Одно преступное одиночество

Утром Горан поцеловал ее на прощание, сел в такси и уехал. Больше они не виделись.

– Теодора! – Мирем поднялась ей навстречу.

Подруги обнялись, и Мирем снова опустилась на скамейку. Куда только девались силы?

От Теодоры пахло сладкими духами.

– Что, она позвонила?

– Конечно, позвонила. Думаю, что буквально на днях она пришлет тебе электронный билет на самолет, и ты, Мирем, полетишь к ней! Везет же тебе, счастливица! Я тоже хочу в Москву!

– Не думаю, что она будет против, – сказала Мирем, все еще не веря своему счастью. Сердце ее колоколом звенело в груди, еще громче, чем колокола собора.

– У меня работа, я не могу. Кристина, моя подруга, уехала на свадьбу к сестре, я теперь работаю и за нее тоже. Вот вернется она, я прикину, как у меня с деньгами, да и махну тоже в Москву, к вам! Уж не знаю, что у вас там за тайны такие, но мне кажется, что она жениха тебе нашла, да? Или я ничего не понимаю в людях. Элена, она же такая… Она знает, как Меттин издевается над тобой, поэтому единственное, что она могла бы для тебя сделать, это найти в России тебе хорошего парня. Доброго и работящего. Но это уже ваши дела. Мирем?

Мирем улыбалась ее словам. Да, она права, если бы не тайна, о которой Теодоре век не догадаться, действительно можно было бы предположить, что Элена приглашает Мирем в Москву, чтобы помочь ей устроить личную жизнь. Но Элена собирается устроить ей не просто личную жизнь, а настоящую жизнь – волшебную, сказочную, невероятную, нереальную. Ох, если бы только Теодора знала! Но она никогда не узнает.

– Ты сегодня завтракала? – спросила Теодора, помогая Мирем, совсем обессилевшей, подняться со скамейки.

– Да, конечно, кофе пила.

– Пойдем ко мне, я кое-что припасла для тебя.

Она привела ее в маленькую комнатку в отеле, где отдыхали горничные. Вскипятила воду, заварила кофе, разложила на тарелке золотые квадратики сливочного масла, крошечные пластиковые ванночки с конфитюром, сладкую кифлу[5] и розоватые кружки копченой колбасы.

– Ешь! Ну, чего смотришь? Тебе силы нужны, чтобы до Москвы долететь! А, понятно.

Теодора достала из ящика стола новенькую пачку сигарет и протянула Мирем, та просияла от счастья и с наслаждением закурила, выпуская дым в раскрытое окно, за которым кружили большие гларусы.

– Будь моя воля, я бы, во-первых, избавила тебя от твоего Меттина, потому что он – дьявол. Я вообще не понимаю, как ты с ним столько лет живешь. Он же высасывает из тебя все соки, пьет твою кровь, грызет твои нервы. На кого ты стала похожа, Мирем? Ты же красивая женщина!

Мирем улыбнулась одними губами – мыслями она была очень далеко, и ей не было дела до Меттина. Она мысленно отрывалась от него, отлетала, улетала…

– А во-вторых?

– Отучила бы тебя от сигарет.

– Но мне нравится курить. Это одно из моих самых сладких удовольствий.

Теодора поджала губы, понимая, что к Мирем не пробиться, что она слишком зависима от сигарет. Как и от Меттина. А жаль.

Выкурив сигарету, Мирем развернула золотой слиток масла и принялась намазывать на ломтик кифлы.

– Вкусно, – улыбнулась она.

Неужели, спрашивала она себя, неужели через несколько дней весь тот ад, в котором она жила долгие годы и который был куда страшнее жизни с Меттином, скоро закончится, и страхи, которые ее преследовали с самого детства, исчезнут насовсем? И к ней вернется сон? Бессонница, которая мучила ее с тех самых пор, как умирающая мать вложила ей в руки полотняный мешочек, закончится? И она перестанет вздрагивать, услышав имена Эмир или Эмиль и даже женские Эмма, Эмилия…

Мирем зажмурилась и замотала головой, чтобы разогнать кроваво-черные, дымные клочки своих кошмаров. Распахнув глаза, снова оказалась в залитой солнечным светом комнатке, перед ней стояла чашка с недопитым кофе, булочка с маслом. А напротив нее сидела задумчивая Теодора.

– Мы и тебе там жениха подберем, обещаю! – хрипловато засмеялась Мирем, похлопывая подругу по руке. – Только бы билет дождаться!

Лена

Как много времени было потеряно – вот о чем я думала, лежа в ванне и улыбаясь тому счастью, что поджидало меня за дверью. У него не было жены, он свободен! Да я об этом даже мечтать не смела! Я и тогда не могла поверить в то, что это правда, потому что такой мужчина, пусть даже и с детьми, не мог долго оставаться один.

Но и не плакать я тоже не могла, слезы душили меня, и я никак не могла найти в себе силы справиться с волнением. Ну почему, почему счастье никогда не бывает полным, почему все то, что составляло сейчас мою радость – Игорь и его дети, – все может исчезнуть из моей жизни навсегда?

Какое убийство, что за бред? Как я могла убить мужа? Я что, сумасшедшая и меня нужно посадить под замок? Я опасна для общества? Но этого не может быть! У меня никогда в жизни не было провалов в памяти! Да, безусловно, тот вечер, когда я расклеивала объявления, не делал мне чести. Да, было в этих моих действиях что-то безумное, вызванное отчаянием, стрессом. Но я живой человек, мне просто было очень плохо, и… Сейчас я уже не могу подобрать нужных слов, чтобы описать чувства, которые я испытывала тогда. Глупость, конечно, идиотизм. Но все это в прошлом. И больше я и вспомнить-то ничего подобного не могу. Я вполне себе уравновешенный человек, адекватный.

Конечно, истинную причину нашей ссоры с Колей я ото всех скрою. Даже от Игоря. И не потому, что не доверяю ему, просто это не моя тайна, вот и все. Эта история всегда будет стоять как бы в стороне, в темном уголке моей жизни. И рано или поздно я о ней все равно забуду.

Я вспомнила одну из наших последних ссор с Колей, связанную с моим желанием взять ребеночка из детского дома. Муж был категорически против, одно только упоминание о детском доме вызывало в нем отвращение, я видела это, чувствовала, и эта его гримаса, словно я заставляла его съесть лягушку, сильно действовала мне на нервы. Для более серьезного, основательного разговора о том, почему у нас с Колей не было детей, мне не хватало документального подтверждения – медицинского заключения о бесплодии одного из нас. Вернее, я-то знала, что здорова, а вот Коля наотрез отказывался провериться. К тому же эту болезненную тему мы могли поднимать, когда наши отношения позволяли нам иметь детей, когда мы хоть и редко, но спали под одним одеялом, а в последние-то годы об этом и речи не могло быть. Но что делать, когда вся моя жизнь в какой-то момент показалась мне совершенно бессмысленной и глупой без ребенка?

Да, я в одной из наших последних ссор с мужем упрекала его в том, что он не позволяет мне почувствовать себя матерью, и мне казалось совсем уж недопустимым, что моя жизнь, мое будущее зависит от человека, которого я, во-первых, не люблю, во-вторых, давно уже не уважаю и даже презираю! А еще мне страшно было подумать о том, что я сама, своими руками превратила свою жизнь в какое-то уродство, в какое-то бессмысленное существование, заперла себя во лжи и бессмысленности. Как я могла допустить, что весь бизнес перешел в руки мужа? И если поначалу он управлял нашими аптеками, то теперь уже управлял и моей жизнью?! Это он мягко отказывал мне в разводе, мягко отказывал в моей просьбе принять участие в оформлении приемного младенца, мягко запрещал мне дышать полной грудью! Думаю, что именно это обстоятельство, эти непонятные отношения с мужем, которые мне и объяснить-то было бы сложно, и заставили меня играть в несвойственную мне игру с Игорем, затуманивая свою сущность и превращая наш с ним роман в какой-то фарс!

Особенно остро я почувствовала всю дешевую театральность нашего романа в ту минуту, когда до меня дошел глубокий мотив Игоря, согласившегося играть по моим правилам – им-то, в отличие от меня, двигало чистое благородство, когда он скрывал от меня своих детей, априори не желая взваливать на меня заботу о них.

И вот теперь, когда я бы с радостью предложила ему свою помощь, с легкостью сбросив с себя ненужные тайны и недомолвки, когда я готова была признаться ему в том, что тяготилась своей невозможностью открыть ему свою душу, надо мной нависла реальная угроза предстать перед судом за убийство, которое не совершала.

Я знала, что за ужином нам предстоит нелегкий разговор и что я должна буду ему рассказать все, что я помню из того вечера, когда убили моего мужа. И я готова была ему все рассказать, разве что слегка подкорректировав тему скандала.

Я догадывалась, что все, что может иметь отношение к убийству, а, значит, и ко мне лично, ведь я – главная подозреваемая, сейчас находится в руках полиции. Значит, и мой ноутбук. Что ж, если следователь окажется внимательным, то он может заподозрить мое чрезмерное внимание к некоторым темам, а потому мне надо подготовиться к возможным вопросам. Но главное должно было сыграть в мою пользу – в истории моих обращений в Сети было очень много материала, касающегося процедуры усыновления. А в ящике моего письменного стола они наверняка нашли блокнот с целым списком детских домов, приютов и номерами телефонов всех директоров и заведующих всех этих заведений. Поэтому в моих разговорах с кем бы то ни было «детская» тема должна быть ключевой.

Чистая, но уставшая я сидела за столом и отвечала на вопросы Игоря. Мне важно было подвести его к главному, и я уже примерно представляла себе, как это сделаю – мне надо было во что бы то ни стало попасть домой, и будет достаточно правдоподобно, если я объясню ему это свое желание исключительно тем, что, только оказавшись в том месте, где обнаружила труп мужа, возможно, что-то и вспомню.

На самом же деле мне надо было домой совершенно по другой причине. Мне надо было кое-что проверить. И это было настолько важно, что все остальное могло бы и подождать.

Думая о ней, об этой маленькой несчастной женщине, с которой меня свела судьба, сердце мое сжималось от нехорошего предчувствия. А что, если следственный механизм скрутит меня, перемелет и выплюнет и я окажусь за решеткой? Что тогда? Я же погублю и ее!

Не знаю, где я нашла слова, чтобы убедить Игоря поехать ко мне домой. Глубокой ночью.

– Ты права, тебе действительно нужно туда. Вот откроешь дверь, зайдешь, увидишь эту комнату… Может, и вспомнишь, как все было. А может, припомнишь, кто еще к вам тогда заходил. Может, знакомый? Или сосед? Кто-то же там был, пока ты прогуливалась по улицам и мечтала о ромовых бабах. Кто-то вошел и застрелил твоего мужа.

Игорь дал мне свою одежду, я переоделась, высушила феном волосы, и мы поехали ко мне.

Я обрадовалась, когда увидела, что дверь в мою квартиру не опечатана. Это говорило о том, что эксперты закончили там свою работу, и я, если бы меня не арестовали, могла бы туда вернуться.

– А если там… как бы это сказать… кровь на полу? Может, я первый зайду и помою пол? – предложил Игорь. Он был очень заботлив, боялся, что мне станет дурно, когда я увижу кровь.

– Думаю, что когда я открою дверь, то мне навстречу выйдет Коля, – я сказала чистую правду. Я не могла поверить в то, что его больше нет. Быть может, вообще убили не его! Или же мне все это приснилось?!

На один лестничный пролет выше, в кадке с большой искусственной пальмой (подарок подъезду одной из жилиц), был спрятан запасной комплект ключей от нашей квартиры.

– Безумие какое-то, – покачал головой Игорь, глядя, как я выуживаю пакет с ключами из горшка, отряхиваю от земли. – Как можно держать ключи в земле? Она же мокрая!

– Земля сухая, а пальма искусственная.

– Да у вас даже консьержки нет! Заходи и бери – не хочу!

Я пожала плечами, мол, что ж поделаешь, такая вот я легкомысленная. На самом же деле ключи эти я приготовила для Мирем. Мало ли…

У меня руки тряслись, когда я отпирала замки. Наконец, Игорь не выдержал и сам открыл дверь. В лицо мне сразу пахнуло знакомым теплым духом моего собственного жилья, без примеси крови, смерти, кошмара. Все как обычно. Приятный такой сладковатый, сухой запах. Так пахнет чистота, уют.

Но, включив свет, я поняла, что все не так, и с запозданием в нос ударил застарелый запах табака и еще чего-то тошнотворного. Я увидела, что все в квартире перевернуто, а полы затоптаны. Да и ковер тоже. А то место, на выходе из гостиной, где я и нашла труп Коли, просто почернело от грязи. Кровь, которая собралась под телом, теперь уже высохла, смешалась с пылью и грязью, и у меня просто руки зачесались – так захотелось все отмыть.

– Ну? Ты как? – услышала я над самым ухом и вздрогнула. Тряхнула головой. Так, стоп, я зачем сюда приехала-то?

Я медленно двинулась вперед, к окну, думая лишь об одном: хоть бы они были на месте.

Подойдя к подоконнику, я медленно раздвинула тяжелые шелковые шторы зеленого цвета и сделала вид, что смотрю в окно, в ночь. Затем медленно подняла голову и тотчас опустила. И снова посмотрела в синее окно, где вместо собственного отражения увидела бледное личико улыбающейся Мирем. Я едва сдержалась, чтобы не помахать ей рукой.

Все было на месте. Мне не о чем было беспокоиться. Теперь, когда я знаю это, мне надо сосредоточиться на другом, не менее важном – доказать всему миру, что я никого не убивала.

– Какая грязь кругом, – сказала я, морщась. Думаю, Игорь заметил, что я заметно повеселела.

– Ну, раз тебе так не терпится все отмыть, значит, с тобой все в порядке, – сказал он. – Но убирать будем потом. Ты мне скажи, все на месте?

– Сейчас посмотрю… – Я обошла квартиру, открывая шкафчики, ящики, сейф. Все – деньги, драгоценности – было на месте, о чем я и сообщила Игорю.

– Ну, и главное, – сказал он, – ты что-нибудь вспомнила?

– Конечно! Я вернулась, Коля лежал вот здесь… Видишь, кровь? Рядом лежал пистолет. Его кто-то убил. Но к нам в тот вечер никто не заходил, это я хорошо помню. Да к нам вообще никто и не заходил в последнее время.

– Ты сама вызвала полицию?

– О, нет! Когда я вернулась, меня здесь уже, как бы это помягче выразиться, поджидали! Надели мне наручники – и все! Дело в шляпе! Убийцу поймали! Соседи вызвали, когда услышали стрельбу.

– Ясно. Ну, что, все? Поедем?

Он так это сказал, так мягко и как-то заботливо, мол, поехали отсюда быстрее, нечего тебе здесь делать, что я подошла к нему и обняла. Прижалась к нему с единственным желанием – чтобы он меня защитил. Чтобы поверил, что я никого не убивала!

В какой-то момент моя квартира, которую я еще недавно так любила, стала мне чужой. А еще мне стало страшно. Словно меня лишили жилья, и я теперь должна жить на улице. Ведь теперь, когда все будет мне напоминать о том страшном дне, вряд ли я смогу оставаться здесь.

Игорь сам запер квартиру на все замки, ключи положил себе в карман, и в этом жесте я увидела хороший знак, он как бы положил в карман все мои проблемы. Хотя тогда я слишком много внимания уделяла разным мелочам, во всем искала скрытый смысл, божественную подсказку.

Мы вернулись домой. Да, именно домой, потому что, лишь войдя в квартиру Игоря, я успокоилась, словно обрела свой новый дом. Не знаю, как объяснить это внутреннее чувство.

В квартире было так тихо, что слышно было, как на кухне тикают настенные часы.

Игорь взял меня за руку и привел в спальню, закрыл за нами дверь.

– Кажется, ты любишь спать справа? – спросил он, имея в виду ту кровать в гостиничном номере, где мы провели столько счастливых часов и где у каждого уже было свое место.

Я разделась, легла, положив свою голову ему на плечо и чувствуя его руку на своем теле, но впервые за два года, что мы были знакомы, я не испытала к Игорю ничего, кроме нежности. Мое тело стало другим и никак не реагировало на мужчину, присутствие которого прежде вызывало во мне сильнейшее желание. И самое горькое во всем этом было то, что и он, кажется, тоже теперь воспринимал меня не как женщину, а как друга.

Я хотела заплакать, но на какой-то момент забыла, как это делается, и крепко уснула.

Костров

Утром я уже знал сумму залога, приехал Игорь, привез деньги, и мы поехали с ним к Гене Неустроеву. По дороге Игорь признался, что ночью они с Леной были в ее квартире, рассказал и о том, где взяли ключи. Я был потрясен. Львовы – люди не бедные, и в квартире есть, чем поживиться ворам. Как можно было оставлять запасные ключи в цветочном горшке на лестнице? Видимо, и Игорь тоже недоумевал, я же в душе порадовался тому обстоятельству, что он держал меня в курсе всего, что происходило с ним, то есть он доверял мне куда больше, получается, чем Лене.

– Как она объяснила свое желание поехать домой?

– Я так понял, что она и сама бы хотела вспомнить все, что произошло тем вечером, до мельчайших подробностей, и мы, можно сказать, вместе решили, что, оказавшись в ее квартире, у нее будет больше шансов освежить память.

Но оказалось, что ничего особенного она не вспомнила. Повторила лишь то, что мне и без того было известно.

Я попросил Игоря в точности передать мне все, что происходило в квартире, что Лена делала, на что обращала внимание.

– Я не сказал бы, что она испытала шок, оказавшись на месте преступления, вернее, я хотел сказать, на месте убийства ее мужа. Думаю, это связано с тем, что она как бы еще не осознала, что его нет. И ее очень беспокоила грязь в квартире. Думаю, это была нормальная реакция женщины, домохозяйки, которая любила свою квартиру и дорожила комфортом и чистотой.

Я был с ним совершенно согласен. Но самый важный вопрос, который интересовал меня, я не мог не задать.

– Как вы думаете, Игорь, она могла убить своего мужа и забыть об этом?

– На сто процентов уверен, что нет. Они ссорились из-за ребенка, которого Львов отказывался взять из детского дома. Думаю, в их отношениях наступил кризис, поскольку вместе они уже жить не могли, во всяком случае, Лена. Она хотела определиться и начать уже жить своей жизнью, и для этого ей нужен был ребенок, пусть даже и приемный. Львов же продолжал удерживать ее рядом с собой, словно для того, чтобы продолжать создавать видимость брака, и ему дети не были нужны, во всяком случае, приемные – дурная наследственность и все такое. Возможно, он искренне полагал, что, живя с Леной под одной крышей, и он не будет так одинок. Иначе зачем бы ему все это было нужно? Лена полагает, что у него была женщина, но по какой-то причине они не могли сойтись. Или не хотели. Не знаю.

– Что подозрительного было в поведении Лены? – Я знал, что временами бываю жесток, но что поделать?

– Не то, что подозрительно… Просто я никак не ожидал, что она в столь поздний час захочет поехать к себе домой. Она много времени провела в ванной комнате, и любая другая женщина на ее месте, поужинав, легла бы спать. Я же видел, что она утомлена, что едва держится на ногах…

– Быть может, там, дома, она что-то искала? Открывала ящики шкафа, стола…

– Да нет, ничего такого я не заметил. Она как бы между прочим сказала, что ноутбук забрали, но сказала это спокойно, просто констатируя факт.

– Она сильно нервничала, войдя в квартиру?

– Поначалу да.

– Давайте вспоминайте, Игорь, это может быть очень важно. Вы правы – это странно, что она ночью пожелала увидеть свою квартиру. Она могла это сделать и утром, ведь так?

– Я все хорошо помню. Я открыл двери, потому что она никак не могла попасть ключом в замок, у нее руки тряслись. Мы вошли, она стремительно прошла в гостиную, подошла к окну, распахнула шторы и посмотрела… в ночь. Там, за окном была темень, ничего не было видно, совсем, только наши с ней отражения.

– Быть может, она увидела что-то на подоконнике?

– Нет, там даже цветов не было. Она постояла буквально несколько секунд, потом повернулась, окинула взглядом комнату, поморщилась и сказала типа: «Какая ужасная грязь кругом!» Я ответил, что убирать будем позже, не сейчас. Сказал так потому, что нисколько не удивился бы, если бы она бросилась за тряпкой. Но она согласилась со мной. И мы ушли, уехали. Да, главное – мне показалось, что она успокоилась. Не скажу, чтобы повеселела, но успокоилась, другого слова и не подберешь.

– А не была ли ее реакция похожа на реакцию женщины, убедившейся в том, что смерть мужа ей не приснилась, что она как бы удостоверилась в том, что это реальность, что он мертв, и поэтому она успокоилась. И ей стало даже хорошо.

– Ефим Борисович!

– Все, я понял.

Потом Игорь спросил меня, было ли официальное опознание тела, на что я ответил, что, скорее всего, опознание было произведено прямо на месте преступления, ведь многие жильцы не спали, и, вероятно, кто-то из них, еще до появления в квартире Лены, опознал своего соседа, Львова, и все это было запротоколировано. К тому же в ожидании Лены было опрошено много жильцов, которые рассказали о том, что видели Лену в тот момент, когда она била палкой по машине, особенно досталось ветровому стеклу. Думаю, этот факт сыграл решающую роль в том, что она в результате всех этих показаний и была обозначена уже как главный обвиняемый.

И тут Игорь взорвался.

– Ефим Борисович, ну давайте рассуждать логически! Если бы Лена захотела убить своего мужа, разве стала бы она вести себя, как идиотка?! Сначала кричала на всю квартиру, скандалила, потом, пристрелив его, выбежала из квартиры и принялась бить по машине, собирая зрителей в окнах!.. Она – нормальная женщина. И если бы захотела избавиться от мужа, к примеру, чтобы освободиться от него или вернуть себе все аптеки, то уж придумала бы, как это сделать по-умному!

– Она была не в себе, вот в чем дело. Убийство не было запланированным.

– Вы так говорите, словно допускаете, что это она убийца.

– Поверьте мне, Игорь, я сделаю все, что в моих силах, чтобы доказать ее невиновность и найти настоящего убийцу. Но если убийство совершила Лена… – Я развел руками.

Игорь обиделся на меня, замолчал надолго. Мы отдали деньги, оформили залог надлежащим образом, после чего я, договорившись с Геной, который куда-то очень спешил, пообедать вместе, отправился в одну из аптек, принадлежащих Львовым, чтобы поговорить с персоналом. А Игорь, так и не сказав мне ни слова, поехал по своим делам.

В аптеке было немного людей, и все, кто стоял в очереди, то и дело косились на перечеркнутый черной лентой портрет Львова, помещенный на полочке между рекламными плакатиками, и чувствовали себя явно неуютно. Я подошел к девушке в белом халатике, раскладывающей флаконы с розовой жидкостью на полке, назвал себя туманно представителем следствия и попросил провести к директору аптеки. Девушка понимающе кивнула и знаком предложила мне следовать за ней.

Мы вошли в глубь аптеки, миновали узкий, заставленный картонными коробками, коридор, девушка постучала в дверь с табличкой «Директор» и оставила меня одного.

– Да, войдите! – услышал я и открыл дверь. Оказался в маленьком уютном кабинете, где за столиком сидела молодая женщина в белом халате. Глаза ее были заплаканные.

Я представился, предъявив ей свое удостоверение частного детектива.

– Прямо как в кино, – она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла кривой, и по щеке прокатилась прозрачная слеза. – Светлана Валерьевна.

Она протянула мне руку и приподнялась со своего места.

– Поверить не могу, что Николая Петровича больше нет. Что же теперь с нами будет? Кому перейдут аптеки?

– А вы как думаете? – Я не собирался начинать разговор с наследственных прав, но оно само как-то все получилось.

– Надеюсь, что его жене, Елене. Это было бы самым лучшим вариантом. Но вот справится ли она – вопрос!

– В каком смысле?

– Понимаете, Лена – она хорошая, умная, но говорят, что у нее в свое время были какие-то проблемы с финансовой документацией, еще в самом начале, когда они с Коле… вернее, с Николаем Петровичем только начинали. Он-то и помог ей, вытащил, спас от решетки. Что-то она там сделала, я точно не знаю, да и никто не знает. Но что-то серьезное, раз она после всей этой истории вообще отошла от дел и превратилась в домохозяйку. Думаю, это стресс…

– Вы полагаете, что управление аптеками может взять в свои руки кто-то другой? У Львова есть и другие наследники, кроме жены?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Комар (болг.) – азартная карточная игра.

2

Стотинка – болгарская мелкая купюра.

3

Скара (болг.) – гриль.

4

Суп из рубца, болгарское национальное блюдо.

5

Болгарская плюшка с вареньем.