Ангел в яблоневом саду

Людмила была очаровательна, скромна, любила меня и всегда порывалась сделать для меня нечто такое, что впечатлило бы меня. Понятное дело, что все это стоило денег, и потому я с самого начала предупредил ее, что никогда не приму от нее никаких подарков. Что это противоестественно, что это я, мужчина, должен одаривать ее, доставлять ей удовольствие.

Ее муж часто бывал в командировках, и мы многие вечера проводили в моей квартире. Что мне еще нравилось в ней, так это то, что она никогда не строила в отношении меня никаких планов. Она не хотела быть моей женой, не хотела стирать мне белье или готовить по утрам завтраки, она хотела, чтобы я всегда оставался для нее именно любовником, от слова «любить», а не «жить вместе».

Мне было с ней хорошо, спокойно и уютно. И кто бы мог подумать, что именно эта связь, даже не связь, а роман, приведет к таким печальным последствиям!!!

Сейчас, оглядываясь назад, я спрашиваю себя, как могло случиться, что я поддался искушению? Выходит, что я и не знал себя до определенного момента. Получается, что все люди ничего не знают о себе, представления не имеют, на что способны, оказавшись в той или иной провокационной ситуации. Или же это касается только меня?

Наступила весна, и наши встречи стали происходить на даче Нечаевых.

Прекрасный дом на берегу Волги. Вокруг тишина и покой, дубовая рощица. Все дачи расположены далековато друг от друга из-за больших размеров участков.

– Гера не появляется здесь, говорит, что ему тут скучно, – сказала Людмила, когда впервые привезла меня к себе на дачу в «Утесово».

– Ты уверена? – спросил я, не горя желанием быть застигнутым ее мужем. – А зачем же тогда вам дача?

– Здесь сад, цветы, малина… Свежий воздух опять же. Понимаю, ты, верно, хочешь меня спросить, кто же тут работает? Отвечу – моя соседка, тетя Даша. Она замечательная. Мы платим ей, и она содержит все в порядке и чистоте. Урожай делим, так что никаких проблем.

– Это значит, что она может появиться здесь в любую минуту?

– Нет-нет, я позвонила ей и сказала, что приеду отдыхать. Она женщина нелюбопытная, все понимающая, так что можешь быть спокоен.

Но спокойным я мог быть лишь у себя дома. Однако ближе к лету мы и вовсе стали встречаться только на даче. Я еще осмелел и потому, что муж Людмилы зачастил в командировки, он отсутствовал неделями. Людмила время от времени звонила ему, или же они общались посредством Интернета. Скайп – великая вещь: Люда разговаривала с мужем, сидя на даче в спальне (я в это время, чтобы ее не смущать, курил, к примеру, на кухне или веранде), и он знал, где она находится; сам же Герман Нечаев, симпатичный, с умным лицом человек, разговаривал с женой в декорациях гостиниц, конференц-залов (в перерыве между заседаниями), летних кафе Петербурга, Риги и Праги. Поэтому-то я и был уверен в том, что он точно далеко и я могу не переживать на этот счет.

В тот раз все было как обычно. Правда, Нечаев никуда не уезжал, он был в городе, но до такой степени загружен работой, что появлялся дома, со слов Люды, только ближе к ночи. Я, как мы и договаривались с Людмилой, отправился с утра в Утесово, а она должна была приехать после салона красоты.

На даче я первым делом разгрузил сумки, разложил продукты в холодильнике и буфете, после чего заварил себе чай, выпил и прилег отдохнуть в спальне. Окно было распахнуто, в комнату струился свежий воздух, напоенный ароматом роз. Понятное дело, я уснул. Я вообще очень люблю спать. Считаю это одним из подаренных самой жизнью удовольствий.

Проснулся от звука подъезжающей машины. Я подошел к окну и сквозь кружевную занавеску увидел большой черный джип. В марках машин, как уже говорил, я не очень-то разбираюсь, но джип от остальных машин отличить могу.

У меня тоже была машина, подержанный «Фольксваген», но ему требовался ремонт, поэтому на дачу я приехал на электричке. Думаю, это даже хорошо, иначе Нечаев (а это, к моему ужасу, был он!) сразу увидел бы чужую машину рядом со своей дачей, и вряд ли ему это понравилось бы. А так он вышел из машины, громко хлопнув дверцей, уверенно отворил калитку (я в это время молниеносно избавлялся от следов своего присутствия, собрал с пола свитер, джинсы, носки, сумки и, главное, успел тихо защелкнуть английский замок входной двери, как если бы дача была заперта), взбежал по-молодецки на крыльцо, достал ключи и открыл дверь. И так же уверенно, посвистывая, прошел в спальню, где, к счастью, не заметил меня, застывшего за плотными тяжелыми портьерами (откуда я мог знать, что он прямиком направится в спальню? что ему там делать?!). Кончив свистеть, он принялся напевать что-то, снимая со стены над кроватью мою любимую картину с маками и ромашками, написанную маслом. За картиной я увидел сейф.

Герман задумался, вероятно, освежая в своей памяти набор цифр, затем аккуратными движениями привел в действие механизм секретного замка, после чего легко открыл сейф. Мне в щелочку было видно, что в сейфе полно денег. Сложенные ровно пачки радовали глаз. Думаю, что и на Германа вид денег произвел благоприятное впечатление. По его лицу видно было, что он удовлетворен. Ему бы сразу взять эти денежки да уехать. Но он вышел из машины налегке, то есть с пустыми руками. Оставил в авто приготовленную заранее сумку. А потому, вспомнив об этом, отправился за этой самой сумкой. Вышел из спальни, из дома. Вот тут-то все мои жизненные принципы, основанные на хорошем воспитании, разом исчезли, уступив место яркому, как июльское солнце, и ослепительному желанию воспользоваться моментом и забрать эти деньги. Словно кто-то внутри меня сказал мне: «Сережа, вон он, твой шанс, эти деньги – твои!»

На кресле лежала шерстяная вязаная кофта Людмилы, я схватил ее, расстелил на полу и принялся укладывать туда деньги. Завернул все в кофту, спрятал на пол, на то место, где недавно стоял за портьерами, и сам встал рядом, поскольку выбежать с деньгами из спальни уже не представлялось возможным. Да и вообще, сейчас, оглядываясь назад, я и сам не могу понять, зачем я это сделал. Ведь понимал, что Нечаев, обнаружив пустой сейф, первое, что сделает, это начнет метаться по дому в поисках вора. Мне бы прихватить несколько пачек, и все, и тогда бы ничего не случилось, ни-че-го! Или надо было выбраться из спальни через распахнутое окно. Но я побоялся, что не смогу так быстро и ловко все это проделать, боялся зацепиться ногой о высокий подоконник и растянуться на глазах хозяина дачи, рассыпав украденные деньги… Поступок наиглупейший, словно продиктованный мне самим дьяволом, сидящим во мне и только и поджидавшим подобного случая. Я никогда прежде ни у кого ничего не воровал, считая это отвратительным, недостойным порядочного человека, каким я себя до этого дня считал. Но то, с какой легкостью я забрал все эти деньги, убедило меня в обратном. Получилось, что внутри меня сидел вор. Он дремал до поры до времени. Вероятно, мне потребовалось всего лишь одно мгновение, чтобы увидеть свое будущее с этими деньгами: залитое солнцем ровное шоссе, по которому я мчусь навстречу теплому ветру истинного счастья. Хотя, возможно, подсознательно мне хотелось причинить боль моему сопернику, мужу моей любовницы, к которой я относился с большой нежностью и жизнь которой представлялась мне полной обид и унижений, исходящих от неверного и остывшего к ней мужчины.

Я сделал это и стоял за плотными шторами, обливаясь потом страха, придавленный содеянным, онемевший, парализованный, понимая, что в любую минуту меня могут обнаружить и наказать.

Дверь распахнулась, Герман вошел в спальню, правда, больше не насвистывал и не напевал. Вероятно, в ту минуту он был вообще далеко от дачи, его мысль унеслась туда, куда ему следовало отвезти эти деньги. У него были свои планы.

Он остановился перед пустым сейфом и окаменел. Я видел лишь его спину. Напряженную, как мне показалось, спину. Потом он ахнул, застонал и тяжело, с жутким грохотом упал на пол.

Я стоял и смотрел на распростертое в нескольких шагах от меня тело, еще не подозревая, что Герман уже мертв. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я решился выйти из своего укрытия. Я подошел и посмотрел ему в лицо. Глаза его были полуприкрыты и застыли, остекленели. Я опустился рядом с ним и взял его за руку, чтобы прощупать пульс. Мне не верилось, что он умер. Вот так, быстро. Вероятно, у него было слабое сердце, но я об этом не знал. Да даже если бы и знал, что с того, разве я поступил бы иначе? Мне вообще тогда показалось, что я – это не я, что я по-прежнему стою за шторами, а это кто-то другой, живший во мне, сейчас держит руку покойника. Так не должно было случиться. Ничего такого, тем более криминального, уж точно не должно было быть в моей жизни.

Мне бы тогда выложить деньги из кофты и вернуть в сейф, но я не смог этого сделать. Подумал, что никто, кроме Людмилы, не знал, что я здесь, а уж с ней-то я сумею договориться. Скажу, что находился в спальне, за шторами в тот момент, когда Герман открывал сейф. И что ему внезапно стало плохо и он умер на моих глазах. И тогда я, решив, что не стоит оставлять деньги на виду, чтобы их не прикарманили доблестные работники полиции и прокуратуры, а то и вовсе посторонние люди, которые могли случайно оказаться на даче, уложил пачки в принесенную Нечаевым сумку и осторожно, постоянно оглядываясь, покинул дом.

До электрички шел не по дороге, где меня могли заметить, а через посадки смородины. Мне повезло, платформа была почти пустая, если не считать нескольких дачников с ведрами с урожаем, да и электричка пришла сразу же.

Я сел и поехал в город.

8. Валентина

Сначала он появился возле моего дома, увидел меня, улыбнулся. Приезжий. У нас в Идолге таких нет. Блондин, натуральный, красивый, и глаза такого цвета, словно в них отразилась июньская зелень. Кожа белая, видно, что городской, не загорелый.

Он позвал меня, я бросила шелушить луковицы гладиолусов, встала со ступенек крыльца, отряхнула фартук и подошла к забору.

– Вам кого? – спросила я, разглядывая мужчину.

– Мне бы комнату снять, – сказал он тихо, глядя мне прямо в глаза.

– Вы – кто? Рыбак?

– Да… да… я рыбак.

– А где же ваши удочки?

В Идолгу иногда приезжали городские – порыбачить, отдохнуть. Но обычно это были друзья или родственники местных жителей. Этот же был как бы ничей. Я тотчас представила себе, как он живет в моем доме, как я готовлю ему завтрак, как топлю баню, как взбиваю ему подушки перед сном… Я разволновалась. Представленное показалось мне совсем реальным, с далеко идущими последствиями. Пусть на неделю, пусть на три дня… Подумала и тотчас застыдилась своих мыслей и желаний.

– Куплю в вашем магазине. Ведь в таких деревенских магазинах можно что угодно купить. От хлеба до резиновых калош.

– Ну да, конечно…

– Так сдадите комнату? Ваш дом находится как раз на окраине, река близко…

– Да вы зайдите, поговорим.

Я поставила чайник, накрыла стол в саду. У меня с завтрака оставались блины, угостила с медом.

– У вас здесь просто рай… – сказал он, показывая взглядом на сад. – Птицы поют. Никакого тебе городского шума, ни суеты. Вы одна живете?

– А вам зачем это знать?

– Вы так легко впустили меня к себе, ничего обо мне не зная. Не боитесь меня?

– Так… Немного побаиваюсь. А что, вас нужно бояться?

– Вас как зовут?

– Валя. Валентина.

– Очень красивое имя. Оно имеет свой аромат, знаете?

– Нет, не знаю… – Наши голоса сливались с гомоном птиц. Я не могла не смотреть в его зеленые глаза.

– Цитрусовый аромат, мандарин и лимон… – От его слов вокруг запахло мандаринами и лимонами.

– А вас как зовут?

– Сергей.

– Что вы здесь делаете, в Идолге, Сергей? Кого-то ищете?

– На самом деле я пришел к вам не случайно. Соседи мне сказали, что вы дом продаете. – Я сразу почувствовала, что он играет со мной. Смотрит в глаза и словно прощупывает меня, пытается что-то понять.

– Но я не продаю дом. И никто во всей Идолге вам такого сказать не мог.

– А может, продадите? Я вам хорошую цену дам.

– А вы свой дом, в который вложили всю душу, продали бы?

– Не знаю… Я уже ничего не знаю. Если честно, то никакой я не рыбак и не собираюсь покупать дом… Я и сам не понял, как оказался здесь. Просто ушел из дома, от жены… Еще вчера. Ночевал на вокзале, меня чуть в полицию не забрали. Потом сел на электричку и поехал… Сошел на вашей станции, забрел на вашу улицу, увидел вот вас… И теперь не знаю, что мне делать.

– Рано или поздно все равно ведь вернетесь домой. – Так я поняла, что он женат.

– Но лучше поздно, чем рано. Мне бы прийти в себя немного. Пустите к себе, на полный пансион на недельку, у меня деньги есть, я вам заплачу. Буду спать, дышать воздухом, пить молоко и снова спать.

– А работа?

– Я позвонил утром, сказал, что приболел. На работе все нормально будет, у меня там друзья… К тому же они хорошо знают мою жену, поймут… А я потом все отработаю.

Я смотрела на него и пыталась представить его участником семейной ссоры. Пыталась, да только у меня ничего не вышло. Я вообще не видела его рядом с женщиной. Тем более с женой. Было в нем что-то такое, что выдавало в нем одиночку, холостяка.

Мне бы тогда согласиться да и поселить его сразу у себя. И откуда только взялись дурные мысли насчет моей племянницы? Как представила себе, что она увидит его у меня да и положит на него глаз, так тут же дурно стало – этого еще не хватало! У меня с Иркой и так отношения сложные, запарила она меня своими проблемами: то мужик ее бросил, то денег нет, то депрессия…

И черт меня тогда дернул вспомнить про времянку Надьки! К ней же, к соседке моей, мужик ходит, муж бывший, Борис, вот я и подумала, что она как бы не одна, зачем ей связываться с городским? То есть первая мысль была, чтобы она не увела у меня этого зеленоглазого, сейчас даже стыдно вспоминать… А вот подумать, что Борису может не понравиться, что в его времянке живет зеленоглазый красивый «рыбак», не судьба была. А ведь Надька от Бориса зависит, вернее, от денег его. Да и любит она его до сих пор. И это после того, как он бросил ее, променял на Соньку… А-а-а, старая история, даже вспоминать не хочется.

А теперь вот они, Надька с ее бывшим, вроде как любовники. Он к ней время от времени наведывается, звонит предварительно, а она ждет его, прическу сделает, ногти накрасит, пельмени сварганит и сидит у окошка, ждет. Так жалко Надьку! Убила бы этого Бориса!

Но главное ведь, чтобы ей было хорошо. А ей хорошо, что у нее есть Борис, пусть хоть таким макаром. Какая-никакая, а все-таки личная жизнь. Плюс подарки, денежки, продукты. Другое дело, что его все равно у нее нет, он же женат, в соседней деревне с новой женой живет, там детишки маленькие. А это значит, что Соньку он уже не бросит, да и свиданиями своими с Надькой всех возможных женихов отпугнет. Но это их дела.

Мне бы вообще не впускать Сергея к себе, поговорили бы через забор да и забыли друг о друге. Спрашивается, и кто просил меня угощать его чаем с блинами?

Истосковалась я по мужской ласке, чего уж там. Устала быть неприступной, надоело заботиться об общественном мнении. Да, конечно, я ходила по Идолге с гордо поднятой головой, зная, что никто не сможет чесать языки о моей личной жизни. Да, меня в деревне уважают, многие даже завидуют, но только мне какой от этого толк? Никто же не подозревает, как мне тяжело одной, как вою от тоски по ночам. А сколько слез я пролила, одна подушка знает. Ирка, бывало, приедет, жалуется на свою жизнь, а я ей даже немного завидую. У нее всегда кто-нибудь да есть. Она живет полной жизнью, постоянно знает, для кого губы красит да новые лифчики покупает. Бабий век короткий.

А этот, зеленоглазый, так смотрел на меня, ну просто раздевал. Я сразу поняла, что нравлюсь ему. Мне бы тогда проглотить свои слова про Надькину времянку, да поздно уже было: отворилась калитка и появилась она. Нарядная, свежая, как роза, – в город собралась. Увидела Сережу и улыбнулась, прямо расцвела. Нет, я Надьку, конечно, люблю. Мы с ней подруги. Когда ей плохо, я всегда стараюсь ей помочь, утешить. А она переживает за меня, тоже во всем помогает. Мы всегда хорошо ладим. Ладили. Ходим друг к дружке в гости, выпьем винца, а то и водочки, телевизор вместе посмотрим, поплачем, если сериал душевный, позавидуем удачной женской судьбе. Я вообще считаю, что найти хорошего мужа – это самое главное в женской жизни. Вот у меня Егор был золотой мужик. С ним я была любима и чувствовала себя защищенной. Мы были с ним как одно целое. Все делали вместе и спали в обнимку. Не могу вспомнить о нем, чтобы не заплакать. Время прошло, а воспоминания такие свежие, словно он погиб вчера. Как я жалею, что не родила ему сына или дочку. Но, видно, не судьба была…

Вот и получалось, что мы с Надькой обе несчастные одинокие бабы.

– Познакомьтесь, Сергей, это Надя. Моя соседка и подружка в одном флаконе.

– Здрасте! – Надя протянула ему руку, как протягивают дамы в фильмах, вроде как для поцелуя, мой гость пожал ей ладошку, сказал, что ему очень приятно. Назвал свое имя, хотя я его уже представила. Но это неважно.

Я сказала Наде о времянке, мол, не пустишь ли городского «не рыбака» – подышать свежим деревенским воздухом, отдохнуть, набраться сил для городской жизни.

– У вас что, бензин кончился? – хохотнула моя Надя.

Это она имела в виду, что у него силы кончились, что пора подзаправиться. Мы все тогда рассмеялись.

– Мне только прибраться там надо, во времянке-то, и живите сколько хотите.

Я сразу поняла, что она сказала это на эмоциях, не подумав о том, как отреагирует на постояльца ее Борис. А он уж точно отреагирует. Он же что собака на сене: и сам к Надьке не возвращается, и ее никому не собирается отдавать. Словно она его собственность.

Я хотела поймать ее взгляд, чтобы, сделав страшные глаза, напомнить ей о существовании Бориса, мол, ты чего, подруга, не боишься селить у себя мужчину? А она, как нарочно, зыркала глазами туда-сюда, избегая моего зловещего взгляда, может, хотела меня разозлить, вот, мол, Валечка, как все чудненько решилось. Хотя, конечно, ничего такого, думаю, в ее голове не было. Просто ей тоже понравился Сергей, и она на время отключила свои мозги вместе с памятью, которая в любой момент была готова услужливо напомнить ей о существовании собственника Бориса.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.