Отечества славные сыны. Их подвиг бессмертен

Несомненно: душа у Аркадия была неспокойна. Его терзали угрызения совести. Любопытный факт: Аркадий был комсомольцем с 1919 года, то есть одним из первых в городке, но в партию не вступил. Почему? Увы, но на этот вопрос ответа уже не получить.

Младшенького, Анатолия, появившегося на свет за год до октябрьского переворота 1917-го, в семье любили все. Особенно отец Александр Иванович. Возможно, поэтому все делал, чтобы вывести в люди, значит, дать парнишке образование. Анатолию повезло: в бурные годы революции и гражданской войны он еще, как говорится, под стол пешком ходил, поэтому сии человеческие страсти его обошли стороной.

Из собственноручно написанных воспоминаний брата Аркадия:

«Анатолий дружил с Петром Мочаловым, – в конце шестидесятых он возглавлял отдел технического контроля упомянутого выше завода. – Росли вместе. Оба изобретали какие-то машины и механизмы… Однажды одно из их „изобретений“ взорвалось. Изобретатели получили ожоги. Потом долго ходили в бинтах. Но от увлечения не отказались».

Сразу видно, Анатолий любознательным рос. И очень живым. За клюковкой на болото или по грибы – Анатолий первый. Лес он любил. Что-то в лес его тянуло… Какой-то магнит…

А еще Анатолий с Петром любил утреннюю рыбалку в верховьях пруда. Пруд тянется с юга на север на шесть километров, если не больше. У дружка на берегу была своя лодка. Поэтому, чтобы зорьку встретить на месте, отправлялись на лодке с вечера. Греб обычно Анатолий. Сила в нем была. Приплывали к облюбованному месту, песчаному плесу, что за возвышающейся сопкой, часам к двенадцати ночи. От комаров до утра спасались в охотничьем домике. Были тогда такие домики вдоль верхней части Верхнетуринского пруда. До утра лежали на нарах, слушали байки, рассказываемые стариками, также приплывшими на рыбалку. Слушали, затаив дыхания. А утром… Только-только на востоке заалеет кромка неба, предсказывая скорый восход солнца, парнишки – в лодку и айда на середину пруда, на глубину. Приколются (местные почему-то не любили пользоваться якорными грузами, а использовали шести или даже семи метровые заранее вырубленные колья, вбивали с кормы и с носа лодки в дно пруда, привязывались). И пошла рыбалка! Говорят, Анатолию везло на рыбалке больше. Возвращался он всегда с уловом и нес домой улов непременно в руках, в связке: чтобы все видели, какой он ловкий и умелый.

Закончил Анатолий семилетку (эта школа, находившаяся в центре городка, носила его имя. Что сейчас? Не знаю).

Встал во весь рост вопрос: куда дальше? Пошел работать на завод, в один из цехов. Но Анатолий хотел учиться. Родители не возражали. Александр Иванович, отец, и вовсе загордился, когда узнал, что сын его собирается поступать в лесотехнический техникум, расположенный в небольшом городе Талица Свердловской области (между прочим, этот же техникум заканчивал Николай Кузнецов, легендарный разведчик Великой Отечественной войны).

Поехал парень и поступил. Стал учиться. Там встретил свою первую и единственную любовь… В образе красивой и задорной девушки Зинаиды Быковой.

Из воспоминаний студентки Талицкого лесотехнического техникума Августы Чувыгиной (здесь и во всех других воспоминаниях буду как можно меньше вмешиваться в текст, оставляя, по возможности, таким, каким он вышел из-под пера написавшего):

«Я знала человека, о котором просите рассказать, – поясню: я обратился с открытым письмом через городскую газету «Кушвинский рабочий». – Он поступил в техникум в 1933 году, то есть, как и я. И мы учились на одном отделении – на отделении лесохимии. Познакомился он со студенткой Зиной Быковой, а потом они поженились.

Я помню, как он выглядел: хоть и невысок ростом, но коренастый такой; лицо широкое и угристое5, на нем всегда играла улыбка; голос тихий и всегда спокойный; необыкновенной доброты парнишка, за что все девчонки его называли просто – «Толя-золотце». Так много воды утекло, а этот парень по-прежнему стоит перед моими глазами».

Не пишет Августа Чувыгина о чувствах своих, но у меня такое ощущение, что она была неравнодушна к «Толе-золотцу»… Прочитывается, знаете ли, между строк. Спасибо ей за память.

Мне написал и поделился своими воспоминаниями В. Ризволин (к сожалению, полного имени не знаю. Почему-то не сохранилось в моем архиве. Возможно, и в фамилии ошибка – почерк у автора очень приличный, но он не написал свою фамилию, а всего лишь расписался, поэтому окончание трудно разобрать):

«С Гробовым Александром Ивановичем я работал вместе с 1918-го и по 1938 год, поэтому его сына, Анатолия, знал с детских лет. Рос Толя в большой семье любознательным. Он отличался скромностью. После окончания Талицкого лесотехникума был направлен на работу в Верхнетуринский леспромхоз, где я тогда работал техническим руководителем. Место работы Анатолия – Юрьевский лесопункт6. Перед леспромхозом в то время стояли большие задачи: во-первых, обязан был снабжать Верхнетуринский и Садкинский заводы древесным углем, соответственно, обеспечивать дровами для углежжения; во-вторых, заготовка экспортного баланса (крепежного материала для шахт).

Юрьевский же участок в леспромхозе ведущий. За зиму надо было доставить лес к узкоколейке, чтобы потом отправить продукцию, как мы выражались, на большую землю. Механизации тогда на лесозаготовках не было никакой. Молодой специалист с головой окунулся в работу. Проявляя упорство и настойчивость, Анатолий добивался всегда своей цели. Как-то в начале зимы ко мне приехал Анатолий. Приехал не с пустыми руками, а с идеей. Прошу, говорит, разрешить построить на реке Салде ледяную дорогу; будем, говорит, по льду доставлять лес с одного берега на другой.

Ценность идеи заключалась не только в самой ледяной дороге, а еще в способе спуска заготовляемых бревен с горы на лед (до этого везли на лошадях в объезд горы, а это два с половиной километра).

Анатолий говорит, что надо по склону горы построить «шлюз», упирающийся в реку, а по нему своим ходом спускать бревна вниз. Внизу, подцепив, по льду транспортировать на другой берег. Это, говорит, легче и экономия времени большая. Его идею приняли и одобрили. В результате рост производительности труда.

Ко всякой работе Анатолий относился с полной ответственностью, точно и аккуратно выполняя все указания старших. Руководители его ценили за ум, рабочие уважали за доброту.

В 1938 году, в июне, меня перевели в Нижний Тагил. И больше Анатолия не пришлось видеть. Несмотря на это, он по-прежнему перед моими глазами стоит, как живой. Он был Человек – большого ума и большого сердца».

Автор этого воспоминания расстался с Анатолием в июне, а…

Наступил август – самая любимая пора детских лет Анатолия: и клюковка уже поспела, и грибочки все еще идут и идут. Солнце радует глаз. В лесу в эту пору – рай земной, потому что комарья поменьше и воздух необыкновенно чист и свеж. Но… Не судьба, значит.

6 августа 1938 года родные, друзья и знакомые шумно, как это водится в России, провожают парня на службу. Все веселятся, и лишь мать умывается слезами: ее сердце сильно-сильно щемит. Ее любимец уезжает. И куда? Очень далеко: будто бы, на Дальний Восток. Будто бы, в военкомате на это намекают.

Слезы матери так и останутся до конца не выплаканными.

Позади один этап жизни моего героя. Впереди – другой. Парень сразу перешагивал из юности во взрослую жизнь, в жизнь солдатскую, в жизнь ему неизвестную.

Анатолию было двадцать два… Он уезжал, оставляя молодую жену, жену носившую во чреве его ребенка. Мальчика или девочку? Он этого тогда не знал.

Одна из страниц письма Августы Чувыгиной, однокурсницы Анатолия Гробова.

Фрагмент письма друга семьи Гробовых, хорошо знавшего Анатолия с детства.

Часть 2. Еще увидят, где раки зимуют

Сначала, как водится, был сборный пункт, где новобранцев рассортировали. Потом – поезд и местом временного обитания на весь долгий путь (поезда тогда ходили гораздо медленнее, чем сейчас, в основном, на паровозной тяге и в одну колею) до Дальнего Востока простенькая теплушка. Так что Дальний Восток встретил парня уже холодным ветром, осенним листопадом и первыми заморозками.

Итак, Анатолий Гробов – рядовой 32-й стрелковой дивизии, а если конкретнее, то рядовой 30-го саперного батальона этой самой дивизии.

Других документально подтвержденных данных, касающихся этого периода жизни солдата, у меня нет. Однако некоторые косвенные сведения дают основания думать, что солдат нес службу исправно. Потому что уже через полгода Гробова отправили на курсы подготовки младшего командного состава, иначе говоря, в школу сержантов. В те далекие от нас времена абы кого в такую школу не направляли. Закончив курсы, стал младшим командиром, то есть сержантом, то есть командиром саперного отделения.

Конечно, тогда на Дальнем Востоке было не слишком-то спокойно: провокации японцев следовали одна за другой (известно, что ось Берлин-Рим-Токио была сформирована не для развлечения). Случались даже серьезные конфликты. Например, сражения с японцами у озера Хасан и на Халхин-Голе.

Историческая справка.

Озеро Хасан находится на юго-востоке Приморского края, где с 29 июля и по 11 августа 1938 года Красная Армия разгромила японские войска, вторгшиеся внезапно на территорию СССР. Халхин-Гол – это река, протекающая по территории Монголии и Китая, впадающая двумя рукавами в озеро Буир-Нур и реку Орчун-Гол. Здесь японские войска вторглись на территорию Монголии, с которой у СССР был союзный договор. Выполняя союзнические обязательства, монголам пришла на помощь Красная армия. В результате ожесточенных боев в мае, июле и августе 1939 года японские войска были разгромлены. Хорошее умение воевать показала первая армейская группировка, которой командовал комкор Георгий Константинович Жуков, будущий полководец.

Привожу эту историческую справку неслучайно. Я хочу развеять ложь, которая содержалась в очерке Лазурина-Прохорова (напомню: очерк был опубликован летом 1965-го на страницах областной газеты «Уральский рабочий»). Автор (кстати, сам числился в списках фронтовиков), сочиняя свою легенду, красочно описал участие Анатолия Гробова в этих самых боевых событиях. Это «участие», скажу прямо, есть ложь, высосанная автором из пальца.

В дни, когда японцы проверяли крепость наших границ у озера Хасан, мой герой находился лишь на сборном пункте, то есть примерно за восемь тысяч километров от указанного места боев. Гробов в часть-то прибудет гораздо позднее. А ведь ему требовалось еще время пройти курс молодого бойца и принять присягу. 32-я дивизия под командованием полковника В. И. Полосухина, в которой предстояло служить Анатолию, действительно участвовала в разгроме японцев у озера Хасан. Её солдаты проявили мужество и героизм, но моего героя в составе дивизии еще не было.

Теоретически, Анатолий Гробов мог участвовать в событиях на Халхин-Голе, поскольку к тому времени он прослужил уже десять месяцев, но всего лишь теоретически. Практически же… У меня нет никаких данных об участии молодого сержанта Гробова в тех боях. Нет даже упоминания о столь важном факте в жизни моего героя и в архиве Министерства обороны (Московская область, город Подольск).

Это все дает мне право отмести весь бред Лазурина-Прохорова. Мой герой в чужой славе не нуждается. Моему герою и своей славы – за глаза!..

…Июнь 1941-го. Служба у уральского парня идет хорошо. Командиры довольны и намекают уже, чтобы тот остался на сверхсрочную: уж больно, мол, у того все хорошо получается. Но, судя по всему, Анатолий Гробов строил другие планы: дома его ждала жена Зиночка и дочурка Галинка. Немного оставалось ему служить. Он считал каждый оставшийся день до увольнения в запас, до возвращения в родные уральские края, где его ждут с нетерпением родители, братья, жена и дочь, которая его не видела в глаза. Он хочет, он стремится взглянуть в эти детские и такие ему родные глазёнки. Он хочет обнять и прижать к себе все еще маленькое тельце такой родной ему девочки.

Оставалось (тогда три года служили) чуть больше шестидесяти дней. И…

Грянул черный день для Родины – 22 июня, когда на рассвете фашистские войска на всем протяжении западной границы одновременно вторглись на нашу землю. Началась Великая Отечественная война! Война за выживание русской нации! Война не на жизнь, а на смерть. Перед таким страшным выбором русский народ бывал и раньше, но всегда бил захватчиков, всегда отстаивал честь, свободу и независимость тысячелетней Руси. Что будет сейчас?.. Пока никто не знает.

Кто первым встанет на защиту родного Отечества, как не русский парень Анатолий Гробов? Встанет рядом, встанет плечом к плечу со своими соплеменниками, каждый из которых любил жизнь, хотел страстно жить.

…Приморье. Раздольное. Государственная граница. Теплый июльский вечер. Тишина. Лишь за стенами полевой палатки шумно стрекочут кузнечики. Спокойно. Солдаты его отделения, сильно уставшие за день, угомонились и затихли. Кто-то похрапывает, а кто-то тихо и невнятно бормочет во сне.

И лишь командиру отделения не спится в этот час. Сейчас его мысли далеко-далеко, за тысячи километров отсюда. Его мысли там, на Урале, где его мать, старшие братья, любимая жена и вдвойне любимая дочурка Галчонок. Он спрашивает сам себя: «Интересно, какая она, моя девочка?» Подумав, сам же и отвечает: «Должно быть, хохотунья… как и я». Пишут, что вовсю уже лопочет. Понятно: скоро три года будет.

Он тихонько встает, садится за стол, грубо сколоченный из доски-сороковки, достает несколько листов заранее припасенной бумаги, ручку и начинает свой обычный разговор с близкими ему людьми.

Письмо, датированное первым июля 1941 года. Анатолий пишет:

«Здравствуйте, мои дорогие7!

Простите меня за долгое молчание. Сейчас постараюсь положение исправить.

Хочу сообщить немного о себе. Живу я хорошо и спокойно. Нахожусь сейчас в лагерях. Кипит боевая учеба и работа. Приходится крепко разворачиваться, не считаясь ни со временем, ни с отдыхом. Ну, да нам теперь это привычно.

Собирался быть дома, но обстоятельства, как видите, не в мою пользу. Сейчас не знаю, когда буду дома. По всей вероятности, после окончания войны.

Обо мне не беспокойтесь: чувствую себя прекрасно. Конечно, хотелось побывать дома, но страна требует быть на страже, а мы для того и призваны.

Эта фашистская гадина хочет попробовать нашу силу. Мы готовы её показать.

Мама, знай одно: я ни на минуту не забываю, что гражданская война отняла у меня брата Васю. Война отняла молодость у Аркадия. Война отняла здоровье у тебя. Теперь снова война…

Мы глубоко возмущены этим вторжением Гитлера в нашу спокойную жизнь. Здесь, на восточной границе, мы стоим, готовые к бою. И только через наши трупы враг сможет перешагнуть границу.

Обо мне не беспокойтесь. Я вечно, всегда и везде чувствовал и мыслил о тебе, мама! Чувство близости к тебе придает силы жить. Я сумею себя защитить. И я не подведу нашу фамилию в бою. Только, мама, дай мне силу и энергию».

А вот дальше в том же письме уже обращается непосредственно к любимой, то есть к жене:

«Моя дорогая Зина!

Будем же верны друг другу, пока мы живы. Пусть мы далеко друг от друга, но наши мысли и чувства должны быть рядом и вместе. Наши стремления едины. Береги мою драгоценность – мою дочь! Ведь все мы живем ради того, чтобы жили будущие поколения. И трудимся мы ради этого.

А когда закончим войну, мы встретимся вновь с тобою, и тогда у нас будет еще и сын-наследник, богатырь, гражданин. И мы с тобой, Зина, приложим все силы, чтобы воспитать из детей людей честных, свободных от тех недостатков, которыми страдали их родители, в частности, я.

Целую тебя! Пиши скорее, Зина, ответ. Знаю, что тебе сейчас тяжело – и на работе, и в жизни, но ничего, как-нибудь проживем. Ведь наступят же в нашей жизни светлые, счастливые дни!

Писать кончаю. Жду с нетерпением ответ. До свидания. Поцелуй Галочку! Крепко-крепко целую!

Твой – Анатолий».

Чтобы избежать кривотолков, объясню еще раз: это солдатское письмо, как и все последующие, не правил, не убавил и не прибавил ни единого слова. Даже знаки препинания сохранил. Читатель нынешней поры может удивиться и сказать: не может быть, чтобы выпускник всего лишь техникума мог излагать свои мысли столь четко и абсолютно грамотно. Сейчас – нет, а тогда – да. Сам читатель может убедиться. Очевидно, до войны народное образование стояло на более высоком уровне, или, что также возможно, мне герой попался не без способностей.

…Войне уже два месяца, а Анатолий Гробов все еще на Дальнем Востоке. Он, как и миллион других наших солдат, несмотря на внешнее спокойствие, выполняет важную миссию – миссию сдерживания агрессивных поползновений японцев, союзников гитлеровской Германии, готовых в любой момент ударить с другой стороны. Пока выжидают. Но кто знает, что будет завтра? Тем более, что картина на Западе просто-таки страшная: Красная Армия с ожесточенными боями откатывается в глубь страны. Пал Смоленск, взята Тула. Немцы уже на подступах к Москве. Фашисты готовятся седьмого ноября, в годовщину октябрьской революции, к проведению парада на Красной площади. Заготовили даже пригласительные билеты для гостей.

Нависла смертельная опасность. Только тут с востока на запад, в условиях необычайной секретности, пошли воинские эшелоны. В одном из них ехал и Анатолий Гробов: его дивизию перебрасывали. Сибиряки и уральцы ехали, чтобы грудью встать на защиту столицы. Скорее всего, его эшелон проезжал через Свердловск. Несомненно, ему хотелось увидеть родные места и хоть бы на часок заглянуть к своим. Но кто позволит сержанту?!

Скорее всего, родные бы встретили его в Свердловске, но как им было узнать? Ведь передвижение войск по стране было предельно засекреченным и осталось тайной даже для хваленой фашистской разведки. Так что появление крепких и мужественных сибиряков и уральцев вблизи столицы оказалось для врага полной неожиданностью. Это факт, что Москва и москвичи должны всегда склонять головы перед уральцами. Потому что – они спасители.

Пожалуй, будет не лишним, если подробнее расскажу о 32-й дивизии, в которой служил, а теперь воюет мой герой.

Часть 3. На защите столицы

После поражения под Вязьмой, основные надежды Ставки возлагались на Можайскую линию обороны. Она была третьей линией перед Москвой и оказалась первой, используемой по назначению. Труд многих трудящихся Москвы, Подмосковья, Смоленской области, студентов, и даже школьников на первых двух линиях обороны пропал зря. Можайская линия простиралась с севера на юг от Московского моря, западнее Волоколамска, и Можайска, и до слияния Угры с Окой (220 километров). По плану Можайская линия обороны должна была включать три оборонительные полосы – главную и две тыловые, отстоящие одна от другой на 30 – 60 километров, а также промежуточные и отсечные позиции между ними.

Главная, передняя полоса шла по линии – река Лама, Волоколамск, Бородино, Ильинское, Детчино, Калуга, Тула. Вторая полоса проходила по рубежу – Клин, Истринское водохранилище, Истра, Звенигород, река Москва, Нарские пруды, Нарофоминск, река Нара, Серпухов. Третья полоса шла через Хлебниково, Нахабино, Домодедово. Оборудование Можайской линии не было закончено. Всего построили по огневым точкам 40 процентов от запланированного количества. На передней линии выделяются три Укрепленных района – Волоколамский УР (№35), Можайский УР (№36), Малояросравский УР (№37). В период строительства Можайского рубежа предполагалось для их занятия использовать 25 дивизий. Из них в 35-м (Волоколамском) укрепрайоне, на фронте в 119 километров, – шесть стрелковых дивизий; в 36-м (Можайском) укрепрайоне, на фронте в 80 километров – пять дивизий; в 37-м (Малоярославецком) укрепрайоне, на фронте в 56 километров – шесть дивизий и в 38-м (Калужском) укрепрайоне, на фронте в 75 километров – четыре дивизии. Кроме того, на каждом направлении намечалось иметь в резерве по одной стрелковой дивизии. Двадцати пяти дивизий в распоряжении командующего МВО генерал-лейтенанта Артемьева теперь, конечно, не было.

После прорыва немцев к Юхнову шестого октября генерал Артемьев издал приказ на занятие войсками Можайской линии обороны. Из 220 километров полосы обороны трех укрепрайонов, к началу боев удалось занять войсками только 65 километров.

Что делать? А делать было нечего, как за счет других пополнять. И вот с Северо-Западного фронта Ставка срочно перебрасывает несколько стрелковых дивизий, в том числе и 32-ю, дальневосточную.

Девятого октября Можайская линия обороны была преобразована в Московский резервный фронт, командующим фронтом стал Артемьев. На следующий день Ставка выпустила директиву, в которой предписывалось к одиннадцатому октября закончить формирование 5-й армии. Эта армия ускоренными темпами формировалась в Подмосковье (5-я армия довоенного формирования, кстати говоря, полностью погибла в «Киевском котле»). В состав 5-й армии должны были войти четыре стрелковых дивизии и две танковых бригады, в том числе 32-я.

Десятого октября генерал армии Г. К. Жуков был назначен командующим Западного фронта. Его, то есть фронт, пришлось создавать заново. Основой фронта должна стать теперь Можайская линия обороны и те соединения, которые предназначались для формируемой 5-й армии. Других пока не было. В связи с назначением Жукова командующим Западным фронтом, тринадцатого октября Московский резервный фронт был расформирован. Все его части и подразделения перешли в подчинение Военного совета Западного фронта. В своем первом приказе Жуков распределил рубежи обороны Можайской линии между армиями.

Тринадцатого октября Жуков издал приказ, в котором говорилось:

«… Наступил момент, когда мы должны не только дать решительный отпор фашистской авантюре, но и уничтожить брошенные в эту авантюру резервы. В этот момент, все как один от красноармейца до высшего командира, должны доблестно и беззаветно бороться за свою Родину, за Москву! Трусость и паника в этих условиях равносильны предательству и измене Родине. Товарищи красноармейцы, командиры и политработники, будьте мужественны и стойки. НИ ШАГУ НАЗАД! ВПЕРЕД ЗА РОДИНУ».

Противник не терял время. Он рвался к Москве

2-я моторизованная дивизия СС «Рейх» предназначалась для организации внешнего кольца окружения советских армий под Вязьмой. Чтобы выполнить эту задачу, она из Юхнова выдвинулась к Гжатску. В дивизию входили отборные полки «Фюрер» и «Дейчланд». Утром седьмого октября полк «Дейчланд» возглавил атаку на позиции Красной Армии под Гжатском. Он действовал при поддержке дивизиона самоходных гаубиц, артиллерийского полка и противотанковой роты. Продвигаясь к Гжатску, полк к полуночи захватил Каменку и перерезал автостраду Смоленск-Москва. В результате действий полка «Дейчланд» значительные силы Красной Армии оказались окруженными в районе Гжатска.

На выручку окруженным в Гжатске бойцам восьмого октября срочно направлялась 18-я танковая бригада. Она формировалась во Владимире еще с сентября. Теперь в ее составе было 64 танка, из которых – шесть Т-34, пять – Т-26, а остальные – БТ. Разгрузившись на станции Уваровка танковая бригада на следующий день вступила в бой с мотодивизией СС. Из Владимира десятого и одиннадцатого октября на станции Колоч были разгружены еще 19-я и 20-я танковые бригады. Они направились к Можайску.

Полк «Дейчланд» начал атаку на город Гжатск по двум направлениям. Разведывательная группа эсэсовцев скрытно проникла в южный пригород Гжатска. Во второй половине дня в город вступили основные силы полка «Дейчланд». Еще в предыдущий день, Жуков, при посещении штаба Западного фронта, недалеко от Гжатска, в Столбах, докладывал Сталину о положении дел на Западном направлении.

18-я танковая бригада к 11-му октября была окружена и почти полностью уничтожена.

На рассвете, десятого октября, на станции Можайск начали разгружаться первые эшелоны 32-й стрелковой дивизии. После разгрузки, ее подразделения ускоренным маршем направились к Бородинскому полю. Навстречу двигались людские потоки, с запада на восток, по старой Можайской дороге, по автостраде Минск – Москва, по проселкам и тропкам брели беженцы. Попадались и военные в одиночку, группами. Это те, которым удалось вырваться из окружения под Вязьмой.