С молитвой о тебе

– Вы не поняли, – улыбнулась мило Кира и придумала на ходу, – я не из отряда буйствующих фанаток. Я от одноклассников Николая, мы хотели поддержать его, сказать, что мы с ним и поможем, если надо.

– А-а! – кивнула сразу подобревшая женщина. – То-то я смотрю, вы постарше этих шпингалеток будете. – И, подозвав поближе Киру жестом руки, склонилась к ней и заговорщицки предложила: – Вы тогда в пакет отдельный сложите, что принесли, и надпишите на нем: «От одноклассников», я сама через полчаса отнесу.

– Спасибо вам большое! – от души поблагодарила Кира.

Где-то через полгода она прочитала заметочку на сайте спортивных новостей, что Николай Крайнов, отказавшийся от традиционного лечения, наперекор всем врачебным диагнозам достиг серьезных подвижек в исцелении. И все!

Каких подвижек?

Но в жизни Киры происходили такие события, что выискивать крупицы информации о самочувствии Николая она уже не могла. Но он присутствовал незримо в ее жизни, освещая чистым светом воспоминаний все страшное и мутное, что творилось тогда с ней.

А где-то года три назад, на одном из телевизионных каналов, она увидела интервью с его бывшим тренером, который упомянул про Колю в том ключе, что настоящий спортсмен – он во всем боец, вон Крайнов: смог встать и вернуться к полноценной жизни, невзирая на прогнозы врачей.

Она расплакалась от радости.

Николай всегда присутствовал где-то на периферии ее сознания, но никогда Кира не думала о нем как о мужчине, с которым она мечтала бы соединить судьбу, заниматься любовью, жить. Некий светлый образ, и все!

И вот на тебе! «Светлый образ» спит на ее диване и вызывает в ней самые жгучие, странные и весьма однозначные желания! Это что такое?

После того как, вернувшись из ванной комнаты, Кира легла, повертелась немного, устраиваясь поудобней на ночь, из альковного угла больше не донеслось ни звука, Николай даже ее дыхания не слышал.

Он ее хотел. Сильно.

Когда они разговаривали и сидели достаточно близко на диване, Коля не один раз подумывал поцеловать ее, а дальше – как получится, но каждый раз останавливал себя, хотя соблазн был велик: эти ее губки припухлые, наклон головы, дыхание, грудь – э-эх!

Но в воспоминаниях, которыми они делились, было нечто светлое, чистое, вызывающее тонкую грусть, и приземлять это прямолинейным мужским напором совсем не хотелось.

Но хотелось ему Киру сильно. Пожалуй, он и не помнит, когда испытывал такое сильное влечение к женщине.

Николай даже развеселился и хмыкнул про себя: история повторяется – он ее хочет, у него навязчивая эрекция, а нельзя! Ну, не совсем чтобы нельзя, он прекрасно понимал, что если сейчас встанет и пойдет к ней, то, скорее всего, у них все прекрасно получится. Он же видел, чувствовал, что нравится ей и ее влечет к нему, и хоть Кира смущается немного, что нормально для такой изысканной девушки, но вряд ли бы оттолкнула его, если б он решил идти в атаку.

Нет. Это было бы неправильно. Это испортило бы красоту и значимость того, что происходило с ними в юности, почему-то он так чувствовал.

Ничего, он потерпит! Он обязательно ее заполучит, но не так прямолинейно и сразу. Она нравилась ему необычайно и столь же сильно интриговала своей загадочностью. Что у нее произошло в жизни? Почему живет здесь? Ведь если Кира такой одаренный педагог, то ей самое место в столичных учебных заведениях или в европейских. Вы вообще многих благополучных москвичек знаете, делающих карьеру, переселившись в российскую глубинку? А выдающихся пианисток? Ну пусть не пианисток, а преподавателей консерваторских?

Нет, у них здесь тоже не пространственная дыра на теле страны, а крупнейший областной центр, с большими возможностями, но не Москва же!

Что, неудачно вышла замуж? Уехала? А ее квартира вызывала еще больше вопросов. Ну, предположим, почти все время ты проводишь на работе, но есть же и выходные и вечера, когда требуется отдохнуть, в том числе и душой. И ни любимых памятных вещей, ни фотографий, ни женских журналов, ни украшений каких-то?

Ладно. Он со всем разберется и найдет ответы на все многочисленные вопросы. Отпускать от себя Киру Николай Крайнов не собирался. Он собирался накрепко привязать к себе эту девушку. И вполне серьезно!

Но один вопрос особенно не давал Коле покоя и навязчиво буравил в мозгу.

Когда он попал в больницу с травмой, огромное количество людей приходили и приносили какие-то передачи, игрушки, цветы, открытки, особенно старались околоспортивные девочки-фанатки, эти и плакаты под окнами растягивали, и кричали, пели, скандировали его имя. Медперсонал складывал все, что они приносили, на большой стол, который специально поставили в приемном отделении, а Аглая и мама вечерами сортировали передачи, расставляли цветы, читали послания, но почти все – игрушки, фрукты, соки, комнатные растения относили в детское отделение.

Николай тогда практически постоянно находился под капельницей на обезболивающем и снотворном и не вникал в то, что происходило вокруг. Через две недели его перевели в отдельную палату и сняли с интенсивного обезболивания. К тому моменту поток посетителей сильно поубавился, но это отдельная тема.

Как-то вечером в палату пришла медсестра из приемного отделения, о чем-то пошепталась с Глашкой, дежурившей возле него.

– Стрелка, что там? – спросил Коля.

– Тут что-то странное, – подошла к нему Аглая и протянула большой целлофановый пакет, на котором было написано фломастером: «от одноклассников».

Все его одноклассники были выпускниками спортивного интерната, большинство из них составляли члены его команды и передачи приносили самолично, без помощи медперсонала.

Аглая извлекла из пакета букет ярко-синих васильков и симпатичную веселую плюшевую обезьянку и протянула Николаю.

– Ты что-нибудь понимаешь? – поинтересовалась подруга, заглянула в пакет еще разок. – А, вот и записка.

Она усадила возле Коли на кровать обезьянку и протянула ему маленькую открыточку. Он подержал какое-то время кусочек картонки в руке и, собравшись с силами – каждое движение давалось болью, – развернул открытку. Четким и красивым почерком там было написано:

«Ты победишь и это! Ты обязательно справишься!» – и ниже, вместо подписи: «С молитвой о тебе».

– Ну, – нетерпеливо спросила Глашка, – от кого это?

– Не знаю, – бессильно уронив руку на кровать, признался он.

Ночью, когда от боли невозможно было спать, в голове крутилась эта фраза: «С молитвой о тебе», и Николай все пытался понять, кто мог передать ему такой своеобразный подарок и послание. Ему казалось, что он знает. Стоит только поднапрячь память – и вот-вот он поймет и вспомнит что-то важное, но боль сжирала и память, и мысли, и такое близкое понимание ускользало.

Он попросил Глашку оставить в палате эту смешную обезьянку и нет-нет да и посматривал на нее. Глашуня, такая умница, заметила и посадила, как бы невзначай, обезьянку на угол кроватной спинки. Никто не знал, но иногда ночами, когда темнело в глазах от страшной непереносимой боли, он прижимал к себе эту игрушку, а в голове крутилось: «С молитвой о тебе», и казалось, что становится немного полегче от осознания, что кто-то неведомый молится о нем.

А однажды он увидел во сне дикое поле в цветущем разнотравье, толстого шмеля, севшего на голову девочке, и как Коля рассказывает ей, что ему нравятся обезьянки за их гибкость, а она смотрит на него влюбленными зелеными глазами, и у нее симпатичные веснушки и облупившийся от загара носик.

Он проснулся и сразу понял – это от девочки Киры, той далекой летней девочки, которая играла на пианино.

«С молитвой о тебе!»

Эта обезьянка до сих пор у него хранится, она прошла с ним все реабилитации, все лечение и восстановление и стала неким тайным символом исцеления, победы, приняв на себя и слезы, и вой, и много чего… – эта обезьянка и светлые воспоминания.

И когда Кира, рассказывая, как переживала за него, не упомянула, что приходила в больницу и передала этот подарок, Николай почувствовал разочарование и недоумение. Словно его обманули. Это странно, наверное, звучит, но обезьянка ассоциировалась у него только с Кирой, со всем лучшим, настоящим, во тьме отчаяния и боли он подсознательно цеплялся за самые сильные и счастливые воспоминания, как за точку опоры.

А выяснилось, что это не от нее! Неприятное ощущение! Как будто обманули в чем-то очень значимом.

– Кира, – тихо позвал Коля, не успев и сам сообразить, что делает.

– Да? – чуть помедлив, ответила она.

– Ты приходила ко мне в больницу? Ну, тогда? – И напрягся в ожидании ответа.

– Да, – еще раз помедлив, ответила Кира.

– Та обезьянка была от тебя?

– Да, – в третий раз сказала она, – и букет васильков.

– И записка, – растекся улыбкой Николай, – «с молитвой о тебе».

– Да, – повторила она.

«Все правильно!» – подумал Коля, чувствуя, как теплой волной прокатило по телу расслабление.

Ожидая родителей, Крайнов позвонил Славе, который работал на местном областном телевидении оператором и был заядлым охотником и рыбаком. К Николаю Слава относился чуть ли не как к гуру – с восторженным почитанием.

– Слав, привет, не разбудил?

– Что вы, Николай Алексеевич! – обрадовался Слава.

– Вот и хорошо. У меня к тебе просьба, Слав.

Он изложил суть проблемы, дал телефон Киры, чтобы они могли сами обсудить все детали, и напоследок поинтересовался:

– Слав, сколько это будет стоить?

– Да вы что, Николай Алексеевич! – возмутился Слава – Ничего не надо, Верочка, наш ответственный редактор, из этого еще новостной репортаж сделает!

– Ну, хорошо, – порадовался он такому решению. – Если возникнут какие-то вопросы с Кирой Васильевной, ты звони мне. – И махнул рукой, увидев выходящих из зала прилета родителей.

– Да все сделаю в наилучшем виде! – бодро пообещал Слава, и они попрощались.

Дорога, как и ожидалось, была сложной, снегоуборочные машины только выезжали на трассу, не особо и торопясь разгребать последствия стихии. Николай вел машину осторожно, но скорость держал приличную. Родители что-то весело рассказывали, но он не слушал, улыбался воспоминаниям.

Утром, когда запел будильником его сотовый, Кира поднялась вместе с ним:

– Я приготовлю тебе завтрак, – пообещала она, шурша чем-то в алькове за ширмой.

– Не надо, Кир, ты отдыхай, я умоюсь и пойду. Перекушу в аэропорту, – предпринял попытку остановить ее Николай.

– В аэропорту невкусно, – возразила она и вышла из-за ширмы.

Он не удержался – расплылся в улыбке, так мило она выглядела. Розовенькая ото сна, с небрежно закрученными в пучок волосами на затылке, с непокорными пушистыми прядками, обрамлявшими лицо, одетая в длинное мягкое домашнее платье, именно платье, которое ей очень шло, – девушка-мечта!

– Кофе? – спросила твердо она.

– Я не пью кофе, – повинился Николай.

– А что пьешь? – уточнила Кира.

– Знаешь, я в своем поселке совсем одичал, – признался, как в большой тайне, он, – сушу травы и листья. Делаю из них разные травяные сборы и завариваю вместо чая.

– Травяного сбора у меня нет, – серьезно ответила Кира, – но могу предложить достойный белый китайский чай, я сама люблю только заварной, не из пакетиков.

– То, что надо, – согласился быстро Николай.

Кира кивнула, прошла в кухонную зону, включила чайник и продолжила выяснения:

– Предлагаю на выбор к чаю: бутерброды с мясом и сыром, яичницу, могу подогреть вчерашнюю выпечку?

– Я бы предпочел те пирожки с рыбой, – сделал выбор он, – у них очень интересное и вкусное тесто. Я вчера просто не успел высказать восхищение твоей кулинарией.

– Спасибо, – поблагодарила Кира и принялась хозяйничать, попутно объясняя: – Ксения Петровна очень любит выпечку, но ей нельзя ничего дрожжевого и жирного из-за здоровья. Я, когда еще училась, раздобыла старинный интересный рецепт постного теста, пришлось перепортить кучу муки, пока получился достойный вариант, а так как мясо ей тоже нельзя, научилась делать с курицей и рыбой.

– Открою тебе еще один секрет, – тяжело вздохнул, как на явке с повинной, Николай. – Я тоже не ем мяса. Только птицу и рыбу. Никому не говори! Я же охотников в лес вожу, что-то вроде проводника и егеря нештатного в одном лице, а зверя никогда сам не стреляю и мяса не ем. Получаю положенную долю от добычи, держу в морозилке, готовлю для гостей и на праздники.

– Не скажу! – пообещала Кира, задорно улыбнувшись. – Ты иди умывайся, а я тут быстро все приготовлю.

А потом он уплетал чудо-пирожки, запивая чаем, а она внимательно смотрела на него, и Коле хотелось продлить как можно дольше этот момент, этот почти семейный завтрак, когда красавица жена встает утром раненько поухаживать, покормить и проводить, благословляя в дальнюю дорогу, мужа.

Что-то из мечтаний, теплое, уютное…

Звонок сотового прервал приятные и странные мысли Николая.

– Привет! – ответил он на призыв подруги Аглаи.

– Привет! – весело отозвалась она. – Я тут разнервничалась, что вас нет до сих пор, Генералов порекомендовал в ворчливой форме устроиться в мансарде с биноклем, чтобы не пропустить ваш приезд, а сам быстренько посмотрел в Инете, что вылет задержали до пяти утра, после чего сделал мне предложение иного рода: перестать дергаться и идти спать.

– Полностью с ним согласен, – разулыбался Коля, – шла бы ты спать, Стрелка!

– Поздно! – рассмеялась Аглая. – Я окончательно взбодрилась пререканиями с суровым мужем! Вы когда будете?

– Минут через сорок, может, больше, – ответил он.

– Вы, наверное, вымотались и спать хотите, – предположила Глашка. – Давай я к тебе пойду, завтрак вам приготовлю?

– Не надо, Глашуня, тебе никуда ходить, снега по пояс! – насторожился Коля. – Мы перекусим и спать завалимся, вечером посидим.

– Ну, ладно, – вздохнула Глашка опечаленно. – Успокою Генералова, что мы никуда не пойдем.

– Вот-вот, – согласился Николай. – Привет мужу передавай!

Его единственный близкий друг Аглая Стрельникова прошлым летом вышла замуж за замечательного мужика Генералова Глеба Алексеевича, жившего в их поселке, человека непростого и весьма загадочного, которого односельчане называли не иначе как почтительным Генерал. История их знакомства и женитьбы была весьма романтичной и где-то даже неправдоподобной, из разряда так не бывает. А у них вот сложилось.

Теперь Глашка находилась в интересном положении и доводила Николая с Глебом до сердечных приступов своими выходками – то в лес заберется с тяжеленным мольбертом рисовать, то козой по холмам скачет, то со своими учениками кататься на коньках соберется, они еле поспевали ее вылавливать, пугаясь страшно. А Глашка ругалась на них почем зря, уверяя, что беременность – это не болезнь и не инвалидность, и нечего трястись, она вполне здорова.

Правильно, наверное, ругалась: они немного со своей опекой перегибали, но признаваться в этом, как любые нормальные мужики, не собирались, так что веселья хватало с лихвой, особенно когда после пережитых волнений все вместе садились пить чай и, устраивая разборку полетов, ухохатывались до слез, вспоминая очередное происшествие.

Николай улыбался этим своим мыслям, представляя Аглаю с Глебом и подумывая, что Кира им обязательно понравится и наверняка они с Глашкой станут закадычными подружками, которых у Аглаи никогда не было.

Торжественный ужин проходил в сплошном веселье. У них так всегда – любые застолья и посиделки – смех, шутки, рассказы веселые. Но нынче Николай как-то выпадал из общего хоровода – кивал, поддакивал невпопад и улыбался чему-то.

Вера Максимовна, легонько похлопав Аглаю по руке, обратила ее внимание на Колю, многозначительно кивнув головой в его сторону, витавшего в каких-то своих мыслях, загадочно улыбаясь.

– Да, я уж заметила, – прошептала ей Глашка. – Что это с Алтаем?

– Не знаю, – шепотом же, заговорщицки поделилась Колина мама. – Он всю дорогу такой был, нас не слушал, улыбался чему-то. Я думаю, тут без девушки не обошлось.

– Щас выясним! – пообещала Глашка, заметив, что Коля поднялся из-за стола и направился в кухню.

– Глашенька, Алтай сам расскажет, когда созреет, – заметив эти маневры и перешептывания, пытался остановить ее Глеб.

– Ну да, а я что, ждать должна? – возмутилась Аглая, поднимаясь со стула.

– Видимо, нет… – рассмеялся Генералов.

– Так, давай-ка колись, Алтай! – воинственно заявила Глашка, торопливо врываясь в кухню.

– Ты о чем, Стрелка? – предпринял попытку уйти от допроса Николай.

– Коля! – призвала к порядку Глашка. – Ты кому пытаешься ввинтить? Ау! Алтай, это я, твоя подруга Аглая! А там сидит мой муж разведчик! Ты же весь вечер такой загадочный, чему-то улыбаешься, нас вообще не слышишь, выпал из пространства! Давай признавайся, кто она?

– М-м-да! – безнадежно согласился Николай.

– Ну, Коля-я-я, не томи! – поторапливала Глашка.

– Ее зовут Кира, – признался Коля и снова чуть мечтательно улыбнулся.

– И… – подталкивала Глашка.

– Глаш, это длинная история.

– Вчера еще этой истории не было, значит, не очень длинная! – настаивала подруга.

– Ладно, – смилостивился Крайнов, – давай чай отнесем, и я всем расскажу, чтобы ты не утруждалась пересказом.

– Ну что? – спросил Генералов, усмехаясь, когда Аглая с Николаем вернулись в комнату.

– Алтай обещал расколоться принародно! – объявила Глашка, села на место, прижалась к мужу и поторопила: – Ну, давай, Коль, рассказывай!

Он рассказал. Как они встретились в аэропорту, и она его узнала, про то далекое лето и как она играла на пианино, а они с мальчишками лазили через забор – рассказал немного иронично, с налетом легкой грусти по ушедшему безвозвратно.

– А я ее помню! – обрадовалась Вера Максимовна. – Леш, ты тоже должен ее помнить! – обратилась она за поддержкой к мужу.

– Конечно! – уверил с энтузиазмом Алексей Михайлович. – Пианистка!

– Ну да! – И Вера Максимовна принялась рассказывать: – Ты же, Коленька, не мог больше ездить к Галочке, все время на сборах, а мы с папой каждое лето к ней наезжали по выходным. Помню, приехали на следующий год после тебя, услышали, кто-то играет, спросили Галю, а она смеется: «Мы, говорит, тут культурными стали, прям музыкально образованными, куда там! Все ближайшие соседи с одиннадцати до двух дня каждый день выключают радио, телики, все газонокосилки и шумные электроприборы и – в огороды! Тишина стоит, только музыка раздается! Даже ребятня не орет. Мы ей предлагали вывешивать на заборе программу концерта: название произведения и композиторов, а она хохочет, говорит, что играет по вдохновению, без программы!»

– Она великолепно играла! – поддержал жену Алексей Михайлович. – Заслушаешься! А сама такая худенькая, тоненькая, девчонка совсем! Еще у нее, помнишь, Вер, такой странный цвет волос был: не то рыжий, не то переспелой пшеницы, но необыкновенный.

– Хорошая девочка! – вынесла окончательный вердикт Вера Максимовна.

– И что? – любопытничала Аглая. – Вы как-то договорились встретиться?

– В среду показательный концерт ее учеников, я обещал устроить видеосъемку, уже со Славой предварительно созвонился. Ну и сам поприсутствую.

– Ой, я тоже хочу на концерт! – тут же загорелась Глашка.

– Глаш, – возразил Генералов, – дорога сложная, снег, мороз. Думаю, Алтай нас с девушкой скоро познакомит, а на концерт в следующий раз съездим.

Аглая театрально преувеличенно вздохнула и положила голову мужу па плечо.

– Ладно, – согласилась с аргументами она.

Николая восхищало, как общаются эти двое. Аглая никогда не спорила с Генераловым по важным и серьезным вопросам, по мелочам несущественным целые представления устраивала – шумела, хохмила, превращая все в шутку и фарс. Но если дело касалось чего-то действительно важного, то она высказывала свое мнение и видение проблемы, после чего предоставляла окончательное решение принимать мужу. Николай как-то поделился с ней своими наблюдениями об этом, а Глашка даже подивилась:

– А зачем мне с ним спорить, если у меня нет противоречий? Ради принципу и отстаивания своей самости? Не вижу в этом смысла! Это ж Генералов, он практически никогда не ошибается. Ну а если ошибается, да и фигли бы с этим, но я что-то такого не припомню. Я уважаю его и полностью ему доверяю, как мужу, как мужчине, как человеку, гораздо больше меня знающему, доверяю его способности нести ответственность за семью. И все. Зачем вмешиваться в мужскую ответственность и в мужские дела? У меня вполне хватает своих.

Потрясающе. Она всегда была не такая, как все, иная. Большинство современных женщин зорко следят за своим равенством с мужчинами и даже превосходства в чем-то, и будут спорить до хрипоты, скандалить, отстаивая свое мнение. И это гробит, уничтожает природное, божественное предназначение мужчины быть главой семьи, нести за нее ответственность, принимать решения, а в семьях подрастают мальчики, которые поколение за поколением растут, принимая за норму такие отношения родителей, когда мать позволяет себе принижать отца, порой и оскорбляя его. А потом с тем же тупым упорством женщины негодуют, что современные мужчины слабы, ленивы и безответственны. Пардон, а кто их такими сделал?

Вот на хрена, объясните, вам до усеру надо было втемяшивать мужу, что вы умнее и лучше знаете, как и что делать? В результате вы получили полную меру ответственности как за женские дела и обязанности, так и за мужские, и прекрасное дополнение к интерьеру в виде мужа на диване.

Конечно, никуда не денешься от исторических реалий в виде комиссарш в кожанках, строек коммунистических, войны, которая тяжким бременем легла на женские плечи: «я и баба и мужик» – было чем проторить эту дорожку. Но как правильно заметили раскаявшиеся феминистки: «Войну полов мы уже выиграли, теперь кормим пленных».

И только мудрые женщины, одаренные божественным чувствованием истины, живут по простым законам – есть мужская ответственность, есть женская – и все. А еще они знают кучу женских секретов, эти мудрые женщины, что притягивает к ним мужчин неодолимо.

Николай, отчего-то погрузившийся в эти странные философствования и рассуждения, выключившись из общего разговора за столом, подумал, что Кира, наверное, такая же, как Глашка – не из этого времени, с нестандартным видением и восприятием жизни, с каким-то иным мировоззрением, более глубоким, чистым, что ли.

По крайней мере, он так почувствовал, эту глубину и истину в ней, и это ее: «С молитвой о тебе». Определенно, они с Глашкой с другой планеты или из другого временного измерения.

«Вот как сдружатся с Аглаей, нам с Генераловым капец!» – с веселым ухарством подумал Коля, немного пугаясь того, что торопит события, еще толком ничего не решив и не определив для себя. Вот как она его зацепила!

А еще он понял, что если бы на месте Киры была другая девушка, то он уж дня два не вылезал бы из ее постели или рванул бы в воскресенье к ней с той же целью. Но в Кире сочетались странные черты, не характерные для нынешних барышень – и юмор на десятку, и вполне современное видение и знание мира, и при этом чистота, изысканность, некая настороженность и интригующая загадка! Полный комплект, чтобы мужик с катушек соскочил. Так что, как бы ему ни хотелось и ни рвалось, но с Кирой поспешные атаки неприемлемы. Другая это девушка.

На следующий день, в субботу, Кире позвонил часов в десять утра незнакомый мужчина, представился Вячеславом Иванниковым, оператором с телевидения, и объяснил, что он от Николая Алексеевича Крайнова. У Киры даже щеки раскраснелись при одном упоминании о Николае. Ну надо же!

С оператором, который попросил называть его Славой, они договорились обсудить все детали в понедельник в колледже. Кира нажала кнопку отбоя и долго смотрела на телефонную трубку в руке, задумавшись.

Она отчетливо понимала, что продолжение ее с Николаем отношений неизбежно.

Их влекло друг к другу, и оба это чувствовали. Пытались как-то завуалировать, не форсировать, но, когда они разговаривали, между ними словно вольтова дуга пробегала, одновременно пугая и восхищая Киру.

Прощаясь у двери, Николай вдруг пригласил Киру на день рождения родителей.

– Впереди выходные, а у нас в поселке красота потрясающая, погуляем, я тебе все покажу, – соблазнял он.

– Я не смогу, – отказалась Кира, даже немного трухнув той быстроты, с которой развиваются события. – Перед выступлением мы с ребятами занимаемся каждый день, и в выходные тоже.

– Тогда увидимся в среду, – легко согласился Коля. – Ну, что ж, пока!

– Пока! – отозвалась она.

Крайнов нагнулся, поцеловал ее в щеку и ушел.

У Киры потом несколько часов все теплел на щеке этот поцелуй, и она загадочно улыбалась. Так и летала, улыбаясь, все эти дни, даже учеников заразила своим настроением, и они все допытывались:

– Кира Владимировна, а вы чего такая?

– Какая? – звонко смеялась она.