Далила-web

– Салли Энн? – говорит и совсем уж близко придвигается.

– А вы с ней знакомы? – спрашиваю, а сам думаю: «Что она творит?» Было чему удивляться. Она запустила пальцы мне в волосы и говорит:

– Конечно. Так вы к ней приехали? – а руку не убирает. Коготки ее у меня на затылке.

Я чуть было не брякнул: «Нет, к вам», – но спохватился. Прозвучало бы глупо. Отдулся и отвечаю:

– Да, мы должны были встретиться в кафе гипермаркета. Меня выставили оттуда за то...

Но она не слушала, что я бормочу. Перебирала мои волосы, а потом спрашивает:

– И вы хотите туда вернуться? – и прямо в глаза смотрит. У меня озноб прошел по загривку и зашумело в ушах, что ответил, не помню. Перед глазами оказался лист с мелким текстом, в руках – ручка, и слышу, мне щекотно говорят на ухо: «Тогда подпишите здесь». Странно, что я нашел в себе силы спросить: «А Салли?» Мне ответили: «Подписывайте, и я вас с ней сведу».

И я подписал не глядя. Понимаете, не до того мне было, чтоб читать десять листов мелким шрифтом.

Сзади что-то зашуршало, сквознячок подул в затылок, и в палатке стало светлее. Потом женский голос проговорил довольно громко: «Все в порядке, приступайте». Я даже не сразу узнал, что это та самая блондинка, потому что ничего приятного в ее голосе больше не было. Сухо она это сказала, как будто собаке своей: «Ко мне! Фас!» Я обернулся узнать, к чему приступать-то, и вижу – полы палатки распахнуты, в проеме – задница машины, такого фургона, в каких медики ездят. Причем двери уже открыты, и лезут из них два амбала в белом. Вернее, один лезет, а второй вылез давно. Все, как в тридцать втором клипе сериала «Доктор Смерть», только без музыки. В голове у меня по-прежнему шумело и никаких мыслей не было, кроме идиотской: «К чему приступать?!» – но уж ее-то успел я прокрутить на разные лады. И тут заметил в руках у второго брата милосердия белую штуковину в виде пистолета.

– Что за фигня?! – спрашиваю, а сам уже на ногах. Не заметил, как вскочил. Но отвечать мне никто не собирался. Пошел экшн. Башка моя как была в спящем режиме, так в нем и осталась, за дело взялся спинной мозг. Помню, мелькают затянутые в белое руки и ноги, причем их почему-то гораздо больше, чем должно быть, как будто не двое на меня накинулись, а четверо, по меньшей мере. В какой-то момент из мельтешения вынырнуло дуло белого орудия пытки, я увидел явственно множество мелких игл с дырочками. От ужаса я даже кричать не смог. Схватился за ствол руками, вывернул в сторону и ткнул во что-то мягкое. Оно взвыло дурным голосом, после чего мелькание кончилось.

Встряска пошла моему организму на пользу – вытряхнула сладкую дурь. Очнулся. Стою на коленях, прямо передо мной валяется один из медбратьев, чуть в стороне от его чистокожей башки – белая шапочка. Лица его не видать, только затылок с бляшкой фидера, а из бляшки торчит хлыст. Антенна. С мозгами моими не все в порядке было, точно вам говорю. Иначе как объяснить, почему мне захотелось свинтить с фидера антенну и разглядеть получше. Потянулся я к ней – рука заболела. Потом вспомнил о втором амбале. Он-то куда делся? Поздно вспомнил.

Что-то сдавило шею, меня сунули лицом в теплое и шершавое, чуть не сломав нос; так наступили на спину, что перехватило дыхание, и принялись выворачивать руки. Больно же! Кажется, я заорал, но не от боли, а просто сообразил: теплое и шершавое – это спина того чистокожего, об него мне плющат нос, к нему прижимают так, что ни охнуть, ни вздохнуть. Крик, конечно, не получился. Через какое-то время я понял, что снова могу дышать, открыл глаза и успел заметить, как мелькнули справа и слева распахнутые двери машины. Рывком надвинулся ребристый пол, я услышал грохот и крик, меня садануло в лоб и по коленям. Но только лишь когда хлопнули двери и стало темнее, я осознал: кричал я сам, именно у меня под щекой ребристый грязный пол, значит, не кого-нибудь, а меня, Андрея Нетребко, швырнули в фургон, как куль с песком.

Думаете, я попробовал вырваться, двери высадить? Не угадали. Говорю вам, крышу мне сорвало, сто процентов. Сел на пол, прислонился боком к жесткой кушетке и давай крыть матом, но только не санитаров, до них еще не дошла очередь, а девку оранжевую, за то, что затащила меня в палатку. Палатке тоже досталось, но мимоходом. Главным образом мое выступление затрагивало вопрос происхождения девицы в оранжевом, разные стороны ее внешности и внутренностей. Помянуты были также ее душевные качества и сиськи. Я подробно помню, о чем именно вопил, но пересказывать не буду.

Накричавшись, я обнаружил, что стою на коленях у перегородки между кабиной и салоном, вцепившись в частую стальную решетку. За решеткой – пустые кресла: водительское и пассажирское. Машина, судя по виду панели, – электрокар с управлением для чипанутого водителя. Мне уже приходилось видеть такое – ни руля, ни педалей. Если вдуматься, чипанутому они не нужны, даже мешали бы.

Я не знаю лучшего средства для отрезвления, чем холодные прутья решетки между пальцами. Мне оно тогда помогло. Я подергал решетку, больше для порядка, чем из желания сломать, справа звучно щелкнуло, но не мои потуги были тому виной, просто открылась пассажирская дверь. В лицо дунуло прохладой, и вдруг над спинкой сиденья возникла блестящая лысина с хлястиком. Машину качнуло, в кабину сунулась еще одна лысина, и я услышал недовольное хрипловатое ворчание:

– Говорил тебе, не суйся под руку. Энтузиаст. Таскай тебя теперь.

Одна из лысин, поворочавшись, утвердилась над спинкой кресла и прижалась к решетке, вторая скрылась. Стукнула дверь.

Пока я тупо разглядывал хвост антенны чипанутого энтузиаста, просунутый между прутьями, снова щелкнул замок, на этот раз слева. Машина опять присела на амортизаторах, и тот же хриплый голос проговорил с еще большим раздражением:

– И еще я тебе говорил, проверь парализатор. На тебя, дурака, заряда хватило, а этого как? Брыкается же гаденыш мохнатый, мне халат порвал.

Это он обо мне, думаю. Меня гаденышем назвал. Я, значит, брыкаюсь.

Чувствую, сейчас меня переклинит, опять наломаю дров. Но медбрат на меня ноль внимания, устраивается в кабине и чем-то там щелкает на панели, бурча под нос:

– Тебе ничего, а мне теперь борт вести. А я в этом деле, как ты в анестезии. Что тут еще врубить нужно, чтоб радар видеть?

– Долбозавр дятлоголовый, – говорю ему я. От ненависти меня таращит не по-детски. – Не умеешь – не берись. Таких как ты, ламеров, к машине близко подпускать нельзя.

– Мохнатым слова не давали, – отозвался санитар и – шарах! – кулаком в решетку. Я отшатнулся, но больше от неожиданности. Попало не мне, а его приятелю, аж голова дернулась, только тому это было глубоко по фидеру, потому как все равно без чувств. «И я вот так же мог валяться, если б не кончился заряд в парализаторе», – подумалось мне, и тут я додумался наконец, что пора бы попробовать выбраться из машины. Бросился к дверям, задергал ручку.

– Да, обезьянка мохноголовая, попрыгай там, можешь даже побиться своим безмозглым кокосом об двери, – злорадно бросил через плечо чистокожий.

– Выпустите меня! – кричу. – Яйцеголовые твари! Вы не имеете права! По конституции...

– О! – слышу в ответ. – Ты понял, Нил, какие эта мартышка слова знает? Конституция!

Меня как холодным душем окатило. По тону понятно, чихать они хотели на мои права. Я бросил ручку двери и кинулся к решетке. И тут же услышал, как заныл двигатель. Электрокар дернулся, меня бросило на пол. Ползать на четвереньках стремно, но мне уже было все равно, как я выгляжу. Куда они меня везут? Зачем?

– Что вы хотите со мной сделать? – спросил я, цепляясь за решетку. Машина шла по узкой дороге, петлявшей между островками чахлой зелени, и резко поворачивала то вправо, то влево.

– Не мы хотим! – фыркнул водитель. – Ты сам мечтаешь о срочной чип-модификации.

Я глянул на него, как на сумасшедшего. Сбоку было видно – глаза закрыты, только головой покачивает. Налево наклонит – машину бросит влево, вправо кивнет – мне приходится цепляться за решетку, чтобы не повалиться на пол.

– Я мечтаю, чтобы вы остановили машину! – сказал я ему твердо.

– Серьезно? – переспросил он.

– Серьезно.

– Вот оно как, – протянул он и повернул ко мне голову.

Я еле на ногах устоял.

– М-мать! – выругался чипанутый водитель. – Из-за тебя чуть в столб не вмазал! Не мешай, а то привезу три трупа, а трупы не чипуют. И мечта не исполнится.

– Какая мечта?

– Да твоя же, которая в договоре, черным по белому.

– Не подписывал я никакой договор, – сказал я не очень уверенно, потому что кое-что уже понял. От понимания у меня затряслись поджилки и пересохло во рту.

– Ну, как же не подписывал? У нас с этим четко. Если сомневаешься, можешь после операции посмотреть протокол твоей беседы с промоутером.

– Я ее мозг видал! Вашей промоу... шлюхи оранжевой! – обозлился я, припомнив, как она меня обмишулила.

– Это она тебя видала. Прямо в... ха-ха! В твой глупый мозг, – хохотнул водитель и даже башкой закрутил от удовольствия. На этот раз я не устоял на коленях. Когда этот горе-водитель выровнял машину, он попросил:

– Заткни оральное отверстие. В тоннель въезжаем.

И тут же спереди надвинулась тьма, она слизнула зеленую пену кустов и стволы деревьев, мелькавшие по обе стороны дороги. Синеватое сияние Нижнего Города померкло. Некоторое время я не видел вообще ничего. Ехать в кромешной темноте – удовольствие ниже среднего, если знаешь, что машину ведет нуб, который и радар-то включить с первой попытки не может. Я судорожно цеплялся за решетку, ожидая, что следующий поворот окажется последним. Мало-помалу глаза привыкли к темноте. Приборная панель едва светилась, во мраке проступили контуры головы того санитара, который принял на себя заряд парализатора. Вскоре я смог различить даже косицу антенны, по-прежнему торчащую в грузовой отсек. Не знаю, что на меня опять нашло, но я стал выкручивать ее из фидера. И выкрутил. С полминуты ощупывал упругую колбаску, потом меня передернуло – мерзость какая! – и я бросил антенну на пол. Ничего не случилось. Нулевой результат. Парализованный санитар валялся бревно бревном и только головой пошевеливал на поворотах.

Я глянул на водителя. Тот откинулся в кресле и тоже упер затылок в решетку. «Чего у них сидушки без подголовников?» – спросил я себя. И сам себе ответил: «Это чтобы антенна не мешала». Косица водителя торчала между прутьями, как хобот слона. Клянусь, я начал ее отвинчивать без всякой цели, никакого плана у меня не было. Просто хотелось учинить какую-нибудь пакость, и этим выразить протест. Когда антенна оказалась у меня в руках, я подумал: неплохо бы позлить чипанутого, чтобы заставить его остановить машину и открыть двери, но мысль была мимолетной, лавина событий смела ее в один момент.

– Я ничего не... – растерянно проговорил водитель и пригнул голову, как будто пытался рассмотреть что-то на приборной панели. «Фа-а! Фа-а! Фа-а!» – отозвалась панель и замигала красной лампочкой. Меня потащило влево; пришлось снова вцепиться в решетку, я вгляделся во тьму, и в ту же секунду она нанесла удар.

Меня бросило на решетку, выворачивая пальцы, ударило, хлестнуло по лицу мелким стеклянным крошевом, потом оторвало от прутьев, но миг спустя снова швырнуло на них спиной. Дыхание отшибло; разевая рот, как выброшенная на берег рыба, я попытался нащупать, за что схватиться, но меня бросило плашмя на жесткое и я потерял сознание.

Первое, что увидел, придя в себя, – заднюю дверь электрокара, висящую криво, на одной петле. Странно она выглядела, я даже сначала не понял, в чем дело, но, ощупав жесткое и холодное под собой, сообразил, что машина лежит на боку. Второй двери просто не было, в проеме – что-то серое, освещенное рассеянным светом. Обнаружив, что меня больше не швыряет как попало, я стал на четвереньки и выполз наружу. Уже поднимаясь на ноги (правая болела в колене), заметил, что в ушах звенит и поэтому ничего не слышно. Я выпрямился и помотал головой, чтобы вытрясти звон, но все вокруг поплыло и перекосилось. Думаю, на этот раз я не упал, но то, как очутился по другую сторону от искореженной машины, вывалилось из памяти напрочь.

Помню смятую в морщинистый блин автомобильную морду метрах в десяти, припоминаю, как сидел, опираясь на кулаки и бессмысленно пялился на проносящиеся мимо электрокары, ни дать ни взять – лузер, стративший на первом круге «Death Car». Потом появился звук. Что-то гнусно завывало в недрах разбитого фургона. Когда очередная машина выпрыгивала из тьмы, в лицо било воздухом, и на мгновение рев и свист шин перекрывал остальные звуки. Разбитые в кровь костяшки пальцев болели, я сел ровнее и попытался понять, что за неудобная штука зажата в моей левой руке. Это была антенна. Так и не выпустил ее, пока меня болтало как шарик в погремушке.

Я вскочил на ноги, собираясь броситься к машине, но когда увидел еще раз задранный кверху мятый металл в том месте, где раньше было лобовое стекло, понял – там два трупа.

Стыдно вспоминать, что со мной случилось дальше. Будь на то моя воля, и сам бы забыл, и вам не стал бы рассказывать, но раз уж решил – начистоту, нечего пальцы в ботинках поджимать. Два трупа, понимаете?! И виноват в этом я, как ни изворачивайся. В моих руках дурацкая антенна.

Правда, когда я оглядел свои руки еще раз, антенны у меня уже не было, выбросил, должно быть. Так она и осталась валяться на бетонке; потом, наверное, аварийщики подобрали, когда разгребали это дерьмо. Я слышал за спиной их сирену, выбираясь из тоннеля. Шел, хромая на правую ногу, и бормотал всякую чушь:

– «Death Car», капсула смерти. Два трупа, а обещали привезти три. Обезьянка потерялась. Антенну сперла...

Это показалось мне смешным, сами понимаете, был не в себе. Послушал я свой сиплый хохот и вот тогда-то глянул на руку еще раз. Нет антенны. Я оглянулся. Какие-то огни, и воет сирена.

– Сперла и потеряла, – сообщил я огням. – И сама потерялась. Была, и нету.

Сделав это ценное заявление, я снова посмеялся и ускорил шаг, почти побежал, подволакивая ногу. Свет впереди становился все ярче, больше не нужно было придерживаться за слизкую стену, я обтер пальцы об штаны и провел по мокрому лицу рукой. И удивился безмерно – ладонь стала красной и липкой, а по лбу и щеке тирануло, словно бы не рука у меня, а железная щетка.

– Мордой в битое стекло, – сказал я громко. – Всех, кто не знает слова «конституция», мордой в битое стекло. Сами виноваты. Ловить в сортире!.. Сиськи... Всем скручу антенны!

Тоннель неожиданно кончился, я ненадолго ослеп от яркого света, некоторое время еще брел, ощупывая шершавое ограждение левой рукой, и нес вслух несусветную герцовню, но вскоре в синем ровном сиянии проступили контуры домов, и я увидел выползшее из-под земли шоссе и шарики древесных крон над живой изгородью. Ну что необычного может быть в городском квартале, рассеченном скоростным шоссе? Не сразу я понял, почему он был похож на декорацию. Колонны. Кто не видел – не поймет. Низкое небо города поддерживали ряды колонн; стрела шоссе не вонзалась в горизонт, а растворялась в мутной сиреневой дымке. Я сам был рыбой, а колонны – якорными канатами гигантского плота, слишком неповоротливого, чтобы качаться на волнах.

Встречные шарахались от меня с рыбьим проворством, очень скоро я понял, в чем дело. Они не были чип-модифицированы. Обычные граждане, спешащие по своим делам с открытыми глазами, не чистокожие причем. Понятно, вид мой не вызывал доверия: физиономия в крови, руки и рубашка тоже, штаны разодраны на коленях, да и поведение мое к общению не располагало. После десятка тысяч лысых голов обычные человеческие хаера представлялись мне диковинными, и я пристально рассматривал головы встречных. Если прибавить к этому приобретенную после аварии манеру громко разговаривать вслух с самим собой, получится картина под названием «Маньяк на утренней прогулке». Потому они и пугались, особенно девушки. Я терпеть не могу, когда кто-нибудь начинает рассказывать, что он там думает, хочешь ты его слушать или нет. Папик мой такой фигней всегда страдал, особенно за рулем. Песни пел, рассуждал, даже придумывал на ходу дурацкие стишки. Вот не думал, что эта блажь ко мне пристанет тоже. Оказалось, заразное это дело. Скоро до меня дошло: если не хочу, чтобы кто-нибудь из особо нервных вызвал полицию, нужно свернуть туда, где не так людно, держаться ближе к витринам и не торговать таблом направо и налево. Боковой проезд подвернулся тут же. Я свернул туда, прошел под растяжкой с вездесущим слоганом «Oil Over The World» и оказался на малолюдной торговой улочке, похожей на разрез в многослойном торте. Держаться ближе к витринам получилось само собой, тротуары там были шириной в полшага. И, хоть кое-кто из редких прохожих, заприметив случайно мою образину, спешил перейти на другую сторону, дело пошло лучше.

– Е-бар «Лукоморье», – громко читал я надпись на витрине. – А посмотришь, так лучше б назвали мухоморьем. В е-баре нашем мухоморы, каких не сыщешь под забором. Самые забористые мухоморы в Нижнем Городе.

– Агентство по трудоустройству «Панель», – прочел я, пройдя еще несколько шагов. – Это интересно. Чего? Требуются рабочие строительных специальностей. Нет, мы только ломать умеем, строить – это не к нам.

– Ресторан «Пир духа», – написано было на следующей броской вывеске красными светящимися буквами по серой стене, но заходить я не стал, потому что объявление на двери предупреждало: «Обслуживаются только чип-модифицированные граждане».

Я миновал японский ресторан «Палочки», салон красоты «Гея», ателье афрокожи «Нефертитьки», закрытый на реконструкцию магазин детских игрушек «Лошарик», облупленная вывеска которого призывала «играть в реале», и салон программного обеспечения «Е-бизнес Нью». Молодой человек, нанесенный на стекло нанодиодным способом, совал прохожим огромную коробку с дистрибутивом и подмигивал. У рта его парило небольшое облачко с короткой надписью «На!». «Е-бизнес, – было сказано в пояснении, – реальные деньги в виртуальном мире».

Не знаю, куда и зачем я шел. По правде говоря, больше всего мне была нужна частная клиника, где бы обслужили в кредит по пальпатору, но на двери единственного в этом роде заведения под названием «I-bolit» висело объявление, что кастрация питомцев производится только по предварительной записи, а чип-модификация и вовсе временно приостановлена. Я не рискнул туда войти.

От рекламы рябило в глазах, хромал я все сильнее, но что-то гнало меня вперед, подальше от того места, где осталась разбитая машина.

– Юридическая консультация, – читал я уже не вслух, а едва шевеля губами. – Защита от хака. Обновление прошивки в соответствии с последней редакцией Закона о защите информации. Прокачай чип...

– Эй, псих! – окликнули меня сзади. Я почему-то сразу понял, что позвали именно меня, и обернулся. Какой-то заморыш в джинсовом костюме, рассевшийся на единственной ступени у двери юридической конторы, рассматривал меня с неопределенной улыбкой. Проходя, я не заметил его, потому что смотрел вверх, на вывеску.

– Не треб... – начал он, поднимаясь.

«Он знает мою фамилию!» – алярмом зазвенело у меня в голове, я резко развернулся и кинулся прочь, припадая на правую ногу. «Уже объявили в розыск?» – спрашивал я себя.

– Стой! – кричали сзади.

«Догонит», – подумал я обреченно.

– Да стой же ты, ненормальный! – услышал я совсем близко. – Я только хотел спросить, не требуется ли тебе помощь!

– Фу-у-уф! – передохнул я, останавливаясь. Что-что, а помощь мне определенно требовалась.

Глава третья

Он ввел меня в свою контору молча, пропустил вперед, а сам приостановился на пороге и огляделся, как будто за ним гнались. Теперь я знаю, это была привычка, от которой он так и не смог себя отучить, но тогда, глядя, как он зыркает направо и налево, вытягивая шею по-птичьи, – и это на пороге собственного офиса! – я решил, что у юридической конторы проблемы покруче моих.

– Кэтчер, – представился он после того, как закрыл дверь на ключ. Нет, правда, в двери был старинный механический замок, мне такой раньше только в реал-видео встречался. Сто процентов, вид у меня был обалделый, потому он улыбнулся, глядя на меня сверху вниз, когда протянул руку – знакомиться. Попутно я отметил: заморышем он только кажется из-за невероятной худобы и сутулости. Называть себя мне не очень хотелось, потому, протягивая руку, я спросил:

– Кэтчер это фамилия? А имя?

– Просто Кэтчер, – ответил он, улыбаясь еще шире. – Это ник. Я айдиот.

Улыбка у него была такая... Словом, мои подозрения растворились в ней, как глюкер в стакане с горячим тэ-дринк. Я подумал: впервые вижу человека, который с улыбкой называет себя айдиотом. Если тебя зачали без папы и мамы в концепторе и вырастили в инкубаторе, а вместо человеческого имени у тебя айди, радоваться нечему, я считаю. Но, как ни странно, тогда его признание окончательно убедило меня – нечего бояться Кэтчера, он не сдаст.

– Меня зовут Андре... – начал я.

– Тебе бы сначала подправить текстуру, – прервал он.

– Чего?

– Царапины промой. Пойдем, я дам тебе регена, кажется, у меня остался еще.

В конторе Кэтчера имелась ванная комната. По правде говоря, его офис больше походил на разросшуюся квартиру; думаю, он и жил прямо там.

Пока я вертелся под душем, шипя от боли, хозяин юридической конторы домашнего типа бубнил за дверью, но разобрать слова я смог, только когда стал поливать свои ссадины регеном.

– ...поэтому, – говорил он, – я никогда не спрашиваю, что за душой у клиента, слышишь, Андрэ? Все разъяснится в процессе.

– Слышу, – отозвался я, а сам подумал: «Ник Андрэ мне не подходит. Лучше уж Эндрю или просто Дрю».

– Халат в шкафу, – сообщил Кэтчер. – Регена не жалей. Я жду тебя в кабинете.

Я и не жалел. Кожа от него натянулась как нанокомбик на заднице у Игэр Триэкс. Поразмыслив, я не стал надевать испачканную кровищей рваную рубашку и напялил халат. Какого герца жаться, если сам предлагает, может, он не выносит вида крови.

Рожа моя после регена выглядела нормально, по крайней мере, казалась пристойной, если рассматривать ее в запотевшем зеркале, и я направился, куда пригласили, – в кабинет.

Там было дымно. Сначала я решил, что Кэтчер сжигает какие-то документы, но потом заметил в его руке белую дымящую палочку и почуял запах. У меня не слишком здорово с чутьем, но этот запах я узнать могу. Вы поняли, что это за штука была? Сигарета. Не будь мой отец естетом, я мог и не знать, что это такое. Богато жить не запретишь; если хочется переводить дикие бабки на дым и пепел, что тут поделаешь? «Лучше бы купил себе человеческий фантомайзер», – подумал я, кивая. Кэтчер скрючился перед развалиной, в которой я с большим трудом узнал старючий скрин, еще плоский. Музейная редкость, девятнадцатый век, или когда их там делали? В скул-видео по истории науки за таким сидел старик Эйнштейн, только у Кэтчера скрин был побольше раза в три.

– Присаживайся, – сказал он, уткнувшись носом в экран своего электронного хлама, и указал сигаретой в сторону кресла. Кончик сигареты оставил в воздухе кольцо дыма, оно поплыло к потолку, лениво извиваясь. Я сел. Понаблюдав немного за действиями хозяина офиса, понял, что скрин у него вместо терминала Сети.

– Ну-с, сначала формальности, – объявил он, придвинув мне панель пальпатора.

– Много сдерете? – спросил я мрачно.

– Хороший вопрос, – отозвался без улыбки Кэтчер. – Пока ничего, а дальше посмотрим. Я же еще не знаю, какая смена тренда занесла тебя в наш квартал и где ты достал такую маску. Дай пальчики, надо заглянуть в твое счастливое прошлое.

Я потрогал щеку – онемела и действительно была похожа на маску, – подумал, что без акцепта этот тип все равно не сможет снять бабки со счета, и приложил пятерню к пластине сканера.

– Вот теперь мы знаем, что тебя... – начал Кэтчер, но тут же перебил себя: – Господи!

– Что?! – Я испугался не на шутку, увидев, как вытянулась его и без того длинная физиономия. «Клик за два, меня уже объявили в розыск!»

– Ничего, если не считать мелочи. Тебя нет, парень.

– Т-то есть как?

– Да так. Нет и все. И не было. Сам посмотри.

Он отодвинулся от экрана, уступая мне место, но сделал это зря, в логах Системы я тогда разбирался не лучше, чем в е-тайском языке, а базы данных в табличном виде и теперь на глаз воспринимать не умею. Заметив это, Кэтчер стал объяснять, рисуя у экрана сигаретой дымные узоры:

– Смотри, вот здесь я скормил Системе твои пальчики. Не дергайся, я в одностороннем режиме. Видишь, дуплекс-флаг сброшен? А вот она мне ответила, что пальчики не идентифицируются, и предложила проверить пальпатор. Это уже после того, как догги поискал в «аду». Среди мертвых максимальное совпадение – видишь? – шестьдесят три с мелочью процента. А отпечатки эти с какого-то джепа сняли двенадцать лет назад, когда он откинул копыта в возрасте семидесяти лет. Это не ты был?