День козла

Изнутри обитель знахарки выглядела еще более помпезно – потолки с безвкусной лепниной, аляповатые картины по стенам. На каждой из них была изображена в разных позах одна и та же, в черном одеянии, женщина. Несоразмерно длинными руками она посылала в никуда энергетические лучи. Их изображали прочерченные ядовито-желтой краской линии. При этом целительница взирала из-под низко надвинутого на лоб платка неестественно большими, как у актрис немого кино, сильно подведенными глазами.

– Матушка рисовала, – заметив его взгляд, шепотом пояснила монашка. – У нее и художницкий дар открылся. Автопортрет называется.

– Ну-ну, – кивнул Коновалов. – А сам… оригинал, где обитает?

Провожатая боязливо указала сухоньким пальчиком на распахнутую резную дверь в конце коридора.

– Там она болезных принимает, там и на телевизор снимается.

Ступая по ворсистому ковру, полковник приблизился к двери, заглянул в просторную комнату.

Прежде всего, ему бросился в глаза широкий стол, заставленный, будто в химической лаборатории, разнокалиберными хрустальными шарами, подсвечниками и прочими магическими прибамбасами. Был даже человеческий череп грязно-коричневого цвета, который злобно уставился на полковника провалами черных глазниц. За столом восседала Дарья Душнова – толстая, широкоскулая, с чудно навязанным чалмой платком на голове, с тяжелыми, как речная галька, бусами на складчатой жирной шее и огромными, с лошадиную подкову, золотыми серьгами в ушах. Возле нее, поддерживая микрофон, примостилась девчушка-пигалица в джинсовом костюме, а напротив обосновался оператор, нацелившийся на беседующую парочку громоздкой видеокамерой. В комнате царил полумрак, но установленный на треножнике софит посылал мощный луч на стол, слепя Душнову и беседующую с ней тележурналистку, что делало невидимым для них остающегося в тени полковника.

Благоговейно глядя на Дарью, девчушка бойко тараторила в микрофон.

– Здесь, в Козлове, я лично познакомилась с множеством людей, которых исцелили вы, матушка Дарья. Слава о вас давно перешагнула за границы нашей области. Подтверждением этому стал факт, который я узнала только что. Оказывается, за помощью к вам, признанной народной целительнице, обратился ни кто иной, как Первый президент России! Это правда?

Душнова улыбнулась самодовольно, откинулась на высокую спинку кресла, сказала, перебирая четки, и пристально глядя в камеру.

– Еще не будучи знакома с президентом, я по его фотографиям определила исходящую от него болезнетворную ауру. Его энергетика сильно истощена, что неудивительно при нагрузках, выпадающих на долю главы нашего государства…

– Грамотно излагает, собака! – подумал Коновалов, считавший до того Дарью недалекой, но хваткой бабенкой.

– И это обстоятельство, – продолжала между тем, перебирая зерна четок, целительница, – совершенно не учитывалось светилами официальной, как принято у нас говорить, научной медицины, которые усиленно пичкали президента бесполезными, а то и вредными лекарствами. Я же использую чудодейственные силы безграничного космоса, которые особенно активно концентрируются здесь, в районе нашего города. Моя пра-пра-прабабушка была родом из Египта. А Египет и Козлов, как известно, стоят на месте энергетических узлов, которых насчитывается всего несколько на нашей планете. В их числе наиболее известны Тибет, Пермская аномальная зона…

– Вот стерва! – кипел, вслушиваясь в ее гладкую болтовню, Коновалов, – Уже и телевизионщикам о прибытии президента разболтала!

Отступя в глубь коридора, он терпеливо дождался окончания съемки. Когда в кабинете Душновой загомонила радостно журналистка, оператор отключил слепящий софит, полковник, пользуясь суматохой, достал из кармана спутниковый телефон, вытянул гибкий отросток антенны, сказал вполголоса:

– Второй? Возьми третьего, седлайте «Волгу» и быстро мчитесь к объекту Д. Ваша задача – перехватить «Жигули» девятой модели с надписью «Регион-ТВ» по борту и изъять у находящегося в машине оператора видеокассету. Он отснял ее только что. Это интервью с объектом Д. Действуйте решительно, но корректно. Мотивируйте свои действия соображениями государственной безопасности. Как поняли?

Коновалов помолчал, сосредоточенно слушая ответ, а потом подтвердил приказ.

– Выполняйте… Что? А, это можно. Не согласится добром, дайте разок в морду. Потом отмажемся.

Усмехнулся недобро и отключил телефон.

Когда телевизионщики, смотав шнуры и сложив треноги, распрощались, наконец, с Дарьей, полковник шагнул за порог комнаты, где пахло плавленым воском, гарью свечей и еще чем-то неуловимым сладким -ароматом бумажных кладбищенских цветов, что ли?

– Входи, болезный, – заметив его, властно предложила целительница. Она подобралась, смотрела строго и сосредоточенно. Предостерегающе поднеся указательный палец к губам, предупредила – Молчи. Я сама твой недуг определю, – и забормотала угрожающе. – Вижу, вижу ауру твою. Больная у тебя аура, еле светится. И каналы энергетические засорены, чакры тромбами закупорены… Вовремя ты обратился ко мне, болезный. Еще немного – и никто б тебе не помог. Даже я…

– Об этом ты мне позже расскажешь, – грубо прервал ее полковник – Я начальник службы охраны Первого президента!

– Ой, милый – мигом растеряв магическую спесь, вскочила с кресла целительница. – Уж я ждала, ждала… Чуяло мое сердце, что приедет ко мне наш президент. Нуждается он во мне, сердешный, ох, как нуждается!

– Я лично считаю, что не слишком, – отрезал Коновалов.– Вас, гражданка Душнова, предупреждали, что этот визит носит сугубо конфиденциальный характер! А вы интервью для телевидения раздаете.

– Ой, голубь, – заворковала Душнова. – Это ж… это ж случайно вышло. Они без меня дознались…

– А раз так, – навалился на нее, не давая опомниться, полковник, – раз режим секретности не соблюден, извольте посещать президента на дому, в его резиденции!

– Так ведь, голубь, место у меня в доме святое, заговоренное… – вильнув глазами, завела свое Дарья.

– Обсуждению не подлежит! – отрезал Коновалов. – Завтра в десять за вами придет машина – синий джип или белая «Волга». Еще раз предупреждаю – о ваших… э-э… отношениях с президентом никто не должен знать! Иначе я прерву эти… сеансы по соображениям безопасности. Ясно?

– А как же, голубь вы мой, яснее ясного, – опустила блудливые очи целительница.

– То-то же, – смягчился полковник, и, легонько щелкнув по костяному лбу черепа на столе, полюбопытствовал сочувственно. – А это чей? Вашего бывшего пациента? Видать, здорово вы ему помогли…

И вышел не попрощавшись.

VII

Супруга президента тоже прилегла отдохнуть после утомительного перелета и последующей тряски на плебейской машине по провинциальному шоссе, но едва успокоилась, коснувшись головой подушки, остро пахнущей дешевым стиральным порошком, сон как рукой сняло. Слишком много забот навалилось на нее в последнее время.

Она вовсе не была такой уж простушкой, чтобы безоглядно верить в магическую силу народных целителей. Нет, она, конечно, подозревала, что существует в природе что-то такое… неизведанное пока, недоступное пониманию современной науки, например, в старинных обрядах ворожбы, или траволечении, биоэнергетики той же, но не настолько, чтобы тащить престарелого мужа и самой очертя голову мчаться в захудалый городишко, о существовании которого она и не подозревала раньше, к этой, как ее… Дарье Душновой. Таких душновых – и в Москве пруд пруди, но… Именно она, супруга, должна была устроить так, чтобы Первый президент оказался в эти дни, не вызывая ни чьих подозрений, в глубине России, самой, что ни на есть, глухомани, в гуще народных масс, где слышнее всего, на весь мир, прозвучат сказанные им слова. Те, которые потонули бы неминуемо в грохоте и суете богатой на информационные скандалы столице.

Умные люди подсказали ей этот городок, празднующий в конце недели трехсотлетие со дня основания. Эти же люди позаботятся о том, чтобы на юбилейных торжествах присутствовали корреспонденты сразу нескольких ведущих телеканалов. В числе почетных гостей, которым представят слово на площади перед началом народных гуляний, будет и Первый президент.

Текст его выступления хранился в глубине ее сумочки. Его составили и тщательно отредактировали все те же люди, которые хотели добра ее семье, не раз доказывали преданность Первому президенту и болели душой за нынешнее состояние дел в России.

Все делалось в строжайшей тайне, чтобы не только смысл выступления Первого президента, но даже сведения о его намерении высказаться по поводу текущего политического момента не просочились за пределы семьи. А потому его речь в заштатном городке должна прозвучать внезапно, как гром среди ясного неба, и покатиться по городам и весям, странам и континентам

Тем более, что второго такого шанса могло не быть. Потому что она лучше других знала, как стар и дряхл ее муж. Он еще бодрился порой на публике, хвастался безоглядно, что после игры в теннис любит поплавать в бассейне, запросто преодолевает стометровку, а по вечерам перечитывает классику, с наслаждением изучает умные книги по истории, философии… Однако, на самом деле все это было далеко в прошлом. Он даже ходил с трудом, тяжело передвигаясь мелкой, шаркающей походкой, был по-стариковски плаксив и обидчив, страдал провалами памяти. Книг он отродясь не читал, особенно художественных, тем более философских, разве что труды классиков марксизма-ленинизма перелистывал в молодости, учась в институте, но и тогда она писала за него конспекты по этим наукам.

Видя все это, она испытывала двойственные чувства. С одной стороны, ей, прожившей бок о бок с ним полвека, было жалко и страшно смотреть, как превращается в развалину, глупеет на глазах некогда умный, сильный и видный мужик. С другой, она отчетливо понимала, что есть в этом жутком своей неотвратимостью процессе перерождения изрядная доля его вины. Пусть он газетчикам и лизоблюдам, строчащим за него мемуары, рассказывает, как тяжело он переживал кризисы, то и дело случавшиеся в годы его правления страной, как бессонными ночами разрабатывал грандиозные планы и принимал стратегические решения. Черта с два! Было, конечно, всякое, и нервотрепки хоть отбавляй, однако подорвал он бычье когда-то свое здоровье не государственными заботами, а тяжелым запойным пьянством.

Он пил давно, с удовольствием и без меры, на протяжении стольких лет, сколько она знала его. Пил уже тогда, когда и особых забот-то у него не было, какие уж там заботы и огорчения в студенческой молодости! И после, у руля обкома уже, засадив с утра бутылку водки, шел на работу, и хвастался тем, что с такой дозы у него – ни в одном глазу.

Он любил спиртное, дня не мог без него прожить, и меры не знал. Уж сколько она намаялась с ним, тычков да синяков вынесла!

В то же время при всей крутости нрава муж ее не был жаден до денег. Что бы не болтали теперь злые языки, накоплений, счетов в заграничных банках у него не было. Да, другим давал воровать, кто знает, скольких одарил он с барского плеча, сколько наподписывал по самонадеянности своей и верхоглядству бумажек, приносящих баснословные доходы другим. А себе – ни-ни… И зря, между прочим. Ведь стоит ему совсем ослабеть, а то и, не дай бог, представиться – она отчетливо понимала, какая свора собак окажется спущенной с цепи, и как мгновенно и беспощадно растерзают они осиротевшую семью президента. А ведь есть дети, внуки, зятья, в конце концов, и кто должен загодя порадеть об их безопасности, как не она, бабушка, по сути, старшая теперь в семье… И когда оч-чень важные люди обратились к ней, присоветовали, что делать, она, как главная хранительница очага, пообещала употребить все свое влияние на мужа. Ему и надо-то всего-ничего: сказать несколько слов, благословить одного претендента в начавшейся предвыборной президентской кампании и отказать в своем доверии другому. Тому, которому так необдуманно передал свой пост в начале этого века. И тогда будущее ее семьи, детей, внуков и даже правнуков будет обеспеченным и счастливым. Никто не станет ворошить грязное белье, копаться в старых грехах. Да и деньги, обещанные за это, большие деньги -не лишние.

А случиться все должно здесь, в городке со странным, неблагозвучным названием Козлов…

Она все-таки задремала, и, засыпая уже, улыбнулась. Город Козлов. Символическое место, которое, возможно, определит будущую историю России!

VIII

Триста километров, которые отделяли городок от областного центра, машина майора Сорокина одолела за четыре часа. С завистью смотрел он на быстрые, сверкающие на солнце, словно трассирующие пули иномарки, то и дело пролетавшие с легким шелестом мимо его грохочущей, как ведро с гайками, служебной «Волги», давно выработавшей все мыслимые ресурсы. Разве на такой должен ездить начальник отдела УФСБ, главный борец с терроризмом на территории этого региона?

Давя на газ, и с замиранием сердца ожидая, что старый движок вот-вот захлебнется, сдохнет посреди не слишком оживленной трассы, майор вспоминал, каким безумным романтиком пришел в КГБ в начале девяностых годов, когда едва ли не все население страны дружно шельмовало эту структуру, а вчерашние стукачи, обернувшись ярыми демократами, штурмовали управление, надеясь в неразберихе найти и уничтожить свои личные дела. Сорокин был по убеждениям государственником, патриотом, но в ту пору щеголять этим было не принято. Работа в «конторе» мнилась ему, как трудная, опасная, но чрезвычайно интересная и почетная. В то, что времена губительного для страны либерализма рано или поздно пройдут, он верил твердо. И тогда такие, как он, встающему с колен государству непременно понадобятся..

Однако время шло, из старательного, но бестолкового лейтенанта он превратился в усталого майора, не за горами было и звание подполковника, а в России в принципе ничто не менялось. Да и профессия контрразведчика оказалась не столь интересной, как представлялось когда-то. Правда, секретов и тайн в ней хватало, но, как ни странно, именно они делали его работу бессмысленно-рутинной, лишенной малейшей романтики. Ибо чаще всего майору приходилось выполнять задания, связанные с глубоко законспирированными, неведомым столичным руководством разработанными операциями, ни начала которых, ни исхода Сорокин проследить не мог. Его использовали вслепую, заставляя собирать информацию, внешне вполне заурядную, значения которой он не знал. Иногда он организовывал слежку за людьми, которых в чем-то, несомненно, подозревали, но никогда не сообщали ему, в чем именно, отчего тяготы и лишения службы, к которым он готовил себя, все эти бессонные ночи, вызовы в управления в неурочный час, работа в выходные и праздничные дни казались лишенными смысла и воспринимались порой как издевательство и дурь начальства, маящегося от безделия, и придумывающего, чем загрузить подчиненных.

Правда, возглавив антитеррористический отдел, Сорокин стал заниматься более предметными вещами, но и там работа сводилась большей частью к созданию длиннющих списков потенциально опасных с точки зрения террористических актов промышленных и гражданских объектов, бесчисленных согласований со множеством ведомств, а взятые в разработку по подозрению в причастности к терроризму личности и группы при ближайшем рассмотрении оказывались заурядными уголовными бандами, использующими для решения своих проблем сходные методы – взрывчатку или пулю киллера.

От упертого патриотизма его уже к концу девяностых годов не осталось и следа. Он видел, что страна живет, несмотря ни на что, народ приспосабливается, как может, и многие из его знакомых, не озабоченные государственными идеями, ловко устроились в этой жизни, перетянув одеяло на себя, и пользуются, несмотря на очевидную паразитическую сущность свою, таким уважением в глазах сограждан, какое и не снилось ему, служаке…

Он почти уже решил для себя, что нынешнее задание станет для него последним. Бывшие сотрудники спецслужб с его квалификацией совсем неплохо устраиваются нынче в коммерческих структурах, на зарплаты, в десяток раз превышающие должностной оклад майора, И, отработав в Козлове, он присмотрит себе такое местечко. Определенные предложения уже поступали.

Сорокин не считал командировку в Козлов сложным, а тем более опасным заданием, в то, что на отставного президента покушались всерьез, он не верил. Скорее всего, это своеобразная пиаровская акция с целью напомнить общественности о существовании бывшего главы государства, выманить дополнительные средства на его содержание. Может быть, начальник охраны выдумал этот выстрел, чтобы доказать свою необходимость, повысить денежное содержание…

А если в Первого президента и впрямь бабахнули, то это сделал какой-нибудь ополоумивший от водки местный мужик. Проспится, протрезвеет, и сам ужаснется тому, что натворил. Козлов – не Техас, стрелять в президента там некому, да и незачем.

IХ

Побывав у Дарьи Душновой и вернувшись на дачу, Коновалов узнал, что его приглашают поучаствовать в совещании, которое начиналось у главы городской администрации через полчаса. Выслушав доклад подчиненных о том, как ловко, действуя больше нахрапом, чем по закону, они изъяли у перепуганных телевизионщиков видеокассету с интервью, раскрывшим тайну пребывания в Козлове Первого президента, убедившись, что обстановка вокруг резиденции спокойная, полковник отправился на встречу с мэром.

Местная администрация располагалась в здании бывшего горкома партии с непременным памятником Ленина, установленном на круглой железобетонной тумбе с двумя торчащими из нее отростками, напоминающими вытянутые руки со сложенными в кукиш пальцами. И лишь присмотревшись, Коновалов догадался, что тумба символизирует собой башню броневика, а фигообразующие отростки, соответственно, изображают стволы пулеметов «Максим». Городская площадь под их прицелом была пустынной, лишь у подножия памятника бродил мужик с краскопультом, опрыскивая ядовито-зеленой краской пожелтевшую некстати под жарким солнцем газонную травку. На странное занятие это полюбопытствовала сорвавшаяся с привязи коза с волочащейся за ней длинной бельевой веревкой с выдернутым из земли колышком на конце. Животное ткнулось бородатой мордой в свежеокрашенную траву, щипнуло, отпрыгнуло, и, возмущенно мекнув, умчалось на поиски экологически чистого корма.

– Не жрет! – кивнув сочувственно вслед козе, обратился к мужику Коновалов. – Видать, не в цвете дело, а в качестве.

– Дык, это ж наша телезвезда. Избаловалась, язви ее в душу сибирка! – охотно откликнулся тот.

– Телезвезда?

– Ну да! Нынче у нас год какой? Козы… А где коз снимать, как не в нашем Козлове? Вот, понаехали в канун Нового года телевизионщики, стали искать этот, как его… символ! А коз-то и не осталось почти. Нашли вот эту, соседа мово.

Ну и нафотографировали на телевизор. А она, стерва, опосля того зазналась. Доиться меньше стала, бродит, где ни попадя. Звезда, одним словом!

Глядя, как старательно красит мужик пожухлую травку, полковник не удержался, присоветовал:

– А вы после зеленой беленькой кое-где попшикайте. Вроде как ромашки в траве цветут. Или желтенькой – мол, одуванчики. А то им не сезон…

– Дык, ума хватит, заставят, ить, хризантемы нарисовать, – в сердцах оборвал работу мужик. – Я им говорю давеча, давайте Ильича бронзовой краской подмалюю. Пусть, блин, стоит весь золотой! А они – ни в какую. Дескать, не ко времени. Президент, дескать, Ленина не любит, вот и нехрен вождю пролетариата в нашем городе на праздник сиять, выпячиваться….

– Кто они-то? – усмехнулся полковник.

– Дык, эт-то….начальство, – туманно пояснил мужик, и, сплюнув, принялся подкачивать воздух в покрасочный агрегат.

В вестибюле мэрии в этот предвечерний час было пустынно и тихо. Лишь одинокая уборщица елозила шваброй по затоптанному линолеуму, сердито бормоча и шлепая в сердцах сырой тряпкой по полу.

– Где кабинет главы администрации? – спросил у нее Коновалов.

Уборщица махнула рукой в потолок.

– Там. На втором этаже. По лестнице. Да ноги вытирай! А то ходют и ходют…

Полковник хмыкнул. Как все-таки отличается провинция с ее устоявшимися нравами от столицы, где таких вот раздраженных теток в солидных учреждениях давно сменили вышколенные лакеи в униформе – предупредительные и бессловесные…

Он поднялся по крутым ступенькам на второй этаж. Здесь тоже было пустынно и тихо. Глянул на часы. Ну да, опоздал на десять минут. Совещание наверняка началось.

Полковник прошел вдоль дверей кабинетов, рассматривая таблички. Так… «Начальник финансового управления», «Начальник управления сельским хозяйством». Ишь, управления – не отдел какой-нибудь завалящий, – подметил он. Неожиданно в глаза бросилась отличная от прочих, кричащего бордово-кровавого цвета, табличка: «Райком КПРФ». Коновалов присвистнул. Прошел дальше. Кабинетов представителей других партий в здании администрации, по крайней мере, на этом этаже, не было.

Обнаружив, наконец, приемную с чахлым фикусом и цветущей молодой секретаршей, Коновалов представился и прошел в кабинет мэра. Там за длинным столом темной полировки уже сидело два десятка человек. Некоторые были в форме. Взглянув на погоны, полковник определил в них представителей таможни, эмчээс, пограничников и, конечно милиции, куда ж в таком деле без нее!

Начальника президентской охраны узнали, подвинули свободный стул – на почетное место, поближе к мэру.

Глава администрации своим плоским одутловатым лицом и близкопосаженными глазами, гривой густых, с проседью, волос, напоминал доброго льва из детских мультфильмов. У него и отчество оказалось подходящим.

– Сергей Львович, – протянул он крепкую, ухватистую лапу, а потом представил окружающим, – полковник Илья Ильич Коновалов. Гарант, так сказать, безопасности нашего дорогого Первого президента.

Полковник кивнул собравшимся, сел на отведенный ему стул, пододвинул к себе папочку, какие были у всех участников совещания с надписью на обложке: «План мероприятий в честь 300-летия города Козлова».

– Продолжим, друзья, – между тем предложил мэр. – Прежде всего, я бы хотел начать сегодняшний разговор с кратких итогов полугодия. Как же, друзья, сработали труженики нашего города и района в преддверии юбилея? Не могу не отметить, что мы с хорошими темпами, уложившись в агрономически обоснованные сроки, провели весеннюю посевную кампанию. Если бы не проблемы с ГCM, – глава города скосил глаза на Коновалова, – мы управились бы скорее. Цены на горючее, друзья, как известно, запредельные. И мы просим федеральный центр повлиять на ценовую политику, которую проводят нефтяные компании!

Все посмотрели на начальника президентской охраны, который олицетворял здесь в их глазах «федеральный центр», и полковник кивнул сочувственно – дескать, об этой проблеме нам хорошо известно, будем решать…

Он, привыкший к совещаниям такого рода, отключился, не вникая в цифры и факты – сколько заготовили сена и сенажа, какое количество хлеба скосили в валки, каков намолот с гектара, и, открыв папочку, начал с интересом изучать план праздничных мероприятий.

Первый президент высказал пожелание непременно побывать на торжестве в качестве почетного гостя, и теперь Коновалов пытался представить, как будет проходить празднество с тем, чтобы обеспечить бывшему главе государства максимально возможную в таких ситуациях безопасность.

Закончив свое выступление, из которого выходило, что Козлов и его жители встречают наступающий юбилей хоть и без особых экономических успехов, но вполне достойно, мер стал поднимать чиновников, отвечающих за тот или иной участок предпраздничных работ.

Долго мучали начальника местного ЖКХ – толстого, потного мужика, который, то утирая носовым платком лоб, то хватаясь за сердце, бубнил испуганно про побеленные бордюры, стволы деревьев, а больше – про нехватку денег, что не позволяло придать рассыпающемуся в труху от старости частному жилому сектору молодцевато-праздничный вид.

Хмурый подполковник погранслужбы пообещал, что граница в эти дни будет на особо крепком замке. Главный милиционер божился, что криминальная ситуация в городе и районе находится под полным контролем правоохранительных органов. Начальник управления культуры огласил перечень увеселительных мероприятий, которыми порадуют население Козлова.

– А дети, дети будут? – листая план, спросил культорганизатора мэр. – Наше, так сказать, подрастающее поколение?

Тот, огладив «чеховскую» бородку, пообещал твердо.

– Мудот детей обеспечит.

Коновалов удивленно поднял брови, спросил шепотом у потного соседа – начальника ЖКХ

– Что за «мудот» такой?

– Муниципальный детский отдел образования и творчества, – без труда расшифровал тот мудреную аббревиатуру.

Полковник усмехнулся диковинному словечку.

– Директор полиграфическо-издателъского комбината, доложите, что у вас, только быстро, – приказал мэр.

Из-за стола поднялся грузный мужчина и, дальнозорко отодвинув от себя бумажку, начал читать.