Надоедливый квартирант

Вацлав Воровский

Надоедливый квартирант

Бывший депутат Езерский, осужденный за Выборгское воззвание, получил в Киеве отказ принять его в тюрьму для отбытия наказания за недостатком места и приехал в Петербург. Здесь Езерский заручился рекомендацией Камышанского[1], но все-таки три дня бесплодно вместе с приставом объезжал все тюрьмы и участки – всюду отказывали. Предложение пристава отбывать наказание в помещении канцелярии пристава Езерский категорически отверг. И только после энергического внушения Камышанского место для отбытия наказания нашлось, однако и тут попросили на неделю освободить камеру, которая понадобилась для более важного заключенного. Езерский согласился обождать, но взял расписку, что через неделю – в случае освобождения вакансии – он первый кандидат для отсидки.

«Слово»[2].

Дело началось в Киеве.

В один прекрасный день у ворот тюрьмы остановился экипаж и из него вылез весьма прилично одетый господин.

Доложили начальнику. Тот посмотрел в окно, тщательно ощупал взглядом карманы незнакомца и велел впустить:

– С кем имею честь…

– Я – бывший член бывшей I думы Езерский, осужденный по выборгскому делу…

– А… очень приятно…

– Мне это менее приятно. Но, оставаясь строго лояльным, как и вся моя партия…

– Пожалуйста, не говорите в моем присутствии о незарегистрированных партиях…

– …Я пришел отбыть положенное мне по суду наказание.

– Так вам угодно отсиживать?

– Да.

Начальник крикнул старшего надзирателя.

– Свистунов, отведи г. Езерскому номер, то бишь камеру…

– Никак нельзя ваше-ство, потому как все помещения заняты.

– Так переведи кого-нибудь… ну, хотя в карцер, что ли…

– И карцер, ваше-ство, занят, даже в чулане двое сидят.

– Ах, чорт возьми! – Послушайте, г. Езерский, вы человек интеллигентный, ну зачем вам садиться. Когда нужно будет, сами за вами придут…

– Не могу-с… Я не революционер какой-нибудь. Я человек лояльный. Для меня закон выше всего. Я хочу, чтоб по закону.

– По закону, по закону! А куда я вас дену, когда у меня ни одного угла свободного нет! Не к себе же в спальню сажать вас!

– Это не мое дело. Я – законник. Этак вы сегодня мне в помещении откажете, завтра у вас не хватит кандалов для уголовного, а там у вас не будет свободной виселицы для анархиста. Нет-с, извольте по закону.

– Да нет же у меня места. Не могу я вас сажать с революционерами, чтобы вы спропагандировали их. Не забывайте, что вы выборгское воззвание подписали!

– Я этого так не оставлю, я буду жаловаться! – крикнул Езерский и, хлопнув дверью, ушел.

– Вот нахал, – проворчал про себя начальник. – Что у меня постоялый двор что ли?

В тот же день г. Езерский отправился с первым поездом в Петербург.

Он потребовал было, чтобы ему отвели арестантский вагон 1-го класса, но ему наотрез отказали, ибо приговор не давал ему права на место в арестантском вагоне.

В Петербурге он прямо отправился к г. Камышанскому и, хотя был еще неприемный час, его приняли. Увидев его, Камышанский обрадовался.

– Ба, г. Езерский! Что, небось отсидели свои каникулярные три месяца и опять принялись оппозицию пущать?

Но г. Езерский был настроен строго и деловито. Он отклонил фамильярный тон и начал излагать свое дело.

– Помилуйте, – негодовал он, – для какого-нибудь жалкого эсера всегда дверь открыта настежь, а мне, члену думы, члену «Партии народной свободы»…[3]

– Тише, ради бога, тише! Разве вы не знаете, какие теперь времена? Тут неподалеку еще этот съезд заседает![4]

– Да, члену партии народной свободы! Я это заявляю гордо и громко. Пусть меня за это колесуют, пусть казнят лютой казнью…

– Да никто вас не будет колесовать, успокойтесь. Все вам устрою. Вот вам записка к приставу Сквозник-Дмухановскому, он вас пристроит.

Успокоенный, но все же недовольный, г. Езерский отправился по адресу.

Пристав встретил его очень любезно и тотчас же предложил отправиться на поиски квартиры. Пара красивых рысаков понесла чх к предварилке.

Но когда они подъехали, они увидели, что с самой Литейной тянется длинный хвост ожидавших очереди.

Попробовали было встать вне очереди, но поднялся такой гвалт, что пришлось вызвать дополнительный наряд полиции.

– Как же будет? – унылым голосом спросил Езерский.

– Черт знат что, – сердито буркнул пристав. – Словно на бенефис Шаляпина добиваются.

– Но я… не привык ждать в хвосте…

– Попробуем поехать в крепость[5], – предложил пристав. Когда они подъехали к крепости, к ним навстречу выбежал молодой офицер.

– Вы генерала Стесселя[6] привезли? – вежливо осведомился он, прикладывая руку к козырьку.

Но оказалось, что не Стесселя, а Езерского.

– К сожалению, я не могу вас принять, – столь же любезно сказал офицер, звякнув шпорами. – У нас такой съезд, что ни одного свободного помещения не осталось. Только для генерала бережем заказанные им апартаменты.

Хмурые и грустные уселись они в экипаж и поехали к Литовскому замку.

Но еще издали зоркие глаза пристава заметили большой аншлаг: «Местов нету». Пришлось повернуть обратно.

Езерский кипел:

– Послушайте, – уговаривал его пристав, – охота вам скитаться по городу. Ну, поместитесь у меня в канцелярии. Ведь вам всего три месяца жить…

– Ни за что, – горячился г. Езерский, – я хочу по закону. Разве это тюрьма – ваша канцелярия?

– Ну, я вам решетки велю вставить в окна, – уговаривал пристав, – все сделаю, как в настоящей тюрьме.

Но г. Езерский был неумолим. Он опять поехал к Камышанскому.

– Помилуйте, – волновался он, – какой-нибудь эсдек[7], эсер… а я, член…

– Ну, хорошо, ну, хорошо, – успокаивал его Камышанский. – Господин пристав, потрудись узнать по участкам.

И опять помчался экипаж из части в часть, из участка в участок. Три раза пришлось сменить взмыленных лошадей. С утра ничего не ели. Пристав пожелтел и осунулся. И везде слышался тот же ответ: нету местов. А г. Езерский все время кипятился и кричал: хочу по закону!

Наконец, в 2 часа ночи, экипаж опять остановился у квартиры Камышанского. Хозяин уже спал; пришлось разбудить его. Он вышел в халате, встрепанный, протирая слипающиеся глаза.

– Помилуйте, – кричал Езерский, – какой-нибудь эсдек или эсер, а я член партии…

– Хорошо, хорошо, – успокоил его Камышанский, – мы эго устроим.

И решили так. Одна из камер предварилки будет освобождена для г. Езерского. Сидящий в ней будет послан в Москву. Вытесненный им москвич поедет в Нижний-Новгород. Там освободят ему место, послав человека в Саратов, и т. д. – замкнутая цепь, передвижение которой займет три месяца, необходимые для выдержки г. Езерскога. Так и покончили.

– Ну, и фрукт, – говорил, отирая пот, пристав, когда в семь часов утра возвращался из предварилки домой. – С адмиралом Небогатовым меньше хлопот было![8]

Но на этом дело не окончилось. Едва разместился г. Езерский в своей камере и начал разбирать изящный дорожный чемодан, как к нему явился помощник начальника.

– Очень приятно познакомиться, – сказал он и замялся. – Видите ли, г. Езерский, у меня к вам большая прасьба. Не будете ли так любезны, пожалуйста, не в службу, а в дружбу…

– Да в чем дело? – спросил Езерский, подозрительно хмурясь.

– Я вас очень прошу. Не откажите. Уступите на недельку вашу камеру.

– Что-с, милсдарь?? – грозно вскочил г. Езерский.

– Да вы не сердитесь. Это очень важное дело. Привезли крайне серьезного преступника, знаете, по последнему делу, – он нагнулся и сказал что-то на ухо Езерскому. – Сами посудите – крамола, целость государства, культура, вечные ценности…

– Да, да, – сказал Езерский, видимо смягченный, – но куда же я денусь?

– А вы эту недельку погуляйте на воле, – всего недельку, клянусь, что не более.

– Ну, ну, ладно. Только вот что: вы дадите мне письменное обязательство у нотариуса, – вы знаете, я законник! – что за мной сохраняется первая очередь на освободившееся место…

– О да, конечно, с удовольствием! Эй, надзиратель, вынеси вещи г. Езерского на извозчика и подашь мне шинель. – Мы сейчас же с вами отправимся к нотариусу, а оттуда, кстати, пообедать… Вы наверное проголодались?

– Да, кажется, немножко. Вчера я так был всем этим взволнован… И когда у нас упрочится, наконец, законность!.. – воскликнул г. Езерский, влезая в экипаж.

– Ах, и не говорите! Это все бюрократический режим… – заметил офицер, застегивая сюртук…

Экипаж мягко запрыгал по мостовой.

Фавн«Одесское обозрение»,23 февраля 1908 г.

Сноски

1

Камышанский – прокурор Петербургской судебной палаты.

2

«Слово» (1904-1909) – ежедневная петербургская газета. С ноября 1905 г. до июля 1906 г. являлась органом конституционно-монархической партии «мирного обновления», которую Ленин называл «партией мирного ограбления». С декабря 1906 г. – орган «Конституционного центра».

3

«Партия народной свободы» – так называли кадеты свою партию.

4

Намек на съезд «Союза русского народа», происходивший в Петербурге в феврале 1908 г.

5

Имеется в виду Петропавловская крепость.

6

В те дни шел судебный процесс бывшего командующего Порт-Артурской крепостью генерала Стесселя, привлеченного к ответственности за сдачу Порт-Артура японцам во время русско-японской войны 1904-1905 гг.

7

Эсдек – социал-демократ.

8

Адмирал Небогатов – бывший командующий русской эскадрой в Цусимском проливе, подвергшийся, как и Стессель, суду и аресту.