Корона жигана

– Описать можешь, кто трезвонил? – нахмурился Константин, задетый за живое.

– Давно это было, подзабыл уже, – уклончиво ответил Хрящ, – а только припоминаю, что он на братское чувырло очень походил. Такими экземплярами у вас на Хитровке все пансионаты забиты. Присмотрись, – дружески посоветовал Хрящ.

– Ладно, разберемся. Лиза, ты вот что, подсуетись как следует, все-таки не каждый день к нам из Питера такие знатные гости захаживают. Давай своего заветного!

– Это которого? – захлопала глазами мадам Трегубова.

– А того самого, что ты в шкафчике держишь.

– Ах, этот, – Елизавета вытерла руки о передник и распахнула шкафчик. Порывшись и погремев посудой, она извлекла небольшой штоф: – Чистейший! Сама гнала. Весь первач по штофам рассадила, для особых гостей. А остальное уже так, – махнула она рукой, – без повода. Наши-то все сожрут, им лишь бы горело, – не то пожаловалась, не то похвалила Елизавета Михайловна. – Да и пить не умеют, как нажрутся, так все облюют вокруг, а у меня ковры, – повела она рукой, – красота разная.

– Не боишься, что и я напьюсь? – усмехнулся Хрящ, взяв у мадам Трегубовой стеклянный штоф. – Возьму да испорчу тебе всякую красоту.

Фомич нахмурился. Вороватый взгляд гостя откровенно остановился на прелестях Елизаветы Михайловны. Похоже, что он имел серьезные виды на хозяйку.

– Ты-то? – весело захохотала мадам Трегубова. – Ты не из таких. Во-он даже вилку правильно держишь, а ножом так работаешь, как будто из «Эрмитажа» не вылезаешь. Культура, одним словом. Где только научился?

– У меня свои университеты, – нахмурился Макар. – Сразу всего и не расскажешь.

– Ты часом не из бывших? – неожиданно спросил Фомич.

Хрящ не торопился отвечать, разливал самогонку в низенькие стопки. Разлил аккуратно, не уронив ни капли. Поставив штоф на место, он посмотрел на Фомича:

– А если бы из бывших, тогда что? За порог, что ли, меня выставишь?

Казалось, что Макар Хрящ не смотрел, а высверливал в его переносице дыру. Неприятное чувство, Костя Фомич почувствовал, как у него разболелась голова.

– Не выставлю, конечно, – честно признался Фомич. – В нынешние времена как-то все перемешалось и не разобрать. Раньше как было? Если человек по музыке ходил, так он до самой смерти идет на тихую и из гардеробов шали тырит. А сейчас что? Был форточник, а через год заделался громилой. Был царский офицерик, а нынче шайкой жиганов верховодит.

– Это ты верно подметил, – охотно согласился Макар. – Только я не из офицериков и не из бывших… Признаюсь, сам не люблю голубую кровь. В свое время я их немало потопил в Балтийском море. Революционная вошь меня, понимаешь ли, цапнула. Не уберегся. Но ничего… прошло, – едва ли не с облегчением проговорил Хрящ. – Вовремя понял, что это все не мое. Не люблю ходить под кем-то, я сам себе голова!

– А если бы не прошло? – задал вопрос Фомич, взяв стопку с самогонкой.

Рука Макара застыла на полпути, он задумался всерьез.

– Если бы не прошло, говоришь… Тогда бы я к тебе на Хитровку не жиганом пришел, а начальником уголовки. Ха-ха-ха! – Макар Хрящ громко расхохотался, он совершенно не стеснялся своей раскованности и всем видом призывал и других присоединиться к веселью.

Но праздника не получилось – по лицу мадам Трегубовой пробежала нервная судорога, а побледневшее лицо Константина лишь болезненно скривилось.

Наконец Хрящ отсмеялся. Поставил на стол стаканчик и аккуратно вытер салфеткой руки. После чего долил самогона, как прежде, до самых краев.

– Ну и шутки у тебя, однако, питерский.

– Не хуже других, – отрезал Макар. – А ты побледнел, Фомич. Давай выпьем за хорошую шутку.

Выпили молчком, лишь крякнув.

– Ты тут не шелести, – прикрикнул Костя Фомич на Елизавету. – Принеси капусточки соленой к самогонке да свали куда-нибудь в сторонку, а нам тут о деле перетереть нужно. Ты Николу Хромого знал? – спросил Фомич Хряща.

– Нашего, что ли, питерского?..

– Да.

– Знал. Он из уркачей. Крепкий был детина, еще с царской каторги пару раз бежал, а вот от большевиков уйти не удалось. Сцапали его пару месяцев назад на одном деле. А недели две назад в газете прочитал, что его к стенке поставили.

– Верно. Видный был уркач. Мой крестный. В Подмосковье когда-то вместе шорох наводили. О тебе я слыхал, что ты под началом Володьки Соленого ходил. Это верно?

– Что было, то было, – неохотно согласился морячок, – только и его давно нет. После него я свое дело организовал, и жиганы мои за меня в огонь и в воду пойдут.

– Откуда ты жиганов понабрал? – подцепил кусочек сала Фомич.

От крепкого самогона голова слегка пошла кругом, но Хрящ держался молодцом, будто бы лимонад цедил.

– Мишутку Рябого и Егорку Вяленого знавать приходилось? – неожиданно спросил он.

– Конечно. К стенке их поставили.

– А жиганов-то переловить не удалось, вот они ко мне и влились.

– Люди Рябого и Вяленого многого стоят, – невольно позавидовал Костя. – А ты скажи мне, как тебе из ЧК удалось уйти, стены там понадежнее, чем в Бутырском замке.

– А разве тебе Васька Кот не рассказывал? – перевел Хрящ взгляд на приятеля, сосредоточенно жевавшего ветчину.

– В общих словах, – пожал плечами Фомич.

– Вот и я тебе могу сказать в общих словах, а только я бабочку крутанул. И моя воля немалых денег стоила.

– Понятно, – протянул Фомич. Кто знает, может, действительно у этого морячка в ЧК свои люди. А денежки все любят, и от смены власти это никак не зависит. – Так с каким же делом ты к нам пожаловал? – доброжелательно спросил Константин.

– Я с Кирьяном буду говорить или с одним из его людей, – вновь показал гонор приезжий.

– Я от Кирьяна, – спокойно проговорил Фомич, – не боись, крутить поганку не стану, передам слово в слово.

Было заметно, что Хрящ колебался, уж слишком сосредоточенно пережевывал колбасу, собираясь с ответом. А через минуту выпалил единым духом:

– Хорошо. Но если что не так, весь спрос с тебя. Всюду найду, – его глаза налились свинцовым блеском, какой бывает на море перед грядущим штормом. И Константин натянуто улыбнулся, понимая, что скорее всего так оно и будет. – На Ильинке есть коммерческий банк. Одних только золотых червонцев там до нескольких центнеров наберется, – убежденно заверил Хрящ.

Он выразительно посмотрел на примолкшего Фомича, и Константину не удалось сдержать счастливой улыбки. В глубине души он остался доволен собой, в приезжем он не ошибся, такие фигуры не размениваются на гривенники, а сразу метят на крупный куш.

– И что с того?

– У меня в банке имеется свой человек, так вот он мне нашептал, что через неделю еще золотишка должны подвезти. А кроме того, большевички собираются свезти туда немало антикварных ценностей: иконы в золотых окладах, кресты с камушками, часы разные. У меня есть один надежный канал за границу, имеются солидные люди, что возьмут всю эту безделицу за очень хорошие бабки. Но мне одному с этим не совладать. Вызывать питерских тоже времени нет. А потом, сейчас в Питере времена стремные, не до того. Жиганы все на хазах затаились. Кто мне может помочь, так это Кирьян со Степаном.

Фомич старался выглядеть безразличным, но масштаб предстоящего дела впечатлил его. Елизавета Михайловна тоже засуетилась – принесла блюдо с отменной бужениной и торжественно водрузила на стол очередной штоф самогонки Константин знал, что баба не пропускала ни слова из их разговора.

– Как же ты собираешься такую прорву денег из банка вынести? Ведь это же тебе не какая-нибудь продуктовая лавчонка.

– Верно, – охотно согласился Макар. – А только я продумал все до мелочей. Десять человек войдут в банк и положат всех на пол. Ключи от хранилища я беру на себя… Они будут у меня через три дня… Как? Не важно! Пятеро пойдут со мной в хранилище, вместе все золотишко уложим в пролетки…

– Откуда пролетки?

– А вот в этом мне должен помочь Кирьян. Москва – его город. И где раздобыть надежных извозчиков, он должен знать. За полчаса до налета мы поставим пролетки перед банком. Это подозрения не вызовет. Экипажей там бывает много, все так делают!

– Что-то больно рискованно, – засомневался Фомич. – Кирьян в последнее время осторожничать стал, чекисты в затылок начали дышать. Даже на Хитровке кроты прорылись.

Макар отрицательно покачал головой.

– Риска никакого. Здесь у меня под Москвой склад один на примете есть, а в нем кожанки чекистские имеются. Как раз на всех хватит. Мы эти курточки с фуражками реквизируем, а потом со всем этим маскарадом в банк и заявимся.

– А вдруг нас кто по пути остановит? Мало ли случайностей?

– Не боись, все будет в ажуре, этот вариант я тоже просчитал, – весело отозвался морячок. – Ксив я тебе достану целый вагон. Хоть задницей жуй! Я тут с одним Кулибиным переговорил, он в типографии работает. Так для него выправить десяток корочек – плевое дело.

– Человек-то свой? – не сумел скрыть заинтересованности Фомич.

Предстоящее ограбление ему нравилось все больше В груди зародился приятный холодок, словно он, вооружившись наганом, уже врывался в помещение банка. А может, и вправду никакого риска?

– Верю, как себе, – убежденно проговорил Макар, рассеяв последние сомнения. – Он и раньше меня выручал. А потом, терять ему такого богатого клиента, как я, не с руки. Где же он еще столько башлей насшибает?

– Хорошо, а дальше что?

– У входа встанут два «чекиста» с повязками на руках, в банк никого пускать не будут. А мы между тем спокойно, безо всякой суеты золотишко в пролетки перетаскаем. – Неожиданно Хрящ призадумался: – Есть еще один неплохой вариант, но по нему ответ может быть только завтра.

Фомич насторожился:

– Что за вариант?

– В одном воинском гараже у меня шофер знакомый работает… Из наших… Когда-то мы с ним по очень приличным делам работали. Он пообещал помочь с машинами.

– Машины было бы неплохо, – охотно согласился Фомич.

– Думаю, что не подведет! Да и отказываться ему нет смысла, какой же фраер от хороших денег отбиваться станет, тем более если они к нему сами плывут.

– Тоже верно, – сдержанно кивнул Фомич, позабыв про выпивку.

– А куда ты предлагаешь золотишко свезти? Может, к мадам Трегубовой, – кивнул он в сторону хозяйки, застывшей с ножом в руках над куском окорока.

Фомич слегка улыбнулся, заметив, как напряглось лицо Елизаветы Михайловны. Она слышала каждое их слово и, наверное, в эту минуту даже перестала дышать. В питерском она угадывала очень крепкого жигана и связывала с его появлением пополнение собственной кубышки. Как бы там ни было, но питерскому придется отстегнуть Елизавете Михайловне за гостеприимство немалую сумму. А потом, кто знает, не будь ее, может быть, и дело бы не выгорело.

Гость отвечать не торопился. Фомич уже обратил внимание на его привычку вдумчиво отвечать на серьезные вопросы. Вот прожует сейчас сальцо, запьет его самогонкой и выдаст, слегка растягивая слова.

Так и произошло. Макар занюхал коркой хлеба сивушный дух и степенно заговорил:

– Думал я об этом… Место должно быть надежным, чтобы ни одна посторонняя душа об этом не знала. А Хитровка что такое? Проходной двор! Сегодня здесь одни людишки, завтра другие заявятся. Попробуй узнай, кто такие! – Фомич не мог не согласиться с его аргументами. Правда в них была. – А бродяги народ неблагодарный, добро редко помнят, а продать ближнего за копейку – для них святое дело. – Костя Фомич слегка качнул головой, опять Хрящ прав, и ничего тут не попишешь. – А потом, ты сам говоришь, что чекисты уже здесь стали шнырять. А если банк возьмем, так в первую очередь они сюда нагрянут.

– Это точно! – жизнерадостно поддакнул Васька Кот. Он старался не отставать от Макара и с завидной регулярностью выуживал из тарелки крупные куски.

– Значит, место нужно подобрать безопасное и одновременно такое, чтобы к нему всегда можно было подойти без проблем.

Костя Фомич заметил, как разочарованно поморщилось личико Трегубовой. Помедлив минуту, она принялась яростно нарезать сало.

– У тебя есть на примете такое место?

– Есть, – азартно вспыхнули глаза Макара. – Домишко один есть у Прохоровской фабрики, небольшой и совсем неприметный. В него и сложим. Что важно, дом этот от дороги далеко и стоит около самой воды. В случае чего золото можно на лодки сгрузить и на другую сторону переправиться.

Фомич задумался. План был хорош. Значит, не зря так нахваливают Хряща. Умеет парень рассчитать все до мелочей. А к тому же еще дерзок необычайно, умен, знает, чего хочет, и говорить умеет красиво, как на митинге. Что тоже немаловажно. Блатные таких типов любят. Им верят и за ними идут. Хотя кто его знает, как там дальше получится. Константин мог привести немало примеров, когда даже самые авторитетные паханы падали ниже шпанки.

– Предложение дельное, – согласился Фомич.

– Признаюсь, что над этим делом мы вместе с Яшкой Вальтом кумекали. Да, видно, не судьба ему…

Фомич насторожился.

– Яшка Валет, говоришь? А что там с ним за беда такая приключилась? Может, кто подставу сделал?

– Просто не повезло, – вздохнул Макар, – можешь у Васьки Кота спросить. Он с нами на дело ходил. Наколку нам дали стоящую. Зубной врач один. У него своя клиентура, и сплошь бывшие буржуи да нэпманы. Неделю его пасли. А как вещички стали выносить, на патруль напоролись. Яшка даже ничего сообразить не успел, его прикладом в висок, а мы с Васькой проходными дворами ушли.

– Невеселую историю ты рассказал, – мрачно заключил Фомич. – Но что поделаешь, жизнь продолжается. Нам о хлебе нужно думать. А твое дело я Кирьяну передам. Но быстрого ответа не жди. Ему все продумать нужно.

– Время не терпит, – сдержанно напомнил питерский. – Через неделю может быть поздно.

– Да знаю, – отмахнулся Фомич, – только это не от меня зависит. Как Кирьян решит… Это серьезное дело, много людей требует. Тебе здесь никто, кроме Кирьяна, не поможет Он тоже жиганов по семечку собирал, есть в его семье и уркачи. Но держатся они скромно и Кирьяна принимают за старшего.

– Ладно, – поднялся Макар, – пойду я.

– Так ты уже уходишь? – спросила мадам Трегубова. – Может, задержался бы еще.

Макар с интересом посмотрел на хозяйку и проговорил:

– Если такая баба просит остаться, так почему же мне отказываться.

И по-свойски притянул Елизавету за талию к себе. Женщина не противилась. Легкой былинкой прижалась к питерскому.

– Но-но! А ты нахал, – шутя погрозила пальчиком Елизавета Михайловна, но грубоватая ласка гостя ей была приятна. Это было видно по ее возбужденным глазам. – Только я не такая, меня завоевать надо.

– Значит, мне придется ночевать в другом месте. Времени у меня нет, чтобы песцовые шубы к твоим ногам кидать, – убрал руку питерский.

– Так где же ты остановился? Может, тебя проводить? – прищурился Костя Фомич.

Макар хмыкнул:

– А ты молодец, самогона едва ли не ведро выдул, а глаз вон какой трезвый. Так и надо жить! Я сам никому не доверяю, так же, как и ты. Потому что вокруг не жизнь, а паскудство одно. Куда ни глянь… Сегодня он тебе брат, а завтра за гривенник готов продать Так что куда я пойду, не твое дело, и охраны мне твоей не надо. Сам как-нибудь справлюсь, – постучал Хрящ себя по оттопыренному карману, в котором лежал наган. – Самый мой верный друг со мной, но за заботу благодарствую.

– Хата хоть проверена?

Хрящ усмехнулся:

– Ты думаешь, что только Кирьян такой осторожный. Я тоже на паленую хазу не заявлюсь. Человек этот мой и меня не сдаст. В прошлом месяце у него пятеро наших питерских жиганов кантовались.

– А сам ты останавливался у него на хате? – неожиданно спросил Фомич, продолжая буравить Макара взглядом.

– Было дело.

– Значит, ты в Москве уже бывал?

– Приходилось, – посуровел Макар. Вопросы становились ему в тягость.

– А с кем ты из наших дело имел? – продолжал наседать Фомич.

– Послушай, Костик, ты что, меня еще не проверил, что ли? Подловить на чем-то хочешь? – доброжелательно спросил Хрящ, стараясь не повышать голоса.

– Нет, отчего же, – широко улыбнулся Фомич, – просто интересуюсь.

– Меня начинают раздражать твои вопросы. С кем я был, это мое дело, и своих людей я не сдаю. У меня такое впечатление, что прежде чем стать жиганом, ты в уголовке ошивался… – Макар достал зажигалку из желтого металла. Фомич заволновался. Так могло выглядеть только золото. А в крышку с вензелями и фамильным гербом был встроен бриллиант величиной с крупную горошину. Питерский продолжал что-то говорить, помахивая при этом зажигалкой. Но Фомич его уже почти не слушал, его взгляд был сосредоточен на бриллианте, полыхавшем разноцветными огнями. – …А эта хата не паленая, я за нее головой ручаюсь. Ты вот мне, например, даже бабу не предложил. А это негостеприимно, – с укором покачал головой Хрящ. – А на нашей хате, кроме выпивки и отменной закуси, меня еще и подружки дожидаются. А спать без бабы, знаешь ли… – Макар отрицательно покачал головой, – я как-то не привык. Ты меня здесь все про жиганов московских выспрашивал, так это тоже мои люди!.. Я вот у тебя здесь на Хитровке сижу, а они меня на хазе дожидаются. И если что со мной случится, так они сразу питерским дадут знать, – пыхтел дымом Хрящ.

– Ну что ты так раскипятился, – примирительно произнес Фомич. – Я так просто спросил… побеспокоился, все-таки ты мой гость. А вот откуда у тебя такая редкая вещица? Может, продашь? – с надеждой спросил Фомич.

– А-а, это, – размякая, протянул Хрящ, – князя Юсупова. Он любил такими безделушками баловаться. По моему заказу, еще до переворота, один марвихер у него выудил. Так что она мне не за бесплатно досталась. Во всей России три таких зажигалки наберется. Одна у великого князя Андрея Владимировича, но это уже в Париже, – махнул он рукой. – Другая в Оружейной палате хранится, и третья у меня.

– Продай мне ее, – загорелись глаза Фомича.

Макар усмехнулся:

– Она мне и самому нужна, – вертел в руках дорогую вещицу питерский, как если бы она впервые попала к нему.

– Сколько ты за нее хочешь? – не отступал Костя Фомич. – Тридцать тысяч? Сорок?

– Это ты о рублях, что ли, говоришь? – презрительно фыркнул жиган. – Если все-таки я и продам ее, то за золото, за червонцы.

– Уж не думаешь ли ты за границу слинять?

– А тебе-то что за дело? – насупился Хрящ. – А царские червонцы еще долго в ходу будут.

– Продай мне, – подала голос мадам Трегубова. – Хорошую цену дам.

– Ну что за баба такая!.. – вспыхнул Фомич. – Как увидит красивую вещь, так глаза из орбит выскакивают Ты что, среди торбовщиков с ней щеголять собираешься? А потом, ты ведь и не куришь! Тьфу ты! Ну что за баба такая занозистая, лишь бы наперекор все сделать.

Макар Хрящ великодушно улыбался:

– Мне без разницы, кому продавать. Вы тут разберитесь между собой. Главное, чтобы цена была подходящая. – Он спрятал зажигалку в карман, пыхнув дымком под потолок. И направился к выходу.

– Постой, – попридержал гостя Фомич, – я сейчас за порог гляну, может, кто чужой пасется.

Фомич вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Ветер прошелся по улице, обдав лицо сыростью. От угла дома отделилась фигура и стремглав кинулась навстречу.

– Вот что, чумазый, – негромко проговорил Константин. – Сейчас отсюда выйдут двое, проследишь со своими пацанами, куда они направятся. На вот, возьми рублик за расторопность, – сунул он в маленькую ладошку монету. – Как узнаешь, тут же ко мне.

– Понял, Фомич, – с готовностью произнес малец и тут же юркнул за угол дома.

Костя Фомич открыл дверь.

– Все в порядке, Хрящ, можно выходить. У нас тут своя охрана, если бы легавые заявились, так мы бы уже об этом знали, – не без гордости сказал он. – Разведка у нас работает.

– Хорошо вам здесь живется, – не спеша вышел на вольный воздух Макар Хрящ.

– Не тужим, как видишь.

Из-под пелены темно-серых облаков тускло пробился месяц, осветив серебряным светом стоящие на пороге дома фигуры.

– Нам бы организовать такое дело на Лиговке, – мечтательно протянул Макар Хрящ.

– Не выйдет, – отрицательно покачал головой Фомич, – уж слишком чекисты стали напористыми. А потом, здесь у нас свои традиции сложились. Я ведь с малолетства на Хитровке околачиваюсь, и таких, как я, у нас более половины.

– Возможно… Ну и накормила меня Лизонька, мясо в зубах позастревало, – пожаловался питерский. Он ловко извлек из коробка спичку и, достав из кармана нож, уверенными движениями заточил кончик спички.

Фомич невольно обратил внимание на красивый предмет. Даже в полутьме было видно, что работа необыкновенно тонкая – рукоять из кости желтоватого цвета инкрустирована золотом, а лезвие узорчатое, из дамасской стали. Таким ковырнешь разок, и до самой смерти рана не заживет.

– А ты, я вижу, любишь красивые вещи, – показал взглядом на нож Фомич.

– А кто их не любит, – усмехнулся Макар, поигрывая ножичком. – Это как баба, не могу пройти мимо красивой, обязательно хочется получить ее в собственность. Ничего не могу с собою поделать Любую цену за хорошую вещь отдам.

– Дай глянуть, – протянул руку Фомич.

– Бери, – сложил нож Макар и протянул его Константину.

– Знатное перышко, – оценил тот. – Такое в руке держать одна радость. И золота здесь немало. Вон какой тяжелый.

Питерский жиган любил красивые вещи, а это уже характер. Не каждому они в руки даются, лишь избранным. А если попадаются к людям случайным, то, как правило, надолго у них не удерживаются, ускользают меж пальцев, как речной песок. Красивая вещь любит людей волевых, требуется немало достоинств, чтобы удержать ее при себе.

Верно сказал питерский: золото сравнимо разве что с бабами – к одному оно прилипает, а других не замечает совсем.

– Я не взвешивал, но золота немало.

– И сколько ты за него отдал? – возвращая нож, спросил Фомич, подумав о том, что он и нож бы приобрел в собственность.

– Здесь другая история, – небрежно сунул нож в жилетку Хрящ. Будто и не золото вовсе, а кусок обыкновенного железа. – Мне его подарил Степа Рыжий.

– Дорогой подарок.

– Я тоже оценил, – согласился Макар Хрящ.

– Ты вот что, – отбросил последние сомнения Фомич, – давай завтра часиков в девять подваливай на Хитровку.

– А Кирьян-то будет? – засомневался Хрящ.

– Расскажу ему все, как есть. Ты фартовый, а он таких любит, они удачу приносят. Да вот еще что… Ты к Лизке того… не клейся. Я ее замарьяжил.

– Ладно, договорились, – и, кивнув на прощание, Хрящ ушел в ночь, увлекая за собой Ваську Кота.

Фомич увидел, как от противоположного дома мелькнули две тени и, прячась под козырьками домов, устремились вслед за гостями.

Уж эти-то не отпустят, до самого пристанища залетных проводят.

Фомич еще немного постоял, а потом уверенно направился в глубину Хитровки, в небольшой флигель. Оглянувшись и не обнаружив ничего подозрительного, он выбил пальцами по двери негромкую дробь. Дверь тотчас открылась, и Фомич юркнул в проем.

Комната была небольшая, заставленная коваными сундуками, в углу стояла кровать, на которой, разомлев, поверх пестрых покрывал лежала девица лет восемнадцати.

Фомич старался не смотреть на нее и как заговоренный наблюдал за пальцами Кирьяна, неторопливо застегивающего рубаху.

– Хочешь? – показал Кирьян на девушку, которая совершенно не стеснялась своей наготы, и, махнув рукой, добавил: – Ах да, совсем забыл, ты же у нас однолюб. Ну чего там, рассказывай, – указал он рукой на сундук.

Фомич скромно присел на самый краешек. Не исключено, что под крышкой сундука находятся денежки от последнего налета на артельные мастерские, откуда только одной мануфактуры было вывезено на двадцати подводах. Кирьян любил работать с размахом.

– Не подстава? – устроился Кирьян рядом.

– Не похоже. Про питерские дела много знает и ведет себя так, как жигану положено.

– Как мазу держит?

– За своих горой стоит и лишнего тоже не болтает.

– Смотри в оба, а то рога замочишь, – строго предупредил Кирьян.

– Ты думаешь, я не понимаю, – обиделся Фомич.

– Ладно, что там за дело он говорил? – живо поинтересовался Кирьян.

Костя, стараясь не упустить малейшей детали и тщательно скрывая личный интерес, поведал о плане Макара.

– Дерзко. Умно. Слышал я о Хряще. Что ж, это на него похоже, – задумчиво проговорил Кирьян, внимательно выслушав Фомича. – Так во сколько договорились встретиться?

– Часиков в девять.

– Отлично. Буду. А еще и Степана с собой захвачу. Ему тоже не терпится с залетной птахой познакомиться. Ну а теперь давай попрощаемся, видишь, барышня дожидается, – кивнул он в сторону кровати. – Тебя никто не видел?

– Ни одна живая душа, – уверил его Фомич.

– Хорошо, порожняк гонять не будем. Ты вот еще что на картишках залетного проверь. Жиганы питерские в картах большие мастера. Здесь его нутро до печенок высветится.