Месть

Мария Метлицкая

Месть

Верка ревела. Ревела громко, с надрывом. Жалко ее было ужасно! Вот ведь трагедия – отец ушел из семьи. А семья была замечательная! Можно сказать, показательная семья. Но – была…

Зимой Стрешневы ходили на лыжах – садились на электричку и ехали в лес. Были тогда поезда «Здоровья» – хорошая штука! В воскресенье, на перроне Белорусского вокзала, собирались спортивные семьи. Поезд «Здоровья» отвозил их на какую-нибудь недалекую станцию, и все лыжники дружной гурьбой вываливались из вагона. Бежали в лес – прекрасный, зимний, с множеством рыжих белок, густых елей, обсыпанных снегом. А вечером, часов в пять, поезд народ забирал.

С собой брали рюкзаки с бутербродами и термосы – перекусить на привале. Точнее, на пеньке.

Меня тоже прихватывали, и мама моя была счастлива: неспортивная дщерь целый день на природе, на морозном здоровом воздухе.

Летом Веркина семья уезжала в деревню, причем своего дома у Стрешневых не было. Просто садились в поезд и ехали, куда глядят глаза. Выходили на симпатичном полустанке и шли по разбитой и пыльной дороге в деревню. Снимали у незнакомой бабули сарай или комнату и жили себе припеваючи месяц. Так и называли это мероприятие – «Месяц в деревне».

Бегали на речку, ловили рыбу, купались, собирали грибы, сушили их на хозяйской печке и снова были счастливы. Ходили и в байдарочные походы – Карелия, Судогда, Сура, Чусовая. Жили в палатках, пели под гитару бардовские песни. На гитаре играл Веркин отец.

Я им немного завидовала: мои родители не ходили в походы, не жили в палатках, не уезжали в глухую деревню. Мама любила комфорт и горячую воду. Наши отпуска проходили в пансионатах, санаториях и в гостиницах Ялты и Сочи.

Но случилось, что Веркин отец загулял… Точнее так: Веркин отец влюбился. Загулять он не мог – совесть не позволяла. А вот влюбиться способны и совестливые.

Он ушел, объявив жене Тане, Веркиной матери, что полюбил. Обманывать ее больше не в силах, потому, что это нечестно. И ТУ женщину, новую любовь, тоже не может обманывать, потому что любит ее и все такое.

И Веркина мать, тетя Таня, слегла. Просто легла на кровать и не вставала. Лежала с открытыми глазами и, не мигая, смотрела в потолок. Который, кстати, совсем недавно побелил ее неверный, коварный муж.

Тетя Таня была похожа на мумию: застывшая маска лица, и никакого движения. Она не ела, не пила и не ходила в туалет. В общем, она умирала. Лицо ее пожелтело, нос заострился. Кошмарное зрелище…

Верка трясла ее за плечи, поливала холодной водой и рыдала, рыдала…

Слушать это было невыносимо: «Мамочка! Не оставляй меня! Я тебя умоляю!»

Тетя Таня пролежала пять дней и ночей. А потом вдруг встала и пошла в ванную. Открыла кран, набрала полную ванну воды, побросала туда все грязное белье, которое накопилось, и, сев на край ванны, начала его ожесточенно стирать.