О любви и не только – 3. Рассказы, повесть

О любви и не только – 3

Рассказы, повесть

Аркадий Грищенко

© Аркадий Грищенко, 2016

ISBN 978-5-4483-2205-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

По следам своей памяти

– рассказ —

В детском саду №1 в городе Шепотня недавно случился переполох. Вроде бы день начинался спокойно, детишки своевременно просились на горшочек, без особого шума лопали манную кашку, играли в разные игрушки, что принесли их родители по причине отсутствия дома места для хранения всякой ерунды, заведующая садом по очереди вызывала в кабинет воспитательниц для пустяшных нравоучений, а воспитательницы между собой клялись отравить эту старую дуру, выжившую из ума и надоевшую им до чёртиков. В общем, день был обычный, ничем от остальных дней не отличался, к тому же приближался тихий час, когда ребятишки заканчивали свои мелкие пакости против взрослых и вскоре должны были забраться в кроватки и заснуть крепким сном. Воспитательницы готовились немного отдохнуть и от детей, и от своей мымры заведующей, которая на это время обычно сматывалась домой к своему молодому мужу, она ежедневно проверяла, не слинял ли он в её отсутствие на другой адресок.

И вот в это самое время за окошком старого здания первого в городишке детского сада прозвучал автомобильный сигнал, да так близко, что сразу стало ясно, что источник сигнала находился во дворе садика, хотя кроме продуктовой машины внутрь территории никто никогда не заезжал: строгие дорожные знаки этому препятствовали, а в Шепотне жили только строгие блюстители правил дорожного движения. За детьми родители либо приходили пешком, либо оставляли машину за пределами огороженной территории. В этот же день некто по наглому открыл ворота и подъехал к самому корпусу. Все, включая воспитательниц и малышни кинулись к окнам, чтобы полюбоваться на негодяя и посмотреть спектакль, который учинит заведующая на улице.

И всё вначале шло по расписанию. Лариса Дмитриевна, быстро схватив свой костылик, выскочила из кабинета и бросилась к выходной двери для экзекуции водителя чёрной иномарки. Выскочив на крыльцо, она поправила на переносице очки и грозно вперила зловещий, ничего хорошего не предвещающий взгляд в четырёх вышедших из машины мужчин. Один был щупленький, хиленький, похоже, мало ел и совсем не занимался спортом, особенно тяжелой атлетикой. Зато трое остальных прямо-таки были налиты свинцом, морды у них лоснились и чуть ли не лопались. И ростом они не уступали баскетболистам сборной небольшой страны. Щупленький шёл к крыльцу впереди, а троица его сопровождала.

– Кто вы такие и как посмели нарушить покой наших детей? – спросила с повышенным тоном в голосе заведующая и приготовилась выслушать торопливые извинения. Чтобы затем над ними поиздеваться и проводить незваных гостей с территории своей вотчины, пиная сзади костылём.

– Тётя Лора? Это никак вы! – проговорил в восторге дефективный пришелец и распахнул руки для объятий. Заведующая не сдвинулась с места, это был кремень, а не человек!

– Какая я вам тётя?! – воскликнула она. – Пошли прочь от детского садика! А то я буду вынуждена пригласить сюда полицию!

– Тётя Лора! – опять пропел предводитель компании. – Конечно, это вы! Только вы можете так сурово общаться с любимыми своими воспитанниками!

Лариса Дмитриевна вгляделась в прибывших повнимательнее. Потом спросила немного сбавив тон:

– Это ты что ли, Артёмчик? Фомин?

– Ура-а-а! – воскликнул щупленький и повернулся к остальным. – Я же говорил, что она меня узнает! Конечно, это я, ваш воспитанник Артём Фомин, самый драчливый в группе семидесятого года.

Баскетболисты, державшиеся несколько позади, сдержанно ухмылялись.

– А чего ты здесь потерял? – несколько растерянно спросила Лариса Дмитриевна и подняв свой костыль, уперла его в грудь Фомина.

– То есть как это что потерял? – удивился тот. – Я же все сорок лет мечтал вновь побывать в своём садике, повидаться с вами. А это, – он показал на сопровождавших, – мои телохранители! Мы здесь, чтобы засвидетельствовать, так сказать, своё почтение одному из мест, где я рос и набирался ума.

– И кто же ты теперь? – строго спросила хозяйка заведения. – Здоровяки, понятно, холуи твои, жопу твою берегут, а сам-то ты кем служишь?

Телохранители совсем не обиделись на слова Ларисы Дмитриевны, они, видимо, привыкли ко всякому обращению, это было не самое обидное. Артём Фомин тем временем полуобнял свою бывшую воспитательницу и представился:

– А служу я сейчас в «Роснефти», дорогая тётя Лора, в Совете директоров состою. Одновременно в Росссийской Думе заседаю. Теперь рассказывайте, как вы тут живёте, чем детишек кормите?

Почти силком он втянул заведующую внутрь здания и закрыл дверь, отчего баскетболисты, оставшиеся одни на улице, стали выглядеть немного растерянно.

– Давайте, показывайте! – начал командовать парламентарий, оглядывая находившихся здесь детей и взрослых. Он пошёл впереди, заглянул в столовую, в коридор, где были два туалета и ванная. – Да, ничего существенного не изменилось! – провозгласил Фомин после краткого осмотра. Дети и воспитательницы смотрели на него молча, сгруппировавшись вдоль стены у окон. Только тётя Лора по прежнему казалась суровой и недоверчиво спросила:

– Ты серьёзно всё помнишь? Или, как всегда, притворяешься?

– Как я могу не помнить? И угол этот ежедневный, куда вы меня за драки ставили, и разбитый унитаз перед Новым годом, за ремонт которого моей маме пришлось отдать кучу денег, и прежнюю заведующую Евдокию Павловну…

Фомин был ростом почти на голову ниже бывшей воспитательницы и смотрел на неё немного снизу вверх. Со стороны всё это казалось забавным. И если бы не лбы за входной дверью, Лариса Дмитриевна поставила бы бизнесмена на место значительно раньше. Но время уже пришло и ей ничего не оставалось, как пойти в атаку:

– Если ты так о саде помнишь, Артём, да ещё такие должности занимаешь, то хотя бы спросил, нуждаемся ли мы в чём-нибудь!

– А что? Нуждаетесь? – действительно поинтересовался Фомин, глаза его повлажнели. – Завтра же целенаправленно переведу на счёт сада пару сотен тысяч, что-то приобретёте, детей порадуете. А теперь проводите меня, спешу в Москву, завтра заседание Думы.

Они вышли, тётя Лора проводила забияку Фомина до машины, прибывшие погрузились в иномарку и выехали с территории. Заведующая лично затворила ворота и возвращалась мимо окон очень задумчивая. Войдя внутрь она скомандовала, прежде, чем войти в свой кабинет:

– Всем спать! – и дети кинулись по своим кроваткам. А воспитательницы собрались в кружок у игрового стола для обсуждения этого нерядового события.

Случай в деревне Грязь

– рассказ —

Кажется странным, но мы с Вероникой всегда попадаем в какие-то переплёты: то НЛО нам повстречается, то заблудимся в небольшом лесу, поехав за грибами, то рыба попадётся таких размеров, что мы не знаем, что с ней делать, то ещё что-нибудь. Мне дочка в таких случаях обязательно говорит:

– Ну, вот, начинается! Пап! Скажи мне, пожалуйста, когда к нам всякая чертовщина приставать не будет?

Девочка моя горячится. Конечно, вовсе это не чертовщина, а обычная жизнь, в жизни всегда есть место подвигу, как сказал один замечательный публицист, а сотни других за ним повторили. Лично мне всё это кажется обычным приключением, я от приключений просто тащусь, всегда хочется найти из любой ситуации, какая бы запутанная она не была, достойный выход. Чаще всего так и происходит, но бывают и исключения. Про один такой случай и хочу рассказать.

Про мою Веронику вы, конечно, знаете: девчонка школу заканчивает, дружит с Сергеем из приличной конторы, уже длительное время выбирает себе работу – кем быть после завершения учебы. Как обычно – профессию подберёшь, в нужный институт и поступишь. Чтобы тебя везде с руками отрывали. Она у меня – умница, вся в маму – покойницу, чаще она меня по каким-то вопросам учит, чем я её. Живем мы с ней в трехкомнатной квартире в столице и прикупили недавно небольшой дом в качестве дачи в деревне Грязь. Да, та самая деревня… У нас уже с этой звёздной семьёй было одно нехилое приключение, никак забыть не можем, о нём я рассказывал ранее. Сегодня же речь пойдет о других делах.

За своей дочерью я ни разу не замечал, чтобы она близка была к искусству, например, писала стихи, сочиняла романсы, пела хором на вечеринке с подружками. И тем не менее, услышал я от неё в пересказе интересный диалог, состоявшийся у Вероники с самим метром нашей загнивающей эстрады. Конечно, с Филиппом! Шла как-то моя Ника по деревне домой из магазина, да припозднилась слегка из-за нашей грибной охоты – слишком долго по лесу бродили. А к вечеру оказалось, что на ужин кое-чего не хватает, чтобы отец с дочкой хорошо и культурно отдохнули. И вот возвращается она из сельпо с полной сумкой продуктов – не на машине же 300 метров ехать, уж лучше чистым воздухом подышать! И моя лапочка тихо себе напевает по дороге какую-то песенку из старого – престарого репертуара АБ. А недалеко от замка стояла длинная чёрная машина, окно открыто, крупный самец за рулем по сторонам поглядывает, электронную сигарету курит. И вдруг выходит быстро из машины прямо перед моей Вероникой, весь как в сусальном золоте усыпанный, сразу ясно, что с гастролей прикатил и кого-то пока не дождался.

– Любушка-голубушка! – говорит добрый молодец в наступающем полумраке. – Да как славно вам песня нашей Примадонны подходит! Давно ли петь начали, где музыкальной грамоте обучались?

Моя совсем сначала очумела, не ожидала на дороге Киркорова повстречать! Но на язык всегда была бойка, всякому сумеет нормально ответить:

– Что потеряли вы здесь, мил человек? Раскрасавицу свою низенькую? Разве сегодня Галкин в отъезде?

– Молчи, негодница! – вырвалось у певца. – Мы же про тебя разговор завели, а не про других здесь отсутствующих! Ответь мне лучше, обучаться ко мне пойдешь? Я же ведь и Аньку Лорак в люди вывел и Настю Стоцкую. Слух у нас с тобой одинаково хорош: ты здорово поёшь, а я слушать умею! Ну, так что?

Обошла его сторонкой Вероника, чтобы быть поближе к отцовскому дому и сказала:

– Шел бы ты, козёл старый! Шлепай по мордам баб-журналисток, а к честным девушкам не приставай! – повернулась и – быстрее до дома. Конечно, долговязому Киркорову за ней не угнаться, у Вероники как никак – первый разряд по бегу.

Пришла она домой вся взъерошенная и вот первое, что сказала:

– Там Киркоров ко мне приставал! Петь хотел научить!

Конечно, я сначала возмутился, хотел за обидчиком сбегать, привести, чтобы извинился, но вспомнил, что тот по пьянке в какой-то забегаловке кому-то нос расквасил в драке, кажется неутомимому борцу с попсой Юрию Шевчуку. Поэтому я довольно быстро остыл, к тому же Вероника мне и остальное всё сразу рассказала.

– Вот, коза! – немного расстроился я. – Когда это ты песни научилась петь? Может, Филипп совсем не хотел тебе зла?

– Ты что, па? – удивилась дочь. – Какого зла? Что он мне мог сделать? Схлопотал бы по первое число, да и только! Ты ведь не в курсе, а я с Серегой не только бегом на секции занималась, мы там ещё и кандидатами в мастера спорта по одному из видов японской борьбы стали. Название не скажу: звучит по-русски очень нецензурно!

Вот так, воспитываешь дитя, воспитываешь, ухаживаешь, а оно тебе такие неожиданные сюрпризы преподносит! С другой стороны, как представил я Киркорова, лежащим в дорожной грязи после борцовского иностранного приема с матерным названием, и немного приятно стало.

Так просто я все равно этого не оставил и на следующий день позвонил в колокольчик у замка. Дверь открыл Максим, а за ним весь мокрый от купания в бассейне подтянулся Киркоров с натянутым поперёк махровым полотенцем. Он как-то задумчиво поглядел на меня и сказал:

– Так вот в чём дело! Вчера я вашу, оказывается, дочь здесь встретил, но как поёт! Я после той истории её сразу не узнал, год всё-таки прошёл, и тогда никакого голоса не заметил, а сейчас!… Представляешь, Максим! Идет мимо машины этакая пигалица и Аллы Борисовны песню про лето поёт! Главное, по-своему! Да ещё…

– Ну, хорошо! – остановил Галкин Филиппа. – Что ты разошёлся-то так? Влюбился, что ли? Так у тебя почти взрослые дети дома, окстись!

– Ну, не такие они и взрослые, если разобраться… – пробормотал Филипп в ответ.

Здесь Галкин начал злиться:

– Слушай! Мне эта мура надоела. То ты одну за другой учишь пению, потом ещё одну – журналистике, а от третьей у тебя хоровод детишек заводится! Шёл бы ты своей дорогой! Иди, а я дверь закрою! – и Максим так натурально и широко раскрывает дверцу в воротах замка, что сразу видно, что она достаточно просторная, чтобы легко пропустить великана-болгарина на хорошую подъездную дорогу. Естественно, Филипп опомнился и весело так сказал, как бы оправдываясь:

– Да будет тебе, Макс! Она ещё пацанка, к тому же мы с тобой вряд ли когда изменим Примадонне!

Следует отметить, что после таких слов Галкина как скрутило. Он махнул рукой и пошёл в свои хоромы, а мы с Киркоровым ещё маленько потрепались про Веронику. Я за неё извинился, конечно, просил не обижаться, причём зачем-то и про японскую борьбу упомянул. Здесь он испуганно на меня поглядел и сказал:

– Да, вот борьба – это аргумент серьёзный! Спасибо вам за то, что вы, как истинный русский патриот растите в одиночку такую хорошую девочку. Но поверьте мне, старому лоботрясу: придёт время, и ваша Ника всех нас заткнёт за пояс…

После этой фразы мы расстались: я пошёл будить мою будущую минипримадонну, а Киркоров пошёл искать для извинений Галкина. И в итоге я посчитал, что у этой короткой истории мне достойный выход найти не удалось.

Клятва Гиппократа

– рассказ —

Мишка Соловьёв грелся на солнышке, оставшись в одних семейных трусах. Он попал на этот дикий пляж случайно – проезжал мимо после посещения больной старушки в деревне Коклюшкино. «Вот интересно, – рассуждал он, лёжа на стареньком ватнике, извлечённом из недр вазовского багажника, – живёт некая старушенция в проклятом богом Коклюшкине, а на деревню как раз из-за этого нездорового названия навалились все беды. Мне оставшихся здесь людишек, которым от семидесяти пяти до девяносто лет вряд ли удастся поставить на ноги. Так и будет главврач посылать меня в эту глушь, пока все не перемрут». По пляжу гуляли деревенские гуси, гадили на траву неимоверно, изредка по-своему переговариваясь, и тоже, видимо, про оставшихся в живых своих хозяев. Скорее всего, гуси уже давно ожидали одинокой старости. Где-то вдалеке залаяла собака, но эта точно была из другого селения, посёлка, считавшемся на хорошем счету – под названием Божья Коровка. Он стоял рядом с автомобильной трассой, объединяющей два крупных города, и всё население из Божьей Коровки ежедневно ездило работать на крупные заводы и фабрики, получали неплохую зарплату, а по выходным дням с большим удовольствием пьянствовали и пели разнообразные песни российских и европейских композиторов. Люди там жили грамотные, у каждого имелся классный мобильный телефон, по которому они с удовольствием поливали друг друга разными нецензурными словами. Обо всём этом Соловьёв знал, так как однажды и в этом посёлке ему пришлось полечить одну вдовушку, правда, не совсем даже полечить. Та при приезде врача внезапно передумала болеть и дико набросилась на него со словами:

– Извини, сынок, давно уже живу одна и все болезни только от этого! Не поленись хорошо полечить, я тебе много денег дам! – а сама быстро стала раздевать их обоих сразу. Соловьеву удалось в тот раз ускользнуть и остаться девственником, а после того случая в Божью Коровку ездить наотрез отказался, вплоть до увольнения. Тогда главный врач Инга Петровна Захарова обрекла его на окончательное искоренение деревни Коклюшкино.

От больницы до Коклюшкино добираться в грязь было невозможно, поэтому Михаил оставлял свою копейку у того места, до которого ещё можно было вручную машину допихать, а дальше шагал ножками, распевая подслушанные в Божьей Коровке песни. Встречные гуси не одобряли заунывного пения Соловьёва, сноровистой походкой бежали впереди обратно в своё Коклюшкино, помогая себе крыльями, отчего Соловьёву ни разу не удалось заблудиться. После окончания мединститута Михаил попал по распределению в такую занюханную больницу, что много раз подумывал с горя повеситься, но так и не решился. Этому ещё помогло одно странное обстоятельство: ему удалось неожиданно вылечить старого колченогого Василия Ивановича Дрыча, участника нескольких международных войн и междеревенских схваток. Дрыч имел пятьдесят две медали за боевые заслуги, правда, ни про одну он не смог вспомнил, чем её заслужил. Орденов у него, к сожалению, не было и он частенько из-за этого горевал, даже потихоньку плакал, когда хворал на постели. Жена Праксинья была похоронена у него в саду, и, поправившись, местный Чапаев всегда приносил к надгробью полевые цветы. Чапаевым его с давних пор величали односельчане из-за имени-отчества. Михаил тоже так к нему обращался, когда прибывал по вызову. А в первые дни после приезда из института Соловьёву приходилось чаще всего приезжать по жалобам именно Василия Ивановича. После смерти жены у старика в гостях перебывали все встречающиеся в России болезни, он даже первое время их регистрировал в толстой тетрадке, потом страницы там закончились, и он с этим завязал. К тому же молодой Соловьёв, использовав несколько народных рецептов, переданных ему по наследству своей прабабушкой, смог поднять Чапаева на ноги. Нельзя было сказать, что теперь тот смог бы играть в футбол или исполнять прыжки с шестом, но ходить по деревне и выгуливать осатаневших от скуки гусей он вполне мог и даже с удовольствием этим занимался, одновременно навещая хозяев гусей и сообщая в больницу, к кому пора бы уже опять наведываться. То есть Чапаев не оставлял теперь Соловьёва без работы.

Тёплый ветерок обдувал тело молодого врача, лежащего голышом близ чистого заросшего камышом пруда, когда на его лицо попала чья-то тень. Михаил быстро сел на фуфайке и стал разглядывать посетившего его человека. Когда глаза «отошли» от ярких солнечных лучей, Соловьёв узнал своего бывшего однокурсника Дмитрия Пирогова. Тот стоял рядом, изучая окрестности и потрёпанную «копейку». На гусей Пирогов внимания не обратил. Ближе к сухой просёлочной дороге блестел шикарный черный «Фольксваген».

– Привет, Мишаня! – взволнованно сказал Дмитрий. – Никак не ожидал тебя здесь встретить!

– Да, признаться, и я тебя тоже! – ответил Соловьёв, быстро напяливая дешёвую одежонку. – Какими, так сказать, судьбами да в наши края?

Пирогов озадаченно переводил взгляд с Михаила на «копейку», на его одежду, на засратое гусями поле.

– Так ты у Инги Захаровой работаешь? – наконец спросил он.

– Конечно! – почему-то развеселился Михаил. – И ты к нам решил переехать? Просто здорово, поможешь мою деревню Коклюшкино поднимать…

– Что за Коклюшкино? – испугался Пирогов. – Ни о каком таком Коклюшкине мы с Ингой не договаривались. Она предложила мне Божью Коровку!

Соловьёв присмотрелся к старому приятелю повнимательнее.

– А как ты вообще в наши края попал? Ведь у тебя свободный диплом был, ты, кажется, к родителям в Самару подался…

Дмитрий поморщился, вспоминая свои неприятности и нехотя ответил:

– Был когда-то свободный! Как раз в Самаре и залечил я одного фраера до смерти, теперь вот отослали в глушь… Не виноват же я был, что тот фраер, хотя по всему виду на богатого крутого смахивал, а никаких лекарств не переносил и после моего второго посещения сковырнулся! Я же ему такое импортное снадобье сыскал, что ожидал значительного поощрения за услуги, а теперь вот… – и Дмитрий огорчённо махнул рукой.

Они посидели на капоте Соловьёвской «копейки», помолчали. Потом Пирогов спросил:

– А Божья Коровка эта далеко находится? Долго ехать?

– Да нет, несколько километров будет отсюда. Местечко получше будет, чем моё Коклюшкино, так народ хоть с деньгами, поэтому с лекарствами проблем не бывает, аптека в посёлке имеется.

У Пирогова перестало быть хмурым лицо, когда он про деньги услышал и, ещё раз взглянув на полусерый от старости капот Мишкиной «копейки», он предложил:

– А что, если мы с тобой скорешимся и всю эту Коровку вылечим? Не задаром, конечно. Я помню твои успехи на поприще медицины, ты бы мне как помощник, сгодился бы!

– Нет-нет! – горячо отказался Соловьёв. – У меня достаточно своих пациентов, они очень ждут от меня помощи. Я же клятву Гиппократа давал!

– Клятва клятвой, – раздумчиво проговорил Пирогов, – но разве ты против побывать на Гаити? Или на средиземноморских пляжах? Ведь при правильной постановке вопроса всё решаемо!

Молчком Михаил соскочил с капота, поправил рубашку, залез в машину и уже оттуда ответил бывшему другу:

– Нет, Дима! Я клятву давал! Чапаева на ноги вот поставил, а теперь, кажется, и баба Таня стала поправляться. Их в Коклюшкино-то всего семь человек осталось, года на два работы… Прощай, дружище! – он завёл машину и медленно уехал с прибрежного естественного пляжа под громкий гомон гусей.

А Дмитрий Пирогов остался стоять под полуденным солнцем, долго соображая, при чём во всей этой истории оказался герой гражданской войны Василий Иванович Чапаев?..

Рыжая ситуация

– рассказ —

Огромный пылающий шар на небе жёг отдыхающим спины, животы, ноги и другие части тела. Дружников скосил глаза на загорающую справа молодую рыжую соседку и – неожиданно для себя самого спросил:

– Вы сегодня вечером не заняты?

Рыжая вздрогнула, подняла голову и, посмотрев на Дружникова, как ближайшего к ней человека, уточнила:

– Вы у меня спрашиваете?

– Ну! – коротко, но доходчиво ответил Дружников. Он немного стеснялся, так как в родном городе остались жена и трое ребятишек.

– Не занята, а что? – вызывающе сказала Рыжая.

Здесь Дружников не к месту вспомнил ещё дочку Машу от первой жены, с которой он расстался полтора десятка лет назад, и ответил:

– Может, в кино вечером сходим?

– На «Кавказскую пленницу»? Здесь – в этом посёлке – больше ничего не идёт, но должна признаться, что этот фильм меня задолбал! – затем Рыжая легла вновь на песок и вызывающе повернулась к Дружникову спиной.

Поскольку командировка складывалась с определёнными трудностями в оформлении технической документации и на несколько дней Дружникову всё равно приходилось задерживаться, а кроме отвернувшейся от него Рыжей с её конопатой спиной других объектов для развлечения не было заметно, он, немного помолчав, повысил голос и спросил:

– А если не в кино, то какие имеются другие предложения?

Соседка что-то пробурчала в песок.

– Не расслышал! – переспросил Дружников.

Рыжая перевернулась к нему передом и, мечтательно глядя в даль, сказала:

– Надраться вдрызг! До тех пор, пока не вывернет наизнанку…

Дружников не на шутку испугался. С ненормальными он дела иметь не хотел, поэтому быстро встал и стал собирать вещи с песка.

– Да я пошутила! – успокоила его Рыжая. – Меня Наташа звать, а тебя как?

Дружников посмотрел на неё внимательнее. Рыжая Наташа смотрелась здорово! Она появилась недавно, и обгорать ещё не начала. Загар ещё не проявился на её молодом пышущем здоровьем теле, а тело было по параметрам близким к модельным. Да и на мордашку претензий не было, вылитая Анфиса Чехова пополам с Лерой Кудрявцевой.

– Артём я! – успокоился Дружников, протягивая руку во имя знакомства.

– Детей очень много наплодил, Артём? – поинтересовалась Наташа.

Дружников огляделся вокруг. Не смотря на хорошую погоду и тёплое море в нескольких метрах от него, пляж выглядел уныло из-за небольшого количества отдыхающих. Пара человек барахталась в слабых волнах у берега, да ещё с десяток лежали в разных позах, загорая.

– Много! – резко сказал Дружников. – Ты никак за меня замуж собираешься? Я не против, будешь третьей…

– Какой-то ты, Артём, нервный! – удивилась Наташа. – Я замуж уже пять раз собиралась, но так до финального конца и не добралась. Ты здесь, надеюсь, один?

– Да.

– Так я собираюсь?

– Надраться хочешь? Я много не выпью, – виновато сознался Артём, – у меня предынсультное состояние было… Бутылку пива если?

– Согласна, – стала одеваться и собирать вещи Рыжая, – тебе бутылку пива, а мне – водки. И посоревнуемся, кто быстрее выпьет. Если ты проиграешь, то будешь со мной до утра. Если не доставишь мне удовольствия, то пожалеешь, что на свет родился! Замётано?

– Замётано! – не совсем оживлённо согласился Дружников. – А в каком месте придётся доставлять удовольствие?

– А я здесь недалеко снимаю комнату, – сообщила Рыжая, играя призывным взглядом, – кондиционер имеется, соседи пока отсутствуют. Так что ты уж постарайся!