Кремлевская пуля

Вскоре Гуров наткнулся на один документ и понял, что послужило причиной той задумчивости. У Тарасова был рак, причем уже неоперабельный. Но он продолжал работать, точнее, хапать и хапать, чтобы обеспечить не только своих детей и внуков, а еще и праправнуков.

«Да, родительская любовь действительно безмерна», – вздохнув, подумал Гуров и стал читать дальше.

Закончив с бумагами в коробках, он взялся за записи Алексея Юрьевича. Теперь все сокращения стали ему понятны.

Потом сыщик стал читать ответы на запросы, сделанные Поповым. Он увидел, что Тарасов уже умер в одной из швейцарских клиник. Теперь его наследники были заняты такой яростной борьбой за деньги, что плевать хотели на все остальное с самой высокой колокольни. Но схему все равно нужно было составить.

Лев Иванович понимал, что самая главная работа сейчас идет на Петровке, причем без его участия. Он пахал как каторжный, чтобы поскорее все закончить, вернуться к друзьям и заняться именно тем, что имело сейчас первостепенное значение.

Когда сыщик услышал звук открывавшейся двери, он повернулся, чтобы высказаться по полной программе в адрес того негодяя, который оторвал его от дела. Но это оказался Александров.

– Извините, – пробормотал Гуров. – Что, уже восемь?

– Давно девятый, – ответил, проходя в кабинет, Олег Михайлович.

– Простите еще раз. Я просто как-то забывал смотреть на часы. – Лев Иванович окончательно смутился.

– Бывает. Рассказывайте, что вы выяснили.

Полковник тут же стал объяснять. Александров внимательно слушал его, временами кое-что уточнял.

Когда Гуров закончил, он спросил:

– Значит, единственная возможная версия – это дочь Куликова?

– Но это может быть и просто совпадением, – возразил сыщик. – Работать надо!

– Тогда будем считать, что здесь вы все закончили. Возвращайтесь на Петровку и продолжайте там с учетом уже известной вам информации. Все документы оставьте здесь. Как запрете дверь, ключ возьмет комендант. Он ее снова опечатает. Пусть кабинет Лешу дожидается. Пропуск отдадите при выходе, а вот номер моего телефона далеко не убирайте – вдруг нужно будет что-то срочно сообщить. До свиданья!

Оставшись один, Гуров осмотрелся, не оставил ли здесь что-нибудь личное, проверил, выключен ли чайник, погасил свет и с чувством честно выполненного долга запер за собой дверь. Как оказалось, комендант его уже караулил в коридоре, так что и здесь задержки не было. На выходе Лев Иванович сдал свой пропуск.

Потом он вышел на улицу, глубоко вздохнул и пробормотал:

– «Которые тут временные? Слазь!». Правильно говорят, что старую собаку новым трюкам не научишь. Все-таки на Петровке мне куда комфортнее, роднее.

Пятница

Казалось бы, длинные служебные коридоры с дверями кабинетов по обе стороны есть практически в любом учреждении и не должны так уж сильно отличаться между собой. Но Гуров, приехав на Петровку и направляясь сейчас к себе, вдруг подумал, что вернулся домой.

Крячко уже был на месте и встретил друга язвительно:

– Ага! Набегался по чужим хатам, к родной потянуло?

– Да меня и не было-то всего четыре дня, – отмахнулся Лев Иванович. – Как вы тут без меня?

– Ты не поверишь, до чего же спокойно жили. – Стас вздохнул и вдруг всхлипнул. – Тихо, мирно, никаких тебе авралов. Пир духа и именины сердца. А теперь ты вернулся, и не будет нам больше покоя с тобой, окаянным!

– Не причитай, бабка-плакальщица! – Гуров поморщился. – Переигрываешь уже. Рассказывай, что и как!

– Ну, извини, мы системе Станиславского не обучались, – Крячко сделал вид, что обиделся. – А что и как, ты сейчас у Орлова узнаешь, пошли!

– Какой смысл мне сейчас к нему идти? Поздороваться? Самочувствием поинтересоваться? – осведомился Лев Иванович. – Дай я сначала документы посмотрю, чтобы потом было о чем говорить. – Он сел за свой стол, похлопал по папкам и спросил: – Как я понимаю, здесь все по Моте, а у тебя – по Халве, да?

– Вот что слава с человеком делает. – Стас притворно вздохнул и уже серьезно добавил: – Пойдем! Надо!

– Да мать вашу!.. – не выдержал сыщик. – На несколько дней вас одних оставить нельзя! Что тут еще случилось?

Крячко ему ничего на это не ответил. Гуров вздохнул и поднялся.

В приемной Орлова всегда были люди, но сейчас там царило настоящее столпотворение. Подчиненные ненадолго заходили в кабинет генерала, вылетали оттуда и куда-то мчались.

Лев Иванович посмотрел на все это, и ему стало невесело. Крячко же подошел к замотанной секретарше, о чем-то с ней пошептался и махнул рукой Гурову. Они прошли вне очереди.

Здесь это давно никого не удивляло, но до сих пор продолжало раздражать. Любимчики начальника редко пользуются всеобщей симпатией. Вот и в этот раз присутствующие проводили их возмущенными взглядами.

Орлов сидел за столом без пиджака, ослабив галстук и подвернув рукава. Мельком глянув на друзей, он мотнул головой в сторону стола, что означало: «Присаживайтесь!».

Петр закончил читать какой-то документ, отложил его в сторону и спросил:

– Лева, что у тебя нового?

– Ничего. А что может быть, если я только что пришел? – ответил Гуров.

– Тогда иди и ознакомься с документами. Вдруг у тебя свежие идеи появятся. О том, что уже наработано, тебе Стас расскажет.

Гуров с Крячко поняли, что аудиенция закончена, и вышли.

Уже в их кабинете Лев спросил:

– И давно с ним это?

– Со вчерашнего дня. – Стас тоскливо вздохнул. – А началось все после звонка Александрова. Петр такой важный стал – не подступись! Напряг всех так, что носятся как ошпаренные. Да ты сам видел.

– Как же мало надо человеку, чтобы подцепить звездную болезнь. – Гуров покачал головой.

– У тебя самого она периодически обостряется, – ехидно заметил Крячко.

– Но не на пустом же месте! – возразил Лев Иванович. – Толк-то хоть какой-то есть от всей этой беготни? Или ребята бумажки из одного кабинета в другой таскают? – Сыщик увидел, что Стас в ответ только вздохнул. – Значит, от чего я ушел, к тому и вернулся. – Гуров покачал головой и открыл первую папку. – Давай так договоримся. Я сейчас все сам почитаю, а потом ты мне расскажешь, что вы здесь без меня натворить успели.

– Не помрешь ты от скромности, Лева, – буркнул Крячко, но Лев Иванович сделал вид, что не услышал его.

Гуров от корки до корки прочитал уголовное дело Матвеева, затем все документы, что были на него собраны, и стал рассуждать вслух:

– Итак, Матвеев Дмитрий Александрович после смерти матери проживал один по месту постоянной регистрации. Бросил колледж. О том, чем он занимался до знакомства с Паршиным, в деле ни слова. Был осужден на два года колонии общего режима, освободился три месяца назад и вернулся домой. Вы не выяснили, чем он стал заниматься, хотя и опросили чертову прорву людей. Значит, болтался без дела. Вопрос: на что жил? Его постоянная дама сердца, Рябова Надежда Николаевна, показала, что о делах своего милого друга ничего не знает. Это сомнительно. Она работает официанткой отнюдь не в шикарном ресторане, где богатые клиенты и чаевые соответствующие, а в заведении весьма среднего пошиба. Ясно, что Мотю содержать ей было не по средствам. Скорее всего, он что-то еще тогда припрятал себе на черный день. Срок этот тип получил небольшой, значит, был в деле на вторых или даже третьих ролях, много скопить просто не смог бы. А тут у него вдруг невесть откуда появляются солидные деньги!.. Скажи мне, Стас, какая женщина не поинтересуется их происхождением?

– Только святая или законченная дура, – тут же ответил Крячко. – Или та, которой плевать на то, откуда они берутся, лишь бы были. А нормальная баба не мытьем, так катаньем, но правду из мужика вытянет.

– Правильно. Рябова у нас дама судимая, четыре года отбыла от звонка до звонка за участие в ограблении ночного магазина. По УДО, заметим, не освободилась. О чем это нам говорит? Что вела она себя там не слишком примерно, характер у нее имеется, прогибаться не любит. Вышла Наденька полгода назад, с Мотей связалась два месяца тому. Наружка засекла, что она в женской консультации три раза была, то есть не только на прием к врачу ходила, но и анализы сдавала. О чем это нам говорит?

– Не знаю. – Крячко пожал плечами. – У женщин вечно с этим проблемы.

– Ох, Стас! – Гуров вздохнул. – А узнать, не беременна ли она, трудно было? Ведь если так, то срок небольшой. С таким частники без всяких анализов аборты делают чуть ли не в день обращения, и стоит это не так уж дорого. А она в районную консультацию ходила. Стало быть?.. – не дождавшись ответа, Лев Иванович вздохнул и сказал: – Собирается рожать.

– Сейчас выясню, – хмуро пообещал Крячко и схватился за трубку телефона. – А еще лучше сам туда позвоню.

Он так и сделал, но представился дежурным ИВС, куда привезли задержанную Рябову Надежду Николаевну. Мол, дамочка жутко скандалит, утверждает, что она беременна и требует особого к себе отношения. Так правда ли это?

Ответа ему пришлось ждать довольно долго. Выслушав его, он аккуратно положил трубку на рычаг, вздохнул и уставился в окно.

Гуров тоже вздохнул и грустно сказал:

– Стас, ты же опер от Бога. В некоторых вопросах дашь мне сто очков вперед. Что ж ты об этом не подумал? А теперь рассуди сам: стала бы она сохранять беременность, если бы точно знала, что Мотя свалил с концами или уже на том свете и поднимать ребенка ей предстоит одной? А уж с учетом того, что она еще молодая и вполне может родить потом, тем более. Заметь, что ни ворам, ни тебе женщина о Моте ничего не сказала. А ведь уголовнички с ней обращались без особого политеса. Да знай она, что Моти нет в живых, стала бы молчать? Нет! Выложила бы все, что знает или даже только догадывается. Что мы имеем в сухом остатке?

– Она любит Матвеева, надеется, когда все утихнет, создать с ним семью, а пока временно его где-то спрятала, – уныло ответил Стас.

– А ведь все лежало на поверхности, – заявил Лев Иванович. – Вы ее родственников и близких знакомых установили? – По виду Крячко он понял, что нет, и опять вздохнул.

– Лева, я немедленно этим займусь, – клятвенно пообещал Стас и даже поднялся, демонстрируя полную готовность бежать во все стороны сразу.

– Сиди! – отмахнулся Гуров. – Вы уже сотворили все, что только могли. С ней надо было просто нормально поговорить, внятно объяснить, во что ее сердечный друг вляпался и чем для них обоих это может закончиться.

– Так, может, задержать ее и потолковать по душам? – предложил Крячко.

– Стас, родной! – Гуров горестно помотал головой. – А что ты ей предъявишь?

– Как что? Соучастие в подготовке покушения, – с удивлением проговорил Стас.

Лев Иванович глухо застонал, потом грустно спросил:

– Чем ты это подтверждать будешь? С Кинг Конга показания снимешь? А ты подумал о том, что в этом случае весь мой авторитет, завоеванный десятилетиями, полетит к чертовой матери? Стас, у нас нет ни одного доказательства того факта, что готовится преступление. Ни единого! Все строится на личных ощущениях одного человека. Да, его коллеги их разделяют, но нам-то от этого не легче. Если ты так не понимаешь, я могу на бумаге крупными буквами написать «Доказательств нет!» и на стену повесить, чтобы нагляднее было.

Крячко сидел, отвернувшись, и только желваки ходуном ходили.

– Мотю к этому делу привязывает только то, что он зачем-то искал киллера и учился в одном классе с дочерью Куликова, – продолжал Гуров. – Все! И не надо на меня обижаться. Еще один выискался! Путь к Моте лежит только через Рябову.

Крячко продолжал демонстрировать окончательное разочарование в жизни, и Лев смилостивился:

– Давай так договоримся. Я сейчас документы на Паршина посмотрю. Мы все обсудим, а потом выработаем план совместных действий. Мне одному не управиться.

Крячко несколько приободрился, и мир был восстановлен.

– Может, сходим пообедаем для разнообразия? А то столовую скоро закроют, – предложил Стас.

Лев Иванович посмотрел на часы и понял, что тот прав. Они пошли в столовую.

Когда друзья уже сидели за столиком, Крячко спросил:

– Интересно, а чем в администрации кормят?

– А мы с Алексеем Юрьевичем там, как и здесь с тобой, к шапочному разбору приходили. – Лев Иванович усмехнулся, тут же вздохнул и сказал: – Лучше бы и дальше так же продолжалось, тогда ничего не случилось бы, и Попов был бы здоров.

Полковники вернулись в кабинет. Гуров стал изучать уголовное дело Паршина, потом очень немногочисленные документы, собранные на него.

Он отложил последний лист и сказал:

– Итак, Леонид Сергеевич Паршин, известный автогонщик, мастер спорта международного класса, попал во время тренировки в аварию, после которой был вынужден уйти из большого спорта. Его жена поняла, что прежних денег больше не будет, и развелась с ним. Он оставил квартиру ей и дочке и прописался у сестры, в двухкомнатной квартире, доставшейся ей от родителей. Там проживает она и ее двое детей. С мужем она в разводе. Бывшая жена Паршина продала квартиру, вышла замуж за немца, в настоящее время проживает с дочкой в Германии и к нашей истории отношения не имеет. По словам Паршина, он жил на съемных квартирах, но их точных адресов не помнит, не считая последнего, где его и взяли. Теперь вопрос: как на него вышли? Он три года занимался противоправной деятельностью, и полиция – ни гу-гу, а тут вдруг повязали, причем в адресе. Как они его узнали? Паршин же был зарегистрирован у сестры. На основании чего задержали? Он хранил в этой квартире неопровержимые улики: запчасти от машин, договоры купли-продажи. Если Паршин попал под подозрение, то за ним можно было проследить и взять на месте совершения преступления. Ты со следаком разговаривал?

– Конечно, – кивнул Крячко. – Но тот вертелся как уж под вилами. Ничего не помнит, ссылается на большую загруженность. Ясно же, что ему крупно забашляли. Я с операми потолковал, и те мне шепнули, что был анонимный звонок. Номер не определялся. Некий доброжелатель, не пожелавший назваться, сообщил, что Леонид Паршин, известный в определенных кругах под кличкой Халва и занимающийся угоном дорогих машин чуть ли не в промышленных масштабах, проживает по определенному адресу. Мужики дела подняли, выяснили, что когда эти умельцы одну машину брали, их видеорегистратор с другой засек. Пришли они в адрес, видят, морда та же, вот и взяли, а остальных уже по его мобильнику вычислили. Но мужики тоже многое недоговаривают – чересчур честно мне в глаза смотрели. И потом непонятно, откуда у Паршина и его людей, этой мелкоты, нашлись деньги на хороших адвокатов. Да и сидят все в приличных местах, в Центральной России. Матвеев в Стенькино отбывал, а Паршин – вообще в Коломне.

– С этим все ясно. Кавказцы заплатили, чтобы в деле не фигурировать, – заявил Лев Иванович и продолжил: – Допустим, так и было. Тогда следующий непонятный момент. Сидит Паршин два года, до этого три занимался угонами, отсюда вопрос: где еще два? Чем он занимался, после того как ушел из спорта, но еще не стал преступником? Мне сказали, что он был персональным водителем у какой-то дамочки, но почему об этом в деле нет ни слова? Кто она?

– Может, это любовь? – Крячко усмехнулся. – Вот он о ней и промолчал, чтобы в свой криминал не вмешивать.

– Или ее муж постарался, чтобы его фамилия там не светилась. Раз он мог позволить себе оплачивать личного водителя для жены, то человек этот явно не бедный, может, и известный, – предположил сыщик. – Меня очень интересует, кто же Паршина сдал. Конкуренты? Но бодаться с кавказцами, которым прибыльный бизнес обломали, рискованно. Предположим, что связь Паршина с этой дамочкой продолжалась. Муж свою службу безопасности напряг, выяснил, чем Леонид занимается, и сдал его, чтобы тот вокруг жены не вертелся.

– Очень сомнительно. Уж больно мелкая месть для крутого и богатого мужика, – заявил Крячко и покачал головой.

– Согласен. – Лев Иванович кивнул. – Судя по фотографии, мужик Паршин красивый, влюбиться в такого можно, а вот он сам? Надо обязательно выяснить, что это за женщина, – решительно заявил он и спросил: – Ты с колонией связывался?

– А как же! – Стас возмутился от проявления такого откровенного недоверия. – Паршин уже полгода как расконвоированный, водителем работает, документы на УДО подал. Думаю, выпустят, потому что ведет он себя примерно. Сестра его регулярно навещала, не знаю, как сейчас. Теперь-то не проследишь, он же с ней может уже бесконтрольно встречаться. Посылки были.

– Надо с его сестрой поговорить. Может, она знает, что это за женщина, – сказал Лев Иванович и выписал из дела данные.

– Не пойму, что ты к ней прицепился, – недоуменно сказал Стас.

Гуров только отмахнулся и предложил:

– Теперь давай думать, что делать будем. Ты очень аккуратно, только по документам, выясняй все, что возможно, о родственниках Рябовой. Сама она москвичка, но, может, мать или отец были приезжими, и где-то у них родня осталась. К Орлову с этим делом даже не думай соваться. Он от великого усердия может еще кого-то подключить, и тогда пиши пропало. Сейчас ее все, как она думает, в покое оставили. Но если только дамочка почувствует хоть малейший интерес к себе, то тут же найдет возможность связаться с Мотей. Тогда мы его уже точно не найдем. Да, когда женщина бьется за своего мужика и отца будущего ребенка, она на все способна. Ты меня понял?

– Не дураком родился, – буркнул Стас. – Но как же я ненавижу в бумагах копаться! А ты чем собираешься заниматься?

– Буду думать, что еще из этих документов выжать можно, – ответил Лев Иванович.

Крячко ушел, а Гуров, как и собирался, начал снова читать дела. Вскоре его отвлек от них телефонный звонок. Это был Мизоев.

– Здравствуйте, уважаемый Лев Иванович! – оживленно начал он. – Как здоровье, семья, работа?

– Все, слава богу, неплохо, уважаемый Джафар Мусаевич, – в тон ему ответил Гуров. – Жена просила передать вам большое спасибо за цветы и фрукты. Она была от них в полном восторге, особенно от клубники.

– Ай, как хорошо! – обрадовался Мизоев. – Приятно слышать, что угодил красивой женщине. Уважаемый Лев Иванович, я очень расстроился, что не смогли мы с вами тогда подольше посидеть, о жизни поговорить. Приезжайте ко мне сегодня, как сможете. Очень прошу. Барашек у нас припасен. Молодой, нежный, сочный. Пальчики оближешь!

– Вы так вкусно говорите, уважаемый Джафар Мусаевич, что невозможно устоять. – Гуров рассмеялся, хотя ему было совсем не до смеха.

Он тут же понял, что Мизоев что-то узнал.

– Уже выезжаю.

Он быстро побросал все папки в сейф и оставил на столе Крячко записку:

«Уехал по делам, не звони, я сам с тобой свяжусь».

Потом сыщик почти бегом отправился вниз.

Гуров закусил губу, чтобы не материться в голос из-за того, что машины впереди двигались со скоростью старой и больной черепахи. При первой же возможности он свернул в переулок, и дальше дело пошло быстрее.

Сыщик затормозил перед «Мелхистой», едва не забыл поставить машину на сигнализацию и взлетел по ступенькам. Мизоев ждал его в зале. Выражение лица у него было таким гневным, что Лев Иванович понял, с каким трудом дался ему оживленный и радостный тон в их телефонном разговоре. Джафар тут же повел сыщика куда-то в другую сторону.

Гуров не выдержал и спросил:

– А как же барашек?

– Немножко попозже, – сердито сопя, объяснил Мизоев. – Сначала будет большой и глупый баран! Такой тупой, что рука сама тянется его зарезать! – Он что-то добавил на своем родном языке.

Они вышли во внутренний двор, к гаражу, возле которого стояли несколько соотечественников Джафара. При виде хозяина один из них открыл дверь, и Гуров с Мизоевым вошли внутрь. Там на стуле сидел сильно избитый мужчина средних лет, причем по внешности русский, что очень удивило Льва Ивановича.

– Кто его так? – поинтересовался сыщик. – Вы бы ему хоть умыться дали, чтобы я лицо мог разглядеть.

Мизоев чуть повернул голову, и Гуров услышал, как снаружи кто-то куда-то тут же побежал.

Джафар тем временем объяснил:

– Салман его учил! Оказывается, этот баран втайне от него машинами занимался. Как будто он своим людям мало платит! Какой хозяин такое потерпит, а?

– Да, непорядок, – согласился Гуров.

Тут появился мужчина с кувшином воды, и пленник умылся. Полотенце ему, естественно, никто и не подумал дать. Мизоев махнул рукой, и они опять остались втроем.

Джафар обратился к пленнику:

– Ахмет, сейчас ты расскажешь моему уважаемому другу все, что раньше говорил мне и своему хозяину, ответишь на все его вопросы. Если ты будешь врать, то ты знаешь, что тебе за это будет!.. – Он спохватился и крикнул: – Эй, кто-нибудь, принесите стулья! Почему я обо всем должен думать? Никто не догадался это сделать! Какой ишак решил, что мы здесь стоять должны?

Стулья появились мгновенно. Мизоев и Гуров сели напротив Ахмета, не проявлявшего ни малейших признаков беспокойства.

– Начинай! – приказал Джафар.

Но прежде чем пленник открыл рот, Лев Иванович сфотографировал его на телефон, а потом сказал:

– Я полковник полиции Гуров и уже много лет занимаюсь особо важными делами. Мое появление здесь означает, что ты вляпался в очень нехорошее дело. Надеюсь, тебе это понятно. От откровенности зависит твое будущее, так что подумай хорошенько, стоит ли врать. А теперь рассказывай.

– Это было где-то две недели назад, – начал Ахмет на чистейшем русском языке, спокойно глядя на Гурова. – Ко мне пришел Мотя. Это…

– Я знаю, кто это, чем и с кем занимался, – перебил его Гуров. – Дальше!

– Он сказал, что один человек ищет надежного киллера для серьезной работы, за которую очень хорошо заплатят. Мотя предложил ее мне, но я отказался.

– Кто его прислал к тебе? Он на кого-то сослался? Почему именно к тебе? С чего ты ему поверил, не испугался, что это была провокация? – сыпал вопросами Гуров.

– Сам по себе пришел. Я же его знал, – спокойно объяснил Ахмет. – А он в курсе, что я боевиком был, воевал. Объявили амнистию, вернулся домой. Начал работать, сначала там, потом здесь. Мотя нервничал сильно, но это понятно, а смотрел прямо, глаза не отводил. Не мог бы он так держаться, если бы что-то задумал, не тот человек. Только я отказался – не хочу к прошлому возвращаться. У меня хорошая работа, на жизнь хватает. Зачем рисковать?

– Особенно если учесть, что ты на стороне подрабатывал, – не удержавшись, встрял Мизоев.

– Тогда он стал просить, чтобы я его с кем-нибудь свел, обещал заплатить, – как ни в чем не бывало продолжил Ахмет. – Очень настаивал, только что не плакал, деньги за информацию предлагал. Я подумал, почему не заработать на дураке, сочинил электронный адрес и ему написал, а он мне заплатил. Через неделю Мотя пришел и сказал, что я его обманул: он написал, а ему никто не ответил. Я ему заявил, что сделал все, что мог. Человека этого, может, и в живых-то уже нет. Много времени прошло. Я не думал, что это до хозяина дойдет, но вот он узнал.

– А ты, случайно, Мотю не убил, чтобы он деньги назад не стал требовать? – спросил Гуров.

– Зачем об него руки пачкать? – небрежно ответил Ахмет. – Да и кто ему поверит?

Гуров достал перекидной блокнот, открыл на середине, протянув его и ручку пленнику.

– Адрес мне тот напиши на всякий случай! – потребовал сыщик.

– Да я его уже и не помню, – заюлил Ахмет.

– А ты вспомни! – настойчиво посоветовал ему Лев Иванович.

Тот долго думал, а потом все-таки написал и сказал:

– Точно не поручусь, кажется, этот.

– Рассказывай дальше! – приказал полковник. – Что говорил тебе Мотя о человеке, который ищет киллера.

– Только то, что тот очень богатый, щедро заплатит, главное, чтобы работа была выполнена чисто.

– Хорошо. Тогда скажи мне, в чьем отряде ты был?

– А это еще зачем? – насторожился Ахмет.

– Почему ты так испугался? – удивился Гуров. – Амнистия же была, тебе теперь бояться нечего.

Ахмет посмотрел на Мизоева, и тот грозно прикрикнул:

– Отвечай, шакал!

– Я воевал в отряде Хасена с осени девяносто девятого, а ушел, когда объявили амнистию, – очень неохотно ответил Ахмет, а потом твердо заявил: – Но больше на эту тему я говорить не буду.

– Как я понял, ты русский, а воевал на стороне боевиков и ислам принял, – сказал Лев Иванович. – Как твое настоящее имя?

– Русская бомба упала рядом с моим домом. Все родные погибли под его развалинами, – жестко ответил Ахмет. – Так что мое настоящее имя похоронено под теми же развалинами.

– Все-таки ты его назовешь, – твердо сказал Гуров. – Или мне людей со двора позвать?

– Зови! – ответил пленник, глядя на Льва с лютой ненавистью. – Только как мой хозяин посмотрит на то, что меня тут чужие люди изобьют? Что он ему скажет? – Ахмет кивнул на Мизоева.

– Ладно, – согласился Гуров, поняв, что погорячился. – Но свое полное теперешнее имя ты мне назовешь.

– Ахмет Магомедович Кураев, – тем же тоном ответил пленник.