Цельное чувство. Собрание стихотворений

Михаил Цетлин (Амари)

Цельное чувство

Cтихотворения. 1906

К солнцу свободы

В страстном порыве руки простерлаРодина к небу – горит ее взгляд.Пушек наведены мрачные жерлаС окриком грозным: «назад!»Слышите гимна вы мощные звуки?Солнце вы видите ль в прядях волос?К счастью ведет ее, к счастью сквозь мукиБог-Гелиос!Он в золотой из лучей багрянице,Мерно по небу свершая свой путь,Вздумал, бессмертный, сойти с колесницыВ сердце ее заглянуть.Видно, угодно судьбе было мудрой,Чтобы он новое сердце зажег,Чтоб целовал ее златокудрыйЮноша-Бог.Вот почему льется алой рекою,Жертвенно-чистой, сынов ее кровь:Сердце им жжет лучезарной тоскоюК солнцу, к солнцу любовь!К смерти бесстрашно идут их когорты,Блещут на солнце ярко мечи,Очи горят, руки к небу простерты,В сердце – солнца лучи!Юные очи оно ослепляет,Всю заливает небесную твердь.Жгучую жажду их уст утоляетТолько смерть!

В Париже

Весенним солнцем ярко залитой,Движенья, мощи шума, блеска полный,Нарядною сверкая красотой,Катил Париж людские толпы-волны —И трепетал, и искрился, и жил,И я его дыханье сторожил,И радостно, и с светлым восхищеньемВесь отдавался первым впечатленьям.Казалось мне, кругом, над головойЗдесь реют тени мертвецов Коммуны,И дышат кровью камни мостовой,И глубоко волнует сердца струныИюльских память и февральских дней;И память той грозы, еще грозней,Когда чело властителя народаПоцеловала в первый раз Свобода.Величьем поражающий народ!Величьем вдохновенья и порыва!Тебя всегда история зоветДля первого удара и для взрыва.Ты часто рабски гнет переносил,Но вдруг вставал, весь в блеске юных сил,И искра гнева, вспыхнувши во взорах,Как будто скрытый зажигала порох.И ты бросал потоки гневных массИз темных, грязных улиц Антуана,Как волны в грозный наводненья час,Как лаву вновь гремящего вулкана.Ты разрушал чертоги короля,Ты умирал, пощады не моля,И на призыв Камилла Демулена,Шел узников освобождать из плена.И думал я: когда же, о, когдаИ камня не останется на камнеОт серого проклятого гнездаБастилии родной? Как дорога мне,Как мне свята мечта о светлом дне,Когда в могильной страшной тишинеРаздастся крик свободного народа:«Для узников измученных – свобода!»О, знаю я, что мой народ – не раб,Он борется, он ищет прав свободных.Недаром же испуганный сатрапДрожал от криков грозных всенародныхВ дотоле верной, преданной Москве.И крик тот отозвался на НевеИ прокатился мощно по России,Как первый всплеск взволнованной стихии.Средь чуждого народа здесь, вдали,Моя душа всю веру сохранилаВ народ другой, народ родной земли.Таится в нем неведомая силаДля лучших, светлых будущего дней:Он чувствует и глубже, и сильней;Он светится любовными лучами;Хоть и трудней зажечь в нем гнева пламя, —Но день пришел, и вспыхнуло оноИ в каждом ярко загорелось взоре.Да, моему народу сужденоДо дна испить всю чашу бед и горя;Но все-таки светла его судьба,Быть может, закалит его борьбаИ сделает могучим исполиномИ вознесет к сияющим вершинам,И над его победной головойСобытия пройдут волшебным роем,И новой, светлой драмы мировойВершителем он станет и героем.Кипит в нем сил неиссякаемый родник,И этих толп людских мятежный крик,И грозный, и властительно суровый, —Лишь эхо жизни будущей и новой.

«Мы не можем терпеть, не хотим мы молчать!..»

Мы не можем терпеть, не хотим мы молчать!Наложить на всю жизнь нашей мысли печать,Чтобы в наших руках и заздравный бокал,И могучий топор разрушенья сверкал!Чтобы гниль мы рубили до корня с плеча,Чтоб бурлила в нас кровь, как руда, горяча!Эй, товарищ! такой же, как я, дровосек, —Что за дело, что будет недолог наш век!Может быть, нас задавит подрубленный дуб,Черный ворон, взлетевший злорадно на труп,Каркнет злобно… Ну, что ж, наша смерть – не беда:Сколько воронов злобных лишилось гнезда!!

Morituri

I. «Вы не хотели пить по капле…»

Вы не хотели пить по каплеМятежной юности вино:Кто медлит, тот душой не слаб ли?И все равно, так близко дно!И свой напиток драгоценныйСгустили вы в один бокал,Чтоб он в короне алой пеныКак зачарованный сверкал.«Пусть нас не минет наша чаша,И не горька она для нас!»Такой была молитва вашаВ ваш страшный час, боренья час.И вы бестрепетно коснулисьУстами жадными краев,И вы концу не ужаснулись,Пошли на тайный властный зов.И стали светлы миги ваши,И светел каждый беглый час.И небо чище, розы краше,Светлей улыбка женских глаз.Привет тому, кто бурной влагойДо края нaлитый бокал,Исполнен бешеной отвагой,Безумно щедро расплескал!Привет тому, кто не по каплеПьет быстрой юности вино!Кто бережет, душой не слаб ли?И все равно, так близко дно!

II. «О, нежная, белая лилия…»

О, нежная, белая лилия,В алеющих крапинках ты.Так алые губы насилияКасаются душ чистоты.Есть души белее, чем лилия,Из Света, Мечты и Любви,И все же их нежные крылияВлачатся в пыли и в крови.Мне жаль вас, о, души лучистые!Как русская жизнь жестокa!Кровь брызжет на самые чистые,Мрачит белоснежность цветка.

III. Б – у

Б – у

Мне казалось порой, что задумчиво кроткийС нежным, женственно нежным лицом,Окаймленным чуть видною, мягкой бородкой,Ты совсем не рожден быть бойцом.И когда бы не виделась гордая складкаВ этих сжатых губах мне подчас,И мятежный огонь не мерцал бы украдкойЗа фатой серо-дымчатых глаз, —Я бы горько жалел, что овеян ты светомУмирающей, ранней зари,Что неведомый голос с нездешним приветомГоворил тебе в сердце «умри».Я бы горько жалел, что не повестью бледной,О, мой юноша с тихим лицом,А была тебе жизнь эпопеей победнойС гармонически грозным концом!

IV. «Раздался выстрел! Словно грянул гром…»

Раздался выстрел! Словно грянул громНад палачом грозы последней!И умер он, как жил, тираном и рабом,Пред совестью своей и пред людьми лжецом,И умер он, как жил, – в передней.И наш герой погиб: бездушен произвол,Крепка твердыня зла и гнета!Рой нерасцветших дней и грез с собой увел,Но смертью он к бессмертью перешелПо траурным ступеням эшафота!

3 апреля 1902 г.

V. Орел в плену

Поймали, поймали! попалась добыча!Смеются враги над орлом.При звуках победного, дивного кличаОн машет разбитым крылом.Поймали, поймали! борьба бесполезна —Напрасно он гневно клюетТяжелые прутья решетки железнойИ грудью с размаху в них бьет.Напрасны усилья – поломаны крылья!Смеются враги над орлом.И грустно, в сознаньи немого бессилья,Глазами он водит кругом.. . . . . . . .Поймали, поймали! товарищ погибший,Наш гордый, наш вольный орел!Ты жизнь и свободу так страстно любивший —Навек ты из жизни ушел.Ты сам себя отдал на жертву народу,Ты знал, что судьба тебя ждет.Ты знал, что тебе из тюрьмы на свободуОдин только путь – эшафот.Исполнены гневных, бессильных проклятий —Чего бы не отдали мы,Чтоб вырвать тебя из смертельных объятийТвоей одичалой тюрьмы…Но поздно. Уж скоро змеею жестокойСовьется вкруг шеи – петля.Так пусть за тюремной оградой высокойЛегка тебе будет земля!Ты там отдохнешь от великой безбрежнойПечали родимой страны.Пусть снятся ж душе истомлено-мятежнойОдни безмятежные сны.Ей долго звучали свободы напевы,Она была страсти полна,Любви, и печали, и бури, и гнева! —Придет тишина… тишина…

Май 1903 г.

VI. Памяти Народной Воли

Живите и торжествуйте! –

Мы торжествуем и умираем.

Из завещания БаранниковаВсе, все они умерли!Они были такие же, как мы,Только выше и чище душою,И все они умерли…Никогда,Никогда в истории человечестваНе было такой героической,Такой титанической борьбы!Эта кучка юношей и девушекДумала дать счастьеЦелому Великому народу!И все они умерли…Свет, который манил их,Был не брезжущей утренней зарей,А холодным светом северного сияния.И холод смерти окутал их,И мрак вечной ночиЗакрыл их очи навеки.Хорошо, что они умерли!Смерть-избавительницаЗакрывала глаза, сиявшие светом надежды,И целовала уста, шептавшие слова привета,И останавливала радостный стук сердца.И когда приходили тюремщикиВ камеру скончавшегося узника,И когда палачи снимали с петли свои жертвы,Они удивлялисьСпокойной ясности челаИ радостной улыбке на устах.Хорошо, что они умерли, —Умерли, торжествуя!Они спят в сырой земле.Но земля,Политая их кровью, засеянная их костьми,Дала пышные всходыБорьбы, героизма и мужества.Сколько лет лежал под землею посев!Как страдали бы они в эти долгие годы!Хорошо, что они умерли!..

Аист

(с венгерского)

Уж повеяло ранней весноюИ фиалки в лесах расцвели.Высоко, высоко над землеюИз далекой полдневной землиВ край родимый летят журавли.Вот еще перелетные птицы,И еще, и еще вереницы.С светлой радостью каждый я годИх встречаю обратный прилет.Каждый год, лишь сугробы растаютИ на реках лишь тронется лед,Стаи целые птиц направляютК нам на север свой быстрый полет.Что их гонит и что их здесь ждет?Или, может быть, страстно, глубокоОни любят отчизны далекойПyсты дикие так же, как я?Дорога им отчизна моя?Каждый год тот же аист на крышуВновь садится. Я вижу, как листИль солому он носит, но слышуТолько крыльев размашистых свист,Редко голос – он мало речист.Милой крикнет любовно, игривоИ потом уж стоит молчаливоНа одной лишь ноге, на трубе,Горд, спокоен, уверен в себе.И когда для далекого югаВ том году он наш край покидал,Я, как старого, милого друга,С нежным смехом его провожал:Смех мой светлой надеждой звучал.Говорил я: для родины беднойЧас настал, час великий, победный,И когда ты вернешься назад,Ты свободе, как я, будешь рад.Вновь цветы на полях распустились,Реки тронулись, к крыше моейПерелетные птицы спустились.Аист милый, лети поскорейТы в тот край, где теперь веселей.Ведь поля эти – гробы да гробыПавших жертвою вражеской злобы,А в реках не вода – это кровьТех, кто жизнь погубил за любовь.За любовь к своей родине бедной.Ведь на этих полях сраженыПод рукою чужою победнойИ ее уж не встанут сыны.Ты счастливец, ты две стороныНазываешь родной стороною.Улетай! Я же страстной душою,Я одну лишь люблю, да и та,Видно, Богом самим проклята!Нет уж мест по галерам, темницам,И венгерцев теперь из темницВыпускают и шлют их к границам,И на землю у этих границУпадают изгнанники ниц.На пути ты их, может быть, встретишь,Ты узнаешь их, ты их заметишьПо печали их сумрачных лицИ по взорам тоски без границ.И расскажешь ты им, как от гневаМы сжимаем в тоске кулаки,Как идут в монастырь наши девыИ как рады у нас старики,Что года их кончины близки.И как матери слышатся стоны,Как рыдают в отчаяньи женыИ боятся рожденья детей,Обреченных рукам палачей!Об одном лишь молчи, ради Бога!Что забывших про долг и про честьБеглецов и предателей многоУ несчастной их родины есть;Что трусов малодушных не счесть;Но что больше всего равнодушных,Беззаботно насилью послушных:Про позор их родной стороныПусть не знают несчастья сыны!

Страх

В его домах, в его дворцахНасилью весело живется —И лишь никем не зримый страхВ его покои проберется.Он не стучится у ворот,Сквозь стены толстые проникнет,И часового «кто идет?»Его тревожно не окликнет.Он заползет змеей в сердца,Ему глумиться не наскучит,И тихой мукой без концаОн до конца трусов измучит.При виде бледного челаЗальется он злорадным смехом,И нет предела, нет числаЕго забавам и потехам.А, негодяи, вот оно,Безгласных жертв немое мщенье!Над тем, что вами свершено,Не покаянье, но смущенье.Нет, слишком милосердна месть,Великодушна, быстротечна:Она спешит вам смерть принесть —Смерть коротка, забвенье вечно.Иди ж вперед, могучий Страх,Неси им долгое мученье!Живи в дворцах, цари в сердцах,А за тобой – придет и мщенье!

«Проклятие вам, наступившим на грудь…»

Проклятие вам, наступившим на грудьРоссии железной пятою!Вы ей не давали свободно вздохнутьИзмученной грудью больною;Сыновнею ей нанесли вы рукойКровавые раны и грубо,И нагло смеялись над скорбной мольбой,Кривившею бледные губы!Бесстыдной рукой вы с нее совлеклиЖивые ее одеянья.И скуден убор истощенной земли —Зеленые, желтые ткани.Поругана нежных нарядов краса!Для вашей безмерной наживыУж срублены сталью бездушной лесаИ выжжены желтые нивы.Дурманом вы долго поили ее,Чтоб сгинула гордая сила,Чтоб родина рабское иго своеС покорностью рабской сносила.Вы грязною тряпкой заткнули ей рот,Чтоб всюду царило молчанье,Чтоб не были первым ответом на гнетНи стон, ни мольба, ни роптанье.И тихо лежала немая страна,Лежала, как труп, без движенья.И боли застыло средь мертвого снаНа бледном челе выраженье.Казалось, развязка близка уж былаИ был уж конец неминуем —Вдруг Гений Свободы, коснувшись чела,Ее оживил поцелуем.И вот засияли, открывшись, глазаСиянием трепетным гнева,И в сердце ее зашумела грозаИ громов свободы напевы.Им звон разбиваемых вторит оков,И дрогнула подлая свораОт первых свободою дышащих слов,От первого грозного взора!..

Борцу-рабочему

Ты, грозной мести Бог, библейский Бог!Тебя отверг я в гордом самомненьи.Не то теперь: теперь я изнемогОт рабских слез, в бессильной жажде мщенья,И я теперь опять перед тобойГотов смиренно преклониться,Готов просить тебя, готов молитьсяС такой же детскою мольбой.Дрожал я в детстве, слушая, как тыТам, в книге древней и могучей,В сияньи праведной и грозной красотыГромами говорил из тучи.Ты нечестивцев поражалСтрелами молний с небосвода.О, как ты гнал, как унижалВрагов избранника-народа!И если ты не сон, не лживый детский сон,Зачем народ, народ-избранник,Так бесконечно унижен —Он, жалкий нищий, вечный странник?И доля злобного гоненьяВ удел страдальцу суждена,И пьет он чашу униженья,И далеко еще до дна!Когда же больше он терпеть не может,Его раздавят грязным сапогомИ надругаются над связанным врагом,И опозорят, уничтожат…И под солдатскими ногами —Бездомный гость чужой земли —Он задыхается в пыли,Смоченной жгучими слезами,И солнце полуденным зноемЕго безжалостно палит.И, кажется, лишь смерть своим немым покоемЕго страданья утолит…Но нет, он жив, он жив, народ гонимый!В его рядах борцы-герои есть,И в их сердцах, как и они, незримоЖива отмстительница-честь.За кровь униженного брата,За все мученья, весь позорУ палача потребовал расплатыГерой-рабочий. Грозный приговорНад ним свершен, но если на отчизнеНе все погибнет в тягостной борьбе,Она, воскреснув к новой светлой жизни,Не позабудет о тебе.Да, умер ты, но вновь я полон веры,Что весь народ несчастный не умрет,Он, презираемый, униженный без мерыИ героический народ!Товарищ светлый, песнею прощальнойПочтим мы все страдания твои,Последней песней, скорбной и печальной,Последней песней радостной любви!

П.С. Поливанову

И жизнь кипит, и солнце светит…Страдалец узник воли ждет,Но вместе с волей смерть придет,Его у двери к воле встретит.А жизнь кипит, а солнце светит…Не изменилось ничего.Жестокой смерти торжествоТолпа людей едва заметит.Зачем, зачем?… о, кто ответит!К чему он жил, чего он ждал,Зачем он столько лет страдал?А жизнь кипит, а солнце светит!..

Смерть невесты

(Из прошлого)

Не на брачном пиру, а в гробу на яруЛежишь в подвенечном ты платье,И огромный сугроб, как жених, взял твой гробВ свои ледяные объятья.Разрешенья печать, словно нежная мать,Тебя уж коснулась неслышно,И как гость роковой, лишь червяк гробовойПирует на свадьбе той пышной……Над тобой наверху, над тобой наверхуЦелуется солнце с землею.И мороз-чародей обнимает людей,Целует с улыбкою злою.И рокочет тайга, и белеют снега,Целуются сосен вершины.Буйный ветер степной гнет могучей рукой,Гнет долу дубы-исполины……А в туманной дали, а в туманной далиТам серого камня громады,Там сжимают людей кольца ржавых цепей,Объятья высокой ограды.Там сквозь окна порой, хоть корой ледянойПокрыты они и решеткой,Видно цепи кольцо, иль мужское лицо,Лик женщины нежной и кроткой.И глядят они в даль, чтоб рассеять печать,На крест, на яру одинокий,На ряды снежных гор, им закрывших простор,Путь в край дорогой и далекий.И порой на глаза набегает слеза,Рисует слеза жгучей мукиНа окне кружевной узор ледянойИль греет холодные руки.Это плачут они, что так хмуры их дни,От каменных страшных объятийСтынет, стынет их кровь и бледнеет любовь,И нет даже страстных проклятий…

На смерть гражданина

Кто знал, что смерть уж, притаившись, ждет?Не в старости под бременем страданий, —Теперь, в расцвете сил и упований,Его чуть слышно за руку возьмет,Стан нежно обоймет и уведет?..Прекрасна смерть солдата на войне,Есть смерть еще славнее и ужасней,Но ничего нет выше и прекрасней,Чем так сгореть на внутреннем огнеИ гнева, и любви к родной стране.Нет, не коварный враг его убил,Не под чужою он погиб рукою, —Но он с такой безумною тоскоюИзмученную родину любил,Что сам себя сознательно губил.О, не щадил больного сердца ты!И сердце билось скорбью и любовью,И истекало, исходило кровью,И порвалось… Как много красотыВ твоей кончине, полной простоты!За другом и защитником своимШли гвардии свободной батальоны.Студенчество различные знаменаВсе, как одно, склонило перед ним,И мы благоговейно преклонимЗнамена перед памятью того,Кто по идеям был нам иноверцем,Пред этим мук не выдержавшим сердцем!Придем на грустной смерти торжествоИ скажем палачам: «Не все мертво!»Вы рады, что один погиб, ну что ж!Нас тысячи, и нет нам равной силы!Недаром же у дорогой могилыЖивым венком стояла молодежь, —И в этих сотнях тысяч – ты живешь!

Мир

Окончено страшное дело войны.Над родиной веет минутной отрадой…Лишь в братских могилах далекой страныСпят мертвые – хмуры, недвижны, не рады…Окончено страшное дело войны,И утро разбило полночные чары,Какие кровавые снились нам сны,Какие виденья, какие кошмары!Газеты болтливо приветствуют мир,Взаимным обманом горды дипломаты,Спешит на «подъеме» нажиться банкирИ плачут от счастья солдаты!И солнце сияет как будто светлей,И ярче, о ярче, чем солнца сиянье,Сиянье бесчисленных глаз матерей…Грохочут вагоны, поют при свиданье.Окончено страшное дело войны…О, Боже, кому это было все надо?!А мертвые видят угрюмые сны,Безмолвны, недвижны, не рады…

Август 1905 г.

Ямбы

(Посв. Тр….)

…Он вырос в той семье, где злобный произвол,Борясь с растущей силой вражьей,Одну из злых собак себе уж раз нашелИз псов цепных на гнусной страже.Он вырос в той семье, где совесть – звук пустой,Где вместо чести – дисциплина,Где признают один закон, закон святой:Кулак и волю господина.Он вырос в той среде, где презирают труд,Где люди дики, нравы грубы,Где взятка – институт, где взятками живут,Девиз и лозунг: «в морду, в зубы».Он вырос в той среде, где знают слово честьЛишь в сочетаньи: «честью просят» —И где считается бесчестным не донесть,И где по долгу все доносят.Охота за людьми их развращает всех,И пусть те люди только воры,Но все ж их ремесло, пред вечной Правдой грех:Быть у богатой – гончей сворой…. . . . . . . . .…И рано дух семьи уж научил егоНарод глубоко ненавидеть,Глубоко презирать, и более всегоВ нем средство к личным целям видеть.Ведь в доме у отца застенок, может быть,С невинной детскою был рядом,И душу детскую порок уж стал губитьСвоим чуть видным, тонким ядом.Быть может, близ нее ужасный не смолкалКрик от жестоких избиений,И рано детский глаз к картинам привыкалНечеловеческих мучений…. . . . . . . . .…Фортуна в первый раз явилася ему —Она играть ведь любит в жмурки —Не удивитесь вы, наверно, ничему:Под звуки легкие мазурки.Под топот каблуков и под бряцанье шпорОна его поцеловалаИ под незначащий и скучный разговорЕму о будущем шептала.И стала жизнь его напоминать с тех порМазурки танец легкий, бурный,И стала, как и он, полна бряцанья шпор,Такой же светлой и бравурной.И если наступал средь вихря танца онНогой окованной солдатаНа веру, на права, на совесть, на закон,На все, что дорого и свято, —Так чтo ему закон и чтo ему народ,Людская кровь, людское счастье, —Когда его девиз: туда, наверх, вперед!Погоня жадная за властью.И он взлетел почти на министерский стулНа невзорвавшемся снаряде…Быть может, он влиял, как злобный тарантул,Жестокой силою во взгляде,Иль ограниченной тупою прямотой,Самоуверенной и быстрой, —Но только – человек с святою простотойИ головою не министра —Над всею Россией он на миг единый стал,Над всей страною старший дворник,И он уже хотел, и он уже мечталНа всю страну надеть намордник.Как вдруг…

Октябрь <1906>

Борец

Гневной страстью сердце полно!С гневной властью крови волныТо прильют, то отольют:Не хочу в тюрьму идти я —Жизнь-борьба моя стихия, —Мой святой не кончен труд.Буду рваться я из плена,Буду я в немые стены,В дверь тяжелую стучать,Буду к воле я стремитьсяИ о мщении молиться,Буду бешено кричать!Возмущенья гневный пламеньНе прожжет холодный камень,А сожжет лишь сердце мне…И не вспыхну я, сгорая,И сгорю, не зажигая,На невидимом огне.

«Я давно уже не был так счастлив, так светел…»

Я давно уже не был так счастлив, так светел,Я так горд уже не был давно!Я в себе драгоценность открыл и заметил —Счастье мне пережить суждено.Может быть, ненадолго, на беглый и краткий,На восторженно-радостный мигВдруг забил в моем сердце неведомо сладкийЧувства нового новый родник:Радость бешеной страсти, восторги стремленья,Радость твердого слова: хочу.Я как будто бы в чистый эфир опьяненьяНа невидимых крыльях лечу!Я доверился их благодатному взмаху,Я безумье полета постиг —Пусть несут меня крылья, несут – хоть на плаху!В небесах был я гостем – на миг.

Памятник

Париж, как безбрежное море, бурлитИ толпы людские, как волны, катит,И, режа живые те волны,Фиакры мелькают, как челны.Как чайки над морем – слова над толпой,И шуток порхает сверкающий ройНемного цинично-фривольных.Не видно в ней лиц недовольных.Как пена, над нею ласкающий смех,И все так изящно: смеющийся грех,И эти фривольные шутки,И даже в толпе проститутки.Обманна веселая эта волна,Вливается в зданья и меркнет она:В них люди страданья скрывают,В толпе ж они все забывают.Взгляни: на одной из больших площадей,Средь стука фиакров и смеха людей,Близ улицы грязной и беднойВздымается памятник медный.Отлитый из меди народный трибун,Пятою могучей ступив на чугун,Стоит, как скала, непреклонно…На цоколе – имя Дантона.Солдат-барабанщик склонился у ног.Совсем еще мальчик, он весь изнемог,Он ловит трибуна движенья,Он ловит лица выраженье.Молчит изваянье, но мощная страстьИ в жестах, и в позе – безбрежная власть —Зовет он рукою из медиСолдата к борьбе и победе.А рядом другой наклонился солдат;Каким вдохновеньем горит его взглядОтточено-острый, как шпага!В нем юности гордой отвага.О, вы, изваянья прошедших времен!Ты, юный солдат, ты, могучий Дантон!Как страшно вы близки мне обаВсей жизнью своею – до гроба!Ведь оба погибли безвременно выИ буйной своей не снесли головы,И умерли гордо и смелоЗа то же великое дело.Не знаю, как умер безвестный солдат.В Париже ль, в огне и дыму баррикад,Средь сотен его инсуррекций,В борьбе героических секций,В швейцарских горах, средь немецких полей,В великой борьбе против всех королей,Где он совершал святотатство,Борясь против братьев – за братство…Дантона ж под нож гильотины послалСуд грозных врагов; словно лев он стоялПред судьями гордо своими.– Занятия, родина, имя? —– Обычны вопросы… «Зовусь я Дантон, —То имя мое перейдет в Пантеон!Сегодня тюрьма мне жилище,А завтра, быть может, кладбище».Вы знали пред смертью, что смертью своейКуете вы новую жизнь для людей,Куете горячею кровью,Куете великой любовью.О, вы, сокрушители тяжких оков.Как вас обманул ваш таинственный зов:Вы новую жизнь нам сковали,Но ту ль, о которой мечтали?!Жизнь грубых солдат, проституток, купцов,Чуть видных лачуг и кричащих дворцов,Ту жизнь, что кипит, торжествуя,Вокруг этой медной статуи.…Мы так же спокойно и гордо умрем,И знаю, что нашею смертью куем,Куем мы свои идеалыВ упругие жизни металлы —И нам покорится упорный металл…

Лирика. 1912

Вступление

«Cнова, как складки покрова, свивается…»

Cнова, как складки покрова, свивается,Легким дымком в небесах расплывается,Тяжкий и душный,Злобный и черный,Душу мою обнимающий чад.Если тем чадом душа одевается, —Словно налетом в ней все покрывается,Жизнь станет скучной,Радость позорной,Сердца ключи не журчат, замолчат.Снова в душе зазвенели созвучияНежно-певучие– Флейты и скрипкиНе умолкают, —Снова поет и трепещет душа;Дети восторга и легкого случая,Снова слова многоцветные, жгучие,– Сердца улыбки —Ярко сверкают,Льются, и бьются, и рвутся спеша!

«У деревьев весною кору надрежь…»

У деревьев весною кору надрежь,У клена, у белой березы, —Сладкий ток потечет, упоительно свеж,Как внезапные светлые слезы.Сердце, сердце поэта любовью рань, —От весенней, томной болезни,С тяжкой болью, – душа, трепетать перестань! —Источатся светлые песни.

1911

«Звенит, звенит моя душа…»

Звенит, звенит моя душа,Как ломкий лед весной,Когда, туманной мглой дыша,Мы слышим, как бегут спешаОсколки брони ледяной,Разбитые весной!Звенит, звенит, поет, поет,Как горные ключи,Когда, размыв снега и лед,Текут, бегут, поют с высотИ пьют алмазные лучи,Лучи – весны ключи!Вся напряженная звенит,Как светлый звон сквозь сон,Но недалек ее зенитИ солнце не на век пьянит, —Там, где певучей бездны стон,Там, в темных водах, – сон.

1911