Полная версия
Человек в витрине
Хьелль Ола Даль
Человек в витрине
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Пятница, тринадцатое
Глава 1
ДАМА ПОД ДОЖДЕМ
Утро тринадцатого января, пятницы, выдалось сумрачным. Для Рейдара Фольке-Есперсена начало дня ничем не отличалось от других на протяжении последних пятидесяти из его семидесяти девяти лет. В пятницу, тринадцатого, он сидел на кухне один с расстегнутыми подтяжками. Перед ним на столе стояла миска с овсяной кашей. Тишину нарушало лишь ритмичное звяканье ложки о дно миски. Под ярко-голубыми глазами Фольке-Есперсена залегли большие мешки. Подбородок зарос короткой седой бородкой, за которой он всегда старательно ухаживал. На больших, натруженных руках выступали вены; они уходили от кистей наверх и скрывались под закатанными рукавами рубашки. Такие сильные руки вполне могли бы принадлежать лесорубу или кузнецу.
Аппетита у Рейдара не было. По утрам у него никогда не бывало аппетита, но он, считая себя человеком просвещенным, знал: желудку необходимо задать работу. Вот почему он начинал каждый день с миски овсянки, которую варил сам. Если бы кто-то спросил, о чем он думает за завтраком, он бы, скорее всего, не ответил. За едой он сосредоточенно считал ложки. Двадцать три… звяк… хлюп… двадцать четыре… звяк… хлюп… По опыту Рейдар знал, что в его миске бывает от тридцати восьми до сорока четырех ложек каши. Если во время ежеутреннего упражнения у него и просыпалось любопытство, то относилось оно только к тому, сколько еще ложек осталось до конца.
Пока муж завтракал, Ингрид Есперсен нежилась в постели. Она всегда вставала позже мужа. В тот день она залежалась до половины девятого. Потом завернулась в белый купальный халат и устремилась в ванную с подогретым полом. Плитки в ванной оказались почти горячими – на них невозможно было долго стоять босиком. Ингрид на цыпочках подошла к круглой душевой кабине, включила воду и не спеша приняла горячий душ. У них было центральное отопление, обеспечивавшее тепло и уют во всей квартире, но, поскольку ее муж не выносил жары в спальне, он, перед тем как лечь спать, всегда выключал радиатор. За ночь спальня вымерзала. И хотя ночью Ингрид Есперсен укрывалась толстым пуховым одеялом, ей нравилось нежиться под горячим душем, разогревать руки и ноги, чтобы кровь быстрее бежала по жилам. В феврале Ингрид исполнялось пятьдесят четыре. О надвигающейся старости она думала со страхом, но волновала ее не внешность. Ее тело до сих пор оставалось гибким и податливым – наверное, благодаря тому, что она в прошлом была танцовщицей и всегда знала, как важно поддерживать себя в хорошей форме. Ее талия оставалась почти девически стройной, длинные ноги – мускулистыми. Хотя грудь у нее уже начинала обвисать, а бедра утратили юношескую округлость, она довольно часто ловила на себе восхищенные взгляды мужчин. Волосы у нее сохраняли естественный темный цвет с оттенком рыжины. Ее слабым местом были зубы. В ее время не принято было следить за зубами с детства. Вот почему потемневшие старые пломбы на двух зубах пришлось заменить коронками.
Она стремилась держать себя в форме главным образом из-за любовника, Эйольфа Стрёмстеда. Любовник был намного моложе, когда-то он учился в ее балетном классе. Ингрид не хотелось, чтобы, когда их видели вместе, разница в возрасте бросалась в глаза.
Она выключила воду, вышла из кабинки и подошла к зеркалу, запотевшему от пара. Когда она подумала о том, что любовнику может не нравиться ее улыбка, ей стало не по себе.
Сначала она придирчиво разглядывала свои зубы, скалясь в зеркало. Потом, не вытирая зеркала, осмотрела свою фигуру. Прижала правую руку к животу и выгнула шею. Такой маневр давал ей возможность осмотреть поясницу и мускулистые бедра.
Правда, в тот день Ингрид не закончила ритуала. Услышав, как хлопнула входная дверь, она застыла на месте, глядя на свое отражение. Муж ушел на работу, даже не попрощавшись! Непонятное поведение Рейдара заставило ее на время забыть обо всем. Она смотрела перед собой невидящим взглядом. Потом, опомнившись, неприязненно покосилась на зеркало. Она взяла станок и провела бритвой по ноге, но как-то механически, безо всякого удовольствия. Мысль о предстоящем свидании с любовником уже не радовала ее.
А что же муж? Доев кашу, он надел пальто и, не говоря ни слова, медленно вышел из квартиры. Еще немного постоял за дверью, вытянув шею и прислушиваясь к шуму льющейся воды. Он живо представил себе Ингрид: закрыв глаза, с мокрыми ресницами, она дышит ртом под струями обжигающе горячей воды, стекающими по ее лицу и телу. Рейдар Фольке-Есперсен уже больше десяти лет практиковал воздержание. Он не прикасался к жене. Хотя супруги давно уже не жили половой жизнью, со стороны они производили впечатление любящей пары. Друг к другу они относились предупредительно и нежно. И это было не просто видимостью. Хотя интимная близость сошла на нет, их отношения до сих пор подчинялись условиям негласного договора – своего рода психологического контракта, содержавшего в себе все необходимые элементы взаимоуважения и готовность принимать другого со всеми его слабостями и странностями. Например, оба мирились с храпом по ночам. Они понимали, что у каждого есть свои недостатки и требуются дополнительные усилия, чтобы их принимать, но это смягчалось тем, что оба по умолчанию желали друг другу добра.
Еще три года назад Ингрид считала добровольное воздержание мужа причудой судьбы; она мирилась с вынужденным обетом безбрачия, решив, что он поможет ей лучше ценить время, которое она до сих пор бездумно тратила на удовлетворение своих физиологических потребностей. Но когда, года три назад, она позволила бывшему ученику оседлать себя и стройный, мускулистый красавец немедленно возбудился и излил на ее грудь и живот целый фонтан спермы, Ингрид Есперсен впервые за долгое время по-настоящему успокоилась. С любовником привычная повседневная жизнь перешла в новое измерение. Любовник угадал ее голод, на который Ингрид до тех пор старалась не обращать внимания, и утолил его. В тот, первый раз она чуть не задушила Эйольфа в объятиях. Гладила его гибкую спину, его мускулистые бедра. Закрыв глаза, исследовала каждый кусочек его тела, радуясь своим открытиям. Наконец-то ее жизнь обрела цель и смысл. Она ласкала его, прищурившись и купаясь в море наслаждения. Впервые за долгое время, сжимая в руке мужское достоинство бывшего ученика и рассеянно глядя, как солнечный луч, проникший в комнату между щелями жалюзи, освещает полку и преломляется о стеклянную фигурку пингвина, расцвечивая его всеми цветами радуги, Ингрид Есперсен поняла: встреча с Эйольфом окажет важное влияние на всю ее последующую жизнь.
Оба отнеслись к случившемуся как к самой естественной вещи на свете. Они снова встретились уже через неделю. Теперь, три года спустя, им больше не нужно было заранее назначать друг другу свидания, писать или звонить. Каждую пятницу они встречались у него на квартире в одно и то же время: в половине двенадцатого дня. В другие дни они не виделись; возможно, поэтому их тоска друг по другу не остывала и они ласкали друг друга с прежним пылом. Ингрид с нетерпением ждала этих еженедельных свиданий с Эйольфом, как ждала бы приема у педикюрши или психоаналитика. Любовник поддерживал ее душевное спокойствие и психическую уравновешенность. Ей казалось, что и молодой человек относится к их встречам точно так же. Шли недели, месяцы; они продолжали встречаться регулярно, привыкли, притерлись друг к другу. Ингрид получала от общения с любовником не только физическое, но и психологическое наслаждение. И хотя они не обсуждали свои чувства, она принимала как данность то, что он так же радуется их встречам и так же ждет новых свиданий; даже в те дни и ночи, когда он с другими, он представляет рядом с собой в постели именно ее.
Приняв душ, вымыв голову, побрив ноги, нанеся на кожу лосьон, покрасив ногти на ногах, нарумянившись, накрасив губы, ресницы и – пожалуй, самое главное – замаскировав морщинистые мешки под глазами, Ингрид Есперсен снова надела халат, туго подпоясалась и пошла бродить по квартире. На несколько секунд задержалась на кухне. Ее внимание привлекла стоящая на столе миска с деревенским орнаментом Пошгруннского фарфорового завода. На донышке оставалось немного овсяной каши, сваренной на обезжиренном молоке. Она механически помыла миску, заметив, что ложку Рейдар все-таки сунул в посудомоечную машину. Взятый из холодильника пакет молока он поставил назад, в дверцу. На холодильнике лежал аккуратно сложенный утренний выпуск газеты «Афтенпостен». Рейдар к нему не прикоснулся.
Зато он сварил кофе в кофемашине, стоящей на рабочем столе. Ингрид перелила горячую жидкость в кофейник и посмотрела на часы. Половина десятого, до встречи с Эйольфом целых два часа. Через полчаса сын Рейдара от первого брака откроет принадлежащий его отцу антикварный магазин на первом этаже. Ингрид собиралась спуститься вниз с кофейником, попить с пасынком кофе и пригласить его с женой и детьми вечером к ужину. Желая убить время, она включила радио и присела на диван в гостиной, разложив перед собой газету.
Глава 2
ПАПИРОСНАЯ БУМАГА
Выйдя из дому, Рейдар, вопреки обыкновению, не поехал на тихий склад на улице Бертрана Нарвесена в Энсьё. Вместо того чтобы повернуть налево, в гараж, где стояла его машина «опель-омега» 1987 года, он зашагал пешком в противоположную сторону. Повернул на Бюгдёй-аллее и, ежась от холода, дошел до газетного киоска на углу. За киоском, на стоянке такси, в ряд выстроились три машины – свободные, судя по включенным «шашечкам». Сначала Рейдар купил в киоске «Дагбладет», «Вердене Ганг», «Дагсависен» и «Дагенс Нориннслив». Он еще немного постоял, просматривая первую полосу «Афтенпостен» и думая о жене: сейчас она, наверное, тоже читает газету. Потом он отказался от «Афтенпостен», заплатил за четыре остальные газеты и подошел к первому такси – «ситроену-ксантии». Газеты он бросил на заднее сиденье. Таксист оказался доморощенным политиканом; его суждения отличались остроумием и резкостью – действующим политикам не мешало бы прислушаться к нему. Время от времени он отпускал настоящие перлы о международном положении и охотно делился сплетнями о членах королевской семьи. Хотя обычно Рейдар с удовольствием беседовал на отвлеченные темы с таксистами, парикмахерами и подвыпившими завсегдатаями кафе, в тот день он остался равнодушным ко всем попыткам водителя втянуть его в разговор. Он велел отвезти его на улицу Якоба Олля, где расплатился и вошел в кофейню-кондитерскую. Утром в кофейне царила сонная атмосфера – большинство столиков оставались незанятыми. Только две молодые женщины устроились за единственным столиком у окна. Они болтали и пили кофе с молоком из высоких стаканов.
Вошедшему Рейдару приветливо кивнул молодой бармен в белой форме. Его щеки и лоб были усыпаны вулканическими прыщами, а короткие волосы были выстрижены на лбу в форме горнолыжного трамплина. Бармен узнал Рейдара, так как тот уже не в первый раз заходил к ним. Молодой человек вышел из-за стойки и спросил Рейдара, не хочет ли тот подождать свой заказ за столиком. Рейдар покачал головой. Заметив удивление парня, объяснил, что хочет посидеть у окна и потому подождет, пока уйдут две женщины. Бармен вытаращил глаза и закивал. Судя по всему, он решил, что у старика не все дома. Потом вернулся за стойку, где продолжил нарезать огурцы и салат.
Рейдар стоял у стойки и пристально смотрел на двух болтающих у окна женщин. Те вскоре почувствовали на себе его взгляд – им стало не по себе. Через несколько минут их беседа иссякла. Вскоре обе допили кофе и попросили счет. Выходя, они застряли в дверях и напустили холода в зал.
Рейдар сел на стул, еще не остывший от прежней посетительницы, с трудом стащил перчатки, на второй стул положил кожаный кейс, открыл его и достал сегодняшние выпуски «Дагбладет», «ВГ», «Дагсависен» и «Дагенс Нориннслив». Все четыре газеты он сложил перед собой стопкой. Затем подал бармену знак. Молодой человек принес ему большую чашку дымящегося, обжигающе горячего черного кофе. Фольке-Есперсен закурил сигарету «Тедди» без фильтра и посмотрел на часы. Десять минут десятого. Он затянулся, положил сигарету на край пепельницы и повернулся к окну. Взгляд его упал на парадную дверь дома напротив. Не пройдет и двух часов, как эту дверь распахнет его жена Ингрид, спешащая на любовное свидание. Мысли Рейдара снова устремились к ней; он представил, как она сейчас возлежит на диване в изящной позе, закутавшись в белый халат, и читает «Афтенпостен». Рассеянно затянувшись, он попытался представить, как Ингрид ведет себя в постели с любовником.
Он вспоминал разные этапы жизни, проведенные им совместно с Ингрид. Когда они познакомились, Ингрид показалась ему хрупкой и ранимой. Давние воспоминания смешивались с образом вполне крепкой и весьма самоуверенной женщины, которая каждую ночь засыпала рядом с ним. Она утаила от него какую-то часть своей души, спрятала ее. Неведомая ему часть Ингрид представлялась маленькой посылкой, упакованной в папиросную бумагу. Именно ее она извлекает, оставшись наедине с мужчиной, который живет в доме напротив кофейни. Рейдар невольно задумался. Может быть, она открывает любовнику ту часть своей души, к которой он когда-то безуспешно пытался пробиться? Интересно, так ли это, или та неведомая часть ее души навсегда пропала, растворилась, растаяла вместе с ее прежними хрупкостью и неуверенностью? Неужели он живет в одной квартире и спит в одной постели с той же самой женщиной, которую он когда-то надеялся полюбить?
Мысли его все время возвращались к тайне человеческой души, к ее созреванию и развитию характера. Он представил себе некоего скульптора и подумал: возможно, скульптор, создав шедевр, и может объявить, что конечный результат был с самого начала запечатлен в камне, над которым он трудился. С людьми все по-другому. Людей образуют не только гены, но и их окружение, их жизненный опыт и взаимоотношения с другими. Человек не рождается готовой личностью с установившимся характером. Он всерьез считал, что интерес к любовнику Ингрид объясняется той частью ее души, что упакована в папиросную бумагу, и вопросом, раскрывается ли она полностью с другим мужчиной. Дав себе такое объяснение, Рейдар ощутил нечто вроде укола ревности, но его ревность не была направлена на любовника как на человека. Нет, им овладело совсем иное чувство. Его ревность, похожая на болезнь, вовсе не была завистью к счастливцу, перед которым Ингрид раскрывала сокровища своей души. Рейдара пронзила боль, но какая-то притупленная, смутная. Наверное, подумалось ему, то же самое испытывают люди, которым ампутируют руку или ногу: еще долго их преследуют фантомные боли на месте отсутствующей конечности. И все же он решил, что слишком стар для того, чтобы копаться в себе и исследовать причины своей ревности. Он погрузился в уныние, поняв, что, сидя за столиком в кофейне, являет собой жалкое зрелище. Он пытался как-то оправдать свое поведение, но никак не мог разумно объяснить даже самому себе, почему слежка за женой превратилась для него в наваждение, почему ему непременно нужно видеть собственными глазами, как Ингрид каждую пятницу изменяет ему с Эйольфом Стрёмстедом. И все же он позволил себе заниматься самокопанием не больше нескольких секунд. Затем он решительно оттолкнул мрачные мысли и вернулся к активному утреннему развлечению: сигарете. Докурив, он смял окурок в пепельнице и взялся за верхнюю газету в стопке. Читал он почти два часа и оставил свое занятие, лишь увидев, как по тротуару напротив быстро шагает его жена. Закутанная в длинный серый плащ на меху и все равно дрожащая от холода, Ингрид Фольке-Есперсен вошла в подъезд дома напротив, даже не взглянув на маленькую кофейню. Рейдар понял, что выкурил слишком много сигарет. В ожидании он выпил две большие чашки кофе и бутылку минеральной воды. Когда его жена скрылась в подъезде, он бросил на коричневую дверь обиженный взгляд. Он невольно вздрогнул, когда молодой официант спросил, не нужно ли ему чего-нибудь еще. Рейдар посмотрел на часы. Когда его взгляд упал на круглый циферблат, он вдруг поймал себя на мысли: ну почему он всегда смотрит на часы, когда его о чем-то спрашивают? Он улыбнулся про себя, быстро тряхнул головой и попросил счет.
Расплатившись, он оставил на столике щедрые чаевые – две монеты по десять крон. В конце концов, два часа назад он поступил довольно невежливо – фактически прогнал двух посетительниц. Встав из-за столика, он с деланым оживлением вышел на улицу и, шевеля пальцами замерзших ног, зашагал к Ураниенборгу на встречу с братьями.
Глава 3
УТОМЛЕННЫЕ
В квартире брата Арвида первым делом бросался в глаза белый экран в углу комнаты перед старомодным телевизором «Радионетте». Все были в сборе: молодой бизнесмен с супругой, сам Арвид и второй брат Рейдара, Эммануэль. Жена бизнесмена стояла рядом с креслом у окна, нервно ломала руки и то и дело поправляла длинные темные кудрявые пряди – ей было явно не по себе. Возраста она оказалась неопределенного – от тридцати до сорока. Темно-синее платье придавало ей немного официальный вид, хотя юбка была довольно короткая и обнажала красивые ноги.
Рейдар поднял руку и вежливо поприветствовал собравшихся.
Жена бизнесмена протянула ему тонкую руку. После рукопожатия она поспешно отбросила волосы со лба. От нее повеяло духами.
Рейдар повернулся к троим мужчинам. Первым он поздоровался с мужем красивой брюнетки, человеком среднего возраста. Тот не представился, зато кивнул в сторону жены:
– Иселин Варос.
Рейдар обернулся к брюнетке – та успела сесть в кресло.
– Моя партнерша по жизни и по бизнесу, – пояснил незнакомец.
На вид ему можно было дать около пятидесяти лет; его короткие курчавые волосы седели на висках. Он смотрелся бодрячком и напоминал биржевого брокера или спортивного комментатора. На встречу он явился в джинсах и красном пиджаке. Он щеголял модной двухдневной щетиной. Рейдару показалось, что серьга в ухе не красит его. Узкая верхняя губа в улыбке обнажала верхние зубы. Он как будто все время скалился, хотя невозможно было сказать, то ли у него просто такая манера, то ли нервный тик.
– Рейдар, ты с ней поосторожнее, – шутливо проворчал Арвид, кивая в сторону брюнетки. – Хватка у нее что надо!
Арвид внешне напоминал драматурга Августа Стриндберга в относительно сносном настроении: статный пожилой господин с густой копной седых волос и рябым лицом, с часами на цепочке в жилетном кармане.
Рейдар сел рядом с другим братом, Эммануэлем; тот, единственный из всех присутствующих, не встал при его приходе. Эммануэль вообще предпочитал сидеть. Он всегда страдал полнотой, к тому же был заядлым курильщиком и заработал эмфизему легких. В груди у него все время что-то свистело и булькало. Любое движение давалось Эммануэлю с трудом.
– Херманн Хиркенер в неплохой форме, – просипел Эммануэль, обращаясь к брату и кивая в сторону бизнесмена в красном пиджаке.
Рейдар не ответил.
– Ты ведь знаком с Хиркенером? – испуганно спросил Арвид.
Рейдар сделал вид, что не слышал вопроса.
– Не тяните, – сухо бросил он.
В ответ на его реплику Арвид и Эммануэль многозначительно переглянулись. Арвид досадливо повел рукой, призывая начинать.
Эммануэль заговорил очень громко, как будто произносил речь на официальной церемонии:
– Итак, теперь, когда мы все собрались, давайте сразу приступим к делу. – Ответное молчание обескуражило Эммануэля. Немного смутившись, он внимательно оглядел всех присутствующих и добродушно пророкотал: – Вам слово, Хиркенер!
Хиркенер сделал шаг вперед.
– Благодарю вас, господа. – Он скрестил руки на груди, но тут же опустил их, зашел за спинку своего кресла и вцепился в нее обеими руками. Потом кивнул жене: – Давай, Иселин!
Та подошла к мужу и протянула ему коричневую папку. Затем, изящно покачивая бедрами, ушла в дальний угол комнаты и склонилась над стоящим на полу проектором. Когда она нагнулась, юбка задралась довольно высоко. Арвид Фольке-Есперсен выразительно кашлянул.
Иселин Варос обернулась к Арвиду, добродушно подмигнула ему и улыбнулась, как балованному ребенку. Затем она перенесла проектор на стол и включила его.
Арвид и Эммануэль придвинулись поближе, чтобы лучше видеть.
– Выступать перед такой небольшой аудиторией всегда непросто, – заговорил Хиркенер. – Во-первых, позвольте сказать: мы очень рады, что оказались здесь. Мы рады знакомству с вами.
Рейдар мрачно покосился на Эммануэля; тот ожидал такой реакции брата и потому сделал вид, будто ничего не заметил. Он буквально поедал Хиркенера взглядом.
– Кроме того, хотелось бы воспользоваться предоставленной возможностью и поблагодарить вас, Арвид, за наше приятное и полезное сотрудничество, а также за то, что вы пригласили нас к себе домой.
Арвид едва заметно дружелюбно кивнул.
Теперь уже всем стало очевидно, что Рейдар Фольке-Есперсен настроен не на одну волну с братьями. Лицо у него сделалось брюзгливым и недовольным: он прекрасно понимал, какую роль ему отвели во всем спектакле, и оттого злился еще больше. В происходящем ему многое не нравилось. Раздражение усиливалось и потому, что Хиркенер то и дело обращался к нему запросто, по имени.
Хиркенер в очередной раз оскалился в улыбке и посмотрел Рейдару прямо в глаза.
– Как вам известно, я уже сообщил Арвиду и Эммануэлю о своих намерениях. И все же позвольте вначале объяснить, какой цели призвана послужить наша сегодняшняя встреча. Господа, я олицетворяю собой свободу. Да, свободу и покой. В моем распоряжении большие деньги. Но мне не хочется, чтобы деньги оказались краеугольным камнем наших переговоров. Для меня важнее всего ваше доверие. Пожалуйста, поверьте: дело всей вашей жизни попадет в надежные руки!
Он ненадолго зажмурился, словно формулируя в уме очередной перл:
– Опыт – бесценный капитал. Со смиренным почтением взираю я на то, что создано вами. Раз уж мы с Иселин… – он многозначительно посмотрел на немного отчужденную красавицу, которая величественно и благосклонно улыбалась троим братьям, – так далеко зашли, нам остается самая малость – благоразумно разместить инвестиции. Итак, господа, мы провели обширную подготовительную работу. Изучив все обстоятельства и посоветовавшись с признанными специалистами в области финансов, мы единодушно решили следующее. Мы щедро заплатим вам за то, что вы передадите свой магазин нам.
Бизнесмен в красном пиджаке снова зажмурился, как будто пробуя свои слова на вкус. Фигурально выражаясь, он выпустил кота из мешка. Затем он окинул взглядом троих братьев, желая увидеть их реакцию. Повернувшись к экрану, он стал комментировать первый диапозитив с диаграммой расчетов.
Слушая Хиркенера, который продолжал сыпать цифрами, Рейдар все больше мрачнел. Он чуял заговор. Никто пока ничего не сказал о предложении, прозвучавшем в конце вступительной речи Хиркенера. Иселин Варос предложила всем напитки. Арвид взял портвейн, Эммануэль – пиво, Рейдар вежливо отказался.
Молодая дама, видимо, не привыкла мириться с отказами. Порывшись в своем саквояже, она достала несколько миниатюрных бутылочек «Хеннесси» и «Чивас Ригал». От Рейдара не укрылось, что Арвид незаметно подмигнул Иселин, давая понять, чтобы она не слишком наседала. Рейдар все больше убеждался в том, что остальные – два его брата и покупатели – успели сговориться заранее. Хиркенер давно уже посвятил в свои планы Арвида и Эммануэля. Но не из-за их сговора в его душе поднималась холодная ярость. Хуже всего было другое, то, о чем он ни за что не сказал бы братьям. Из-за того, другого, ему показалось, что он попал в ловушку, и потому еще больше досадовал и злился. И все же он воздерживался от каких-либо замечаний как в адрес братьев, так и в адрес покупателей. Он сидел с безучастной миной и не сказал ни слова, пока Хиркенер и Иселин Варос не ушли.
Арвид пошел провожать гостей. В тесной прихожей три человека размещались с трудом. Арвид подавал гостям пальто, шутил. Пока Арвида не было, Рейдар ничего не говорил Эммануэлю. Атмосфера в комнате стала напряженной. Оба брата сидели отвернувшись друг от друга, смотрели на противоположную стену и слушали, как Арвид по-стариковски флиртует с Иселин. Наконец за гостями закрылась дверь.
По мнению Рейдара, Хиркенер так быстро и без суеты ушел потому, что решил: битва уже выиграна. Обдумывая сложившееся положение, Рейдар с трудом сдерживал гнев. Вместе с тем из глубин души поднималось смирение. И это было даже хуже. Его сознанием постепенно завладевало безразличие – будто туман в лесу, обесцветивший все краски и сделавший чащу непроходимой. На него нашло оцепенение; ему показалось, что у него больше не осталось ни желания, ни сил барахтаться. От взрывоопасной смеси – агрессии и апатии – ему вдруг стало душно. Вместе с тем он понимал, что сегодняшняя встреча – самое важное событие в его жизни за много лет. Вот какие мысли бродили у него в голове, сопровождаемые визгливым смехом Арвида из прихожей. Эммануэль, очевидно раздосадованный мрачным видом Рейдара, смотрел в одну точку. Рейдар же принялся обдумывать двойной удар. Во-первых, нужно любыми силами помешать сделке по продаже магазина, которым братья владели сообща. Во-вторых, очень важно выиграть время, чтобы хорошенько обдумать сложившееся положение.
