Полная версия
До встречи в раю
Проснулась я в холодном поту. Нет, всё, с меня хватит. Пусть Домашев находит себе новых подопытных. Я в эти игры не играю. Взяла себя в руки, и просто отгоняла от себя все эти навязчивые мысли, которые мешали мне сосредоточиться на моей привычной жизни. Кажется прошло дней десять. Не скажу, что они дались мне легко. Я вздрагивала, когда видела в толпе людей, похожих на Илью, мне постоянно снились очень странные и яркие сны, которые я помнила до мелочей. Иногда, после очередного сна, я уже схватилась за телефон, но тут со всей отчетливостью всплыл образ маленькой беззащитной мышки с жалобным взглядом. И уж если меня так перевернули всего лишь два похода в музей и вхождение в картины Домашева, то что со мной будет, если я, очертя голову, начну погружаться в мир его мистических картин. Ведь он и сам сказал, конечный пункт назначения – психушка. А я туда совсем не тороплюсь. Я с таким трудом добывала себе место под солнцем, знакомилась с нужными людьми, беспрестанно делала фоторепортажи, мотаясь по городам и весям, чуть ли не задаром делала портреты. Словом пахала как вол, чтобы осуществить свою мечту. В мире фотографии очень жесткая конкуренция, и каждый день ты должен доказывать себе и окружающим, что ты растешь, делаешь интересные фотографии. Здесь некогда почивать на лаврах, твоего промаха ждет стая молодых, креативных новаторов, готовых на всё.
История с Ильей и его картинами начала потихоньку забываться, жизнь вошла в свое русло, сны больше не мучили. Я безумно устала в тот день, было уже очень поздно, когда я подошла к своему дому. Очень хотелось встать под теплый душ, чтобы смыть с себя всю усталость и проблемы дня. Неожиданно от дерева отделился силуэт мужчины и направился в мою сторону. Человек оказался в зоне света фонаря.
– Илья? Как ты меня нашел?
– У меня свои источники, которые я не сдаю. Но, честно говоря, это было не очень сложно.
– Что, больше никто из посетителей не входит в твои картины? – довольно холодно поинтересовалась я.
– Честно говоря, я почему-то так и подумал, что ты увидишь во мне лишь человека, изучающего феномен моих картин. Но я ведь просто человек, творческий, интересующийся, где-то бесшабашный, любящий приключения и вообще всё новое.
Илья так трогательно и даже забавно смотрел на меня своими голубыми глазами, что я вмиг оттаяла.
– А почему твои глаза все время меняют цвет?
– Я такой с рождения, какая-то аномалия, как и вся моя жизнь.
– Я очень устала. Если ты не из пугливых, приглашаю тебя подняться в мою «берлогу».
– А что там у тебя? Музей сушеных тараканов? Или кровь всех твоих поклонников, разлитая по пробиркам и подписанная, дабы не забыть? Я готов дать тебе немного своей.
– Фу, Илья, что за странные мысли живут в твоей голове? – я сделала вид, что рассержена, но на самом деле я просто обожала его «черный» юмор. Наверное потому, что сама так шутить не умела, смелости не хватало. А он был как бы вне рамок и границ.
– Просто у меня бардак. Это ведь у замужних дам везде красивые вазочки с цветами, скатерки и всегда пахнет чем-то вкусным. А я даже кота завести не могу, так как он повесится от скуки и одиночества, да еще и записку оставит: «В моей смерти прошу винить Арину П.»
– Ты еще мою мастерскую не видела. Я иногда оттуда неделями не выхожу.
– А кто же тебе еду приносит? Или ты суши заказываешь?
– Жена. Она, кстати, восхитительно готовит.
Мы уже поднялись на мой этаж и стояли у двери. Да, Илья никогда не перестанет удивлять меня. А чего я собственно ждала, что такой красивый, умный и талантливый мужчина будет жить один и общаться только со своей Музой. Да и вообще, я ведь всего лишь подопытная мышь. Он и своей жене, наверное, так и рассказал про меня: «еще одна сверхчувствительная нашлась. Скоро будет музей „входящих“ в мои картины». Я и сама не поняла, почему это так больно меня задело, ведь мы виделись всего один раз. Как всегда в таких случаях, я обворожительно улыбнулась и, как ни в чем не бывало, сказала.
– Добро пожаловать в мою скромную обитель.
В моей полупустой квартире в углу были свалены журналы по фотографии, по стенам были развешаны снимки, которые я считала шедеврами и мечтала когда-нибудь сделать хоть что-то похожее.
– Очень уютно. – сказал Илья и принялся внимательно изучать мои любимые шедевры.
– Это ты снимала?
– Если бы… Если бы я сделала хоть пару таких снимков, я бы уже могла спокойно умереть.
– Да, что-то в этом есть…
– Вот это что-то и нужно уловить. Это магия.
Я оставила Илью за внимательным созерцанием, а сама отправилась в душ. Выйдя, я спросила.
– Кофе, чай, виски, бренди?
– Минералки, если можно или сок.
– Надо посмотреть, что есть в моем холодильнике. Иногда там бывает только повешенная мышь.
– Жареные мыши – это экзотика. Я сам часто перебиваюсь ими.
– Ура! Есть сок, апельсиновый. И даже лед есть.
– Напиток богов. Амброзия.
Илья был на удивление неприхотлив. Он расположился на моем вылинявшем ковре, потягивал сок и с интересом листал журналы. Мир фотографии был для него «терра инкогнита».
– Хочешь, как-нибудь поснимаю тебя.
– Я плохо получаюсь на фотографиях.
– Да ты что, я редко встречала такие удивительные лица, в тебе столько загадки, твой взгляд постоянно меняется и излучает все оттенки эмоций. Ты просто уникальный.
– Я уже покраснел до кончиков ушей. Уже давно никто так не сыпал комплиментами в адрес моей персоны. Я думал, что это пререгатива мужчин – осыпать женщин томными словами, убаюкивая их внимание.
– Я это как фотограф говорю. Просто у тебя лицо интересное, а уж я их немало повидала, поверь мне.
– Хорошо, согласен. На самом деле у меня всего-то фотографий десять наберется, никогда не любил лезть в кадр. Но нужно же что-то внукам будет показывать, где я молодой и красивый, а то они будут думать, что я всегда был седым и старым.
– Хорошо, я придумаю что-нибудь особенное, чтобы соответствовало твоему внутреннему миру.
– Ну, мой внутренний мир очень обширен и богат. И тебе придется провести много дней «у ног учителя», чтобы тебе приоткрылся мой внутренний мир.
– Я готова. Уверена, что меня захватят истории из твоей жизни, твои мысли, твои ощущения, твои сны.
– О, о моих снах можно написать целую книгу. Почти все они очень яркие, живые, как погружение в другие миры. Просыпаясь, я помню всё до мелочей. Собственно из-за них я и стал писать свои картины. Мне хотелось, что бы кто-то тоже увидел мои сны, вошел в них, почувствовал то же, что чувствую я, а иногда это настолько сильные и волнующие чувства, что я несколько дней нахожусь под их впечатлением. Но чувства невозможно передать словами, невозможно узнать, что чувствует другой человек – язык слишком беден. Да и картинами тоже не всегда удается. Но…. я делаю всё, что в моих силах. Это просто острое желание поделиться, это единственный способ, доступный мне. Наверное, музыка наиболее могущественна в передаче чувств, но к моему великому стыду – у меня даже слуха нет.
– У тебя есть другой дар. – едва слышно произнесла я. Мы так мило болтали, но я чувствовала, что разговор всё равно зайдет о картинах. Слишком уж яркое и неизгладимое впечатление они производили, во всяком случае, на меня.
– Я много ночей видела образы из твоих картин, слышала звуки, чувствовала запахи, даже прикосновения. Эти образы преследовали меня даже днем. А ведь я видела только две твои картины.
– Значит, ты больше не была на выставке…
– Илья, я чувствовала, как мой привычный мир рушится. Мне казалось, что я схожу с ума. Ты ведь сам говорил, что таким, как я надо постепенно входить в твой мир, иначе могут быть необратимые последствия.
– Знаешь, а я ведь пишу самые обычные картины: пейзажи, натюрморты, портреты. Портретами, кстати, зарабатываю себе на жизнь. Для богатых людей фотография – это слишком простое, приземленное. Им подавай портрет, в золотой раме, которым они украсят холл своего огромного дома и будут показывать многочисленным гостям. Вот так всё прозаично, я лишь художник, обслуживающий прихоти богачей, я внимательно слушаю их наставления и указания, а затем исправляю и вымарываю то, что им не понравилось. А эта выставка, так, для души… На ней собрались те, чьи портреты я писал. Они, конечно, не поняли, не вошли, некоторые лишь брезгливо передернули плечами. А мне все равно, здесь – я настоящий, я не марионетка, которая по их прихоти двигает ручками и ножками, рисует их сальные и пошлые лица, превращая их в более человеческие и благообразные, открывает рот только тогда, когда это нужно. Например, чтобы посмеяться над совсем несмешной шуткой, или отвесить комплимент хозяйке.
– А твоя жизнь – не сахар…
– Ну что ты, многие менее удачливые сокурсники, завидуют мне черной завистью. У Домашева столько заказов, он вращается в таких кругах, у него и слава, и деньги. Даже персональную выставку себе может позволить.
Глаза Ильи становились все более серыми, почти черными. Я никак не могла привыкнуть к этой особенности. Словно передо мной был уже совсем другой человек.
– А то, что Домашев, как проклятый, пишет эти лубочные портреты, месяцами не выходя из мастерской. То, что лучшие его годы уходят на эту халтуру, чтобы его семья ни в чем не нуждалась. А что я скажу Богу, когда приду ТУДА, мол использовал свой дар для улучшения условий своей жизни. А где те картины, ради которых я родился? – Илья так сжал руки, что они побелели, я думала, что сейчас он или зарыдает или начнет истерически хохотать. Атмосфера наэликтризовалась, и я попыталась как-то смягчить его диалог.
– Но ты же пишешь, я видела твои картины. Они невероятны, они так сильно воздействуют.
– Это капля в море, Арина. Я мог бы больше, лучше. Но мои картины никому не нужны и неинтересны. Я творю ради таких, как ты. Но если бы я писал только их, я бы умер с голоду, да и вся моя семья.
– Но ведь многих художников признали после смерти.
Илья очень долго смотрел на меня, а потом начал смеяться как сумасшедший. Он катался по полу, и, кажется, даже плакал от смеха.
– Арина, ты неисправимая оптимистка. Тебе надо быть психологом. Ты заряжаешь людей просто невероятной уверенностью в своих силах. Где ты этому научилась?
Я совсем не понимала, что его так рассмешило. Я всегда думала, что художники, особенно великие, творят ради славы, которая переживет их. Ведь многие из них при жизни ютились в ветхих коморках, голодали, а после смерти их картины продают на аукционах за баснословные деньги, они украшают лучшие музеи мира. О чем еще можно мечтать? А Илья вообще не похож на голодающего, да и одет он хоть и просто, но очень стильно.
Мне открылась какая-то новая грань этого человека. Несмотря на его видимую уравновешенность и дружелюбие, где-то глубоко внутри, его тоже терзают и мучают все эти вечные вопросы, над которыми бились и еще долго будут биться люди, лежа в ночной тишине, сидя долгие годы в тюремной камере, прожигая свою жизнь в увеселениях и развлечениях, или простые обыватели, ведущие свою размеренную и уютную жизнь. Иногда они вскидывают глаза к небу и вопрошают «А зачем я живу? Зачем я пришел на эту странную голубую планету? И что я оставлю после себя, когда покину ее?». И тогда вопросы успеха и престижа уходят на задний план, и появляется что-то главное, что-то сокровенное, идущее из самых глубин души. Кто-то всё так же размеренно продолжает жить дальше, отгоняя от себя эти «вечные» вопросы, а кто-то вдруг всё меняет в своей жизни, разрывает старые связи и уходит в неизвестность. Но таковые, как показывает практика, увы, в меньшинстве…
Глаза Ильи приобрели сиреневый оттенок, и я почувствовала, что погружаюсь в их мутящую глубину. Он так долго смотрел мне в глаза, словно пытаясь что-то понять обо мне или разглядеть мою душу. У меня закружилась голова от его взгляда, я опустила глаза и принялась пристально изучать свои руки. «Всё-таки он очень странный, неизвестно какая у него будет реакция на те или иные слова, что вдруг может взбрести ему в голову». Это одновременно и притягивало, и пугало. Видимо он почувствовал мое замешательство и стал шутливо раскланиваться.
– Ну, пора и честь знать. На улице почти ночь и юной леди давно пора спать, а не слушать сумасбродные бредни.
– Илья, куда же ты пойдешь на ночь глядя? Оставайся, у меня полно места. Да и тебе завтра не на работу.
– Это да. Но знаешь ночь не просто самое безопасное время для прогулок, но ещё и самое волшебное. Представь, город спит, абсолютная тишина, теплый свет фонарей делает город неузнаваемым и таинственным, будто это вообще какое-то другое место. Чувствуешь абсолютную свободу, и в голову приходят очень странные, но порой очень глубокие мысли.
– Звучит заманчиво. Но всё же, когда доберешься, позвони мне, чтобы я не волновалась. Ты ведь, наверняка, и телефон мой знаешь?
– Конечно. – его глаза искрились синими лучиками. – Доброй ночи. Удивительных снов.
Он уже начал спускаться по лестнице, когда я все-таки задала мучивший меня вопрос.
– Илья, и всё же, зачем ты искал меня? Всё дело в твоих картинах? Вернее в том, как я их вижу?
Он оглянулся и пристально на меня посмотрел.
– Нет. Просто почувствовал родную душу.
Его быстрые удаляющиеся шаги, а в ушах гулко пульсирует кровь, и ком подкатил к горлу. И вроде ничего такого он не сказал, но его взгляд, от него мурашки по коже.
Я как-то сразу провалилась в сон, но почему-то без сновидений. Для меня это было необычное состояние, ведь я привыкла видеть очень яркие сны, сны-погружения. Иногда они походили на целый фильм, какой-нибудь экшен, с погонями, адреналином и неизменными любовными сценами. Иногда это были фантастические сны, действие которых происходило на других планетах или в других мирах. Когда я просыпалась, то по горячим следам, ещё не остыв от эмоций, записывала их в свою тетрадь, которую тоже никому не показывала. Если молодые и креативные все-таки выпрут меня из профессии, начну писать сценарии к фильмам, на основе своих снов. Благо даже придумывать ничего не надо, только выписать красочно детали. Проснувшись, и поняв, что на этот раз записывать нечего: или мне ничего не снилось, или сон просто стерся из моей памяти, я почему-то подумала, что единственный человек, которому я смогла бы показать тетрадь своих снов – это Илья. Мне действительно на удивление легко с ним, иногда даже не надо ничего говорить – он словно читает мои мысли, чувствует тоже, что чувствую я. Такое редко случается в жизни. Обычно это или поверхностные разговоры, «ни о чем», от которых начинается резкое отупление, и хочется поскорее уйти, закрыться в свое одиночество и почитать любимую книгу. Ведь писатели – это те, кто обнажаются перед людьми, открывают свой внутренний мир, рассказывая о своих глубинных переживаниях, делясь своими чувствами, страхами и сокровенными мыслями. Это почти максимальное обнажение, мир человека у тебя на ладони. Но одни миры завораживают, зовут за собой, пленяют, хочется там остаться, или поселить этот мир в своем сердце, чтобы он стал частью тебя, некоторые оставляют равнодушными, а иные отталкивают, раздражают, вызывают даже отвращение, или, по крайней мере, непонимание. Я вспомнила фильм «Клетка», где главная героиня проникала во внутренние миры других людей, и как одни были прекрасны и божественны, а из других хотелось сразу же вынырнуть, ибо они пугали и вызывали озноб омерзения. С людьми не все так просто. Поверхностные разговоры не могут дать никакого представления о внутреннем мире человека. И не понятно, то ли там просто ничего нет, то ли человек скрывает то, что для него важно, сокровенно. Не будешь же открывать душу первому встречному. Илья был, пожалуй, первым человеком, с которым мне вдруг захотелось разговаривать, делиться своими чувствами и переживаниями. Я говорила с ним, даже когда его не было рядом, но мне казалось, что он все равно чувствует и понимает меня. Поэтому вчерашняя его фраза про «родную душу» так согрела меня. Значит, мне не показалось, значит, он испытывает нечто похожее. Иначе просто не стал бы разыскивать меня, не пришел…
Ожил мой сотовый, сообщив, что пришло новое сообщение. Оно было от Ильи. «Пора, красавица, проснись: открой сомкнуты негой взоры…». А ведь я и впрямь только проснулась. И сразу по телу разлилось благодатное тепло, умеют же люди одной фразой поднять тебе настроение и заставить тебя целый день летать.
«Почему не позвонил, как дошел?»
«Мне показалось, что ты уже спишь сном младенца. Не хотел будить».
«Тебе не показалось».
Через два дня мы с Ильей встретились, просто гуляли по городу, болтали обо всем на свете, я делала его фотки, и он очень забавно мне позировал. То сидел с отрешенным видом и мрачно смотрел вдаль, то делал уши и высовывал язык, как заправская овчарка. Я смеялось от души, точнее до колик. Меня всегда поражали в нем эти переходы: то он смеялся, как мальчишка, безудержно шутил, то вдруг становился очень серьезен и мог часами говорить об очень глубоких вещах.
– Кстати о снах. Что тебе сегодня снилось? Если не секрет, конечно…
– Я уже начал новую картину. Из сна, который приснился дня три назад. Но я хочу ее тебе показать, интересно, что почувствуешь ты.
– А я все свои сны записываю в тетрадь, о существовании которой никто не знает.
– У меня многотомник, все мои тетради лежат в одном из ящиков комода, запертом на ключ. Сны это нечто интимное, сокровенное, непонятное даже для тебя самого, некие послания из высших миров, которым уже всё ведомо. Я стал записывать сны после того, как один из них сбылся почти до мелочей. Меня это потрясло.
Мы были почти на окраине города, всё больше деревьев и меньше построек, какие-то пустыри. Мне вдруг стало так хорошо, легко, будто город отпустил меня, расцепил свои удушающие объятия, наступила тишина, постоянный шум машин, который фоном присутствует в городе, где бы ты не находился, исчез и я стала слышать пение птиц. Невероятное умиротворение наполнило мое сердце. Мы подошли к какому-то странному зданию, похожему на длинный сарай, и Илья открыл дверь, пропуская меня вперед.
– Извини за страшный бардак, но это моя стихия.
Сначала я вообще не поняла, куда я попала. Увидев этот сарай, я подумала, что попаду в какие-то заваленные старьем сени, везде будут груды мусора, старинные чайники, чугунные утюги, словом старинный хлам. Моему удивлению не было предела, когда я увидела супер современный дизайн, прекрасную отделку. Помещение было резделено на отсеки. Небольшая гостиная с уютными креслам и диванчиком, прекрасный резной столик ручной работы, на нем стояла чашка с остатками чая, которую Илья смущенно потащил на кухню. Следом была расположена библиотека, она же кабинет. Стеллажи с книгам занимали всё пространство от пола до потолка. Я ещё никогда не видела столько книг (разве что в библиотеке). С благоговейным трепетом я приблизилась и стала изучать корешки. Множество книг по искусству, поэзия, философия, эзотерика. На каждом стеллаже были книги одного направления, они были расставлены в соответствии с определенной системой, понятной лишь их хозяину. Возможно, в середине стояли те, что читались и перечитывались по многу раз. В некоторых были закладки. Я подумала, что наверняка Илья читает с карандашем в руках. Я и сама так делаю, да и у других – сразу видно какая мысль привлекла человека.
Вошел Илья с двумя бокалами шампанского и огромной тарелкой клубники.
– Все-таки решил воплотить свой план в жизнь?
– Ты о чем?
– Ну, напоить и потом оказать первую медицинскую помощь…
Он слегка покраснел, и вручил мне бокал с шампанским.
– Просто это событие надо отметить, я не так часто приглашаю в свою мастерскую гостей.
– Ты не сказал, что мы идем в мастерскую, мы же просто гуляли.
– Это сюрприз. Люблю делать сюрпризы. Ты ведь не против?
– Я потрясена. И тем как твоя мастерская закамуфлирована снаружи, и богатством и разнообразием твоей библиотеки.
– Её начал собирать ещё мой дед. Здесь встречаются удивительные фолианты, редкие книги, рукописи. Затем ее пополнял отец, ну и я иногда что-то покупаю. Правда, времени на чтение почти нет. Но когда меня покидает вдохновение, сижу здесь вечерами и ночами, читаю, размышляю, нахожу созвучные мысли.
– А как к тебе приходит вдохновение? И как вообще ты начал писать такие картины, о существовании которых большинство даже не догадывается? Ты же сам говорил, они видят только мазки, но не могут войти внутрь картины.
– Я вхожу в некое трансовое состояние, возникает ощущение будто кто-то водит моей рукой по холсту. Но я сам до сих пор не понял, как можно входить в него по своему желанию. Поэтому, когда я в обычном состоянии, пишу портреты на заказ. Благо мастерства хватает, но только и жду, когда придет это состояние, и иногда пишу сутками, запираюсь, чтобы никто не мог мне помешать, отключаю все средства связи – и парю…
– Но кто водит твоей рукой? Ты никогда не задавался таким вопросом. У тебя даже предположений никаких нет?
– Предположения есть. Возможно, это я сам, только более совершенный, живущий в глубине меня, моя истинная суть. Поэтому я так не люблю все эти шумные мероприятия, походы в гости, пикники, пустые разговоры. Я словно отдаляюсь от себя настоящего и только и жду момента, чтобы вновь стать собой. Я понимаю, это всё часть моей жизни, но мне жаль отведенного мне времени на эту пустоту и бессмыслицу. Кто знает, может уже завтра меня не станет, а я так ничего толком и не успел.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.