодой человек покраснел еще сильнее. – Прошу прощения, вы правы, я Джеффри Мэннеринг. Приехал в гости, вы, наверное, уже в курсе. – При этих словах юноша протянул было руку, но затем в нерешительности отдернул ее.
Филипп разрешил его сомнения крепким рукопожатием.
– Нет, я не знал о твоем приезде, – произнес он, освобождая руку Джеффри. – Но мне, конечно, следовало догадаться об этом. – Изучая открытое лицо юноши, Филипп приподнял бровь. – Полагаю, твоя сестра думает, что должна держать тебя под своим крылышком?
– Именно, – поморщился Джеффри. Они встретились взглядом, и молодой человек опять покраснел. – Она, возможно, и права. Осмелюсь заметить, что было бы дьяв… – он быстро поправился, – довольно скучно оставаться в Мэннеринге одному.
Филипп наскоро скорректировал свое мнение о возрасте юноши в меньшую сторону, а о его сообразительности – в большую и изучающе наклонил голову. У Джеффри была точно такая же кожа, как и у Антонии, будто фарфоровая, не тронутая солнцем. Это весьма странно для нормального парня в его возрасте.
– Ты приехал на летние каникулы?
Джеффри снова покраснел, на этот раз от удовольствия.
– Я еще не дорос. Учеба начнется только в следующем семестре.
– Тебя уже приняли?
Джеффри гордо кивнул:
– Да. Это наделало шуму, мне ведь всего шестнадцать лет.
Губы Филиппа растянулись в улыбке.
– Ничего другого от Мэннерингов я не ожидал.
За долгие годы знакомства у Филиппа были основания судить о сообразительности Антонии.
Равнодушно осматривая безупречный костюм Филиппа, Джеффри с отсутствующим видом кивнул.
– Осмелюсь предположить, что вы меня не помните, но я был здесь много лет назад, когда родители оставляли нас с сестрой у Генриетты. Почти все время я проводил в детской – либо в комнате у тетушки. Она очень тепло, можно сказать, по-матерински ко мне относилась.
Филипп, занятый драпировкой идеальных складок на рукаве, криво улыбнулся:
– На самом деле я помню. Ты себе не представляешь, насколько я благодарен Антонии, а позже и тебе. Вы давали выход материнским чувствам Генриетты. Я ее очень люблю, однако сильно сомневаюсь, что наши отношения были бы такими сердечными, если бы она продолжала оттачивать свои таланты на мне вместо других, более подходящих мишеней.
Джеффри смерил Филиппа оценивающим взглядом.
– Но вы, должно быть, были вполне… то есть почти взрослым, когда Генриетта вышла замуж за вашего отца.
– Не таким уж и стариком я был – всего восемнадцать лет. И если ты считаешь, что теперь, когда ты вырос, Генриетта перестанет о тебе заботиться, советую подумать хорошенько еще раз.
– Я уже в курсе! – С гримасой отвращения Джеффри отвернулся, взял первую попавшуюся статуэтку и стал крутить ее в руках. – Иногда, – понизив голос, доверительно произнес он, – мне кажется, что я навсегда останусь ребенком в их глазах.
Филипп щелчком смахнул крупицу корпии с рукава.
– Пусть это тебя не беспокоит. – Теперь Филипп говорил как с равным себе. – Но все же пройдет много времени, прежде чем они тебя отпустят.
Джеффри скривился:
– В том-то и дело. Я уже не верю, что они когда-нибудь это сделают. Раньше меня никуда не отпускали. – Насупившись, он продолжал: – Мама и слышать не хотела о том, чтобы отправить меня в школу, я постоянно занимался с учителями дома.
Тут открылась дверь, и их тет-а-тет прервался. Филипп выпрямился, когда в комнату вошла Антония. Джеффри заметил его движение, поставил фигурку на место и скромно проследовал в глубь комнаты.
– Добрый вечер, Антония.
Филипп любовался тем, как грациозно она идет, окутанная облаком мягкого желтого шелка; облегая сверху и ниспадая от талии бесподобными складками, платье, словно вторая кожа, повторяло все изгибы ее фигуры. Золотистые локоны непокорно выбивались из тщательно уложенной прически; взгляд светло-зеленых глаз с золотистыми искорками, как обычно, обращен прямо.
– Милорд. – Антония изящно наклонила голову и перевела взор на брата. – Джеффри. – Безмятежная улыбка слегка увяла. – Вижу, вы уже познакомились. – Про себя Антония взмолилась, чтобы Джеффри не завел снова разговор на одну и ту же неприятную тему, которую, к ее огорчению, он был склонен обсуждать при встрече с джентльменами.
Филипп улыбнулся в ответ:
– Мы обсуждаем предстоящее приключение Джеффри – присоединение к академической элите нашего общества.
– Приключение? – Антония моргнула, изумленно переводя взгляд с Филиппа на брата и обратно.
– Конечно, приключение, – уверил ее Филипп. – Во всяком случае, так было со мной. Сомневаюсь, чтобы что-то изменилось с тех пор. Высокая драма, бурное веселье, настоящая жизнь во всех ее проявлениях! Этот опыт необходим, чтобы юный джентльмен смог обрести мудрую уверенность в себе и своих силах.
Глаза Антонии расширились.
– Мудрую уверенность?
– Выдержку, способность быть как дома в любой компании, знание, с которым можно смело вступать в новую жизнь. – Филипп повел плечами, насмешливо глядя на нее. – Где еще, по-вашему, джентльмены могли бы научиться непринужденно держаться в любом обществе, моя дорогая?
Слова застыли на кончике языка Антонии, она с трудом смогла заставить себя их проглотить.
– Затрудняюсь сказать, – ответила она самым холодным тоном, который только был в ее арсенале. Свет дразнящими бликами отражался в глазах Филиппа, отчего у нее в животе творилось нечто невообразимое. Быстрый взгляд на Джеффри подтвердил, что ее не по годам развитый братец вовсе не был так несведущ, чтобы не понять смысла этих острот. Вздернув подбородок, она поймала взгляд Филиппа. – Уверена, что учебные занятия покажутся Джеффри очень увлекательными.
Ей не суждено было узнать, сумел ли Филипп придумать достойный ответ на этот выпад; дверь снова отворилась, пропуская Генриетту в сопровождении Хьюго.
Поворачиваясь, чтобы поприветствовать тетю, Антония уловила мимолетное выражение досады на лице Филиппа. Оно появилось и исчезло так быстро, что она уже не была полностью уверена, что истолковала его верно. Пока она над этим размышляла, вошел Фентон и торжественно объявил о начале обеда.
– Надеюсь, честь сопровождать вас принадлежит мне?
Антония повернулась и увидела, что Филипп предлагает ей руку. Осмотревшись, она обнаружила, что Генриетта и мистер Сэттерли, полностью поглощенные разговором, уже проследовали в столовую. С царственным видом Антония положила свою руку на рукав Филиппа:
– Как пожелаете, милорд.
Тот вздохнул, шутливо закатив глаза:
– Ах, какое это наслаждение – быть хозяином в собственном доме!
На губах Антонии мелькнула легкая улыбка, но ответа не последовало. Вместе они продолжали путь в столовую. За обедом присутствовало пять человек: Филипп занимал место во главе стола, Генриетта сидела напротив, по правую руку от нее расположился Хьюго Сэттерли, по левую – Джеффри. Филипп предпочел усадить Антонию поближе к ее брату – и заодно к самому себе.
Сначала разговор ничем не отличался от обычной светской беседы за столом. Хьюго выкладывал неистощимый запас самых последних новостей и слухов. Филипп выждал, пока Генриетта, известная любительница посплетничать, не начнет забрасывать Хьюго вопросами. Джеффри также не терпелось побольше узнать о большом мире, двери которого распахнутся для него буквально через несколько месяцев.
С легкой улыбкой Филипп передвинулся поближе к Антонии, пытаясь поймать ее взгляд.
– Из того, что успела поведать мне Генриетта, я узнал, что последние восемь лет вы жили очень уединенно.
Девушка пристально посмотрела на него, выражение ее лица при этом стало серьезным и, как ему показалось, немного мрачным. Она слегка повела плечами:
– Моя мама была нездорова. У нас вообще было мало времени для увеселений. Конечно, когда я достигла определенного возраста, дамы, живущие неподалеку, приглашали меня к себе. – Она отсутствующе смотрела перед собой, пока Фентон убирал ее тарелку из-под супа. – На собрания в Хэрроугейт.
– Хэрроугейт. – Филипп сохранял невозмутимый вид. С тем же успехом она могла бы пожелать, чтобы ее похоронили заживо. Он подождал, пока Фентон поставит на стол следующее блюдо, и продолжил: – Но иногда ваша мама все-таки устраивала приемы?
Пробуя крошечный кусочек рыбы тюрбо, щедро сдобренной густым сладким соусом, Антония покачала головой:
– Только не после смерти отца. Естественно, мы принимали гостей, но чаще всего мама сказывалась больной и не спускалась к ним.
– Понимаю.
Это тихое высказывание заставило Антонию внимательно посмотреть на барона.
– Только не думайте, что я страдала от отсутствия развлечений. – Дотянувшись до блюда с грибами, она предложила их Филиппу. – Я очень быстро нашла, чем себя занять. Ведение домашнего хозяйства и управление поместьем не давали мне особенно скучать. Мама никогда не была склонна к таким занятиям. И еще я заботилась о Джеффри. Мама всегда считала, что у него слабое здоровье. Это, конечно, не так. Но она была твердо уверена, что он унаследовал ее болезненность. Ничто не могло убедить ее в обратном.
Филипп бросил взгляд мимо Антонии: Джеффри на другом конце стола был целиком поглощен разговором.
– Кстати, о Джеффри. Как вам удалось найти учителей, которые бы ему подошли? Наверняка с ним было непросто.
Тут же он осознал, что подобрал ключик к Антонии. Ее глаза засветились от гордости.
– Безусловно. Когда брату исполнилось девять лет, он уже знал больше самого викария!
Тут последовал воодушевленный пересказ всех достижений Джеффри, щедро разбавленный историями о постигших его неудачах и простых деревенских радостях. Филипп достаточно услышал, чтобы понять, какую жизнь, по большей части, вела Антония. А что именно нужно делать, чтобы поток ее откровений не иссякал, он только что очень искусно выведал. По мере продолжения ее истории Филипп вдруг понял, что имя викария всплывает в разговоре слишком часто.
Отложив в сторону вилку, он потянулся за своим бокалом с вином.
– Судя по вашему рассказу, этот викарий очень серьезно подходит к выполнению своих обязанностей.
Антония тепло улыбнулась:
– Несомненно. Мистер Смотингэм всегда нас поддерживал. Это настоящий рыцарь без страха и упрека. – С легким вздохом она перенесла свое внимание на тарелку с крыжовником, которую Фентон поставил перед ней.
В это время Филипп озадаченно размышлял, почему так агрессивно настроен по отношению к, скорее всего, абсолютно невинному человеку, – он ведь даже не был знаком с этим викарием. Прочистив горло, барон произнес:
– Генриетта упомянула, что подумывает о поездке в Лондон на малый сезон.
– В самом деле. – Наслаждаясь угощением, Антония искоса взглянула на Филиппа. – Она предложила мне составить ей компанию. Надеюсь, вы не против?
– Против? – Филипп сохранял непроницаемое выражение лица. – Ну что вы, вовсе нет. – Подняв ложку, он атаковал блюдо, стоявшее перед ним. – Если честно, я даже рад, что вы поедете с ней.
Антония улыбнулась и перенесла все внимание на свой десерт.
Филипп отказался от своего и вновь потянулся за бокалом вина. Он сделал глоток, не отрывая глаз от Антонии.
– Предполагаю, вам уже не терпится покорить светское общество?
Она открыто встретила пристальный взгляд барона, приведя его в замешательство.
– Не знаю. – Ее брови насмешливо приподнялись, губы изогнулись в легкой улыбке. – А как вы считаете, мне понравится вращаться в высшем свете?
Невольно взгляд Филиппа упал на ее рот, такой сочный, нежный. Он наблюдал, как кончиком языка она обводит контуры губ, оставляя влажный блестящий след. С неизменным бесстрастным выражением лица барон глубоко вдохнул. Медленно он поднял глаза и встретился взглядом с Антонией.
– Что касается этого, моя дорогая, я даже не рискну угадывать.
* * *Своими расспросами о Лондоне Филипп всего лишь хотел удостовериться в том, что она добровольно согласилась помочь Генриетте. Его мотивы, как он сам себя уверял, были абсолютно бескорыстны. Генриетта могла быть совершенно непробиваемой, когда ею овладевало какое-либо желание. И если Филипп верно истолковал ее поведение, Генриетте страстно хотелось устроить будущее Антонии.
– Я сейчас не в настроении для бильярда. – Допив вино, он встал и поправил костюм. – Предлагаю присоединиться к нашим дамам.
Джеффри, впервые принятый в круг джентльменов, не заметил ничего странного в поведении барона. Хьюго не был таким наивным. С крайне изумленным выражением лица он повернулся к другу.
Филипп проигнорировал его взгляд и без каких-либо комментариев направился в гостиную.
Если Генриетта и была удивлена тем, как внезапно он изменил своей давно устоявшейся привычке, то ничем этого не показала. Удобно устроившись в кресле, она оторвалась от вышивания и тепло улыбнулась:
– Замечательно, вы как раз вовремя! Джеффри, Антония, спойте для нас что-нибудь, прошу вас.
Генриетта приглашающе указала рукой на старинное фортепиано, стоявшее под распахнутыми настежь окнами. Антония послушно села за инструмент, легко коснулась клавиш. Из-под ее пальцев полилась нежная мелодия.
Джеффри кивнул и присоединился к сестре. Антония, ободряюще улыбнувшись, прервала игру и стала перебирать нотные записи. С присущей ему грацией Филипп лениво проследовал за Джеффри. Стоя возле кресла Генриетты, Хьюго какое-то время рассматривал участников своеобразной процессии, затем пожал плечами и замкнул их ряды.
– Давай попробуем исполнить эту песню, хорошо? – Антония поставила ноты на пюпитр.
Джеффри пробежал глазами строчки и согласно кивнул.
Филипп занял позицию возле фортепиано, откуда он мог видеть лицо Антонии. Как только ее пальцы коснулись клавиш и звуки первых аккордов старинной баллады наполнили комнату, она подняла голову и встретилась глазами с Филиппом. Мимолетная улыбка тронула ее губы; мгновение они смотрели друг на друга. Затем Антония опустила взгляд на клавиатуру, и музыка зазвучала с новой силой.
Они с Джеффри пели в унисон. Чистый тенор Джеффри сливался воедино с более ярким, выразительным голосом Антонии. Один куплет девушка пела одна; Филипп блаженно закрыл глаза, наслаждаясь звучанием ее голоса. Это уже был не легкий девичий голосок, а глубокое, страстное контральто с едва заметной хрипотцой.
Когда Джеффри снова запел, Филипп открыл глаза. Он увидел, как Антония ободряюще посмотрела на брата, и они энергично исполнили последний куплет. Как только затихли последние аккорды, Генриетта и Хьюго разразились аплодисментами.
Джеффри вспыхнул от смущения. На нежном лице Антонии мелькнула легкая тень вызова. Она неторопливо повернулась к Филиппу и пристально на него посмотрела.
– Вы готовы, милорд? – изящно изогнув бровь, с насмешкой спросила девушка.
Филипп легко различил двоякий смысл ее слов. Он слегка наклонил голову и гордо выпрямился, отвечая на ее вызов, затем подошел к пианино и опустил руку на плечо Джеффри.
– Боюсь, что после такого искусного выступления мои вялые попытки что-то исполнить всех разочаруют; однако, если найдете более простую песню, я постараюсь оправдать ваши надежды.
Он встал позади Антонии; Хьюго тут же занял его место возле фортепиано.
С одобрительной улыбкой Антония стала наигрывать простенькую деревенскую балладу; сильный баритон Филиппа вторил мелодии, с легкостью выдерживая постоянно меняющийся темп. Неожиданно Хьюго захватило их невинное развлечение, и он решил повеселить собравшихся, исполнив бесшабашную матросскую песню. Антония, аккомпанируя ему, добавила юмора выступлению и специально затягивала длинную ноту в конце предпоследней строчки каждого куплета – получалась очень комичная пауза. Всего же в песне было двадцать куплетов. Присоединившийся Джеффри, а затем и Филипп помогали Хьюго допеть шутливую мелодию. К концу выступления все безудержно смеялись, силясь перевести дух.
Расплывшись в улыбке, Генриетта энергично зааплодировала и предложила выпить чаю.
Глаза Антонии все еще искрились от смеха, когда она повернулась на табурете и увидела Филиппа, стоявшего позади нее. Медленно она подняла голову и встретилась с ним взглядом. Несмотря на спокойное выражение лица, его серые глаза были слегка прикрыты. Девушка невозмутимо приподняла бровь и увидела, как превосходно очерченные губы Филиппа растянулись в улыбке.
Он протянул ей руку:
– Хотите чаю?
– С удовольствием, милорд. – Вздернув подбородок, Антония вложила пальчики в его ладонь. Внезапно ее пронзила волнующая дрожь. Стараясь не обращать на это внимания, она поднялась; рука об руку они пересекли комнату и присоединились к Генриетте.