Полная версия
Потеря потери
Зинаида Миркина
Потеря потери
Очевидность невидимого
Поэзия Зинаиды Миркиной как бы насыщена воздухом горных вершин. И вместе с тем она проста, лишена всякой изысканности. Это разговор с Богом, перед которым нелепо прихорашиваться, перед которым смолкают наши взаимные счеты, наша ирония. Она признается Ему в любви, просто и открыто говорит о главном, о чем многие не решаются говорить. Может показаться, что эта беседа односторонняя, не диалог, а монолог. Но душа слышит, вслушивается, причастная великому безмолвию соединенных меж собою звезд, чей удел «светиться сквозь молчанье и тайное единство возвещать».
Внутренняя тишина предшествует молитве. Она – первое условие богообщения. Кто молится, тот знает, как трудно порой сосредоточиться, отключится от суетных мыслей, как трудно обрести внутреннюю тишину, которую Зинаида Миркина понимает как дар смирения. Все внешнее, поверхностное, разрозненное должно смириться перед внутренним, глубочайшим – Единым. Преклонить колени для поэта «так же важно, как дышать». Так пишутся эти стихи: сначала вмолчаться и поверить, а потом уже, собственно, акт творчества, когда «родится слово и забрезжит свет».
Шарль де Фуко (брат Шарль), основатель деятельных христианских братств, вспоминал, что в детстве его учили вслушиваться в тишину. Гуляя с дядькой по лесу, они молчали… Может быть в этом терпеливом вслушивании и родился будуший подвижник, безошибочно определивший нужды нашего шумного больного века.
Труд поэта – подвижнический труд. Особенно если стихи складываются как молитва, направленная в зенит – без всяких сомнений и околичностей.
Жизнь в ее неуследимой сложности – единый процесс, не прерываемый смертью. Она имеет притягательную собранность кроны. Ветвистая и разноголосая, она удерживается единством творческого замысла, который художнику понятен, может быть, как никому другому.
Беспокойная («ненасытная») человеческая душа мечется до тех пор, пока «ее не наполнит Дух Святой». То же самое говорил Иисус самарянке, пришедшей за водой к колодцу: «Кто будет пить воду, которую дам ему, тот не будет жаждать вовек» (Ин. 4,14).
Стихотворения Зинаиды Миркиной пронизывает христианская духовность. Однако своего неизменного собеседника она не называет по имени, а иногда и подчеркивает, что при всей вере в Него, Он остается непостижимым и неведомым Богом, которого проповедовал апостол Павел набожным афинянам.
Это призыв к смирению разума, к согласию на великую Тайну, которую нельзя знать извне, которой можно только причаститься изнутри. Ум имеет дело с внешними объектами и только сердце – с внутренней бесконечностью мира. «Лишь только умаление ума и разрастанье сердца…» Только тогда приходит успокоительная ясность.
Эта поэзия близка к молитвословию, искусству, более всего раскрытому в псалмах Давида. Такое откровение и постоянство может пробудить только личностный Бог, узнаваемый «в лицо», черты которого никогда не застывают и смысл которого неисчерпаем.
Духовный опыт автора этих стихов накапливался в смирении, в умении вынести всю тяжесть мира, не теряя своего «я». Ее кредо – «быть и быть наперекор всему».
Это о ней почти три тысячи лет назад сказал псалмопевец: «Князья сидят и сговариваются против меня, а раб Твой размышляет об уставах Твоих» (Пс. 118, 23).
Александр Зорин
Эта книга не была бы издана без постоянной помощи Александра Хабинского, которому я от всего сердца благодарна. Он из тех читателей, которые становятся почти что соавторами – делят жизнъ и судьбу моего слова.
З. Миркина
Что значит «Я»?
«Камин из пня. Костер – пещера…»
Камин из пня. Костер – пещера.Жар мягкий в воздухе НОЧНОМ.Углей мерцающих химерыИ шепот ветра ни о чем.И шепот ветра, шорох бездны…Так неужели вечность – мгла?Так неужели я исчезну,Уйду совсем, сгорю дотла?..И будет свет мерцать, змеиться,В безмолвьи красном жар тая,И будет вечер, будут лица,И будет лес, –А я?.. а я?..Сгоревший уголь, пепла груда –И тишь вокруг, и тишь в крови…А я тогда себя забуду,Совсем забуду, как в любви.Когда вся тяжесть – пух лебяжий,Не давит больше плоть моя;Когда душа уже не скажет,Не всхлипнет вдруг: «А я? А я?»Элегия
Что значит «я»?Да, у меня есть имяИ даже это званье – «человек».Но все – слова, а что все это значит?Есть в мире лес. Есть сосны над оврагом,Есть путаница веток молодых,Бессмыслица звенящих трелей птичьихИ безымянность неба, безымянность такого счастья!..Кто ему даст имя? Кто даст невыразимости слова?Заговорите, сосны! И сосна заговорила.Я и есть сосна заговорившая вот эта.Заговорившая, но все-таки сосна… сосна! СоснаИ путаница веток, бессмыслица звенящих трелей птичьихИ это небо –вот, что значит «я».Не дай Господь вдруг отделиться словуОт древнего значенья своего.Я без сосны всего лишь звук пустой,Так, скорлупа сухая без ядра.О, сколько скорлупы самодовольной вокруг!А сосны над оврагом –безмолвствуют. И птицам не пробиться сквозь толщу слов,Сквозь отверденья эти – внутрь, в жизнь…О птицы, птицы! Птицы!Словам понравилось бряцать друг перед другом и красоваться.Не пора ли им замолкнуть?Ведь даже и скромнейшие слова, прозрачные, исполненные смысла,И те – слова, а все слова – сотрутся.И будут только сосны над оврагом,И путаницы веток молодых,И безымянность неба, безымянность глубин последних.Там, в глубинах, жизнь – безмолвствует…Когда слова начнуг стираться и пугаться,Я тихо прислонюсь к моей сосне,К моей земле весеннейИ – замолкну.А ты заплачешь, решив, что нет меня, и будешьискать, и биться, и кричать, и звать.Родной мой, милый, как мне жаль тебяИ как мне хочется тебя утешить…Но почему ты не сумел тогда, еще тогда, когда слова звучали,В меня взглянугь сквозь все словаДо самых этих сосен над оврагомИ пуганицы веток молодых?Тогда бы больше не было разлукдля нас с тобой,И ты б узнал, что значит загадочное это слово – «смерть», –Уход к своим корням и тайна встречи с самим собой…Не знаешь? Не можешь знать?Ну что же, плачь тогда.Плачь, плачь еще, покуда не родитсяИз плача песньИ, может быть, она введет тебя к тем соснам над оврагом,И к путанице веток молодых,И к птицам с их бессменным ликованьем…«Ликованье! Ликованье…»
Ликованье! ЛикованьеГолосов весенних –Это внугреннее знанье,Внугреннее зренье.Это – воздыманье валаЧерез все пределы.Жизнь сама себя позналаИ – взахлеб запела.«Когда у сердца нет границ…»
Когда у сердца нет границ,Все знание лучей и птиц,Все знание ручьев и травВливается в его состав.И сердце вещее тогда,Как будто вешняя вода,Как тающее естество,Звенит про Бога своего.«Не спрашивайте – есть ли в мире Бог?..»
Не спрашивайте – есть ли в мире Бог?А только: есть ли я? Я – промельк, пена?Или мой жар сердечный мир прожегИ светом стал без тени и без тлена?Кого спросить мне? Кто мне даст ответо нас самих? И чья это забота?Если меня на самом деле нет,Что мне с того, что существует кто-тодругой… чужой… Он безразличен мне,Как я ему… Но если в глубинемоей живет незыблемое «Я»,то пусть ответит глубина моя…«Не нужен общий замысел? Ну, да…»
Кушнеру
Не нужен общий замысел? Ну, да,Я тоже так считаю… Он не вправебыть, тот, кто от участья, от трудасовместного с Собою нас избавит.Кто действует за нас, помимо нас;Тот, для кого мы – винтики и числа…Но если Он есть тайна наших глаз,Невычисленность мирового смысла,Который исчисляется, покатрепещет и пульсирует под кожей,И без единственного волоска,без тени этой обойтись не может?..«Остановись… И ты тогда заметишь…»
Остановись… И ты тогда заметишь,как легкий лист задумчиво повисна тонком черенке. Июльский ветерчуть-чуть качнул его… Остановись…Замри вот здесь… Ведь началась сначаласейчас, с минуты этой жизнь твоя.Есть лес и небо. Ничего не стало.Есть только лес и облако… А я?Не знаю, где я, но и знать не надо –Все долгое свечение зари,весь этот лес теперь не просто рядом,я словно вижу это изнутри.Вон из того мелькнувшего просвета,Из глубины, из сердца бытия –Все то, что просквозило между веток,И вздрагивает в каплях – это я…«А я и есть сосна. Сосна есть я…»
А я и есть сосна. Сосна есть я.Я это не однажды говорила.Не мной душа кончается моя,И не во мне моя таится сила.И эта тайна до того проста,что, кажется, ее и вовсе нету,А есть лишь трепет легкого листа,Да шум сосны, да переливы света.И все. А Бог? А что такое Бог?Да просто Тот, Кто разомкнул границы,Кто уместиться сам в себе не смог,Тот, Кто ни в ком не может уместиться.Кто обладает миллионом глаз,мильёном рук, планет и звезд и все жеНе может жить без каждого из нас,Без нас с тобою обойтись не может.И есть такой неведомый закон, –небесный счет несчитанных усилий:Мы умираем, чтоб не умер Он.А Он бессмертен, чтобы все мы жили.«Как точен счет, как вывод строг…»
Как точен счет, как вывод строгнеумолимого закона:Нужна не часть, а целый Бог,чтоб дуб один расправил крону.Чтоб до лилово-сизых тучвершина темная достала,чтоб стал он, словно Зевс, могуч,нужна не часть. Туг части мало,Не часть, а всё. Бог нужен весь,Чтоб взмыла ввысь одна лишь птица.В единый миг сейчас и здесьДолжна вся вечность уместиться.Всё, что ни сделаешь, крошаНа части мир, всегда некстати.Чтоб родилась одна душа,Всего Себя вложил Создатель.И потому при слове «Бог»,При первых же раскатах Слова, –Дух собран весь, Дух все возмог,Всего себя отдать готовый.«А после-то, а после что ж?..»
– А после-то, а после что ж?– А после – лес, а после – дождь,А после – ветер и река,А после – эти облака.Как ночь приходит после дня,Так вам – мой дух после меня.Весь запах трав, весь птичий гам,Все небо я оставлю вам.– Но это было здесь всегда…Была земля, была вода,Был ветер, дождь, листва и свет –Все это вечно было.– Нет.И океан был прежде сух.И прежде сосен был их дух.И много прежде бытияЗемли и неба было «Я».«Нет, я от вас не ухожу, друзья…»
Нет, я от вас не ухожу, друзья,Но вы есть вы, а сосны – это я.Да, вы есть вы, и твердою стенойВы каждый миг разделены со мной.А целый лес, все небо – это я.Перегородок нет у бытия.И если ни береза, ни соснасо мной не может быть разделена,так неужели всем отрытый Богмеж нами станет воздвигать порог?Но если Бог от сердца отделен,то я не я и Он не Он.«А вы забудьте обо мне…»
А вы забудьте обо мне,Не думайте, не надо…Мелькнула птица в вышине,Пустых пространств прохлада…Зачем вам я? Остался бор,Задымленные горыИ непостижный тот растворВсей радости, которыйЗовется речкой… и травой,И лесом… СохранитеБлеск неба, запах влажных хвойИ тоненькие нитиБерез. Луча косого вздрогВ скрещеньи черных веток…А сердце… Сердце лишь пучокИз трав, земли и света.И невозвратных нет потерь –Миры остались с вами.Пучок распался? Что ж, теперьЕго свяжите сами.«Качнулся лист сырого клена…»
Качнулся лист сырого клена,И тихо дождь зашелестел.Душа живет иным законом,Обратным всем законам тел.В ней нет земного тяготеньяИ страха перед полной тьмой.Ей все потери – возвращеньяИздалека к себе самой.О, эти тихие возвраты!Листы летят, в глазах рябя…И все обрывы, все угратыЕсть обретение себя…«Придти в себя, чтоб в тишине…»
Придти в себя, чтоб в тишинеСам Бог приблизился ко мне,Чтоб отражение ЕгоВзошло из сердца моего.Придти в себя, чтобы стенойНикто не встал меж Ним и мной,Чтобы на глади бытияВзошло нетронугое «Я».Не раздробляясь, не рябя…Как высь в моря, придти в себя…«Бог не терпит других. Он один навсегда…»
Бог не терпит других. Он один навсегда.Вся безмерность – Его.Тихо небо качает морская вода.Никого.Оглянись – лиловатые дали чисты,Берег – тих.Все, что видишь и слышишь вокруг, – это ты,Нет других.И затихла, как разом прервавшийся спор,Боль твоя.Не дробится душа, не раздроблен простор –Ты есть я.Мы не два, а одно. Ты есть я, я есть он.Как ясны зеркала!И та гладь, что разбилась в начале времен,Вновь цела!«Что значит счастье?..»
Что значит счастье?Счастье – этоНе я. – Исчезновенье «я».Совсем чиста душа моя,Совсем порожняя посуда,В которую втекает чудоИз половодья бытия.«Не я, не я», а только этоСплошное половодье света,Наплыв проточного огня.Есть только он, и нет меня!Вопросы? Но к чему вопросы.Когда костер души разбросанПо всем мирам, и уголькиЕго то здесь, то в поднебесьи, –То звездной россыпью, то смесьюЛесов весенних и реки!..О, этот ветер меж мирами,Раздувший маленькое пламяДуши за страны, за края!Великий ветер благодатный –Мой дух. Так этот необъятныйИ вездесущий – это я?!«Я есмь орган, но органист не я…»
Я есмь орган, но органист не я.Во мне волна Его святого хмеля.И тот разрушит песню бытия,Кто нас смешает или нас разделит.По лавишам бесчисленным скользя,Он трогает мои живые раны.Я есмь орган, но мне самой нельзяДотронуться до клавишей органа.Я есмь орган. Но лишь Создатель мой,вдохнув свой дух, играет на органе.Я – глубь и тайна для себя самой,Я оживаю от Его касаний.Вот Он пришел – предвечный органист.О, это свет, вонзенный в темень ночи!Да будет звук мой первозданно чист,Чтоб передать все то, что Он захочет.В бескрайнем мире только Ты и я.Во мне – волна божественного хмеля,И тот разрушит песню бытия,Кто нас смешает или нас разделит.«Бог кричал…»
Бог кричал.В воздухе плылиЗвуки страшней, чем в тяжелом сне. –Бога ударили по тонкой жиле,По руке или даже по глазу –по мне.А кто-то вышел, ветрам открытый,В мир, точно в судный зал,Чтобы сказать Ему: Ты инквизитор!Не слыша, что Бог кричал.Он выл с искаженным от боли ликом,В муке смертельной сник.Где нам расслышать за нашим крикомБогаживогокрик?Нет. Он не миф и не житель эфира, –Явный, как вал, как гром, –Вечно стучащее сердце мира,То, что живет – во всем.Он всемогущ.Он болезнь оборет, –Вызволит из огняДушу мою, или, взыв от боли,Он отсечет меня.ПустьЛишь бы Сам, лишь бы смысл ВселеннойБредя, не сник в жару…Нет! Никогда не умрет Нетленный –Яза Негоумру.«Не иудеи – иудея…»
Не иудеи – иудея,Не дети женщин – сына девы,Не Иисуса Назорея,А то, что там, меж ребер, слева…Не Бога и не страстотерпца,Разверзшего покров могилы,Распяли собственное сердцеЗа то, что билось и томило.За то, что ныло и болело,И порывалось вон из клети,Куда-то в вечность, за пределы,Очерченные телом этим.За то, что называло княземНе князя мира (ком из глины),За чувство тайной острой связиС Незримым, Жгучим и Единым.За это вечное волненьеПеред немым и непостижным,И своевольное стремленьеНазвать неведомого ближним.За то, что световые пятнаЕму чертили путь и сроки,За этот трепет непонятныйОт прикасанья звезд далеких.Не чудотворца – страстотерпца,Ушедшего в провал столетий,Распяли собственное сердце,И жили, смерти не заметив.«О нет, душа моя – не я…»
О нет, душа моя – не я,Душа моя – совсем иное,Не то листва, не то струя,Не то пронизанное мноюПространство, легкое, как сон,Где ни пространств и ни времен.Как липа, ветки наклоня,Так, как закат в свои объятья, –она вбирает всю меня,А я не в силах – рук не хватит.Мое блаженное бессилье,Когда в томлении по ней,Бессмертной – по душе своей –Себе отращиваю крылья…Не то листва, не то струя…Не то, не та – опять иная…И знает столько, сколько яЗа сотню жизней не узнаю.Ни знаний у меня, ни прав.Но как хотела б в ней пропасть яИ, все на свете потеряв,Найти единственное счастье:Тот аромат, тот звук, тот свет, –Нет, новое – не то – иное:Любовь, в которой больше нетРазличий между ней и мною.«Я со своей душою повстречалась…»
Я со своей душою повстречалась,Она была в зеленом, синем, беломИ мягко золотилась, и сияла, и пахла лесом.Ты скажешь, не имеет душаНи запаха, ни цвета?Неправда, все имеет!Но это все, как дым, неуловимо.Оно всплеснет и манит за себяКуда-то вдаль,Во что-то, что огромней ее самойИ запаха и цвета не имеет.Но нас лишь только цвет введет в бесцветностьНемую, именуемую «свет».Я со своей душою повстречаласьОна была в зеленом, синем, белом,И мягко золотилась и звучала,Как птичья песнь, как иволги призыв,Как соловьиный росплеск, как кукушка,Пронзившая единым звуком даль.Она меня звала, звала, звала…И так безмерно радовалась встрече!И только на мгновение грустила,Когда ее пыталась я назвать по имени.Она меняла имя.Меняла песнь, меняла запах, цвет,Меняла облик вдруг и ускользала.Дымком печальным, жалобною тенью,И ниоткуда вдруг меня звала,И если, вздрогнув, узнавала яИ говорила: «Ты!». – Она, ликуя,Вдруг представала в синем и зеленом,В лиловом, белом, и сосной вставала,И иволгой свистела надо мной.О, песня иволги в лесу сосновом!«Невнятность…»
Невнятность…То, чему не внемлетУм. – Не вмещенное в уме.Что топит образ, топит землюИ в тьму идет, и длится в тьме.Взор погашающее пламя,Тот свет, в котором так темно…То, что включает нас, а намиНе может быть заключеноВ черты. О, радость страстотерпца,Того, кто вычеркнут и стерт!Струной трепещущее сердце,Входящее в такой аккорд!..«Увековечено мгновенье…»
Увековечено мгновенье. –Прорыв к последней вышине.И скал взлетевших откровеньеЕсть откровенье обо мне.И если здесь одна стихияИ бездуховен гребень сей,И эти линии святые –Нагромождение камней,А не следы великой тайны,Не Духа реющего след;И все бездушно и случайно, –То и в сем теле Духа нет.Но если Карадаг изваянРезцом из сокровенной мглы,То каждая скала живая,А я – лицо и мысль скалы.«И нам вовеки не понять…»
И нам вовеки не понятьни высших замыслов, ни целей…И вновь приходит благодать,Как только мысли присмирели.И вновь приходит тишина,Как вздох глубокий, без причины,И зелень леса пронзенаОгнем зардевшейся рябины.Как будто мы вошли в костерИ в нем горим и не сгораем.И края нет – сплошной простор,И мы уже за нашим краем.Как бы завеса вдруг снята –Открылось самое святое:Не просто рядом красота –мы сами стали красотою.Такой в душе у нас прибойлюбви, такое бескорыстье!..И кто отделит нас с тобойОт этих чуть дрожащих листьев?И кто придумал, кто сказал,Что я не лист, не ствол, не птица?И потому бежит слеза,Что нам в себе не уместиться…«Побудь со мной в тот самый трудный час…»
Побудь со мной в тот самый трудный час,Когда сквозь мир просвечивает пламя,Когда с меня проникновенных глазНе сводит свет, прощающийся с нами.В тот самый час, когда малейший вздрогУже подобен Громову звуку,Когда весь мир на это сердце лег,Как яблоко в протянутую руку.Последний зов… последняя труба…И где-то на весах у МиродержцаВ такой тиши решается судьбаВсех лепестков и всех движений сердца!Весы дрожат… дрожат и – наконец,Сейчас!., сей час… Так вот он, час мой судный!Но кто же я – ответчик иль истец?И почему мне так блаженно трудно?Побудь со мной у этого Огня…Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
