Глава 23

Валерий Михайлов

Глава 23

© ЭИ «@элита» 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

«В начале шестидесятых Берроуз знал некоего капитана Кларка, который плавал на пароме из Танжера в Испанию.

Однажды Кларк сказал Берроузу, что за 23 года, которые он плавает на пароме, у него не было ни одного происшествия. В этот же день паром затонул, потянув на дно Кларка и всех пассажиров на борту. Вечером того же дня Берроуз, размышляя об этом, включил радио. В первом блоке новостей сообщалось о крушении самолета компании Истерн Эйрлайн, летевшего по маршруту Нью-Йорк – Майами. Летчиком был другой капитан Кларк и рейс значился под номером 23».

После этого Берроуз начал собирать данные о странных совпадениях. К его удивлению во многих из них фигурировало число 23. Когда он рассказал об этом мне, я начал проводить собственное расследование – и тоже выяснил, что во многих катастрофах тоже задействовано число 23.

Роберт А. Уилсон «Космический триггер».

Глава 23

Контроль, религиозный либо политический, должен существовать, поскольку население требует порабощения. Только тогда, когда оно чувствует, что его поработили достаточно, диссиденты могут коллективно поворчать. Разногласие – немощная форма притязания. Притязание – немощная форма творения. Уравниловка – это состояние, когда обществом правят капризы самых низших его слоев, сила которых кроется только лишь в их числе. В качестве пищи их мясо хуже мяса хорошей телушки или осеннего ягненка. Если какая-то часть света является кучей говна, будьте уверены, что такой её сделали уравнители. Пусть этот навоз будет разбросан там, где он принесет хоть какую-то пользу.

Антон Шандор Лавей «Записная книжка дьявола».

Возможно, эта история началась ещё хрен знает в какие времена, когда кретину по имени Ахилл зачем-то понадобилось догонять черепаху. Большинство из нас на его месте сделали бы из неё суп, но Ахилл был человеком вежливым, рассудительным и уважающим логику, поэтому, когда черепаха обратилась к нему на прекрасном греческом тех времён и сказала:

– Простите, сэр, но вы никогда не сможете меня догнать, – он не послал её, куда следует, а вежливо спросил:

– Позвольте поинтересоваться, на чём основано ваше мнение?

– Это же элементарно, Ватсон, – сказала ему черепаха, закуривая сигару, – для того, чтобы догнать меня, тебе придётся сначала прийти в ту точку, с которой я начала движение.

Черепаха стартовала первой и, разумеется, впереди него.

– Но к тому времени, когда ты, мой друг, окажешься в точке моего старта, я уже несколько перемещусь вперёд, – продолжила она, когда Ахилл согласился с первым её утверждением, – и мы вновь окажемся в такой же ситуации, как при старте: я впереди, ты сзади. И так будет продолжаться до бесконечности, потому что каждый раз, как только ты достигнешь моей стартовой позиции, я буду немного впереди. Но это ещё не всё, ты вообще не сможешь сдвинуться с места, – ошарашила черепаха Ахилла, который, убедившись в правоте её слов, решил запить этот вопрос вином, разбавленным прекрасной, ключевой водой, ещё не познавшей всех ужасов совмещения канализации и водопровода.

– Этого не может быть! – с ужасом воскликнул Ахилл.

– И, тем не менее, это так, – с сочувствием в голосе заметила черепаха. – Для того, чтобы прийти в мою стартовую позицию, пусть расстояние от тебя до неё будет Х, тебе сначала надо будет пройти половину этого расстояния (1/2)Х, а для этого половину той половины или (1/4)Х, и так далее. И твой путь или Х будет равен:

Х = Х/2 + Х/4 + Х/8 +… +Х/бесконечность.

Согласись, что при любом значении х большем нуля, тебе придётся преодолеть бесконечное расстояние.

С тех пор незнакомый с теорией рядов Ахилл так и торчит на том месте, где повстречал свою злополучную черепаху.

Санитарный инспектор Денис Паркин хоть и не знал теорию рядов, но был не из тех простофиль, что любят трепаться с черепахами, поэтому он не только мог преодолевать расстояния, отличные от нуля, но и делал это всегда, когда был в настроении переместиться куда-нибудь в пространстве.

Был он крепким, но худым человеком в прекрасной, несмотря на свои 44 года, форме. Рост 176 сантиметров. Вес 65 килограммов. Не женат, бездетен, симпатичен, хоть и не красив.

Он медленно шёл по аллее Победы в сторону заведения со странным названием: «Театр». Ещё в девяностые здесь был прекрасный, можно даже сказать, один из лучших борделей во всей округе, принадлежавший мадам Вонг. Но в 98 она вдруг продала его Обществу Божьего Гласа и исчезла со своими девочками в неизвестном направлении.

Обосновавшись в бывшем борделе, Общество открыло там свой «Театр», где устраивало еженедельные шоу братьев Бенни и Вито Марио, ассистировала которым Девственная Марта. Бенни был от рождения глухим, но умел говорить. Вито, наоборот, был немым, но прекрасно слышал и даже неплохо играл на пианино. Обоим было под пятьдесят. Марте было чуть больше сорока, и главным её уродством была девственность, которую, будучи Невестой Бога, она хранила как зеницу ока. В том, что это уродство, санитарный инспектор не сомневался. Он не безосновательно считал, что если баба осталась девственницей после 25 лет, это означало, что у неё как минимум что-то не в порядке с головой, и с такими лучше не связываться.

Шоу, как и большинство подобных мероприятий (начиная с религиозных собраний разных сект, заканчивая семинарами торговцев пищевыми добавками), строилось по принципам гипнотического сеанса. Но кроме стандартной тактики погружения в транс, которую использовали ещё древние шаманы, «Общество Божьего Гласа» эксплуатировало последние достижения науки и техники. Зал был оборудован генераторами, создающими особого рода вибрации, погружающие людей в глубокий транс, кажущийся им обычным бодрствующим состоянием. Легкое, незаметное дрожание света, шум от «плохо настроенной» аппаратуры, чуть заметное дрожание пола под ногами, всё это было мощным средством отключения разума и контроля над публикой на подсознательном уровне.

Само шоу состояло из патетических речей, поставленных специалистами НЛП; исполняемых хором гимнов (публике предлагалось взяться за руки и раскачиваться в такт музыке); читаемых речитативом молитв…

Когда же публика была готова, начиналось главное: На сцене появлялась Девственная Марта, одетая подстать тем шлюхам, что раньше заправляли заведением. Елейным голосом она объявляла, что 23 года назад Господь явил чудо. Он избрал братьев Марио для прямого общения с людьми, сделав одного из них глухим, а другого немым. Разочаровавшись в лжецах-священниках, Господь сам решил выслушивать чаяния народа, используя для этого уши немого Вито Марио, а чтобы Вито не начал от имени Бога нести отсебятину, своим Гласом Господь решил избрать глас глухого Бенни, неспособного в силу своей глухоты слышать вопросы, на которые через него должен был отвечать Господь. По её словам, подобные обстоятельства практически сводили на нет возможность мошенничества или подмены воли Господа волей своей. Себя же Марта представляла как смиренную служанку избранных Богом Братьев.

Стоило ей замолчать, как в зале начиналось настоящее нашествие варваров на Рим. Все лезли вперёд, чтобы успеть задать свой до идиотизма банальный вопрос Богу. Насладившись оргией массового идиотизма, Марта громко приказывала:

– Стойте!

К тому моменту она уже полностью контролировала мозги большинства зрителей или участников, и её приказ заставлял замереть всех разом. Со сцены это выглядело потрясающе.

– Вернитесь на свои места, – говорила она после небольшой паузы. – Господь не может отвечать отдельно каждому из вас, но он может ответить сразу всем вам. Для этого нам надо создать один общий вопрос.

Дальше следовала инструкция. Участникам давалось около пяти минут, чтобы придумать вопрос. Затем звучал гонг, после чего одновременно все страждущие должны были громко выкрикивать свои вопросы.

Ещё через пару минут глухой брат Марио начинал нести чушь от лица Господа, которая и воспринималась всеми, как величайшее из откровений.

После этого звучала благодарственная молитва Богу, и собрание объявлялось закрытым. Всё это удовольствие стоило более сотни пиастров – суммы, на которую вполне можно безбедно прожить около месяца.

Санитарный инспектор был из тех, кому бордели нравились значительно больше религиозных собраний, и если бы не служебная необходимость…

Отдав на входе причитающуюся мзду, он занял место с краю на последнем ряду и погрузил свое сознание в межпиксельное пространство, где каждое мгновение было вечностью, а каждая вечность – мгновением… Санитарный инспектор регулярно практиковал изменённые состояния сознания. Во-первых, они спасали его от вездесущего промывания мозгов, под гнетом которого находятся практически все представители человечества; а во-вторых, это было приятно, настолько приятно, что он давно уже отказался от употребления алкоголя и лёгких наркотиков, чем иногда грешил раньше.

Перед самым окончанием собрания санитарный инспектор незаметно выскользнул из зала и юркнул в одно из множества служебных помещений, открыв замок универсальным ключом.

Было около двух часов ночи, когда в зале вновь заиграл рояль. Похожий на уменьшенную копию Карла Маркса Малыш Вилли извращался над государственным гимном. За это и за молчание он получал до пятисот пиастров за выступление.

Пора, – решил санитарный инспектор, выходя из служебного помещения. В коридоре он проверил свой маленький, но весьма эффективный в подобных мероприятиях пистолет, стреляющий разрывными пулями. Больше можно было не прятаться. «Святая троица» не посвящала в свои ночные проделки посторонних, иначе весь их бизнес пошел бы коту под хвост.

Поехав на девственности, Марта ни один член даже близко не подпускала к своей, ещё хранящей заводскую упаковку манде, что совершенно не мешало ей творчески подходить к процессу перепихона, используя физические особенности богоизбранных братьев-уродов. Со временем у них выработался своеобразный ритуал, начинающийся с того, что малыш Вилли садился за пианино. Он начинал играть на все лады государственный гимн. Под эту музыку Марта медленно раздевалась, возбуждая немого Вито, который имел её сзади под всё убыстряющуюся музыку и одобрительные возгласы Бенни.

Бенни вступал в игру вторым. Неспособный работать членом, он виртуозно владел языком, облизывая Марту с ног до головы. Особенно ему нравилось, когда она ссала ему в рот. Тогда он присасывался к её манде своим огромным ртом и не упускал ни капли её девственной мочи.

Когда санитарный инспектор вошёл в зал, Бенни облизывал Марте ботинки на высоких тонких каблуках. Не обращая внимания на любовников, инспектор подошёл к малышу Вилли и приставил пистолет к его голове.

– Здравствуй, мой четвероногий друг, – сказал ему инспектор.

– Я не четвероногий, я двуногий, – ответил тот, продолжая играть.

– Печально слышать такое, ибо, если у четвероногого друга только две ноги, значит он калека или урод, – грустно сказал инспектор, нажимая на курок.

Выстрел прогремел, как гром среди ясного неба. Девственная Марта завизжала и заехала бедняге Бенни каблуком прямо в лопнувший от этого удара глаз.

Санитарный инспектор убрал оружие и спокойно вышел из здания на свежий воздух. Убедившись, что вокруг нет ни души, он сорвал с себя лицо, и бросил его на землю. Лицо начало превращаться в бесформенную студенистую массу.

Глава 23

У обратной стороны всегда есть обратная сторона.

Дзенское изречение.

Правда – это частный случай лжи.

Август к.

Солнце медленно садилось за «горизонт». Оно было огромным, красным и каким-то… печальным. Печальное солнце… Абсурд. Откуда вообще взялось это ощущение печали? Санитарный инспектор стоял у окна, смотрел на солнце, смотрел, как оно садится за бесконечную вереницу крыш огромных под сотню этажей, домов, и его переполняло странное, непередаваемое чувство. Он был словно язычник, увидевший своё божество.

Подождав, пока не «умер» последний отблеск вечерней зари, Благородный Дон включил свет. Он закрыл папку и бросил её на стол. Пора было возвращаться к делам. Интересно, сколько у такого человека как Благородный Дон было в подчинении любимчиков, которым он вот так, как и санитарному инспектору позволял любоваться своими закатами, делая вид, что изучает какое-то важное дело? Санитарный инспектор никогда и ни с кем не обсуждал этот вопрос. В Инспекции сентиментальность считалась пороком, и уличить в ней себя, не говоря уже о Благородном Доне…

Понимая это, он мог часто любоваться закатом. Такова была его привилегия. В Инспекции многие имели привилегии. Одни могли опаздывать на работу чуть ли не каждый день, и начальство этого не замечало, другие не ходили на собрания, третьи уходили раньше с работы, четвертые никогда не работали по выходным… Санитарный инспектор «выбрал» закат.

Как весьма убедительно описал в своих книгах Чарльз Форт, на Земле регулярно происходят события, которые официальная «Наука» старается не замечать по той простой причине, что они не вписываются в современную научную парадигму. Так, например, несколько веков назад, а именно «в 1772 году французская Академия назначила специальный комитет, членом которого был Лавуазье, для расследования сообщения о том, что в городке Люс во Франции упал с неба камень. Из всех попыток достигнуть позитивности в её аспекте изоляции я не знаю ничего, что отстаивалось бы с большим упорством, чем представление о несвязности этой земли с внешним пространством. Лавуазье произвёл химический анализ камня из Люса. В то время объяснение эксклюзионистов состояло в том, что камни не падают с неба; что иногда, видимо, какие-то светящиеся предметы, по-видимому, падают и что горячие камни могли быть подобраны в том месте, где как будто упал светящийся предмет – всего лишь молния ударила в камень, нагрела или даже расплавила его.

На камне из Люса были видны признаки расплавления.

Проделанный Лавуазье анализ «абсолютно доказал», что этот камень не упал: что он подвёргся удару молнии.

Вот так, авторитетно, падающие камни были прокляты. Шаблонным способом исключения остались объяснение молнией, которая, как кто-то видел, что-то ударила – то, что находилось на земле ещё до того».[1]

К сожалению, нынешние «научные комитеты», сталкиваясь с чем-то, что выходит за рамки их понимания, ведут себя точно так же, как и в 1772 году.

А что только ни сыпется на нас с небес! Это и огромные куски льда, и снежинки, величиной с салфетку, и каменный уголь, и шлак, и лягушки, и рыба живая, и рыба засушенная, и черви, и личинки насекомых, и улитки, и «странное варьирующее по цвету от красноватого до желтоватого, вещество», и совершенно чёрный дождь, и красный дождь, и вязкое вещество красного цвета, похожее на свернувшуюся кровь и многое-многое другое.

А летом 1957 года в районе поселка Мухтуя с неба упали человеческие младенцы. Их было 12. Живые, совершенно голые, они лежали на земле, и громко кричали, размахивая руками и ногами. Буквально через несколько часов к местной школе, где временно разметили детей, подъехал вездеход, на котором дети были перевезены на территорию ближайшей базы Главной Санитарной Инспекции или ГСИ – самой могущественной организации в мире, появившейся сразу после Второй мировой войны и ставшей главным монополистом сначала в области паранормальных, а затем и прочих секретных исследований в области управления человеком.

О том, что проделали над этими детками в лаборатории, Благородный Дон распространяться не стал, а санитарный инспектор вообще предпочел не думать: меньше знаешь – дольше живёшь. Одно было известно наверняка: никому, даже самому отъявленному Кафке не пришло бы в голову все то, что делали со своими подопечными мужчины и женщины в белых халатах и с добрыми улыбками на лицах, настоящие продолжатели традиций Аненербе.

В 1969 году в лаборатории произошла «внештатная ситуация», в результате которой лабораторию пришлось даже закрыть на несколько лет. Тогда бюрократы поспешили написать в отчёте, что ситуация взята под контроль, а все объекты типа «С» дисфункционизированы. На самом же деле произошла утечка: минимум один человек, Курт Моррис – старший лаборант, а до этого перспективный сотрудник одного из отделений Аненербе.

Все эти годы Курту Моррису удавалось каким-то образом скрываться от всевидящего ока Главной Санитарной Инспекции. Засветился он самым дурацким образом: попал в больницу с сердечным приступом, где у него взяли на анализы кровь, дерьмо и мочу. Такая оплошность была аналогична явке с повинной.

– Твоя задача ликвидировать все последствия этой утечки любым способом и любой ценой, – медленно произнес Благородный Дон, введя санитарного инспектора в курс дела. – ВСЕ последствия, – повторил он.

– Каков мой статус в этой операции? – спросил санитарный инспектор, заранее догадываясь, каким будет ответ. Дело было из крайне серьёзных, иначе Благородный Дон поручил бы эту работу штатным уборщикам.

– Боюсь, мой мальчик, на этот раз тебе придётся действовать вне статуса, – ответил Благородный Дон.

Это означало ВСЕ СЕРЬЁЗНЕЙ, ЧЕМ ТЫ МОЖЕШЬ ПРЕДПОЛОЖИТЬ, и ещё, ОБ ЭТОМ НИКТО НЕ ДОЛЖЕН ЗНАТЬ.

– Разрешите идти? – спросил он.

– Иди, – устало ответил Благородный Дон.

Курт Моррис, а ныне Стив Кайман обосновался в Джонсвилле – идеальной дыре для бывших преступников, тихом, спокойном городишке на Среднем Западе США. Санитарный инспектор был там уже к вечеру следующего дня.

На входной двери Морриса, он жил в типовом доме, расположенном в тихом спальном районе города, санитарный инспектор обнаружил записку на латыни – официальном языке ГСИ: «Я в кафе «Фламинго» на соседней улице». Моррис был уже не в том возрасте, да и не в том настроении, чтобы играть в погони и слежки. Он действительно был в кафе «Фламинго», тихом спокойном месте для семейного отдыха. Моррис работал над сладким пирогом и кофе.

Был он маленьким, высохшим стариком. Его лицо имело болезненно жёлтый цвет. Его подбородок немного подрагивал, но в глазах всё ещё читалась живость ума.

– Надеюсь, вы не сильно спешите? – спросил Моррис, когда санитарный инспектор подсел за его столик, – не хотелось бы оставлять такой замечательный пирог.

– Рекомендуете?

– Здесь его готовят великолепно.

– Тогда я тоже себе закажу.

– Не пожалеете.

Насчет пирога Моррис не обманул, он действительно был выше любой похвалы, а вот кофе не выдерживал никакой критики.

– Вы на машине? – спросил Моррис, покончив с пирогом и закуривая сигару, – здесь неподалеку есть прекрасное место, где мы могли бы поговорить. Насколько я понимаю, сначала вы хотели бы задать мне пару вопросов?

– Вы правильно всё понимаете, – ответил санитарный инспектор. – И я на машине. Взял на прокат.

Прекрасным местом была беседка на берегу пруда. Солнце уже зашло за горизонт. Лягушки соревновались друг перед другом в виртуозности исполнения своих арий. Распустились ночные цветы, и воздух был пропитан их ароматом. Место действительно было сказочным и на удивление безлюдным.

– Чем могу быть полезен? – спросил Моррис, когда они сели на скамейки напротив друг друга.

– Вы прекрасно знаете, что меня интересует внештатная ситуация в Сибири в 1969 году.

– Внештатная ситуация… – он рассмеялся. – Не было никакой внештатной ситуации. Эксперимент вышел из-под контроля. Это да. Мы получили совершенно не то, что ожидали, и имели глупость сообщить об этом наверх. Нас просто прикрыли. Многих прикрыли совсем, надеюсь, вы понимаете, о чём идет речь?

– Поэтому вы и сбежали из лаборатории?

– Сбежал… – он снова рассмеялся. – Я оказался не нужен, и решил исчезнуть сам, до того, как ГСИ направит ко мне пару своих громил. Подобная предусмотрительность позволила мне передвинуть дату собственной смерти с 1969 на 2001 год, а это, согласитесь, довольно длительный срок.

– Как вам удалось оставаться в тени столько лет?

– Я вас умоляю, неужели вы, зная, как работает система, не сможете, при желании, от неё уйти?

– Только до поры до времени. Вас ведь тоже нашли.

– У меня рак кишечника. Операцию делать бесполезно. Скоро опухоль полностью закроет кишку, и тогда рот начнёт выполнять функции жопы. Я предпочёл уйти раньше.

– Скажите, а кто-нибудь ещё сумел исчезнуть, как вы?

– Не знаю. В тот момент я как-то мало интересовался судьбой коллектива, а позже…

– Но вы не исключаете такой возможности?

– Обратитесь в Виши. Они сейчас работают над весьма интересным препаратом. Называется он Кероген.

– В первый раз слышу.

– Разумеется. Об этих вещах не принято говорить за коктейлем.

– Откуда, в таком случае, вам стало о нём известно?

– Этот секрет я, пожалуй, унесу в могилу.

– Предлагаете перейти к десерту?

– Мне всё равно больше вам нечего сказать.

– Как пожелаете.

Санитарный инспектор достал из кармана конфету с ярким, цветным фантиком.

– Вы позволите мне встретиться с ней тет-а-тет? – спросил Моррис.

– Я должен убедиться, что вы съели гостинец.

– Вы же знаете, что я это сделаю.

– Хорошо, – вопреки всяким правилам согласился санитарный инспектор, – я подожду в машине.

– Благодарю вас.

Когда санитарный инспектор вернулся в беседку, Моррис был уже мёртв. На его лице застыла довольная улыбка.

Лаборатория в Виши находилась на территории, а, вернее, под территорией частной бальнеологической лечебницы. Она (лаборатория) уходила вниз, под землю, где на глубине нескольких километров находились её 25 этажей, каждый из которых имел свой уровень секретности, свой допуск, и был совершенно независимым от других этажей «королевством», занимающимся подчас фантастической деятельностью. Сверху же над этой махиной отдыхали «на водах» ничего не подозревающие толстосумы.

Санитарного инспектора уже знали в Виши. Судьба дважды заносила его в этот сюрреалистический подземный мир, чья реальность значительно превосходила любое воображение.

В первый раз ему удалось побывать в «Комитете Здравого Смысла», занимающимся изучением и формированием информационных потоков, начиная СМИ, заканчивая слухами и разговорами за обедом в узком кругу семьи. Фактически именно «Комитет Здравого Смысла» был отцом той информационной среды, которую большая часть человечества считает объективной реальностью. Сплетни, убеждения, «научные объяснения», сенсации, «утечки информации»… Всё это было детищем Комитета.

Во второй…

Оба раза чтобы туда попасть, надо было подавать запрос чуть ли не на имя Генерального Координатора ГСИ.

– Ты уверен? – спросил Благородный Дон, когда санитарный инспектор закончил отчёт. Вопрос был дурацким, но утечка информации из Виши!.. Проще было поверить в то, что одноногий нищий на улице за углом – Иисус Христос.

– Я хотел бы сначала побывать там сам, – сказал санитарный инспектор. – Не зря же Моррис завел речь об этом керогене.

– Хорошо, я устрою тебе пропуск и заявку на кероген. А там ты уже действуй по собственному усмотрению.

Виши встретил санитарного инспектора настоящей жарой. Его рубашка на спине стала мокрой, едва он вышел из здания вокзала.

– Пятерочка, – сказал таксист, когда инспектор назвал адрес курорта.

– Более трёх пиастров не дам, – ответил инспектор.

– Тогда вам придётся пересесть в другую машину.

– Только после того, как узнаю вашу фамилию, – с милой улыбкой произнёс санитарный инспектор.

Таксист слишком резко рванул с места. Ему совсем не нужна была лишняя жалоба.

Заплатив таксисту ровно три пиастра, санитарный инспектор вышел из машины, нарочито сильно хлопнув дверью. Будь водитель знаком с вежливостью, он бы получил свои пять пиастров, но хамов санитарный инспектор не переносил на дух.

– Что вы хотели? – спросил охранник, когда санитарный инспектор подошёл к старинной работы кованым воротам.

– Я ищу господина Жура.

– Он ждёт вас в девятом корпусе. Знаете дорогу?

– Да. Я уже раньше здесь бывал.

Оказавшись на территории курорта, санитарный инспектор в очередной раз пожалел, что он не богатый охотник до вод.

Девятый корпус был единственным невзрачным зданием, застенчиво стоящим в самом углу курорта. Толкнув входную дверь, санитарный инспектор столкнулся нос к носу с «санитаром», который мгновенно уничтожил бы инспектора, попытайся он проскочить мимо.

– Кого-то ищете? – участливо спросил санитар.