Русское мировоззрение. Смыслы и ценности российской жизни в отечественной литературе и философии ХVIII – середины XIX столетия

Глава «Вышний Волочок» знакомит читателя с помещиком, добившимся «цветущего состояния» своего имения ценою полного разорения крестьян. «Когда у всех худой урожай был, у него родился хлеб сам четверт; когда у других хороший урожай был, то у него приходил хлеб сам десят и более. В недолгом времени к двумстам душам он еще купил двести жертв своему корыстолюбию; и поступая с сими равно, как с первыми, год от году умножал свое имение, усугубляя число стенящих на его нивах. Теперь он считает их уже тысячами и славится как знаменитый земледелец»[61].

В «Медном» сентиментальный Путешественник описывает продажу крестьян с публичного торга, вызвавшую у него рыдания. Глава завершается следующим образом: «А все те, кто бы мог свободе поборствовать, все великие отчинники, и свободы не от их советов ожидать должно, но от самой тяжести, порабощения»[62]. «То есть надежду полагает на бунт от мужиков», – прокомментировала эту фразу Екатерина II, процитировав вторую ее половину.

В селе Городня происходит рекрутский набор, ставший «причиною рыдания и слез многих толпящихся». Наконец, в Пешках Путешественник попадает в крестьянскую избу, описание которой и предлагает читателю. По мнению авторитетных исследователей, это описание настолько точно и реалистично, что музеи советской поры по нему изготовляли макеты «черной» избы XVIII в. Во всей русской литературе этого периода, полагают они, нет ничего равноценного этому описанию, если не считать процитированный фрагмент из «Отрывка путешествия…», напечатанного в «Живописце» за 1772 г. и приписываемого Радищеву[63].

В «Путешествии» нет благополучных деревень, как нет благополучных крестьян. Правда, время от времени возникают образы «добронравных» помещиков, но они со своими личными добродетелями не способны что-либо изменить в существующем положении дел. Самое добро, которое они делают, оборачивается злом при текущем порядке вещей. Добросердечный старый барин, читаем в главе «Городня», дает сыну своего крепостного дядьки воспитание наравне со своим собственным сыном, вместе с которым отправляет его за границу продолжать образование. Во время пребывания молодых людей в «чужих краях» старый барин умирает, не успев выполнить обещания – дать своему Ванюше отпускную. Между тем его сын, «сотоварищ» Ванюши, человек не злой по натуре, но легкомысленный и слабохарактерный, женится на знатной «надменной» особе, которая приказывает сдать Ванюшу в лакеи и превращает его жизнь в сплошную цепь унижений, издевательств и истязаний, переносимых им, в силу воспитания, с особенной мучительностью. Позже этот сюжетный поворот аукнется в маленькой балладе Некрасова «В дороге», в «Асе» Тургенева и др.

Ни к чему не приводит стремление и уже упоминавшегося г. Крестьянкина, «человеколюбивого» дворянина, воспользоваться своим служебным положением Председателя уголовной палаты, чтобы заступиться за крестьян, убивших своего помещика. И тогда Крестьянкин подает прошение об отставке, бесплодно оплакивая «плачевную судьбу крестьянского состояния».

Екатерина II, познакомившись с «Путешествием», замечала, что «сочинитель» «не любит царей и где может к ним убавить любовь и почтение, тут же жадно прицепляется с редкой смелостью». А в связи с одою «Вольность» императрица прибавляла, что она «совершенно явно и ясно бунтовская, где царям грозится плахою», и что «Кромвелев пример привечен с похвалами» и превращает страницы произведения в страницы «криминального намерения, совершенно бунтовские»[64].

Ясно, что Екатерина II опасалась повторения в России событий французской революции. Это же опасение высказывалось в официальном органе правительства «Санкт-Петербургские ведомости» в 1782 г.: «Может быть, во Франции вскоре не видно будет более ничего, кроме дымящихся городов, замков, фабрик и пр. Но да отвратит от нас всевышний столь гибельные следствия безначалия и да возжжет в сердцах обманутого, развращенного… народа любовь к благоустройству, благоговению к государю столь благодетельному…»[65] Понятно, почему писания Радищева так раздражали государыню, хотя ее собственное сочинение «Наказ» было запрещено во Франции, и тамошнее правительство преследовало лиц, распространявших его. Радищевское «Путешествие», по словам Горького, «было образчиком применения идеи французской революции к русскому быту»[66].

Идеология Радищева опиралась не только на сочинения французских философов, например Мабли. Нельзя забывать и о влиянии на Радищева «учителя юности» Ф.В. Ушакова, который способствовал формированию у автора «Путешествия» просветительски-утопических взглядов. Герой «Путешествия» – чувствительный идеолог-странник, пытающийся осмыслить открывающуюся перед ним реальность России в рамках европейской мировоззренческой модели. «Путешествие» превращается в испытание просветительских идей Путешественника. Он «узрел, что бедствия человека происходят от человека, и часто от того только, что он взирает непрямо на окружающие предметы». Отъять «завесу с очей природного чувствования» поможет странствие, во время которого к «праведной» идее можно будет примерить «неправедную» жизнь.

Фактически перед нами возникает традиционный для русской классической словесности сюжет: в центре повествования герой-идеолог, который, как правило, терпит крушение, столкнувшись с реальной жизнью. Композиция радищевского сентиментального романа строится таким образом, что каждая новая веха пути есть аргумент в пользу того, что русская жизнь действительно исполнена страданиями, отчего она и заслуживает переустройства в соответствии с той моделью, которую держит в своей голове повествователь.

Но уже у Грибоедова позиция такого идеолога подвергается сомнению, а в прозе Тургенева идеолог Базаров, отстаивающий, кажется, самые демократические принципы, погибает из-за заражения крови при вскрытии трупа крестьянина. Выразительный до символа образ!

Радищеву вполне можно было бы переадресовать слова Екатерины II о Дидро: «Если б я доверилась ему, пришлось бы все перевернуть в моей империи: законодательство, администрацию, политику, финансы, я должна была бы все уничтожить ради его непрактичных теорий. Я ему откровенно сказала: …я с большим удовольствием слушала все, что внушил вам ваш блестящий ум; но из ваших общих принципов, которые я вполне понимаю, можно составить очень хорошие книги и лишь очень дурное управление страною… Вы забываете различие наших положений; вы трудитесь над бумагою, которая все терпит – она гладка, покорна и не представляет препятствий ни вашему воображению, ни перу вашему; между тем как я, императрица, работаю на человеческой шкуре, которая, напротив, очень раздражительна и щекотлива»[67].

По всей вероятности, и сам Радищев чувствовал «сопротивление материала жизни». Отсюда и пророчества, рисующие кровавое завершение эпохи самодержавия: «О! если бы рабы, тяжкими узами отягченные, яряся в отчаянии своем, разбили железом, вольности их препятствующим, главы наши, главы бесчеловечных своих господ, и кровию нашею обагрили нивы свои, – что бы тем потеряло государство? Скоро бы из среды их исторгнулися великие мужи для заступления избитого племени; но были бы они других о себе мыслей и права угнетения лишении. Не мечта сие, но взор проницает густую завесу времени, от очей наших будущее скрывающую. Я зрю сквозь целое столетие»[68].

«Уязвленность» Радищева страданиями порабощенного народа была настолько велика, что успокаиваться только надеждами на будущее он не мог. Он хотел облегчить эти страдания хотя бы частично теперь же, немедленно. И, сознавая возможную в будущем гигантскую революционную ломку, всю силу своего убеждения Радищев направляет на то, чтобы донести до правительства мысль о необходимости проведения реформ, в первую очередь по освобождению крестьян.

С точки зрения рассматриваемой нами темы мировоззрения «Путешествие…» Радищева примечательно еще в одном отношении. До него образы русских крестьян преподносились в русской литературе в основном в комико-сатирическом виде, как персонажи комедий, иронически-комических поэм и комических опер. Если же писатель создавал некий положительный крестьянский образ, то в развязке выяснялось, что данный персонаж на самом деле «благородного» происхождения. Такова «крестьянка» Анюта из одноименной комической оперы М. Попова, которая неожиданно оказывается дворянкой и дочерью полковника. Даже Д.И. Фонвизин в своем «Послании к слугам» смотрит на них сверху вниз, с бар ской снисходительностью.

Радищев же в своем «Путешествии…» отстаивает сострадательное отношение к крестьянам, декларирует народолюбие, но окрашенное при этом в яркие руссоистские тона. Эти потенции в дальнейшем найдут продолжение в «Бедной Лизе» Н.М. Карамзина, в романтических поэмах А.С. Пушкина и гораздо позднее в «Казаках» Л.Н. Толстого.

Глава 2. Основные идеи и ценностные установки мировоззрения русских философов первой трети XIX столетия

На философское мировоззрение русских мыслителей первой трети XIX столетия существенно повлияли крупные исторические события: европейская война с Наполеоном, в которой принимала участие и Россия, последовавшая затем Отечественная война 1812 г. и, наконец, восстание декабристов 1825 г. Этот новый опыт, полученный русским дворянством и крестьянством, без сомнения, изменил многие из их прежних ценностных установок, касающихся мира, человека и общественного устройства.

Одним из наиболее ярких мыслителей этого героического времени был Павел Иванович Пестель (1793–1826). О незаурядности этого человека говорят выдающееся по тем временам образование, полученное в России и Германии, геройское участие в войне 1812 г. и заграничных походах русской армии в 1813–1814 гг. С 1816 г. Пестель – один из руководителей декабристских обществ: «Союза спасения», «Союза благоденствия», а после его реорганизации на Северное и Южное – руководитель Южного общества декабристов. Вершина его революционных социально-философских взглядов – написанная им программа Южного общества «Русская правда»[69], из-за которой автор в числе пяти декабристов был приговорен к смерти и повешен 13 июля 1826 г. Остановимся на некоторых главных мировоззренческих идеях этой выдающейся работы.

Прежде всего Пестель излагает основания деления людей на повелевающих и повинующихся: либо нравственное превосходство одного (одних) над другими, либо добровольное согласие одного или нескольких человек принять на себя обязанность управлять другими членами общества и согласие управляемых. Целью гражданского общества (по Пестелю – государства) является «благоденствие всего общества вообще и каждого из членов оного в особенности»[70]. На правительство, составляемое из повелевающих, возлагается обязанность заботиться о благоденствии всех и каждого. Народ же, повинуясь правительству, вместе с тем имеет право требовать от него исполнения этой обязанности.

Вообще обязанности, согласно Пестелю, являются естественной основой любых прав. Если же имеет место право без предварительной обязанности, то оно «есть ничто, не значит ничего и признаваемо быть должно одним только насилием или зловластием»[71].

Обязанности в государстве вытекают из его цели – благоденствия всех и каждого. А потому все, ведущее к благоденствию, есть обязанность. При этом если обязанность правительства – забота о народном благе, то обязанность народа – забота о собственном благе, а потому, делает вывод Пестель, «народ российский не есть принадлежность или собственность какого либо лица или семейства»[72]. Государство должно управляться законами, а не прихотями личных властителей. Из этого, согласно Пестелю, вытекает изменение «существующего ныне государственного порядка в России и введения на место его такого устройства, которое было бы основано на одних только точных и справедливых законах и постановлениях, не предоставляло бы ничего личному самовластию и в совершенной точности удостоверяло бы народ российский в том, что он составляет устроенное гражданское общество, а не есть и никогда быть не может чьей-либо собственностью или принадлежностью. Из сего явствуют две главные для России необходимости: первая состоит в совершенном преобразовании государственного порядка и устройства, а вторая – в издании полного нового уложения или свода законов, сохраняя при том все полезное и уничтожая все вредное»[73]

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Лихачев Д.С. Заметки о русском. М., 1981. С. 64–65.

2

См., например: Зализняк А.А., Левонтина И.Б., Шмелев А.Д. Ключевые идеи русской языковой картины мира. М., 2005. С. 452–460.

3

Франк С.Л. Русское мировоззрение. СПб., 1996. С. 163. – Курсив наш. – С.Н., В.Ф.

4

См. ст. С.Н. Булгакова в кн.: Путешествие к Чехову. М., 1996. С. 592. – Курсив наш. – С.Н., В.Ф.

5

Вспомним «Евгения Онегина»: «Служив отлично-благородно / Долгами жил его отец / Давал три бала ежегодно / И промотался наконец» (Пушкин А.С. Собр. соч.: В 10 т. Т. IV. М., 1981. С. 7). // В беседах главных героев повести В.А. Соллогуба «Тарантас» Ивана Васильевича и Василия Ивановича неоднократно повторяются слова о болезни русского дворянства – так называемой «жизни сверх состояния»: «Кажется, что наши дворяне ищут нищеты. У нас дворянская роскошь придумала множество таких требований, которые сделались необходимыми, как хлеб и вода; например, толпу слуг, лакеев в ливреях, толстого дворецкого, буфетчиков и прочей сволочи от двадцати до сорока человек, большие квартиры с гостиными, столовыми, кабинетами, экипажами в четыре лошади, ложи, наряды, кареты, – словом, можно сказать, что в Петербурге роскошь составляет первую жизненную потребность. Там сперва думают о ненужном, а уж потом о необходимом. Зато и каждый день дворянские имения продаются с молотка» (Соллогуб В.А. Три повести. М., 1978. С. 162). // Из «Анны Карениной» Л.Н. Толстого приведем диалог Степана Аркадьевича Облонского и Бартнянского о деньгах. // «– Деньги нужны, жить нечем. // – Живешь же? // – Живу, но долги. // – Что ты? Много? – с соболезнованием сказал Бартнянский. // – Очень много, тысяч двадцать. // Бартнянский весело расхохотался. // – О, счастливый человек! – сказал он. – У меня полтора миллиона и ничего нет, и, как видишь, жить еще можно!» (Толстой Л.Н. Собр. соч.: В 22 т. Т. 9. М., 1982. С. 321–322). // Об этой же дворянской «болезни» вспоминает и А.И. Герцен в «Былом и думах»: «Отец мой провел лет двенадцать за границей, брат его – еще дольше; они хотели устроить какую-то жизнь на иностранный манер без больших трат и с сохранением всех русских удобств. Жизнь не устроивалась, оттого ли, что они не умели сладить, оттого ли, что помещичья натура брала верх над иностранными привычками?» (Герцен А.И. Былое и думы. М., 1969. С. 34).

6

Обратимся, например, к роману «Крестьяне» Оноре де Бальзака. Действие в нем происходит в одной из деревень Франции в начале XIX в. Лесник пытается арестовать крестьянку, совершившую незаконную порубку молодого дерева. // «…Тут распахнулась дверь и, преодолев усилием воли, никогда не покидающей контрабандиста, последнее препятствие – крутую лестницу, – в кабачок влетела и растянулась во весь рост бабка Тонсар. <…> // Вслед за старухой в дверях показался лесник… // После минутного колебания лесник сказал… // – У меня есть свидетели. <…> В вязанке у нее десятилетний дубок, распиленный на кругляки… // – Свидетели чего?.. Что ты говоришь? – проговорил Тонсар (сын старухи. – С.Н., В.Ф.), став перед лесником. – Убирайся-ка отсюда подобру-поздорову… Можешь составлять протоколы и хватать людей на дороге, там твое право, разбойник, а отсюда уходи. Мой дом, надо думать, принадлежит мне. // – Я поймал ее на месте преступления. Идем со мной, старая. // – Арестовать мою мать у меня в доме, – да какое ты имеешь на это право? Мое жилище неприкосновенно! Уж это-то мне хорошо известно. Есть у тебя приказ об аресте за подписью следователя, господина Гербе? Сюда без судебного постановления ты не войдешь!» (Оноре де Бальзак. Собр. соч.: В 24 т. Т. 18. М., 1998. С. 65). // При этом Бальзак, отмечая довольно высокий уровень правового сознания крестьян, вовсе не идеализирует их. Более того – жестко судит: «…Следует раз навсегда разъяснить людям, привыкшим к крепким устоям буржуазных семейств, что в крестьянском быту не очень-то щепетильны по части морали. Родители обольщенной дочери только в том случае взывают к нравственности, если обольститель богат и труслив. На сыновей, пока государство не отнимет их у семьи, в деревне смотрят, как на средство наживы. Корысть завладела всеми помыслами крестьян, после 1879 года в особенности; им не важно, законен ли тот или иной поступок, не безнравственен ли, а только выгоден ли он для них, или нет. <…> Вполне честный и нравственный крестьянин – редкость» (Там же. С. 51). // Можно ли, говоря о правовом сознании, представить нечто подобное в системе отношений власти и русских крестьян не то что в начале XIX в., но и столетие спустя?

7

Бердяев Н.А. Русская идея. Судьба России. М., 2000. С. 228.

8

Франк С.Л. Русское мировоззрение. С. 213, 214.

9

Там же. С. 151.

10

Гоголь Н.В. Собр. соч.: В 9 т. Т. 6. М., 1994. С. 77–78. – Курсив наш. – С.Н., В.Ф.

11

Да и «слепком с души» «гадость и дрянь» в полном смысле назвать нельзя в силу того, что отношение к ним автора принципиально иное, чем у его героев. «Не думай, однако же, после этой исповеди, – продолжает Гоголь в письме к анонимному адресату, – чтобы я сам был такой же урод, каковы мои герои. Нет, я не похож на них. Я люблю добро, я ищу его и сгораю им; но я не люблю моих мерзостей и не держу их руку, как мои герои; я не люблю тех низостей моих, которые отдаляют меня от добра. Я воюю с ними и буду воевать, и изгоню их, и мне в этом поможет Бог» (Там же. С. 81).

12

Там же. С. 79. – Курсив наш. – С.Н., В.Ф.

13

Там же. С. 80.

14

Там же. С. 81.

15

Здесь нам представляется уместным привести одно из определений крестьянства. По нашему мнению, это «одна из исторически первых появившихся на земле социальных групп, занятая натуральным или натурально-товарным сельскохозяйственным производством на базе семейного хозяйства (двора), существующая в специфическом природном и культурном контекстах, а также отличающаяся особым типом ментальности и подчиненным положением по отношению к власти и иным социальным группам». Подробнее см., например: Никольский С.А. Крестьянство. Новая философская энциклопедия. М., 2001. Т. II. С. 20.

16

Соловьев Е.А. И.С. Тургенев: его жизнь и литературная деятельность. М., 2005. С. 34–35.

17

Сковорда Г. Сочинения: В 2 т. Т. 1. М., 1973. С. 57.

18

Там же. С. 90.

19

Там же. С. 61.

20

Там же. С. 59.

21

Там же. С. 86. – Курсив наш. – С.Н., В.Ф.

22

Там же. С. 98.

23

Там же. С. 113.

24

О его литературном творчестве мы скажем отдельно.

25

Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. Т. 9. М., 1953. С. 671.

26

Цит. по: Российский либерализм: идеи и люди / Под общей ред. А.А. Кара-Мурзы. М., 2007. С. 27.

27

Там же.

28

Новиков Н.И. О достоинстве человека в отношениях к Богу и миру // Новиков Н.И. Избранные сочинения М.; Л., 1954. С. 151.

29

Там же. С. 153.

30

Там же. С. 156. – Курсив наш. – С.Н., В.Ф.

31

Цит. по: Благой Д.Д. История русской литературы XVIII века. М., 1945. С. 192.

32

Новиков Н.И. Избранные сочинения. С. 139–140.

33

Там же. С. 151.

34

Там же. С. 152.

35

Там же. С. 153.

36

Там же.

37

Цит. по: Благой Д.Д. История русской литературы XVIII века. С. 193.

38

Новиков Н.И. Избранные сочинения. С. 215.

39

Там же. С. 216.

40

Там же. С. 123.

41

Горький М. История русской литературы. М., 1939. С. 9.

42

См.: Там же. С. 10.

43

Цит. по кн.: Вольная русская поэзия VIII–XIX веков. М., 1975. С. 59.

44

Там же. С. 60.

45

Поленов А.Я. О крепостном состоянии крестьян в России // Русская философия второй половины XVIII века. Хрестоматия. Свердловск, 1990. С. 112.

46

Там же. С. 113.

47

Там же. С. 114

48

Там же. С. 115.

49

Там же. С. 119.

50

Там же.

51

Там же. С. 120.

52

Цит. по кн.: Русская проза XVIII века. В 2 т. Т. 2. М.; Л., 1950. С. 85.

53

Там же. С. 117.

54

Там же. С. 119.

55

См.: Кулакова Л.И., Западов В.А. А.Н. Радищев. «Путешествие из Петербурга в Москву»: Комментарий. Л., 1974. С. 144.

56

Старцев А.И. Радищев в годы «Путешествия». М., 1960. С. 173.

57

Там же. С. 167.

58

Русская проза XVIII века: В 2 т. Т. 2. С. 142.

59

Там же. С. 143–144.

60

Там же. С. 144.

61

Там же. С. 160.

62

Там же. С. 181.

63

См.: Кулакова Л.И., Западов B.А. А.Н. Радищев. «Путешествие из Петербурга в Москву»: Комментарии. С. 23.

64

Цит. по кн.: Благой Д.Д. История русской литературы XVIII в. С. 358.

65

Cм.: Горький М. История русской литературы. С. 31.

66

Там же. С. 30.

67

Горький М. История русской литературы. С. 17.

68

Русская проза XVIII века.: В 2 т. Т. 2. С. 196.

69

Полное название программы – «Русская правда, или Заповедная государственная грамота великого народа российского, служащая заветом для усовершенствования государственного устройства России и содержащая верный наказ как для народа, так и для временного верховного правления».

70

Русская философия первой половины XIX века. Свердловск, 1987. С. 73.

71

Там же. С. 75.

72

Там же. С. 77.

73

Там же. С. 79.