Полет в бездну

Андрей Анисимов

Полет в бездну

Глава 1

Хоть бы ты подрался

– Хоть бы ты подрался, или убил кого-нибудь, или совершил что-нибудь необыкновенное, – возмущенно выговаривала Вика своему кавалеру, когда он с жухлым цветочком являлся секунда в секунду на место встречи. Иногда Вика специально опаздывала в надежде, что Петрищев обидится и уйдет и в их отношениях возникнет хоть какое-нибудь приключение. Но юноша не обижался, а безропотно ждал, пощипывая подвядший цвет. Миниатюрная стройненькая Вика, сама аккуратистка и паинька, должна бы радоваться спокойствию и пунктуальности друга. Но Вика думала так: «Вот когда станем совсем взрослыми и поженимся, тогда замечательная заурядность Петрищева для безоблачной семейной жизни окажется незаменимой. А пока он мой кавалер, то обязан быть исключительным».

Вика завидовала подругам, когда те рассказывали о «подвигах» своих парней. Подруги, в свою очередь, завидовали Вике, потому что у нее преданный и предсказуемый друг.

В Вику Петрищев влюбился еще в детском саду. Их водили в одну группу. С тех самых пор Антон Петрищев превратился в нечто вроде ее тени: где Вика, там и он. Окружающие давно привыкли к их союзу и ставили их постоянство в пример другим. Ни самом деле Вика немного скучала в общество Антона. Она была не прочь пофлиртовать о другими парнями и радовалась их внима нию. Когда Петрищев ей за это выговаривал, девушка поджимала губки и заявляла:

– Сделай что-нибудь необыкновенное, и я ни на кого смотреть не стану.

Петрищев страдал, но не менялся.

Антон родился на три месяца раньше Вики, ему уже исполнилось семнадцать. Вика собиралась звать гостей на свой день рождения завтра. А сегодня она шла на свидание с Антоном по Пушкинскому бульвару. Они договорились встретиться возле памятника поэту, добравшись до места встречи пешком: Петрищев со стороны Большой Никитской, Вика со стороны Трубной. Пасмурное настроение Вики соответствовало погоде. Над Москвой плыли низкие тучи, влажной пылью моросил мелкий дождик.

– Завтра мне семнадцать, – размышляла Вика, – а я даже толком не целовалась! Петрищев, словно пень, станет рядом и все. – Девушке иногда хотелось, чтобы Антон перестал стесняться и рассказывать ей математические формулы, а обнял за талию, прижал к себе и долго и сильно поцеловал. От этих мыслей ее юные крепкие грудки заныли. – От него дождешься… – вздохнула Вика и в тот же миг почувствовала, что дождик перестал и она под крышей.

Кто-то раскрыл над головой девушки огромный черный зонт. Вика оглянулась и увидела высокого седого мужчину. Он шел рядом и выглядел так, будто они давно идут вместе. Вика остановилась и вопросительно уставилась на незнакомца. Седой, несмотря на седину, не казался старым и глядел на Вику голубыми глазами шаловливого ребенка. Девушка смутилась. Сказать грубость не было оснований – ее заслонили от дождя. Благодарить незнакомца тоже как будто неприлично. Вика еще больше смутилась, и ее розовые щечки покрылись пунцовым румянцем. Вика сделала шаг, шагнул и обладатель зонта. Так они некоторое время двигались по бульвару.

– Хочешь, я тебя поцелую? – неожиданно спросил голубоглазый.

– Вы с ума сошли! – возмутилась Вика. Она хотела еще что-то добавить уничижительное, но осеклась, вспомнив, что именно о поцелуях только сейчас думала. Неужели этот странный субъект догадался о ее мыслях? Седой не обратил на замешательство девушки никакого внимания и доверительно продолжал:

– Любая юная особа в семнадцать лет грезит о нежном поцелуе. Зачем же себе отказывать?

– Может, и грезит, но… с любимым! – набралась смелости Вика.

– Вика, ты меня обижаешь, – улыбнулся Седой и вонзил свои голубые зрачки в изумленные глаза девушки.

– Вы меня назвали Викой? – задала она довольно глупый вопрос.

Седой ухмыльнулся и продолжал молча разглядывать пунцовую от смущения барышню.

– Не припомню, где и когда мы встречались? – пролепетала Вика, чтобы нарушить неловкую затянувшуюся паузу.

– Мы никогда не встречались, но это не имеет ни малейшего значения, – безразличным тоном сообщил незнакомец.

– Может, вы волшебник?

– Некоторым образом. Но дело в том, что в моем мире ваши чудеса считаются обыденными пустяками….

– И как называется этот удивительный мир, где вы изволите обитать? – пойнтере совалась девушка.

– Люди иногда называют этот мир параллельным. Но я не уверен, что его название поддается определению, – признался Седой и, указав на памятник Пушкину, который уже виднелся впереди, предупредил: – Мы у цели. И кавалер твой возле бронзового Шурика топчется. Видишь?

Вика поглядела вперед и увидела справа от постамента понурую фигуру Петрищева. В руке Антона мок неизменный подвядший цветочек.

– Не замечаю в глазах барышни влюбленного восторга от предвкушения встречи с милым, – съязвил Седой.

– Я вас совсем не знаю, но с вами интересно. Его я знаю с четырех лет – и тоска, – призналась Вика и подумала, что она дрянь. Первому встречному жалуется на своего парня.

Тебе не нравится, что твой избранник порядочный и серьезный молодой человек? – посочувствовал незнакомец. Вика промолчала. Седой подмигнул ей: – Пожалуй, я тебе помогу. С завтрашнего дня все будет по-другому, – пообещал он.

– Что за день такой завтра? – не поняла девушка.

– Завтра тебе исполнится семнадцать, и по этому случаю произойдет много неожиданного…

Вика хотела спросить, откуда и этот факт ее биографии известен странному попутчику, но почувствовала на лице капли дождя и подняла голову. Черный зонтик над ней исчез и седой незнакомец с детскими голубыми глазами. Перед ней стоял Антон Петрищев и виновато улыбался. Казалось, что опоздала не Вика, а он сам. Вика брезгливо приняла мокрую от дождя гвоздичку и строго сказала:

– Антон, я должна к завтрашнему дню привести себя в порядок и помочь маме. В кино мы не пойдем. Просто проводи меня, и все.

Вика заметила, как погрустнели глаза Петрищева, но осталась непреклонна. После удивительной встречи на бульваре, загадочных слов и обещаний седого незнакомца Вике захотелось побыть одной. Когда, изрядно промокнув, они молча дошагали до Лихова переулка, девушка безразлично чмокнула Петрищева в щеку и скрылась в своем подъезде. Антон постоял немного, поглядел на дверь парадного, за которой скрылась Вика, перевел взгляд на соседний подъезд, где под мокрой плащ-палаткой торчал охранник банка «Недра», занимавшего почти весь первый этаж старинного особняка, где жила Вика, и побрел домой.

Петрищев жалел, что свидание получилось столь коротким. Он даже не успел поделиться с Викой неожиданным решением формулы для перехода от декартовой системы к полярной. Эта удивительная формула выглядела на данной прямой, как 3 + 4у – 5 = 0. Вика, конечно, не поняла бы сразу. Но Петрищев терпеливо и обстоятельно мог бы ей это разъяснить. Вернувшись из кино, они бы уселись рядышком за ее письменный стол. Антон бы взял лист бумаги и, чертя формулу, касался бы Викиной руки, чувствовал щекой ее волосы… В такие минуты Петрищев бывал счастлив.

Антон давно приобрел подарок для завтрашнего торжества. Он все делал обстоятельно и заранее, никогда не оставляя решения проблем до последней минуты. Завтра только и останется, что купить цветы. Он и цветы купил бы загодя, но они могут завянуть. На свидание он и так всегда приходил с подвядшим цветком, потому что покупал его задолго до встречи. Деньги на подарок он копил несколько месяцев, экономя на всем. После покупки подарка оставалась целая сотня. Этих денег хватит на цветы и еще останется на непредвиденные расходы. Сторублевая купюра, аккуратно сложенная пополам, хранилась в особом, потайном отделении бумажника Петрищева. Сегодня он сэкономил на кино, что входило в графу непредвиденных расходов. Но сохраненные деньги юношу не радовали, хотя к деньгам он относился очень бережно. Родители выдавали сыну по двадцать рублей в неделю. Десять Петрищев тратил, а десять укладывал в копилку. Антон давно замыслил пригласить Вику перед ее рождением в кинотеатр «Художественный». Уныло возвращаясь в одиночестве домой, он думал о предстоящих выходных.

– Раз не попал в кино, проведу вечер пятницы с пользой для интеллекта, – решил Антон, подходя к дому.

Родители собирались рано утром укатить на дачу. Олег Николаевич, отец Антона, инженер НИИМостеха, возился во дворе с машиной. Ровесник Антона, семейный «жигуленок» Петрищевых перед поездкой за город нуждался в серьезной подготовке. Антон, наглядевшись на автомучения папаши, к машине испытывал отвращение и на предложение Петрищева-старшего начать учебу в автошколе ответил отказом. Ковыряние в промасленных железках его не прельщало. Для приличия постояв рядом с родителем, Антон поднялся в квартиру. Старенький лифт, вздыхая и подрагивая, доставил его на пятый этаж. Двери допотопного лифта не открывались автоматически. Петрищев распахнул две створки, убедился, что находится на своем этаже, и только после этого шагнул на лестничную площадку.

В квартире он первым делом тщательно с мылом вымыл руки. На улице полно инфекции, и поэтому гигиене юноша уделял повышенное внимание. Покончив с бактериями, Антон уединился в своей комнате и принялся осматривать личный гардероб. Одежда Петрищева-младшего состояла из джинсов и свитера, в которых он и ходил на свидание. И то и другое требовало сушки, и Антон приладил влажную одежду на свободный стул. После чего раскрыл шкаф и снял вешалку с выходным двубортным костюмом. Костюм купила Антону мама на неожиданную премию. Папа добавил к костюму синий галстук с блестками, а бабушка – лакированные черные туфли. Все это он получил три месяца назад на свои семнадцать лет. Родня решила, что теперь их дитя взрослое и должно иметь одежду «на выход». Дома Антон ходил в вытянутых спортивных рейтузах и линялой ковбойке. Эти вещи носить на улице неприлично, а дома в самый раз.

– Ты поедешь завтра с нами на дачу? – спросила Маргарита Васильевна у сына.

– Мам, ты же знаешь, завтра у Вики день рождения, – обиженный рассеянностью матери, буркнул Петрищев.

– Да, да… Я забыла, – сконфузилась Маргарита Васильевна и оставила сына в покое.

Петрищев придирчиво осмотрел свой новый костюм. Не попортились ли складки на брюках, не налипли ли пылинки и волоски на пиджак? Убедившись, что выходная пара в порядке, Антон вернул костюм в шкаф и плотно прикрыл дверцы. Затем из нижнего ящика извлек лакированные туфли и, смахнув с них несуществующую пыль, отправил на место. Покончив с одеждой, Антон уселся за письменный стол и включил лампу с зеленым абажуром. Потертая книга с закладкой дожи далась на столе. Книга была старинная, выпущенная, скорее всего, еще до войны с немцами, и называлась «Основы математики в применении к естествознанию».

«Если мы попытаемся установить закономерности более общего порядка, – прочитал Антон и забросил в рот жвачку, – то, установив известные гипотезы о соотношениях между дифференциально малыми элементами исследуемых величин, получаем искомую связь в виде дифференциального уравнения, проинтегрировав которое мы найдем выражение искомой закономерности». Текст становился все более увлекательным и захватывающим. Петрищев не заметил, как досидел до полуночи.

Только внезапное чувство голода заставило Антона оторваться от книги. Родители давно спали. Они намеревались проснуться с рассветом и выехать из города, пока машин мало и на улицах нет пробок. Петрищев на цыпочках проследовал на кухню. На столе стояла ваза из плетеных ивовых прутьев, полная аппетитных слив. Но Антона сливы не прельстили. Он открыл холодильник, достал пакет с кефиром и сыр, отрезал тонкий кусок белого хлеба и уселся ужинать. Залив немного воды в быстрозакипающий чайник, включил его. В доме Петрищевых электроэнергию экономили и много воды в чайник не заливали. Закусив, Антон старательно вымыл за собой посуду и покинул кухню. Вернувшись в комнату, он подумал, что заниматься больше не стоит, иначе завтра на пирушке у Вики захочется спать. С сожалением отметив закладкой недочитанную страницу, Петрищев улегся в кровать и мгновенно уснул.

Солнце субботним утром встало в положенное время. В восемь тридцать Антон проснулся. На первый взгляд ничего необычного не случилось – молодой человек выспался. Но Петрищев по выходным просыпался в девять. Поглядев на часы, юноша зевнул и прилег было доспать положенное время. Но внутри все напряглось и зазвенело. Он вскочил с постели и, подпрыгнув, побежал в ванную. Такого с ним тоже раньше не случалось. Антон делал все размеренно и никогда не скакал по квартире как заяц. Родители давно укатили на дачу. Продолжая подпрыгивать, Антон умылся и поскакал на кухню. Сливы по-прежнему с верхом наполняли вазу. Но если вчера Антоша их не заметил, то сегодня сразу положил пару сливин в рот. Потом еще и еще, и так до тех пор, пока ваза не опустела, оголив плетеное ивовое донышко. Лишь одна сиротливая фруктина затаилась на краю вазона. Завтракать теперь не имело смысла. Антон вернулся в комнату и потрогал джинсы и свитер. Вчерашняя одежда подсохла, и Петрищев вполне бы мог бы в ее облачиться. Однако вместо этого он открыл шкаф, извлек выходной костюм с галстуком, достал из ящика белую сорочку и через несколько минут превратился в денди. Галстук с перламутровыми блестками на темно-синем фоне необычайно шел к его пегой шевелюре и круглому лицу с заметной конопатостью в области щек и носа. Оглядев себя с разных сторон в зеркало, Петрищев вышел из спальни. Внутри юноши продолжала звучать бодрая мелодия. Видимо, она и сделала поведение Петрищева необычным и странным. Само по себе желание приодеться сегодня было оправданно: Петрищев приглашен на праздничный обед по случаю семнадцатилетия подруги. Странным было другое. До обеда оставалась уйма времени. Никогда раньше он бы не облачился в выходной костюм так загодя. И уж вовсе выходило за всякие рамки то, что Антон Петрищев покинул квартиру, не застелив собственную постель.

Очутившись на улице, Антон двинулся вперед целеустремленным шагом, словно сегодня был вовсе и не выходной, а самый что ни на есть рабочий день и Петрищев опаздывал на важное совещание. Антон шел, сам не зная куда. Ноги пронесли его по Большой Никитской, мимо легкомысленного памятника Петру Ильичу Чайковскому, мимо Манежной площади со всеми чудесами гениального Зураба Церетели, мимо громады здания гостиницы «Москва». Вот Петрищев развернулся и оказался на Тверской. Позади остался бывший Музей Революции, то бишь Английский клуб, и удалой поэт Маяковский, победоносно взирающий на Триумфальную площадь, совсем недавно носившую его имя. Антон миновал Белорусский вокзал, до которого у новых дизайнеров пока не дошли руки, и знаменитый стадион «Динамо», как и все стадионы превращенный в торговые ряды. Дальше следовал Сокол с его небоскребом Гидропроекта и очаровательной церковью за станцией метро.

Петрищев шел и шел, словно заведенный. Удивительная музыка, которую он услышал в себе с утра, гнала вперед, и Антон не чувствовал ни усталости, ни голода.

Внезапно музыка смолкла. Петрищев остановился и машинально поглядел на часы. Стрелки показывали половину второго. Антон вздрогнул и огляделся. Из-за верхушек деревьев торчал шпиль Речного вокзала. По широченному Ленинградскому шоссе нескончаемым потоком неслись машины.

«Какой ужас, я опаздываю! – подумал Антон. Через двадцать минут Вика начинает праздничный обед. – А подарок?» – Петрищев побледнел: подарок он оставил дома, уверенный, что до двух вернется. Времени заезжать домой не оставалось.

«Такси!» – обрадовался Антон спасительной мысли. Порывшись в карманах пиджака, юноша выудил бумажник и с волнением принялся его изучать. Заветная сторублевка покоилась на своем месте в потайном отделении. Но чтобы поймать машину, идущую в центр, необходимо попасть на противоположную сторону шоссе. Петрищев поискал глазами подземный переход, но поблизости его не оказалось. Тогда педантичный и благовоспитанный юноша, нарушая личные правила поведения и казенные правила дорожного движения, ринулся на проезжую часть. Машины с визгом и скрежетом тормозили перед ним, шоферы извергали невероятные и замысловатые ругательства в его адрес, но Петрищев, не обращая внимания на крики водителей и визг тормозов, продолжал опасный рейд, пока не перешел Ленинградское шоссе…

«Опаздывать нехорошо», – в Антоне проснулась заглушенная странной музыкой аккуратность.

Теперь машины неслись к центру Москвы. Петрищев шагнул на мостовую и поднял руку. К нему подрулил лимузин. Если бы не страх опоздать, в такую машину Антон никогда бы не сел. Но на раздумья времени не оставалось. Он плюхнулся на сиденье рядом с водителем и назвал адрес. Водитель, совершенно седой, но не старый еще мужчина, поглядел на Петрищева голубыми глазами ребенка и переспросил:

– Лихов переулок?

Петрищев кивнул, и машина рванула с места. Необычайная скорость, с которой они неслись по Ленинградке, Антону не понравилась. Сзади, в салоне, что-то постукивало. Петрищев оглянулся и с ужасом обнаружил полированный гроб. Страшный ящик подпрыгивал и трясся, крышка с него постепенно сползала, поблескивая тусклым медным блеском массивных ручек.

– Что это? – заикаясь от страха, спросил Антон.

– Жмурик, – ответил водитель и вновь оглядел пассажира детскими голубыми глазами.

– Сейчас же остановите машину! – закричал Петрищев не своим голосом.

Водитель ухмыльнулся и прибавил скорость. Они, как в американском боевике, перестраиваясь из ряда в ряд и обгоняя всех на гноем пути, гнали, не останавливаясь на светофорах. Антон, превозмогая страх, еще раз оглянулся. По спине поползли мурашки. Из-под крышки гроба выбилась рука с тонкими пальцами, украшенными черным маникюром. На мертвенно-бледном мизинце сверкал перстень. Камень перстня блеском слепил раза. Антон зажмурился и замер. Чтобы не потерять сознание от ужаса, он вобрал в легкие как можно больше воздуха и заорал так, будто его уже поджаривают:

– Стойте! А-а-а-а!

Шофер от неожиданности выпустил руль, и страшный удар вжал тело Антона в сиденье. На несколько мгновений Петрищев лишился чувств. Сколько длилось беспамятство, он не понял, но, когда сознание вернулось, еще минуту боялся пошевелиться. Потом повертел ногой – цела. Руками – тоже. Антон привстал и глянул на водительское место. Седого он не обнаружил. Руль, сбитый ударом вбок, упирался в спинку водительского сиденья.

Петрищев открыл дверь и осторожно вышел. Лимузин стоял, обтекая капотом фонарный столб. Задняя дверь машины открылась и торчала кверху. Рядом на тротуаре лежал полированный дубовый гроб, плотно закрытый крышкой. Петрищев, дрожа всем телом, приблизился к жуткой таре. Внезапно гроб открылся и голубоглазый с неестественной улыбкой выскочил оттуда, словно его выбросила пружина. Антон отшатнулся. Седой не обратил на него внимания и аршинными шагами удалился. Как оказался водитель в гробу? Антон не успел и подумать. Он лишь заметил у водителя на пальцах бледной руки черный маникюр и на мизинце сверкающий перстень.

Минуту Петрищев стоял без движения. Наконец оцепенение его оставило, и юноша осмотрелся. Авария настигла катафалк прямо возле парадного Вики. Когда машина успела свернуть с Ленинградки на Садовое кольцо и оказаться у Лихого переулка, пассажир не заметил. Возле соседнего подъезда, где находился центральный вход в банк «Недра», невозмутимо покуривали охранники. Чрезвычайное происшествие возле вверенного им объекта нисколько секьюрити не обеспокоило. Они и не смотрели в сторону искореженного лимузина. Этого весьма странного обстоятельства перепуганный Петрищев не проанализировал.

«Цветы!» – с досадой подумал он и в ту же минуту в пустом дубовом гробу увидел букет роз. Цветы немного подвяли, но были великолепны. Антон схватил розы и понесся вверх по лестнице.

Вика жила на последнем, четвертом этаже. В старом особняке были такие высокие потолки и длинные пролеты мраморной лестницы, что в современном доме четвертый этаж равнялся бы восьмому. На последних ступеньках перед Викиной дверью Петрищев почувствовал неладное. «Сливы!» – промелькнула страшная мысль. Что делать? Неприлично же вместо поздравления любимой опрометью броситься в туалет! Но с организмом шутки плохи. Антон Петрищев, в синем двубортном костюме, в галстуке с перламутровыми блестками, дрожащей рукой тронул звонок. За дверью послышались смех и крики. Вика, в розовом платье, румяная, с томным подводом глаз и бровей, не успела открыть дверь, как ее кавалер, отпихнув девушку и воткнув ей в растопыренные ручки букет, пронесся по коридору и скрылся в туалете.

Смех и крики гостей смолкли. Вика с розами так и застыла на пороге своей квартиры. Тревожная тишина сменила праздничный шум. После долгой паузы в туалете послышался характерный звук ватерклозета. Его сменило тихое журчание. Потом стихло и оно. Вика и гости долго смотрели на дверь, за которой скрылся Петрищев. Антон не выходил. Гости стали смущенно переглядываться. Наконец, один из них, двоюродный брат Вики Саша, не выдержал:

– Что он там, помер?

– Как тебе не стыдно! – одернула парня строгая брюнетка Варя, грозно взглянув на нахала.

Снова наступило неловкое молчание. Кругленькая и всегда бойкая евреечка Соня молчание прервала:

– Может быть, человеку плохо?

– Скорее всего, ему уже хорошо… – пошутил вихрастый Колька, оскалив крупные передние зубы. На него зашикали и замахали руками. Пауза становилась слишком долгой. Вика, наконец, захлопнула входную дверь и, на цыпочках подкравшись к туалету, постучала.

– Антоша, с тобой все в порядке?

Ответа не последовало. Тогда Вика тихонько подергала дверь. Дверь не поддалась. Вика стала дергать ручку сильнее и спрашивать громче:

– Антоша?! Что с тобой?

Девушка ощутила тревогу. Вроде бы ее пожелания сбывались. Кавалер вел себя необычно. Но разве этого она хотела?! Все наперебой начали кричать и стучать в дверь. Антон признаков жизни не подавал. Дело принимало дурной оборот.

– Ломать? – спросил вихрастый Колька. И, получив утвердительный кивок именинницы, вместе с ребятами принялся высаживать дверь. Вика стояла поодаль. Румянец на ее лице исчез, в глазах застыл ужас. Она представила своего кавалера в туалете. С поникшей головой, в двубортном костюме, со спущенными брюками. Если ему и суждено умереть, почему так позорно? Над Викой всю жизнь станут смеяться: возлюбленный погиб на унитазе в ее семнадцатую весну.

Все эти страшные и позорные мысли смешались в голове девушки, борясь с естественным любопытством: что же произошло с Петрищевым?

Наконец крепость поддалась. Замок хрустнул и освободил щеколду. Дверь распахнулась. Крик изумления вырвался у присутствующих. В туалете никого не оказалось. Лишь полоса туалетной бумаги извилистой лентой стекала с катушки, уходя длинным концом в бездонное чрево ватерклозета. Каждый пытался заглянуть в эту таинственную глубину.

– Деньги, – тихо прошептала Соня.

– Сотня, – удивленно проговорил вихрастый Колька. Вика заглянула в унитаз и увидела там плавающий сторублевый билет Государственного российского банка. Это были деньги Антона Петрищева, которые он намеревался истратить на такси.

Глава 2

Как Петрищев оказался в туалете

Как оказался в туалете квартиры третьего этажа, Петрищев понять не мог. Он вообще ничего не понял. Неожиданно его что-то завертело и понесло. Мгновения грохочущей бездны, и он оказался тут. Что помещение изменилось, он заподозрил, увидев перед собой на двери вместо календаря с Аленом Делоном календарь с кошечками. Осторожно приоткрыв дверь и сделав первый шаг по квартире, Петрищев услышал странный звук. Звук доносился из кухни. Антон заглянул туда и обнаружил жирного наглого кота. Кот, вытянув спину, точил свои когти об обои. По виду обоев Антон догадался, что кот подобное упражнение проделывает не впервой.

Увидев юношу, котяра выгнул спину и истошно завопил. Из глубины квартиры повторились шлепающие старческие шаги, и появилась сухая и прямая как жердь бабка.

Петрищев снова забился в туалет и заперся на щеколду. Шарканье приближалось. Бабка прошла мимо. Петрищев слышал, как она на кухне успокаивает горланящего кота. За кончив сюсюкать, старуха пошла назад. Возле двери шаги ее смолкли. Петрищев услышал покашливание и сопение совсем рядом, Постояв и подумав минуту, бабка, наверное, решила, что раз она поднялась с кресла, то не грех заодно заглянуть в туалет. Ее пальцы коснулись дверной ручки и, отжав замок, потянули на себя. Дверь оказалась запертой. Бабулька дернула посильнее и неожиданно сказала:

– Ах, извините, я не знала, что занято. Затем сделала несколько шагов вглубь и приостановилась. До старухи дошло, что в доме она одна и туалет занимать некому. Сделав столь несложное открытие, бабушка заорала благим матом. Петрищев от страха дернул спусковое устройство. И снова грохот и мрак окутали его и поволокли вниз.

Через секунду он очутился в таком же туалете. Только в нем находилась барышня, приводившая в порядок свой костюм. Увидев Петрищева, барышня округлила глаза и тихо сказала: