Награда как социальный феномен. Введение в социологию наградного дела

Чисто умозрительно понятно: в определённых обстоятельствах наградой может быть ненаказание (или более мягкое наказание) и, наоборот, карой может быть ненаграждение (или награждение наградой боле низкого достоинства). Известно, к примеру, что мягкое воспитание детей отличается от жёсткого как раз тем, что в нём наказанием является отказ в поощрении. Однако то, что «рост наград» означает «косвенный» «рост кар» (и наоборот) просто не согласуется со здравым смыслом – в реальной жизни кары либо есть, либо их нет. Соответствует ли «косвенная кара» или рост кар в косвенном выражении чему-то конкретному в реальной действительности, автор не уточняет, об этом можно только догадываться. Что же касается интерпретации В. В. Сапова, то она, с нашей точки зрения, носит скорей саркастический характер. У некоторых представителей правящих кругов СССР «безудержная страсть к наградам и орденам» имела мотивом банальное человеческое тщеславие. От него, слава Богу, никто не пострадал, а стремление престарелых людей возвеличить себя путём награждений как собственное унижение не воспринимал никто, кроме разве их завистников из ближайшего окружения.

Идея внутреннего единства «кнута и пряника», их необходимой функциональной взаимосвязи по принципу взаимодополнительности напрашивается сама собой, когда речь идёт о государственном устройстве, основанном на принципе единоначалия. П. Сорокин работал над своей книгой в Российской империи, в монархическом государстве, которое только после 17 октября 1905 г. («Высочайший Манифест Об усовершенствовании государственного порядка») перестало быть абсолютной монархией. Уголовное же и наградное право к началу Первой мировой войны оставалось в России в сущности таким же, каким было и раньше. Так, российская наградная система, описанная в «Своде законов Российской империи» (1892 г.) сохранилась к тому времени почти без изменений и имела явно выраженный абсолютистско-монархический феодально-сословный характер. Соседние и западные державы, на которые ориентировался молодой социолог – Германия, Австро-Венгрия, Великобритания, Италия, Испания, Бельгия и др. – в большинстве своём также были монархиями и империями. Формально-республиканское устройство Франции не могло изменить того существенного фактического обстоятельства, что государство в ней жёстко централизовано. Так что, конечно, была своя логика у идеи внутреннего единства «кнута и пряника» по принципу функционального взаимодополнения – ведь П. Сорокин развил её вслед за Т. Гоббсом и другими политическими философами, опиравшимися на социально-исторический опыт управления в условиях расцвета абсолютизма в эпоху Нового времени.

Между тем, XIX и тем более ХХ века принесли с собой новый социально-исторический опыт, осмысление которого не могло не вести к радикальной переоценке этой идеи. Думается, однако, что и в удельном княжестве даже у самого памятливого и всемогущего князя всегда было много забот и хлопот, так что его правая рука (с кнутом) зачастую не ведала, что делает левая (с пряником), и наоборот. Что уж говорить о абсолютных монархиях и империях, где, выражаясь образно, голову и живые руки государя-императора постепенно всё больше заменяют протезы в форме многотысячного бюрократического аппарата, объективно необходимого для управления провинциальными властями на больших территориях. Так что относительная автономность пенальной и премиальной систем, если они вообще не изначальны, то появляются с самых ранних исторических времён. Что же касается нового опыта ХХ века в его первой половине (авторитарные и тоталитарные режимы) и тем более второй (переход к массовым демократиям, ускорение глобализации), то, с нашей точки зрения, он лишь увеличил реальный разрыв между пенальной и премиальной системами, сделав их автономность ещё более явной.

В советский период отечественной истории на формирование и развитие наградного права определяющее влияние оказала господствовавшая в это время политическая идеология, марксизм-ленинизм. Тотальный политически-идеологический контроль проникал во все сферы человеческой общественной деятельности, прежде всего – в сферу права. Марксистско-ленинская идеология не только повлияла на писанное право, утвержденное в законах, но и на особенности самого правосознания советских людей, сделав так называемую «двойную мораль» массовым социально-психологическим явлением. Влияние политической идеологии на основные формы общественного поведения и морали в условиях тоталитарного государства П. Сорокин вообще не проблематизировал. В 1913-1914 гг. возникновение этого исторически нового феномена, как и феномена «тотальной мобилизации» (Э. Юнгер), стирающей традиционные границы между войной и миром, не допускало даже его богатое социологическое воображение.

Так, основной принцип социализма гласил: «от каждого по способностям – каждому по труду»; между тем в практике «реального социализма» со стороны управляющих нередко действовал мобилизационный принцип: «если можешь – значит должен», со стороны управляемых, наоборот, демобилизационный: «за видимость зарплаты – видимость работы». Три отличительные особенности «услужного» акта, по П. Сорокину, не выдерживают проверки на универсальность, будучи примерены к социально-этическим реалиям тоталитарного, позднее авторитарного советского государства. Да, они очевидны с точки зрения здравого смысла, однако здравый смысл как раз и становится первой жертвой двойной морали и «тотальной мобилизации». Настоящий подвиг мог в СССР противоречить субъективным переживаниям долженствования; мог быть не добровольным, а «добровольно-принудительным»; в особо напряженные моменты истории, которые требовали от граждан предельной (тотальной) мобилизации физических и психических сил, он даже мог не быть «сверхнормальным» (примеры массового героизма советских людей во время Великой Отечественной войны).

Рассматривая власть как социальный феномен, Н. Луман также приходит к выводу, что наказания (негативные санкции власти) и поощрения (позитивные санкции власти) при видимости их симметрии и автоматизма взаимосвязи существенно между собой различаются, поэтому не могут быть рассмотрены теоретически в качестве некоего единства. «Несмотря на свою логическую симметрию, – пишет он, – негативные и позитивные санкции различаются в своих предпосылках и следствиях столь существенно, что дифференциация и спецификация коммуникативных средств не может пройти мимо этого различия»[15]. Констатируя этот, на его взгляд, очевидный факт, Н. Луман считает возможным рассматривать действие негативных санкций в отдельности от действия позитивных.

Тем не менее, отдельные положения первой большой работы П. Сорокина, если очистить их от эклектических философско-методологических наслоений и социального утопизма, с нашей точки зрения, верны и не утратили своей актуальности. Это относится к понятию услужного, или рекомендуемого, акта. По сути дела, речь идёт о понятии социального действия, как его понимал М. Вебер, но с теми тремя существенными оговорками-условиями, которые составляют отличительные особенности «подвига». Такие социальные действия мы называем социально-значимыми. Да, новые исторические реалии «военного коммунизма», «тотальной мобилизации», «реального социализма» поставили под вопрос понятия «должное», «сверхнормальное», «добровольное», с точки зрения их смыслового содержания. Но с формально-социологической точки зрения, выделенные П. Сорокиным три критерия услужного, или рекомендуемого, акта остались в силе, поскольку указанные выше реалии сами не могут претендовать на статус нормальности и тем более нормативности, а воспринимаются скорее как социально-исторические аномалии. Вполне адекватно, с нашей точки зрения, и представление П. Сорокина о реакции на услужные акты со стороны социального окружения, т. е. о восприятии социально-значимых действий другими людьми, в первую очередь учредителем награды[16].

Важно и в основном правильно (хотя и с некоторыми оговорками, см. ниже) понимание им «социального явления», а также его понятие «социального символизма». Верно наблюдение П. Сорокина, что для однозначной оценки обществом состава услужных, или рекомендуемых, действий как именно подвига (а, скажем, не преступления) необходима относительная гомогенность морального сознания членов этого общества. Правда, в действительности таковая не всегда возможна, а подчас и не всегда желаема, поэтому было бы ошибкой исходить из неё как из некоего нормативного солидаристского идеала. С реально-политических позиций, да и с точки зрения реализма вообще необходим и достаточен всего лишь морально-политический консенсус между награждающим и награждаемым. Представлять дело так, будто оба они непременно являются, должны быть или не могут не быть служителями социальной справедливости, образцами добродетели и гуманизма, – значит игнорировать колоссальный массив реально-исторических фактов, утратить чувство реальности.

П. Сорокин положил немало усилий на то, чтобы доказать: социология морали сама не должна морализировать, утверждая некие нормы, оценки, ценности, провозглашая некие ценностно окрашенные идеалы. Хотя его аргументация в силу некоторого смешения понятий и не безупречна (на что обратил внимание В. М. Чернов), в принципе, он в этом пункте абсолютно прав. Позитивизм как стремление к научной объективности в изучении социальных явлений и процессов, необходим и востребован. Однако, поскольку в основу своей доктрины П. Сорокин положил идеалистический образ человека и соответствующий ему утопический социально-прогрессистский идеал, постольку ему самому не удалось вполне избежать субъективизма как в самом подходе к теме, так и к её содержанию.

Научный объективизм в социологическом исследовании награды возможен и реально достижим, если награду рассматривать как относительно независимый социальный феномен, не ограничиваясь лишь «формами общественного поведения и морали». Предметом исследования в таком случае должно быть не поведение людей, тем более не их психологически переживаемые поведенческие акты, но прежде всего факты правосознания, запечатленные в документах наградного права – в указах, законодательно утвержденных кодексах (положениях), постановлениях правительства, статутах орденов, положениях о медалях и почетных званиях, инструкциях и т. п. Их можно назвать также документированными фактами общественного правосознания и выражения государственной воли. Современный подход приводит к выводу, что подвиги и награды необходимо рассматривать не только отдельно преступлений от наказаний, но и прежде всего как элементы наградных систем.

2. Современные исследования награды и наградного дела

В СССР награда как социальный феномен концептуально не рассматривалась. Наградная статистика не публиковалась. Практика наградного дела системно и критически не исследовалась. Это было несовместимо с требованиями госцензуры. Кремлёвская политическая элита была герметично закрытой, в том числе (а может быть, прежде всего) по части политической кухни награждений. Она не могла допустить того, чтобы вопрос об её существовании, не говоря уже о вопросе её описания и изучения, вообще ставился, а если вдруг и ставился, то как-то иначе, нежели официально, т. е. в свете государственной марксистско-ленинской идеологии, постановлений партии и правительства.

Это и понятно: зачем рубить сук, на котором сидишь? Ведь любые номинации, описания, квалификации функций высшей политической власти предполагают, как сказал бы П. Бурдьё, альтернативное официальному видение социального мира, борьбу за символический капитал[17]. Советская власть просто не могла никому позволить вторгнуться в ту часть политической жизни, которую считала своей исключительной прерогативой – естественной «монополией легитимного символического насилия». Наградам СССР была посвящена лишь одна важнейшая книга – официальный «Сборник законодательных актов о государственных наградах СССР», опубликованный в издательстве «Известия» в 1979 г. (в последней редакции переиздавался в 1987 г.). Выходили также официальные издания пропагандистского формата с цветными изображениями наградных знаков отличия, как например, «Государственные награды СССР» (М.: Издательство «Известия», 1987).

Однако наградная тема в СССР не была полностью табуирована. Ведь страна должна была знать о своих героях. В целях пропаганды коммунистической идеологии и ценностей социалистического образа жизни издавалось множество брошюр и книг о Героях Советского Союза, Героях Социалистического труда, кавалерах боевых и трудовых орденов на местном, союзно-республиканском и союзном уровнях. Правда, насколько много было литературы такого сорта, настолько же мало выходило книг, в которых авторы не только рассказывали о том, какие награды существуют в СССР и кто был ими награждён, но и позволяли себе некоторые вольности в виде подходов к осмыслению самого феномена награды и практики награждений. Среди последних следует отметить следующие (в хронологическом порядке).

Дуров В. А. Русские и советские наградные медали. М.: ГИМ – Внешторгиздат, 1977. Косарева А. В. Искусство медали. Книга для учителя. М.: «Просвещение», 1977. Награды Родины: Ордена и награды СССР / Сост. Богданович В. А., Головенко И. П. М. И.П. М.: ЦМ ВС СССР, 1982. Колесников Г. А., Рожков А. М. Ордена и медали СССР. М.: Воениздат, 1983. Артамонов Д. Н., Бабаков А. А. и др.; под. ред. Шкадова Н. И. Герои Советского Союза. М.: Воениздат, 1984. Кузнецов А. А. Ордена и медали России. М.: МГУ, 1985. Дуров В. А. Первые советские трудовые награды // Памятники Отечества. 1986. № 1 (13). Рощин Л. В. Наши воинские символы. М.: ДОСААФ, 1989. Балязин В. Н. За подвиг ратный и трудовой. М.: Просвещение, 1987. Ильинский В. Н. Геральдика трудовой славы. (2-е изд., доп.). М.: Политиздат, 1987. Ильинский В. Н. Трудовые награды железнодорожников и транспортных строителей. М.: Транспорт, 1988. Герои Социалистического Труда. Историко-статистический очерк; под ред. Р. Б. Эльдаровой. М.: Известия, 1988.

Настоящий вал публикаций по фалеристике и истории наградного дела начался в конце 1980-х вместе с ослаблением госцензуры и достиг своего апогея в первой половине 1990-х годов, когда никакой цензуры в этой теме не было. Одновременно историческая кончина Советского Союза побудила многих советских людей призадуматься, что они потеряли как бывшие граждане СССР. Перелом эпох всегда вызывает критическое отношение к собственному мировосприятию, поскольку создаёт психологическую дистанцию, необходимую для появления рефлексии и одновременно обостряет внимание ко всему, что раньше воспринималось как нечто само собой разумеющееся. В первую очередь обостряется внимание к символам ушедшей эпохи, поскольку они вступают в противоречие, и чем дальше, тем больше, с новыми символами и социально-историческими реалиями. Советские награды, хранившиеся почти в каждой семье, в первой половине 1990-х годов именно так и воспринимались, кем-то с щемящим чувством ностальгии, а кем-то со злорадством и презрением.

В последние двадцать лет в России было опубликовано немало книг по фалеристике, однако почти все они имели прикладную направленность, справочную и каталожную. В исторических исследованиях крайне редко поднимался вопрос о природе, сущности, функциях и формах награды как социального феномена. Это всё абстрактные материи, а фалеристов, военных историков и просто историков интересует прежде всего конкретика: события, личности, факты, статистика, предметы (в т. ч. предметы коллекционирования) в их качественной уникальности и количественном многообразии. Исключениями в этом отношении являются работы О. С. Смыслова, А. Л. Дёмина, А. И. Гончарова. Рассмотрим представленные в них идеи и основные понятия.

Государственная наградная система в понимании О. С. Смыслова

Одним из немногих историков, которые проявили в некотором роде теоретический интерес к награде и наградному делу является О. С. Смыслов. Этот автор предложил следующее определение государственной наградной системы: «По моему мнению, – пишет он, – наградная система государства, развивающаяся по внутренним закономерностям, отражающем его сущность и законы развития, – это совокупность государственной политики, законодательных актов и государственных наград как высшей формы поощрения, направленной на укрепление и развитие государственного строя во всех его областях жизни и деятельности»[18]. Наше понимание наградной системы вообще и государственной в частности отличается от понимания этих реалий О. С. Смысловым. Отдавая должное его усилиям, нельзя не заметить, что сама по себе политика государства не может входить в состав наградной системы – она может это сделать, только будучи преобразована в наградное право как часть права государственного.

Конечно, политика государства может активно влиять на практику награждений. Например, государство может награждать чаще, щедрее, всё более широкие круги лиц – либо, наоборот, реже, скупее, всё менее узкие круги лиц; оно может быть неразборчиво в раздаче наград, допускать неправильные награждения (вопреки статутам орденов, положениям о медалях и т. п.) или, наоборот, весьма разборчиво подходить к каждой кандидатуре, представленной к награждению, не допускать неправильных награждений и т. п. Наконец, политика государства может активно влиять на реформирование наградной системы: государство может учреждать новые награды, отменять либо модифицировать старые, вносить поправки в уставы действующих наград и т. д. Но всё это называется «наградной политикой», а не «наградной системой».

Что касается заключительной части определения О. С. Смыслова, то, сделав акцент на понятии «государственный строй», он почему-то элиминировал жизнь общества и всё то, что называют «гражданским обществом». Между тем, как показывает исторический опыт, государственные награды заслуживаются не только на ниве государственной службы, гражданской и военной, но и в общественной жизни – в сфере профессионального труда, общественной, политической, культурной, научной деятельности, даже в бытовой жизни ценой проявления личного мужества, смелости, храбрости и других качеств, например, при спасении погибавших. Другим существенным изъяном дефиниции О. С. Смыслова является то, что он игнорирует социально-институциональный характер государственной наградной системы со всеми вытекающими отсюда следствиями.

Наградная система государства в концепции А. Л. Дёмина

Всесторонне продуманное определение наградной системы и награды как её элемента предлагает А. Л. Дёмин. Это и понятно – научно-теоретических и философских работ, специально посвящённых награде, до его диссертации 2003 года в России не было. Впервые объектом диссертационного исследования стала «наградная система государства как феномен политических, социальных и культурных отношений субъектов исторического процесса различных политических систем», а предметом – «генезис, сущность, функции наград и наградной системы государства как философско-политологическая проблема». Цель и все основные задачи диссертации А. Л. Дёмина также предполагают изучение различных аспектов наградных систем. Под ними понимаются, как правило, государственные системы[19].

Вот такую развёрнутую дефиницию даёт этот автор.

«Наградная система государства – это политический и социальный институт, обеспечивающий реализацию функций наград. Наградная система государства представляет собой совокупность всех его наград и поощрений, учреждаемых и присуждаемых органами высшей государственной власти, а также правовых и нормативных документов, содержащих перечень мер, обеспечивающих её существование и функционирование. Наградная система государства – это целостный комплекс социальных явлений, обусловленный объективными и субъективными закономерностями и потребностями государства и общества, осознанный и постоянно находящийся в применении государства и используемый им и социумом для достижения своих целей.

Наградная система государства всегда является правовым образованием, которое создается определенными государственными органами с выпуском соответствующих документов, регламентирующих процесс учреждения, присуждения и выдачи государственных наград, подтверждающих законность награждения и владения ими, их ношения, а также определяющих правила пользования награждённых лиц правами относительно наград и исполнения ими обязанностей. Наградная система, помимо того, что концентрирует функции наград в совокупность, обладает собственными функциями, которые, подобно аналогичным функциям наград, объединяет в виде двух основных: социально-регулятивной и ценностно-ориентирующей»[20].

С нашей точки зрения, вклад Дёмина в разработку понятий «государственная награда» и «наградная система государства» заслуживает внимания. Несмотря на то, что мы вынуждены констатировать недостаточность дефиниций этих понятий, а главное – подхода А. Л. Дёмина к награде как многомерной социальной реальности, его несомненной заслугой является попытка социально-философского осмысления новой сложной темы. В этом смысле, его работа является несомненным достижением, важнейшим прорывом. Слабости его работы обусловлены тремя вполне понятными взаимосвязанными причинами.

Во-первых, его «социально-философский анализ» награды – диссертационное исследование: по строгим канонам этого жанра, суть дела представляется так, как если бы эта суть была полностью раскрыта и познана. Ясно, что это, мягко говоря, не соответствует действительности. Между тем, требования жанра таковы, что чем меньше диссертация содержит в себе вероятностных, гипотетических суждений, догадок, аналогий, чем меньше в нём смелых, но рискованных суждений, недостаточно обоснованных логически и эмпирически мыслей, наблюдений, предположений, – то есть, всего того, что на предзащитных обсуждениях и потом в ВАКе может расцениваться как «слабости», тем лучше. Да, это лучше для защиты, но не всегда лучше для дела.

Во-вторых, это первая диссертация о награде и наградной системе на соискание ученой степени кандидата философских наук по специальности 09.00.11 – социальная философия. Как пионерное философское исследование такой сложной и обширной темы работа А. Л. Дёмина, с нашей точки зрения, заслуживает самой высокой оценки. Вместе с тем, необходимость сосредоточиться на строго определённом аспекте наградного дела – трактовке наградной системы государства «как компонента политической культуры» – вынудила диссертанта сместить смысловые акценты, с одной стороны, на исторически поздние государственные наградные системы, с другой – на политологическое истолкование социального феномена награды. Разумеется, это не ошибка, но, тем не менее, это некоторое искажение исторической картины и картины жизненного мира, поскольку весь колоссальный массив реальных наградных отношений в рамки служения государству не вписывается. Характерный пример – несоответствие смысла дефиниций и тезисов автора смысловому уровню его обобщений: часто, когда речь идёт о награде вообще или наградной системе вообще, под ними по умолчанию подразумевается только государственная награда и только государственная наградная система.

В-третьих, работу А. Л. Дёмина, написанную на стыке ряда гуманитарных и социально-научных дисциплин, прежде всего, философии и истории (в её особом аспекте) отличает высокий уровень компетентности в области фалеристики и связанных с ней общих исторических знаний. Этому уровню не соответствует, с нашей точки зрения, философско-методологический уровень работы, определивший исследовательскую позицию и ориентацию автора. Такое несоответствие вызывает много вопросов, на которые в диссертации не предусмотрено никаких ответов. В работе нет достаточного для научной объективности баланса между восприятием наград теми, кто может быть ими удостоен, и теми, кто принимает властно-политические решения об их учреждении и присуждении. Автор смотрит на социальный феномен награды глазами государственного идеолога и государственного политического деятеля. Он ориентирован на исследование темы преимущественно в интересах государства. В этом нет ничего «плохого», более того – такая работа необходима и весьма полезна для обучения государственной службе. Но указанная односторонность придаёт ей не декларируемый автором прикладной характер, суживая область применения её теоретических выводов.

Здесь не к месту разбор всей диссертации, поэтому ограничимся только критическим анализом дефиниций награды и наградной системы государства. «Наградная система государства – это политический и социальный институт, обеспечивающий реализацию функций наград», – пишет А. Л. Дёмин. С нашей точки зрения, наградная система государства – прежде всего государственный институт; как таковой он может являться одновременно и политическим, и социальным, и экономическим, и правовым, и культурным, и пр. По мнению А. Л. Дёмина, наградная система государства институционально обеспечивает реализацию функций наград, а кроме того, «концентрирует функции наград в совокупность, обладает собственными функциями, которые, подобно аналогичным функциям наград, объединяет в виде двух основных: социально-регулятивной и ценностно-ориентирующей».