«…Явись, осуществись, Россия!» Андрей Белый в поисках будущего

Реакция живых целебеевских изб, кустов и пней одинакова на пришельцев с Запада и Востока. Когда однажды ночью тайком пришла в Целебеево баронессина внучка Катя, избы «точно присели… в черные пятна кустов, разбросались, – и оттуда злобно на нее моргают глазами, полными жестокости и огня; точно недругов стая теперь залегла в кустах огневыми пятнами, косяками домов, путаницей теней и оттуда подъемлют скворечников черные пальцы…» (234).

Село недружелюбно относится к ней, представительнице Запада, но и гостей с Востока не привечает. Вот едет из Лихова купчиха Еропегина:

«…Только что приближались они к святому месту, каждый пень на дороге принимал образ и подобие беса; всю дорогу Фёклу Матвеевну обсвистывал ветер и гнал на нее сухую пыль, а из пыли – пни, кусты, сучки, как бесовские хари, в солнце кривились на нее злобно, все её гнали обратно в Лихов… всю дорогу вплоть до села обсадили ужасными бесами; словно застава недругов обложила святые места: от пенечка к пенечку – от беса к бесу: столько бесов в душу Фёклы Матвеевны входили дорогой, сколько их в образе и подобии пней на дороге вставало под солнцем…» (273).

Гуголево, Лихов и Целебеево изображены как отдельные миры, с собственной, особой организацией пространства и времени. Гуголевской усадьбе в Лихове соответствует дом купца Еропегина: это огороженные и запертые, т. е. замкнутые пространства с подобным наполнением (надворными постройками: амбаром, баней, флигелем и т. п. и внутренним убранством домов). У Целебеева же нет ни единого центра (на эту роль претендуют избы попа, столяра Кудеярова, лавка Ивана Степанова, причём обстановка в каждом доме особенная), ни четкой границы. При этом именно открытое пространство – луг, поле – в романе оказывается жизненным, а смерть настигает Дарьяльского в замкнутом пространстве – в маленьком флигельке в саду еропегинского дома.

По-разному в этих пространствах течет и измеряется время. Время в Целебееве определяют по церковным праздникам (Троица, Духов день, Первый Спас, Усекновение Главы), а в течение суток – по солнцу и звездам («в самый жар» (58), «пока огненный не раскидает закат над краем хаты красные бархаты» (48), «солнце стояло уже высоко» (64), «уже ведь вечер, и теплятся звезды» (297), «меркнет заря…» (298) и др. Целебеевское время включает человека в вечный круговорот природной жизни, делает причастным важнейшим историческим событиям. Благодаря этому прошедшее вновь и вновь возрождается, делаясь реальным содержанием настоящего. Жизнь как бы включается в вечность.

На Западе живут по часам: Белый не забывает отметить, что в залу, где пьют чай баронесса и Катя, Петр входит, когда часы бьют половину первого; что скандал, следствием которого стало возвращение Дарьяльского в Целебеево, произошел в половине девятого; что Еропегин и Чижиков пробыли у баронессы два часа и т. д. Гуголевское точное время упорядочивает жизнь обитателей усадьбы, но оно представляется пустым, так как частые отрезки, на которые оно делится, абстрактны, ничем не освящены.

В Лихове ни природные явления («в летние вечера… когда желтая заря издали в темь улыбалась…»; 98), ни часы («еще в три часа дня… поплыли старухи»; 101), ни церковный календарь («день-то был – Духов»; 99) не являются средством организации жизни горожан: весь Духов день льет дождь и нельзя понять, утро ли, или уже вечер; кто-то «завалился по случаю праздника спать с четырех часов пополудни», другие, напротив, не спали всю ночь: «многие так сидели под окнами, барабанили пальцами, молчали, икали, вздыхали, дремали, а всё же сидели – сидели до бесконечности» (99). Время в Лихове летит «с лихорадочной быстротой» (114), кроме того, оно прерывно: «День был лазурный, когда он входил на станцию; день был… – но нет: когда он оттуда стал выходить, дня не было; но ему показалось, что нет и ночи; была, как есть, темная пустота…» (395).

Целебеево противопоставлено Западу и Востоку и с точки зрения веры, религии. Запад в изображении Белого – неверующий. Своей церкви в Гуголеве нет, а в целебеевском храме Тодрабе-Граабенов «никто никогда… не видывал» (52). Ни Катя, ни старая баронесса не ходят в церковь даже по праздникам: действие романа начинается в Троицын день, а на службу в село идет один Дарьяльский.

Лихов по существу также неверующий: достаточно вспомнить, что именно из Лихова приезжали в Целебеево «богомазы», которые в старинной целебеевской церкви «по примеру лиховского собора» вместо прежних «строгих, черных, темных ликов… веселых, улыбчивых святых (помоднее, с манерами) расписали». Более того, желая «сорвать на харчи с крутого лавочника» (51), «богомазы» нарисовали его лицо на одной из икон. А «Степана Иванова обработали… ловко под сицилизм: вольнодумцем стал Степан Иванов» (202).

Целебеевцы же охотно ходят в церковь. Более того, именно в Целебееве возникает «новая, голубиная вера». Рационально мыслящий Запад не соблазнить словами о «неизреченном», и потому сектантство не угрожает Западу: никто из Гуголева голубем не стал. В Лихове же с его по-восточному пассивным, безвольным населением секта быстро разрастается: «Занесли в город новую веру, и она пошла гулять по Лихову, как моровое поветрие» (93). В Лихове формируется особая группа (Сухоруков, Какуринский), имеющая воззрения, отличные от взглядов главы согласия Кудеярова: недаром говорится о «лиховской политической платформе», при разработке которой «собирались лесть насластить и сицилистам, и столяру…» (102). Сущность этих различий раскрывается в последней главе произведения, когда выясняется, что для Сухорукова «греха нет: ничаво нет – ни церквы, ни судящего на небеси» (370), для него «што курятина, што человеческое естество – плоть единая, непрекословная» (370). Он не признает ничего, что существовало бы дольше земной жизни, и это явно противоречит сущности кудеяровских деланий, целью которых было воплощение духа «в плоть человеков»[30].

Лихов Целебееву ближе: в городе можно встретить сельчан и из Лихова постоянно являются в село гости, тогда как «в баронессину усадьбу не всякий был вхож». Но в образе Целебеева есть и черты, сближающие село скорее с Гуголевым, чем с Лиховом. Таковы, например, пейзажные детали: в Целебееве есть пруд, в Гуголеве – озеро, а в Лихове только пыль да грязь. Между Целебеевым и Гуголевым – лес, в самой усадьбе – вековые дубы; а дорога в Лихов идет по полям, в самом Лихове деревья, причём исключительно плодовые, растут только в городском саду да у Еропегина. В Целебееве и Гуголеве – воздух цветной: синий (31 – село, 147 – Гуголево), золотой (34 – село, 143 – Гуголево), заря окрашивает и село (298), и усадьбу (191). В Лихове – всё серое, цвет появляется лишь в связи с кудеяровскими деланиями: поутру после радений в лиховской бане «голубое всё было, и небо, и воздух, и роса» (113).

Музыка также связывает Целебеево с Гуголевым и противопоставляет Лихову. В Целебееве музицирует попадья. Помимо исполняемого на гитаре по просьбе выпившего мужа «Персидского марша», по собственному желанию на стареньком пианино играет она вальс «Невозвратное время», и каждый из присутствующих, включая Дарьяльского, вспоминает о прошлом. В Гуголеве Катина игра на рояле на время возвращает невозвратное время

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Юношеские дневниковые заметки А. Белого (публикация Лаврова А.В.) // Памятники культуры. Новые открытия. За 1979 год. – Л., 1980. – С. 127.

2

Цит. по: Александр Блок, Андрей Белый. Диалог поэтов о России и революции. – М.: Высшая школа, 1990. – С. 524, 526.

3

Пискунов В.М. Примечания к роману «Серебряный голубь» // Белый А. Соч. в 2 томах. Т. 1. – М., 1990. – С. 687.

4

Лавров А.В. Андрей Белый в 1900-е годы. – М., 1995. – С. 278.

5

«Степень единства трилогии, особенно эпической, весьма ощутимо колеблется: от подчинения разных сюжетов общей идее (здесь и далее, кроме специально оговоренных случаев, курсив мой. – М.С.)… до цельности единого романа…». – Краткая литературная энциклопедия. Т.7. – М., 1976. – С. 616.

6

Козьменко М. Автор и герой повести «Серебряный голубь» // Белый А. Серебряный голубь. – М., 1989. – С. 8.

7

Долгополов Л.К. Андрей Белый и его роман «Петербург». – Л., 1988. – С. 356.

8

Цит. по: Андрей Белый. Проблемы творчества. – М., 1988. – С. 78–79.

9

Там же.

10

Белый А. Символизм как миропонимание. – М., 1994. – С. 94, 101.

11

Минц З.Г., Мельникова Е.Г. Симметрия – асимметрия в композиции «Третьей симфонии» А. Белого // Уч. записки ТГУ. – 1984. – Вып. 641 (Труды по знаковым системам 17). – С. 87.

12

Подробнее об этом см.: Лавров А.В. Андрей Белый в 1900-е годы. – С. 149–150; Мочульский К.В. Андрей Белый. – С. 52–53; Корецкая И.В. Импрессионизм в поэзии и эстетике символизма // Литературно-эстетические концепции в России конца 19 – начала 20 веков. – М., 1975. – С. 223.

13

Лавров А.В. Указ. соч. – С. 251, 258, Мочульский К.В. Указ. соч. – С. 119.

14

Лавров А.В. Указ. соч. – С. 209, 213.

15

Чаадаев П.Я. Сочинения. – М., 1989. – С. 18, 25.

16

Есть, правда, и другое мнение. Так, Р.В. Иванов-Разумник считал, что ещё Пушкин в стихотворении «Клеветникам России» (1831) создал «первый поэтический, пророческий манифест России – Европе, Востока – Западу». См.: Иванов-Разумник Р.В. Испытание в грозе и буре // Александр Блок, Андрей Белый. Диалог поэтов о России и революции. – М.: Высшая школа, 1990. – С. 569.

17

Хомяков А.С. О старом и новом: статьи и очерки. – М., 1988. – С. 46, 54.

18

Там же. С. 317.

19

Белый А. Символизм как миропонимание. – М., 1994. – С. 211.

20

Белый А. Символизм как миропонимание. С. 223.

21

Соловьев В.С. Спор о справедливости. – М. – Харьков, 1999. – С. 27–28.

22

Соловьев В.С. Спор о справедливости. С. 36.

23

Мережковский Д.С. Л. Толстой и Достоевский. – М., 2000. – С. 199, 210–211.

24

Эткинд А. Хлыст. Секты, литература и революция. – М., 2013.

25

Соловьев В.С. Философия искусства и литературная критика. – М., 1991. – С. 112.

26

Там же. – С. 145.

27

Там же. С. 143.

28

Отметим, что Соловьева Белый понимал несколько по-своему. Философ говорил о человеке и человечестве в целом и, так сказать, вообще, полагая, что «действительно спастись, т. е. возродить и увековечить свою индивидуальную жизнь в истинной любви, единичный человек может только сообща или вместе со всеми», т. е. это дело неопределенного будущего. А. Белый же мыслил более конкретно и локально (я и Россия), а решение ему требовалось немедленно, и не просто найти его, а сейчас же начать осуществлять на практике.

29

Здесь и далее текст романа «Серебряный голубь» цит. по изданию: Белый А. Серебряный голубь. – М., 1989. В скобках указываются номера страниц.

30

Сухоруков и Кудеров не просто лидеры секты. Начальные буквы их имен и профессий: ССМ (Сидор Семеныч, медник) и ММС (Митрий Мироныч, столяр) – делают их половинками одного целого (в алфавите “м” – четырнадцатая буква, “с” – девятнадцатая, их сумма равна тридцати трем – целому алфавиту), точнее, олицетворениями двух сторон зла: атеизма и сатанизма.