Браконьеры

Рядом с бугром берлоги кто-то стоял, заштрихованный узорчатой тенью от ветвей и листьев деревьев. Блеснул объектив фотоаппарата. Фотограф! Подобрался-таки вплотную!

Чёрт болотный! Как же тебя предупредить?!

Фотограф повернул голову, стало видно его лицо: он смотрел в сторону Пахомыча. Постоял так, совершенно неподвижно, две секунды, пропал. Только под ногами хрустнули ветки.

Пахомыч, уже не сторожась, полез через валежины к берлоге.

– Эй, мужик!

Никто не ответил. А самое интересное, не подала голос и медведица, будто от испуга скрывшись в берлоге, чего просто не могло быть.

Старик приблизился к холмику с шапкой накиданных сверху ветвей, обошёл его, недоумевая.

Медведица молчала. Лишь в берлоге повизгивал медвежонок, ожидая мать, но и он смолк. Уголком леса вокруг берлоги завладела полная тишина.

Домой Пахомыч вернулся к обеду, обшарив лес на полкилометра по радиусу от медвежьего схрона. Однако ни лося, ни медведицы не нашёл. В берлоге остались ждать мамашу два медвежонка, совсем крохотных, неспособных выжить самостоятельно, брошенных медведицей по непонятной причине, и с ними надо было что-то делать.

Рассказав жене о своём приключении и отдав ей грибы, Пахомыч достал мобильный айфон.

Племянник Максим жил в Сыктывкаре, хотя работал в Москве, в каком-то секретном спецназе, о чём рассказывать не любил. Пахомыч знал лишь, что Максим по званию майор и командует особой группой, но чем занимается и в каком ведомстве служит, не имел понятия. Тем не менее после недавних приключений старик решил позвонить ему и поделиться своими умозаключениями.

Максим отозвался после минутной паузы:

– Дядь Коль? Ушам не верю!

– Я, конешное дело, – хмыкнул лесник. – Ты нынче где обитаешь?

– Только что вернулся из столицы нашей родины, отпуск у меня.

– В Сыктывкаре, значит? Это радует. Тут такое дело, посоветоваться надо. Может, приедешь? Порыбачим, по грибки сходим, в баньке попаримся.

– Могу и приехать, давно в ваших краях не бывал. На Синдорском озере рыбачится хорошо. Помнишь, ты меня на какой-то мыс водил?

– Мыс Щипач, хариус там водится. Так приезжай, ждать буду, хату отремонтировал, да и Евграфовна обрадуется. Мои уехали на моря, одни мы. Бери жену и приезжай. Дети есть?

– Нету детей, Пахомыч, да и жены тоже.

– Во как! Куда ж она ускакала? По делам или на отдых?

– Насовсем уехала в Сочи, турбизнес там у неё.

– И ты её отпустил?

– Она не спрашивала разрешения. Что случилось-то, дядь Коль?

– Да странное что-то у нас в округе деется. Зверьё пропадает. Двух лосей не досчитался, волки куда-то ушли, медведица пропала.

– Как пропала?

– Да вот так. – Пахомыч рассказал племяннику историю с медведицей и фотографом. – Это сегодня случилось. А волки ещё пару дней назад ушли, хотя никто за ними не охотился. Приехал бы, разобрался.

– Я же не егерь, – засмеялся Максим. – Сам-то почему не можешь этим заняться? Доложи начальству, в администрацию района.

– Да што там администрация сделает, пошлёт на три буквы. Понимаешь, не больно понравился он мне.

– Кто?

– Фотограф этот. Камуфляж на нём явно не расейский, да и выглядел он как… – Пахомыч подобрал сравнение, – как пугало огородное. И глаза белые.

– Что значит – белые?

– Такое впечатление, что они вообще без зрачков.

– Ну, это тебе показалось.

– У меня глаз острый, – обиделся старик. – За километр комара увижу. Так приедешь аль нет?

Максим помолчал.

– А знаешь что, дядь Коль, приеду! Где отдыхать буду, ещё не решил, почему бы и не пожить у тебя несколько дней? Грибы есть?

– Как же без них, колосовики пошли.

– Жди, завтра-послезавтра соберусь.

Разговор закончился.

Пахомыч выключил мобильный, с облегчением напился квасу собственного приготовления, глянул на висевший на стене календарь с полуголыми красавицами; жена сама где-то нашла и повесила, намекая неизвестно на что, а ему нравилось смотреть на девчонок, вызывающих учащённое сердцебиение у мужчин.

– Двадцать шестое… значит, где-то двадцать восьмого приедешь. Это славно.

Девушка в красном бикини подмигнула старику.

Москва, Управление экологической безопасности (УЭБ) ФСБ

27 июня, полдень

Начальник управления оторвался от созерцания монитора на столе, посмотрел на часы, ткнул пальцем в кнопку селектора:

– Дмитрий, все собрались?

– Так точно, Павел Степанович, – отозвался секретарь.

– Пусть заходят.

Конев скрылся в комнате отдыха, где можно было умыться и уютно посидеть одному.

Он был немолод – до шестидесятилетнего юбилея оставалось около месяца, лыс, но широк в кости и по-спортивному подтянут. Хотя понимал, что спортивные достижения не помогут ему остаться начальником УЭБ после шестидесяти. ФСБ омолаживалась, начальниками подразделений становились молодые двадцатипятилетние парни, и Конев оставался одним из последних возрастных «монстров» службы.

Когда он появился в кабинете, за столом уже сидели вызванные сотрудники управления: полковник Лапин Виктор Андреевич, начальник информационно-аналитического отдела Оскар Фельцман и подполковник Мзилакаури Вахтанг Ираклиевич, командир оперативной бригады управления, самый молодой из присутствующих; ему недавно исполнилось тридцать девять лет.

Все трое дружно встали.

– Садитесь, – кивнул Конев на стулья. – Появилась интересная информация, надо отреагировать. Прошу, Оскар Нариманович.

Фельцман, одетый с подчёркнутой строгостью в тёмно-синий костюм с белой рубашкой, поправил красный галстук, протянул начальнику управления капсулу флэшки.

– Здесь весь материал.

Конев воткнул капсулу в панель компьютера.

Ожил объёмный монитор, сыграл индикаторами, развернул текст и фотографии доклада.

– Коротко общие сведения, – продолжал Фельцман сухо; это была его постоянная манера общения – предельная сдержанность, корректность и подчёркнутая конфиденциальность. – Последние три месяца к нам поступала информация о странных исчезновениях животных, в основном хищных, в разных частях света.

– Хищников? – уточнил Лапин.

– В большинстве случаев это львы, тигры, леопарды, крокодилы, медведи, росомахи. В Атлантике сократилось поголовье косаток. Львы начали пропадать необъяснимым образом в Египте, Танзании, Камеруне. Счёт идёт не на единицы, а на десятки и сотни.

– Интересно, – сказал Мзилакаури практически без акцента. В России он и его семья жила уже давно, и русский язык стал для них родным.

– Вы так полагаете? – посмотрел на него Фельцман.

– Я об этом ничего не знаю. А российские тигры тоже пропали?

– Не только, ещё и волки, и медведи, не считая крупных копытных – оленей и лосей.

– И лоси исчезли?

– Есть информация.

– Каким образом это стало известно? Я имею в виду иностранные источники.

– В других странах хорошо работают службы биомониторинга. Что касается нашей страны, то месяц назад начали поступать доклады егерей и лесников. Набирается умопомрачительная статистика. Четыре случая произошли совсем недавно в Печоро-Илычском заповеднике, в национальном парке «Югыд Ва», и ещё один не далее как два дня назад в Княжпогостском районе Сыктывкарской губернии: пропали четыре медведя и шесть лосей, не считая стаи волков.

– Что значит – пропали? – спросил Лапин. – Если их перестреляли браконьеры, вряд ли они забрали туши полностью, должны были остаться копыта, мослы, рога, внутренности.

– Ни одного следа! – повторил ровным голосом Фельцман. – Ничего! Звери именно исчезли. Людей там видели, но стрельбы никакой не слышали.

В кабинете стало тихо.

– Это интересно, – сказал Мзилакаури с прежней интонацией.

– Везде? – сказал Лапин. – Я имею в виду, звери исчезали везде?

– Абсолютно. Началось всё с парка Серенгети в Танзании, потом за неделю распространилось, как эпидемия, по всем континентам. Наш Амурский ареал тигров тоже затронуло, хотя больше всего тигров исчезло в китайском центре разведения тигров Хэндаохэцзы.

– Странные браконьеры.

– Читайте.

Лапин и Мзилакаури принялись изучать тексты и фотографии в мониторе.

– Кофе хочешь? – спросил Конев Фельцмана.

– Чёрный, с лимоном, – согласился начальник информационно-аналитического подразделения.

– Вам? – посмотрел на читающих генерал.

– Нет, – отказался Мзилакаури.

– Да, – сказал Лапин. – Эспрессо.

– Дмитрий, – вызвал секретаря Конев, – всем кофе: три эспрессо и лимон.

Сотрудники управления дочитали доклад Фельцмана.

Молодой белобрысый лейтенант принёс кофе.

– Бред какой-то! – выразил своё мнение Лапин, имея в виде усвоенный материал. – Не могут звери исчезать в никуда сами по себе! Их наверняка вывозили.

– Никаких следов транспорта не обнаружено, – возразил Фельцман. – И вертолётов не видели. Ни грузовых, ни военных.

– Что же они, по-твоему, звери, я имею в виду, сбежали в соседнее измерение? – скептически изогнул бровь Лапин. – Или их забирали зелёные человечки с НЛО?

– Измышление гипотез не в моём ведении, – хладнокровно отрезал Фельцман. – Китайцы поменяли руководство заповедника. Египтяне объявили розыск пропавшего зверья и перекрыли границы.

– Ты и нам предлагаешь перекрыть границы? Прямо в тайге?

Фельцман посмотрел на Конева.

– Предлагаю послать в Синдор агента, пусть посмотрит на месте, что там происходит. Надеюсь, у нас есть опытные специалисты.

Все перевели взгляды на главного оперативника.

– Лопата и Кисель до сих пор в командировке, – сказал Мзилакаури. – Вернулась из отпуска Валишева. Можно отправить её.

Мужчины переглянулись.

– Женщина, – поморщился Лапин.

– Да ну? – усмехнулся Конев. – Откуда знаешь?

– Во-первых, она майор спецназа, – привёл довод Мзилакаури, – и мало в чём уступит мужику. Во-вторых, она из тех мест, уроженка посёлка Таёжный, хорошо знает местность. Не замужем, детей нет, спортсменка.

– Красавица.

– Симпатичная.

– Одни достоинства, – скривился Лапин.

– Ты против?

– Почему? Решаю не я.

– Больно молода, – сказал Фельцман. – Насколько мне помнится, ей всего двадцать восемь.

– Двадцать девять.

– Не вижу разницы.

– А откуда ты знаешь, что Валишева молода? Неужели приставал?

Фельцман с достоинством расправил плечи.

– Я не пристаю к сотрудницам. Пристанешь, потом извиняться приходится.

– Закончив приставания извинениями, можно обидеть любую женщину.

– Ну, у тебя большой опыт по этой части.

Мзилакаури засмеялся.

– К Ольге не пристанешь, отошьёт кого угодно.

– Всё, решили, – прервал пикировку сотрудников Конев. – В Синдор поедет Валишева, обеспечьте ей сопровождение по всем каналам. Нужен курьер и в Уссурийск, если не найдём на месте. Надо проверить инцидент с пропажей тигров.

– Я не могу, – помрачнел Лапин. – Здоровье плохое.

– Здоровье не бывает плохим, – проворчал Фельцман. – Оно либо есть, либо его нет.

– Я сам туда полечу, – сказал Мзилакаури.

– Тогда жду разработку, Виктор Андреевич. Предлагаю дело назвать «Браконьеры».

Лапин кивнул с облегчением.

Сыктывкар, ПГТ Седкыркеш

28 июня, вечер

Охлин не привык выслушивать от подчинённых отказы выполнять его распоряжения, поэтому когда зам по тылу полковник Нобелев заикнулся о риске предстоящей охоты, генерал просто посоветовал ему написать заявление об увольнении по собственному желанию, тем более что полковнику исполнилось пятьдесят пять, и он мог уйти со службы по выслуге лет.

Охлину Геннадию Фофановичу тоже близился срок выслуги, поскольку ему было уже пятьдесят четыре года. Но он служил не в спецназе МВД, где требовался молодой задор, креативность, инициатива и реакция. Охлин возглавлял хозяйственное управление полиции Сыктывкара и считал себя даже большим начальником, чем глава губернского отделения МВД генерал Скорчак. И по праву: ему было доступно всё, так как от его подписи на документах зависело материально-техническое снабжение полиции края, и он мог себе позволить любую оценку действий любого органа власти, будь то полиция или администрация области. А уж что касалось собственных пристрастий и желаний, тут Охлин вообще не желал полагаться на чьи-то оценки и предупреждения. Проработав в милиции больше двадцати пяти лет и в полиции девять, он считал, что ему разрешено всё, в том числе и охота на крупного зверя, к чему он имел большую тягу.

Правда, охотился он специфически, с вертолёта, но считал этот способ охоты вполне естественным, и даже недавние судебные процессы над такими же «воздушными стрелками» не подвигли его на соблюдение законов. Геннадий Фофанович Охлин, генерал МВД, начальник ХОЗУ Сыктывкарского ОВД, сам был законом.

Зам увещевал начальника недолго, споро уволился, и Охлин дал задание начальнику службы охраны ХОЗУ капитану Еремееву подготовить на субботу вылет в Печоро-Илычский заповедник, где у него была своя охотничья заимка и егеря всегда ждали высокого гостя.

– Предлагаю полететь в другое место, – сказал Еремеев, маленького роста, черноусый, юркий, подвижный.

– Не понял. – Охлин, громадный, выпуклый со всех сторон, похожий на располневшего борца, поднял на капитана глаза.

– В заповеднике сейчас копается какая-то экологическая комиссия, а на лося охота запрещена.

– Везде запрещена. Ну и что?

– Есть местечко, где нас никто не потревожит.

– Что за местечко?

– Я родом из Синдора, там рядом, в десяти километрах, на берегу озерца Глухое, есть хутор Синдор, несколько дворов, а зверья вокруг – немерено!

– Синдор? Там же недалеко лагерь.

– Усть-Вымлаг, восемнадцатое отделение, ликвидирован в конце девяностых. Природа сказочная, не пожалеете.

– Охотничий домик? Пансионат?

– Нету ни домика, ни пансионата, но мы устроимся там по-царски, гарантирую.

Охлин подумал.

– Собирай команду. Полетим в субботу утром.

– Лучше в пятницу вечером, я всё подготовлю.

Так генерал и оказался в пятницу, двадцать восьмого июня, на борту вертолёта «Ка-226», вмещавшего шесть-семь пассажиров. Вместе с ним в кабину влезли трое сопровождавших: капитан Еремеев и два телохранителя генерала, сержанты Петро и Вован, похожие друг на друга как два простых карандаша.

В начале шестого вертолёт взлетел с площадки рядом с коттеджем Охлина, расположенным на окраине посёлка Седкыркош, недалеко от речки Вычегды. Коттедж в этом месте генерал построил недавно, отгородившись высоченным забором от соседских дач, не обращая внимания на шум, поднятый журналистами: строение возводилось в природоохранной зоне, с нарушением федерального законодательства. Но Охлин получил письменное разрешение от прокурора области и считал себя свободным от каких бы то ни было обязательств.

Лето в этом году выдалось умеренно жарким, температура воздуха в Сыктывкаре и окрестностях не превышала днём двадцати пяти градусов по Цельсию. Поэтому к вечеру нужно уже было надевать что-то плотное, и одеты все были в новейший армейский камуфляж, в котором было тепло в морозы и не жарко в зной.

Вертолёт за час долетел до Синдора, взял на борт ещё двух пассажиров: егеря Степчука и начальника Синдорского охотохозяйства Пуфельрода, после чего сел прямо на песчаный берег речки Вис, рядом с хутором под тем же названием и старой узкоколейкой, которой ещё пользовались местные жители, судя по блестящей поверхности рельсов.

Выгрузились, оглядываясь по сторонам с любопытством.

– Я сейчас, – бросил Пуфельрод, небольшого роста, как и Еремеев, но пухлотелый и круглолицый.

Он бросился к околице деревушки, где появились местные жители, привлечённые визитом: две женщины в платках и трое ребятишек.

Охлин скептически оглядел старые хаты, подметив кое-какой ремонт крыш, сруб нового дома.

– Кто-то обещал мне комфорт.

– Будет комфорт, товарищ генерал, – не слишком уверенно сказал капитан. – Борис тут давно пасётся, всех знает. Хутор этот почти умер к началу века, потом сюда приехал из большого Синдора лесник, Пахомычем все кличут, а за ним ещё несколько семей, в том числе молодёжь. Девочки есть.

– Откуда сведения?

– Боря сообщил.

Словно иллюстрируя слова капитана, из-за второй хаты выглянула ладная девица с распущенными льняными волосами, одетая в сиреневую футболку и джинсы, посмотрела на вертолёт, на разминавшихся мужчин и скрылась.

Охлин и Еремеев переглянулись.

– Ушлые вы с Борей хлопцы, – хмыкнул генерал.

– Мы не ждём милостей от природы, – весело сказал капитан. – Мы их берём сами.

Прибежал главный охотовед Синдора.

– Всё в порядке, можем устраиваться на постой.

– Условия нормальные? – строго спросил Еремеев.

– Для вас хату освободили, с евроремонтом.

– Знаем мы ваши евроремонты. А что там за тёлка пряталась?

– Какая тёлка?

– Вон за тем домом.

Пуфельрод бросил взгляд на опрятного вида деревянную избу под новомодной синей черепицей.

– Слева хата лесника Пахомыча, справа какая-то молодёжь живёт, может, их гостья? До вечера ещё успеем познакомиться.

Охлин подозвал крупногабаритных телохранителей.

– Пошли заселяться, орлы, берите вещи. Кстати, Петро, ты зачем голову побрил? Ты же вроде не лысеешь.

– Он теперь будет бегать быстрей, – хихикнул напарник Петра Вован, – а то раньше цеплялся волосами за воздух.

– Шутник, – ухмыльнулся широкоротый Петро. – На себя посмотри.

Вереница гостей потянулась к околице хутора.

К восьми часам разместились в добротном строении с тремя комнатами и в небольшой пристройке, больше похожей на сарай, но с кухней.

Пуфельрод подсуетился, и генерала после прогулки по хутору ждал отличный ужин с водкой на аперитив и виски на диджестив.

– Там ещё тёлки гуляют, – заявил исчезнувший на полчаса Вован; вид у него был возбуждённый. – Целых три. А одна, городская, видать, с бабкой направо в саду сидит. Геннадий Фофанович, разрешите познакомиться?

– Только без хамства, – проворчал Охлин, заметив, что телохранители хорошо «приняли на грудь».

– Да ни в одном глазу! – пообещал Вован.

– Проследи, – посмотрел на Еремеева генерал. – И девицу эту приведи. – Он усмехнулся: – Чаем угостим.

Капитан козырнул, ответив хищной усмешкой.

– На лося поутру пойдём?

– Поутру… полетим. Лоси точно есть?

– В окрестностях озерца четыре семьи живут, – сказал егерь. – Я с Пахомычем говорил. Можем и медведя завалить. Правда, он завёл бодягу, будто кто-то уже похозяйничал в здешних краях, покрал лосей.

– Что значит – покрал?

– А хрен его знает, уверяет, что лоси пропали. И медведица. Я посмотрю, к завтрему всё будем знать. Может, он специально напраслину гонит, не хочет, чтобы мы его животину гоняли.

– Ладно, садимся, живот подвело.

Компания расселась за столом.

Хутор Синдор

28 июня, вечер

Максиму Одинцову пошёл двадцать девятый год.

В спецназ Главного разведывательного управления (ГРУ) Министерства обороны он попал, можно сказать, случайно. С детства увлёкся восточными единоборствами, заработал все мыслимые пояса в карате и айкидо, в армии изучил барс – боевую армейскую систему и стал чемпионом мира по боям без правил в тяжёлом весе. Потом закончил Сыктывкарский физкультурный институт и собрался в аспирантуру, чтобы заняться диссертацией. Тема уже была определена: изучение поведенческих рефлексий спортсмена в экстремальных условиях.

Участвовать в соревнованиях он перестал, стало недосуг, но в двадцать третий год рождения к нему пришли представители ГРУ и предложили стать инструктором для особых оперативных подразделений. Так он оказался в рядах спецназа ГРУ, став лейтенантом, капитаном, а затем майором, командиром отряда особого назначения, дислоцировавшегося в Сыктывкаре и привлекаемого к самым секретным операциям ГРУ за рубежом.

Есть люди, долго взвешивающие свои решения, прежде чем что-либо предпринять. Есть просто трусы. Есть робкие, сомневающиеся в своих силах. Но есть и те, которые максимально эффективны в любой экстремальной ситуации. Максим был из их числа. Статью он походил на мать: широкий в кости, добродушный, улыбчивый, с ямочками на щеках, сероглазый, а характером вышел в отца, донского казака, всегда упрямо добивавшегося цели.

Толстым и особенно массивным он не выглядел, несмотря на рост под метр девяносто и широкие плечи, но весил больше ста килограммов, и составляли эти килограммы не жировые отложения, а мышцы.

Звонок дядьки Николая Пахомовича изменил ход мыслей Максима, действительно собравшегося в отпуск после недавней операции в Сирии. Хотелось махнуть на Каспий, где жил друг юности Шурик Дубов, хотелось слетать на Крит или в Хорватию, желательно с компанией. Но просьба Пахомыча перевернула настроение, и утром двадцать восьмого июня Максим сел в поезд Сыктывкар – Ухта и сошёл с него на станции Синдор, откуда через два часа доехал до хутора Синдор, обнаружив на автовокзале попутку.

В начале четвёртого он уже обедал с Николаем Пахомовичем, имея с ним отдалённое сходство: отец Максима был двоюродным братом Пахомыча.

Жена лесника Евгения Евграфовна, на пятнадцать лет моложе мужа, обрадованная появлением гостя, засуетилась вокруг, выкладывая всё новые и новые домашние яства: солёные огурчики, помидоры, салаты из баклажанов и сладкого перчика, грибы, засыпала Максима вопросами о родственниках.

– Остынь, Графовна, – остановил её Пахомыч, оглаживая бородку. – Успеешь побалагурить, дай человеку опомниться с дороги. Я тебе, Николаич, баньку истопил, щас пойдёшь али к вечеру?

– К вечеру, – сказал Максим, окончательно расслабляясь, положил ладонь на локоть женщины: – Не суетись, тёть Жень, посиди с нами.

– Мясо только доготовлю и сяду, – заулыбалась Евгения Евграфовна. – Соседи кабана забили, я у них свежатинки купила.

– Шкварки сделаешь, с блинами?

– Сделаю, конечно, завтра, поутру. – Женщина убежала на кухню.

– Рассказывай, – сказал Максим, проводив глазами красивую светловолосую девушку, прошедшую мимо хаты Пахомыча. – Кто такая?

– Приехала утром к Песковым, вроде родственница ихняя, из Москвы.

– Симпатичная.

– Тебе видней. Так вот, пошёл я за грибами в среду… – Пахомыч поведал племяннику историю встречи с фотографом в лесу и пропажей лося и медведицы. – Что скажешь?

Максим поймал вилкой груздь, положил в рот, пожевал.

– Королевская засолка! Насколько я тебя знаю, горилку ты не употребляешь один.

– Ну?

– Значит, показаться тебе не могло.

– По делу говори, – обиделся старик.

Максим приподнялся, сжал плечо лесника.

– Извини, пошутил неудачно. Одно могу сказать с уверенностью: дело странное. Медведица была с детёнышами и никуда с ними сбежать не могла. Отсюда вывод: её убили, а тушу забрали.

– Кто? Не слышал я выстрелов. Да и забрать двухсоткилограммовую тушу непросто. И подъехать к тем местам нельзя, болото кругом, просеки ещё чистить и чистить.

– Вертолёт?

– Не было никакого вертолёта. Фотограф шастал, с бельмами вместо глаз, аппарат у него навороченный, а больше никого я не видел, и следов никаких.

Максим с удовольствием доел солёные грибы, взялся за огурчик.

– Пойдём завтра, покажешь, где видел фотографа.

– Конешное дело, покажу.

Где-то за лесом послышался приближающийся стрёкот, хутор накрыло гулом вертолётных лопастей.

Мужчины переглянулись, выбежали из хаты.

За околицей Синдора, ближе к узкоколейке, садился вертолёт, новенький, бело-голубой «Ка-226» с соосными винтами.

– Не к тебе, случайно? – спросил Максим.

Пахомыч поскрёб в затылке.

– Лесник – не велика шишка, я сам к начальству езжу на электричке или на мотодрезине. Кого это нелёгкая принесла?

– Сходи.

– Ладно, накину кафтан, схожу. А ты пока чайком побалуйся.

Пахомыч нырнул в дом, накинул старую брезентовую куртку с надписью «ССО Сыктывкар» на спине, потрусил к концу улочки, почти не тронутой колёсами наземного транспорта. Машина, по его рассказам, имелась только у одного соседа, остальные пользовались гужевым транспортом.

Вернулся лесник через двадцать минут, когда Максим уже допивал чай с ежевичным вареньем.

– Охотники прилетели, мать их, с самого Сыктывкару, генерал какой-то и его подельники. У двоих рожи чисто бандитские. С ними наш синдорский охотовед и егерь Сашко Степчук, я его знаю, встречались пару раз.

– Почему решил, что это генерал? – Максим расслабился, потянуло в сон.

– Егерь признался.

За стеной хаты послышались мужские голоса.

Максим выглянул в окно.

За оградой, на улице, стояла девушка, которую он заметил раньше. Дорогу ей преградили два рослых парня с лицами полицейских, стоящих в оцеплении: у них были одинаковые квадратные челюсти, одинаковые скулы, способные наверно служить деталями капканов, и одинаковые глазки неопределённого цвета. Разнились лишь причёски: у одного, ушастого, была короткая стрижка, второй, широкоротый, был наголо брит. На обоих красовались пятнистые штаны и коричневатые майки армейского образца, подчёркивающие гипертрофированно накачанные мышцы.