Наследие предков. Tod Mit Uns

Александр извлек из рюкзака и поставил на пол лампу-коптилку, сделанную из 23-миллиметровой гильзы и подаренную когда-то Тиграном. Поджег промасленный фитиль, зажатый в ней. Благо, соседство и добрые отношения с разведчиком позволяли ему не только заиметь такой светильник, но и регулярно пополнять свои запасы топлива для горелки. Тигран мог прийти с похода на поверхность ни с чем, но обязательно приносил слитое с какой-нибудь разбитой машины в городе топливо либо масло. А еще он обязательно нес из своего рейда красивую открытку. Даже самый бесплодный поход не огорчал его, если он приносил открытку с цветами или красивыми пейзажами, или умиляющими своим видом зверушками. Иногда казалось, что на самом деле у него где-то в жилище тайник с сотнями или даже тысячами этих открыток, и он достает по одной на выход, выдавая за найденную в городе. Может, так оно и было. Недаром ведь про Тиграна в общине в шутку говорили: «Кто хитрее из армян? Это братец Баграмян». Открытки он приносил соседке, обаятельной брюнетке Рите Гжель. Она являлась врачом общины. Не единственным, но одним из самых опытных. Училась ведь своему врачебному ремеслу не здесь, в так называемой провинции, а в престижном училище города Москвы, откуда и была родом, оказавшись в Калининграде прямо накануне всемирного апокалипсиса.

Ни для кого не было секретом, что Тиграну Рита нравилась и, скорее всего, даже больше, чем нравилась. Он и сам этого не скрывал. Старался красиво ухаживать. Настолько красиво, конечно, насколько это позволяли нынешние условия. Вот, например, посредством дарения по одной открытке после каждого своего похода в город. А еще частенько сказывался больным, чтобы оказаться у нее на приеме. Конечно, она на него в таких случаях ругалась. Но тем и отличалась Рита Гжель от многих других женщин, что даже ругала кого-нибудь изящно и ласково. Однако сей факт никак не успокаивал Александра Загорского, которому еще предстоял неприятный разговор с Ритой насчет избитого Марли. Во-первых, медичка жалела даже такого никчемного торчка, во-вторых, оный торчок теперь своим полутруповым состоянием обязывал ухаживать за ним и тратить на него материальные ресурсы медицинского отдела общины. Не то чтобы добрая и отзывчивая Рита не хотела ухаживать за больным. Просто зачем калечить друг друга, доставляя и без того загруженным работой медикам новых хлопот? Ведь здоровье у людей при такой жизни в сырости и подземелье и без того оставляло желать и желать лучшего. А еще угрозы внешнего мира и прочие радости выживания долгие годы за гранью всемирной катастрофы…

Загорский тяжело вздохнул, глядя в черный колодец, ставший последним пристанищем сгинувшего наркомана Чела. Потом достал динамо-фонарь и посветил в воду. Ни дна, ни тем более тела еще недавно живого и крайне бестолкового спутника видно, конечно, не было. Вода была черна. То есть, конечно, прозрачна, но бездна колодца давала ей эту беспроглядную мглу, недавно поглотившую человека без следа. Александр еще какое-то время вглядывался в эту безмятежную бездну, ощущая запах сырости с привкусом копоти от гильзы-лампы. И вдруг он ощутил какое-то легкое беспокойство от своего пристального взгляда в колодец. Водяная мгла словно стала его манить, нашептывая глубинам подсознания безумную идею наклониться над бездной как можно сильнее и просто нырнуть туда. Загорский отпрянул.

– Тьфу, черт! – выдохнул он. – Вот же… Как там говорится: если долго всматриваться в бездну, бездна начинает всматриваться в тебя? Ну точно, мать ее…

Разговор с самим собой немного успокоил и помог упорядочить мысли, растворив эту грызущую сознание безумную идею, как соль растворяется водой. Крот стер выступивший на лбу холодный пот и, порывшись в своей наплечной сумке, извлек оттуда увесистое кольцо магнита от какого-то разбитого динамика. К магниту заблаговременно была крепко привязана бечевка. Примерно через каждый метр на ней красовался узел, позволявший судить о глубине.

Осторожно подсев к краю колодца, Загорский снова посветил на воду. Как ни странно, на стенках колодца были свежие влажные следы, словно вода колыхалась, пока он на нее не смотрел. Хотя, может, это следы от всплесков, вызванных падением в колодец Чела? В такой сырости они будут еще, наверное, долго, просто он их не сразу приметил. Главное, что то подлое наваждение, шепчущее мерзкое «занырни», больше не подкатывало.

Александр сел у самого края и стал неторопливо стравливать бечевку, опуская магнит в воду. Если и не удастся отыскать нож Тиграна, который упер покойный идиот Чел, то хотя бы узнать глубину колодца стоило. Бечевка ушла на метр. Он продолжал стравливать, подсвечивая фонарем. Два метра. Дна еще нет. Три метра. Дна нет. Четыре. Пять.

– Черт, да какая же здесь глубина?

Десять метров! Но ведь бечевка не бесконечна. Там осталось еще всего-то…

И тут Саша Загорский вздрогнул: бечевка резко натянулась. Но ведь если бы магнит, выступавший в качестве груза, достиг дна, то веревка, наоборот, должна была ослабнуть. Крот стал резко вытягивать бечевку обратно, чувствуя, как участился пульс, и похолодела спина.

– Блин! Чего это я? – выдохнул Загорский и замер. – Чего это я, в самом деле? Там, небось, железка какая-то. Вот и натянулось из-за магнита. Ну, точно.

Он уже собрался снова стравливать бечевку, продолжая поиск дня, как вдруг веревка резко дернулась, разгоняя круги на воде. И снова натянулась. Дернулась. И потянула вниз.

– Да что же это такое, а?!

Александр отложил фонарь и стал быстро выбирать бечевку двумя руками. К счастью, ее больше ничто не тянуло вниз. Но нервы Крота все равно были напряжены до предела. Вот уже мокрая веревка наматывается на руки, и эта влага напрягает еще сильнее, заставляя думать о Челе, которого она убила. О том, насколько эта вода бездонна. И конечно, о том, что какая-то чертовщина тянула вниз. Александр сопел от неприятного чувства, что веревки он стравил куда меньше, чем приходилось сейчас выбирать из этой заколдованной воды. И конечно, он смотрел вниз. В этот черный бездонный колодец. Теперь к холоду на спине и учащенному пульсу прибавились мириады волосков по всему телу, которые зашевелись. Стали топорщиться, словно пытаясь пронзить одежду и сделать человека похожим на перепуганного ежа. Ужас волнами проходил по всему телу. Ведь оттуда, из темной бездны, стал неясно проглядываться какой-то серый силуэт! Вот уже смутно различимо жуткое лицо – большое, круглое, с огромными провалами несуществующих глаз, устремивших свой потусторонний взор прямо на него, сидящего на краю бездны. И взгляд этот казался еще более бездонным, чем этот жуткий колодец.

Загорский судорожно схватил лежащий на холодном полу фонарь. Нажал на рычаг, вызывая спасительный свет диодов, и направил луч в воду. Там действительно ЧТО-ТО БЫЛО! И ОНО медленно поднималось из бездны!

– Мама!!! – заорал Александр и буквально отпрыгнул от края колодца. Сел на горящую гильзу, в одно мгновение обжегся и потушил ее своим телом. Выпустил бечевку, которая устремилась в воду. Выронил фонарь, который тут же погас, перестав получать импульсы на рычаг. Кромешная тьма окутала человека. По памяти он бросился в сторону родной общины. Туда, где есть свет и люди и нет этого дьявольского колодца. Но темнота сделала закованный в бетон подземный мир совершенно неузнаваемым. Уже через несколько шагов Загорский споткнулся обо что-то и упал, больно ударившись предплечьем. А еще ему показалось, что в момент своего бега, среди звуков собственного громкого, прерывистого дыхания и барабанной дроби сердечного ритма, он услышал сильный всплеск воды. Загорский прижался к стене и замер, сильно зажмурившись. Хотя зачем? Даже закрытые веки не дадут той темноты, которая окружала его сейчас. А уж каким подспорьем мраку был этот жуткий страх!

«Стоп, стоп, стоп! – мысленно зашептал себе Александр. – А чего это мы в таком предобкаканном состоянии, а? Ну да, магнит притянуло к железке. Может, к той же винтовой лестнице. А потом стал всплывать труп этого тупорылого укурка Чела. Все логично. Так чего я, собственно, испугался? Всплеска? Но я ведь слышал только собственный страх. Сопел с перепугу, как больной насморком слон. Шуршал ногами по бетонной крошке. Что я мог услышать там? Ну а если и был всплеск, то, быть может, это гильза упала в воду. Или фонарь. Или и то и другое. Блин! Хреново фонарь потерять…»

Он судорожно полез в свою сумку и нащупал охотничьи спички. Извлек их, но зажигать торопиться не стал. Затаился, даже поджав губы, чтобы не дышать. Нет. Все тихо. Тогда Крот, наконец, дрожащими руками зажег спичку и поднялся на ноги. Осторожно двинулся вдоль стены. Вышел к расширению коридора.

Вот и край колодца. Вон в полумраке винтовая лестница из ниоткуда в никуда. Вот и гильза. Вот и фонарь. Лежат у края. Загорский осторожно подошел к гильзе. Схватил ее. Черт! Горячая еще. Обжигая пальцы, сунул лампу в отдельный карман сумки. Поднял фонарь, пока спичка не потухла – не хотелось терять источник света. Только после того, как нажатие на рычаг вызвало свечение диодов, он отбросил догорающую спичку и посмотрел в сторону колодца. Несмотря на страх, Саша ощущал жгучее желание заглянуть в него снова. Он осторожно приблизился к краю и медленно присел на корточки. Вода колыхалась. Снова приступ страха. Однако никакого страшного лика с кромешным взглядом. И трупа Чела тоже не видно. Также исчезла и бечевка, которая, естественно, ушла вслед за утонувшим магнитом. Значит, тут больше пятнадцати метров глубины. Но насколько больше? Хотя сейчас не это главное. Главное, что нет тут ничего страшного. Просто черная колышущаяся вода, лениво облизывающая стены колодца. Но почему она колышется, черт бы ее побрал?!

Загорский отступил от края на пару шагов и осмотрелся, сопровождая свой взгляд лучом фонаря. Метрах в четырех дальше, у дальнего края колодца, он увидел то, что напугало его не меньше привидевшегося жуткого лика в воде. Это были мокрые пятна на сухом бетоне коридора. И пятна эти были не чем иным, как следами, уходящими дальше, в недра подземелья, куда Крот, – да и вообще никто из общины, – еще не ходил. Александр готов был поклясться, что, когда он явился сюда полчаса назад, никаких следов не было. КТО-ТО выбрался из ВОДЫ только что! И ушел туда, где сам дьявол чертей своих не пас!

Получив резкого и безжалостного пинка от собственного, разрываемого ощущением безграничного страха разума, Саша Загорский бросился бежать к своей общине.

* * *

Василий Борщов относился к тому типу людей, которым было недоступно взросление. Прошло немало лет после того, как он был призван в армию, и случилось то, что так и не позволило ему вернуться домой. Домом ему стало подземелье пятого форта, а единственным родителем – майор Самохин, водителем которого он давным-давно являлся по штатному расписанию. Рядовой Борщов так и завис в своем двадцатилетнем возрасте солдата срочника, где-то в глубинах сознания ожидавшего дембеля и озабоченного безграничной преданностью своему начальнику. Последнего он не только возил на давно утерянном «Уазике», но и попутно докладывал ему абсолютно все, что происходило в подразделении. Еще тогда он понимал, что его ненавидят за это. Но главное, что это ценит ХОЗЯИН. И именно эта собачья преданность держала его на плаву всегда. До катаклизма, охватившего обезумевший мир, и после него. Ведь пока есть ХОЗЯИН, существует и он.

Сжимая в руке факел, Борщов присел, чтобы протиснуться под обвалившимися конструкциями. Четыре метра неудобства и борьбы с клаустрофобией. Затем снова коридор, который кончался стеной с массивной дверью. Несколько лет назад долгие месяцы ушли на то, чтобы оживить этот массивный стальной монолит двери и вновь заставить открываться. За дверью тоже был завал, глухой и непролазный. Еще год ушел на его разбор и установку подпорок. Потом выяснилось, что дальше начинается коридор с множеством ответвлений. Какие-то помещения. Возможно, склады или бывший архив, возможно, секретный. В этой паутине знаменитый на всю общину Диггер-Крот и нашел тот коридор, исследованию которого посвятил с недавних пор все свое время. Правда, начало этих исследований ознаменовалось не очень хорошими событиями: один помощник Крота погиб, а второй получил от Загорского такую порцию люлей, что сейчас валялся в прескверном состоянии в лазарете. История была мутная, но до сих пор Самохин озадачивал себя совершенно другими вопросами. И только сегодня, после визита бронетранспортера из Красноторовской колонии, в приоритетах товарища майора, видимо, что-то изменилось…

– Вася! Борщов!

– Да, товарищ майор!

– Что там наши гости?

– Ну, апартаменты, как велели, я им выделил. Покушать, там, всякое…

– Ты, надеюсь, не забыл, что им нужно было подмешать?

– Конечно. Порошок из желтого мха. Они сейчас оба в отрубе. Нескоро в себя придут. Как велели.

– Молодец, Вася. Это то, что нужно. У меня к тебе еще одно ответственное поручение.

– Слушаю…

– Этот придурок Загорский опять пошел в тот коридор, где недавний инцидент случился. На сей раз один. Нагони его и верни. Мне он нужен очень срочно. И постарайся, чтобы он оттуда явился сразу ко мне. Есть одно крайне важное дело, в решении которого я рассчитываю на него.

– Понял, това…

– Не торопись в стойку вставать, Борщов. Я не договорил. Сделай это без лишней суеты. Чтоб ни одна душа. Ты понял? Не надо за ним отправлять никого. Я знаю, что многие мои поручения ты местным никчемным молодым задротам поручаешь. А это выполнишь сам. Лично, понял?

– Так точно…

– Смотри у меня! Все. Я жду с нетерпением. Ты еще здесь?..

И вот теперь Борщов шел уже за той массивной дверью, факелом освещая себе путь в хитросплетениях коридоров и помещений. Заблудиться здесь можно в два счета. К счастью, Крот пометил стены стрелками, рисуя их пастельными мелками и добавляя над каждой последовательность цифр, что еще больше облегчало ориентирование в этом лабиринте.

Василий неторопливо ступал, морщась от хруста штукатурки под ногами. А еще пол был устлан обломками каких-то деревянных тар и битыми лампами накаливания. Даже пара обрывков газет попалась. Подняв один такой обрывок, Василий ничего не понял. Все на непонятном немецком языке. Можно было разобрать только дату. Вроде как январь 1945 года. Он отбросил клочок пожелтевшей бумаги, старой настолько, что она готова была рассыпаться, как пересушенный гербарий. «Очередная стрелка. Над ней цифра пятьдесят два. Дальше. Стрелка, пятьдесят три. Дальше. Кажется, выходим на финишную прямую».

Действительно, стрелки больше не приглашали свернуть за угол. Они вели вперед по одному длинному коридору, в котором все реже попадались боковые ветки и помещения, а теперь они и вовсе пропали. Только длинная прямая с заметным уклоном вниз. Стрелка № 86. Впереди уже замаячила еще одна массивная дверь, слегка приоткрытая. Петли ее заржавели настолько, что заставить дверь шевелиться так и не удалось. Но, видимо, и не особо пытались, учитывая, что в зазор может протиснуться человек.

Подойдя к чернеющей щели проема, Борщов остановился. Оттуда, из темноты, слышался какой-то ритмичный нарастающий звук. Василий прислушался. Точно! Приближающийся топот и какое-то жуткое мычание, подпевающее этому топоту. Что же это такое?!

Борщов попятился, выставив перед собой факел. А топот был все ближе.

* * *

Дыхание совсем сперло. Казалось, он глотал бетонную пыль, и протестующие против такого ритма и страха легкие выльются сейчас вместе с подкатывающей к горлу рвотной массой. Его не смутил маячивший впереди свет в щели, который, по идее, должен быть черным. Он просто не думал об этом свете. Все мысли поглотил страх того, что позади. Колодец. Лестница из ниоткуда в никуда. Страшный взгляд из-под воды. Всплеск и мокрые следы. К черту все! Вперед! Подальше от всего этого!

Загорский влетел в дверную щель, больно ударяясь о кромку массивной и ржавой железной двери. Сумка зацепилась за поручень, и лямка оторвалась. Крот машинально подхватил падающую сумку рукой и… Яркий свет, жар, жуткий крик чего-то мягкого, во что он врезался.

Они повалились на крошку осыпавшейся штукатурки этого коридора. Кто-то напуганно вопил совсем рядом. Александр размахнулся и с силой саданул сумкой его по голове.

– Крот, падла, это ты?! – взвизгнул «кто-то». – Какого хрена ты творишь, урод?!

Диггер замер и уставился на распластавшегося человека, сжимающего в дрожащей руке горящий факел. Это был Василий Борщов.

– Что?! – заорал Загорский.

– Это я тебя спрашиваю, придурок чертов! Что такое?! Зачем меня ударил?!

– Ты что здесь делаешь?!

– Тебя ищу, идиота кусок!

Александр вскочил на ноги и со всей силы навалился на ржавую дверь.

– Помоги! – закричал он, изо всех сил пытаясь заставить ее закрыться.

– Зачем?!

– Помоги, ну!

– Что там?

– Не знаю и знать не хочу! Да помоги же!!!

Они навалились на дверь вдвоем, но все их попытки остались тщетными. Тогда Крот зарычал от злости и бросился бежать, подхватив сумку. Борщов кинулся следом.

– Постой! Да что такое?! Объясни ты толком!

Однако Загорский не отвечал. Он бежал, тяжело дыша и поглядывая на оставленные им на стенах метки. «Семьдесят восемь, семьдесят семь, семьдесят шесть… сорок четыре?!.. Черт! Не туда! Вот! семьдесят пять, семьдесят четыре, семьдесят три…»

Наконец они достигли первой двери, задев деревянные балки распорок, установленных в месте расчищенного завала. Выскочили из лабиринта, и Загорский снова навалился на дверь. Эта поддалась и закрылась. Тогда Крот приложил все усилия, чтобы опустить массивный запор – подхватил большой обломок бетона и принялся колотить по его неподатливой ручке.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Местный Калининградский телеканал.

2

Просторечное название Калининграда от старого названия – Кенигсберг.

3

Генерал Вермахта Отто фон Ляш – комендант города-крепости Кенигсберг в 1945 году.

4

ПТС-2. Плавающий транспортер средний.

5

Пиллау – ныне город Балтийск.

6

Запрещено (нем.)

7

Мы верим в бога (англ.) – официальный девиз США. На национальной валюте размещается с 1864 (монеты) и с 1957 (банкноты) годов.

8

Устройство связи в танковых шлемах. Выполняет роль микрофона, преобразуя горловые вибрации в речь.

9

Убейте его! (нем.)

10

Что? (нем.)