Тайны взрослых девочек

– Вы с Жанной давно вместе?

– Да, почти семь лет. Хотите, угадаю, о чем вы подумали?

– И о чем же?

– О том, что я приличная сволочь, раз за семь лет не сподобился жениться.

– Не угадали. Я подумала о том, что вы должны хорошо знать и саму Жанну, и ее отца, раз знакомы так долго. Что касается женитьбы… – Лена пожала плечами. – Бывает всякое.

– Вы правы. Жанна не хотела за меня замуж, – вздохнул Голицын. – Мне очень стыдно в этом признаваться, но она отказывала мне дважды.

– Странно. А причины?

– Будете смеяться. Она считала меня слишком красивым.

Лена с удивлением оторвалась от записей:

– В каком смысле?

– В прямом. Так и говорила: красивый муж – это наказание. А красивый и известный – наказание без права его обжаловать. – Чувствовалось, что, говоря все это, Голицын не шутит. В его голосе Лена расслышала скрытые боль и обиду.

– Но ведь Жанна, насколько мне удалось понять, была очень привлекательной женщиной. Откуда такие комплексы?

– Это не комплексы, это жизненная позиция. Ей всегда казалось, что моя внешность станет причиной проблем в семье. И поклонницы, конечно… Вы ведь понимаете, что зачастую читатели отождествляют автора с его героями и хотят какого-то соответствия, что ли. Тем более когда автор – мужчина, а основная его аудитория – женщины. Ведь не секрет, что как раз женщины у нас самая читающая часть населения, правда? Именно женщины посещают всякого рода встречи и презентации. И хотят видеть в авторе черты его героев, особенно героев ярких и харизматичных. А Жанна не хотела, чтобы наша жизнь стала историей для очередного романа. Я много езжу – торговля лицом иной раз необходима. Мне много пишут поклонницы, и я не скрывал этого от Жанны, врать не хотел. Словом, всякое такое. И только в этом году мне удалось убедить ее, что семейную жизнь я в свои романы не потащу.

Голицын умолк. Лена дописала последнюю фразу и подняла голову:

– А отец Жанны? Он как относился к происходящему?

– Валерий Иванович? Он меня очень долго не принимал. – Голицын откинулся на спинку стула. – Проверял все, присматривался, даже детектива нанял. В общем, я его могу понять: единственная дочь. Но было неприятно. Он умел так смотреть, что хотелось убежать. Но когда убедился, что ничего плохого я Жанне не сделаю, как-то отмяк, что ли. В последнее время вообще считал, что я ей уже муж, независимо от штампа.

– Иначе говоря, ваши отношения складывались нормально?

– Вполне.

– А вообще у них в доме много народа бывало?

– Много. Некоторые имена я даже называть не буду. – Голицын многозначительно выделил первое слово. – К Валерию Ивановичу обращались за помощью, если нужно было быстро и качественно починить машину или продать. И он помогал. А ему потом были благодарны.

– Деньги приносили?

– Этого я не знаю, – развел руками Голицын. – Как вы понимаете, не настолько я еще был в доверии, чтобы такие вещи со мной обсуждать. Собственно, – он вдруг бросил взгляд на часы, – у меня время на исходе. Я-то пришел вот зачем. Мне кажется, что в последнее время у Жанны что-то произошло, и об этом она ни с кем не говорила, даже со мной. Но я знаю, что она вела дневник. Много лет. Хранила где-то в доме, но где точно, не могу сказать. Мне кажется, если вы его найдете, сможете что-то узнать.

– Я подумаю об этом. Позвольте последний вопрос: а как вы поняли, что у Жанны что-то произошло?

– Она перестала улыбаться. Даже со мной. Жаловалась, что плохо спит ночью. Ей, кажется, даже снотворные препараты врач назначил, потому что она могла не спать по две-три ночи подряд, а потом очень страдала – перепады настроения, раздражительность, понимаете? А работа у нее все-таки с людьми, и в таком состоянии как-то негоже… Телефон врача я вам могу написать, вдруг пригодится.

Лена кивнула и протянула листок и ручку. Голицын быстро набросал несколько цифр и размашисто расписался внизу листка. И немедленно же смутился:

– Черт возьми, привычка. Простите, это машинально.

– Ничего, пусть будет. – Лена сунула листок в ежедневник. – Спасибо вам, Павел. Если понадобится, я вас вызову.

– Вы можете звонить мне в любое время. – Голицын аккуратно вытянул листок из ее ежедневника и добавил еще один номер. – Я к вашим услугам всегда, когда сочтете нужным.

– Больше не задерживаю, – сухо ответила Лена, почему-то решив, что писатель флиртует, но уже через минуту ей стало стыдно за эту мысль. Ни единого намека на флирт в его словах не было, только желание помочь.

Голицын попрощался и вышел из кабинета, а Лена еще долго смотрела на лежащий перед ней листок с двумя телефонами и витиеватой размашистой подписью.

К ее удивлению, Никита ждал возле здания прокуратуры. Такого никогда раньше не было. Сердце радостно забилось в предвкушении вечера, а может, и целой ночи вместе – если повезло с квартирой. Но лицо Никиты было хмурым и недовольным.

– Привет. – Она чмокнула его в щеку.

– Привет. Ты долго, я уже сорок минут здесь торчу.

– Но мы ведь не договаривались. Я не знала, что ты ждешь, иначе освободилась бы раньше, – начала оправдываться Лена.

– Ничего, не развалился, не сахарный, – буркнул Никита, выразительно глядя на свои мокрые кроссовки.

– Ты со съемки? – Она заметила у него на плече внушительный кофр с фотокамерами.

– Да, работал здесь недалеко, решил за тобой зайти.

– Куда пойдем?

– Я голодный с самого утра, ничего не успел – весь день на ногах и в запарке. Модель дура, явилась на час позже, заказчик весь извелся: студия дорогая. Ничего толком снять не смогли, она ревела постоянно, макияж дважды переделывали. – Кольцов в раздражении шагал в сторону ресторанчика итальянской кухни наискосок от здания прокуратуры.

Наблюдая за тем, как Никита располагается в кресле, как вальяжно берет из рук официанта карту меню, как лицо его становится чуть брезгливым, Лена вдруг подумала, что совершенно не знает, что творится внутри у этого человека. У него своя жизнь, которая идет параллельно, и он совсем не стремится ввести ее, Лену, в эту жизнь. А зачем, собственно? Он человек из богемного мира, натура тонкая и чувствительная, да еще дворянских кровей (хотя какие уж там, если вдуматься, дворяне в послереволюционной России). И она – со своими трупами среди ночи, эмоционально опустошающей работой и происхождением от сохи. Никита порой довольно обидно шутил по этому поводу, Лена старалась не слушать или пропускать мимо ушей, но иной раз становилось очень неприятно. Кольцов носился со своей прапрабабкой, вхожей в императорский дворец, как с писаной торбой, и поминал ее к месту и не очень. Лену это смешило, но вслух она благоразумно об этом не высказывалась, понимая, что Никите подобное не понравится.

– Ты что, ужинать не будешь? – услышала она и встрепенулась:

– Нет, я не голодная. Мы чаю с тортом попили недавно.

– А говорят, что у прокуроров работа тяжелая, – усмехнулся Никита, закрывая меню. – А ты вон тортики с чайком на рабочем месте.

Ссориться не хотелось, поэтому Лена, как обычно, промолчала. Такие вспышки недовольства у Никиты случались довольно часто. Люди вообще его раздражали, и даже поход в ресторан вечером после работы превращался для него скорее в повод излить желчь, чем приятно провести время. Лена уже не первый раз ловила себя на том, что становится своеобразным громоотводом: именно на нее Никита изливает недовольство окружающей действительностью.

Она заказала себе только кофе и сейчас наблюдала за тем, как он аккуратно режет на мелкие кусочки телячью отбивную. Удивительно, но даже сейчас его лицо не стало менее хмурым.

– У тебя все в порядке?

– Предпочитаю не обсуждать проблемы за едой.

И Лена снова умолкла, глядя на белоснежную пенку, обрамлявшую края ее кофейной чашки. Вечер явно не предвещал ничего приятного. Самое время бы встать и поехать домой. Никита, похоже, не настроен на романтику, а она настолько устала, что не хочет выслушивать его колкости.

Но она не встала и не ушла. Привычка поддерживать тех, кому плохо, в ситуации с Никитой всегда служила ей дурную службу. Но она не находила душевных сил для того, чтобы бросить его здесь одного, такого уставшего, промокшего и озлобленного.

– Может, поедем ко мне? – предложила она, когда он наконец отодвинул тарелку с приборами.

– Зачем? – удивился он. – Я снял квартиру.

– Прости, ты же не сказал.

– Теперь говорю, какая разница? Главное, что ключи у меня, и через двадцать минут я перестану видеть эти рожи. – Он неопределенным жестом обвел зал ресторана.

– Ты так и не сказал, все ли в порядке.

– Нет. Не в порядке. Не в порядке, но к тебе это не имеет отношения, успокойся, пожалуйста. Идем.

Он вложил в папку со счетом несколько купюр, поднял с пола кофр и протянул Лене руку. Она оперлась на нее, выбралась из-за стола и последовала за ним к выходу.

Квартира, которую Никита снял на сегодняшнюю ночь, оказалась довольно просторной и уютной, даже не скажешь, что ее сдают посуточно. Лена огляделась и подумала, что не прочь и сама такую иметь.

– Просторно, правда? Воздуха много. – Никита вышел на балкон.

– Да.

– Леночка, ты меня прости за сегодняшнее настроение, хорошо? – попросил Никита, возвращаясь в комнату и привлекая Лену к себе. – Съемка эта неудачная, погода дрянь, и вообще настроение не очень. Не смог сдержаться.

Он поцеловал Лену сперва в лоб, потом в щеки и наконец прикоснулся к ее губам. Она закрыла глаза. Близость с ним всегда оставляла ощущение счастья, это было, пожалуй, то немногое, что осталось неизменным с момента их знакомства. В остальном же Никита изменился. Или он таким и был, просто Лена, ослепленная его яркостью, не замечала этого. За год выработалась привычка, и теперь многие вещи не казались такими уж привлекательными, скорее раздражали, и она вынуждена была скрывать это раздражение, давить его в себе.

Сегодня Никита был удивительно нежен, наверное, на самом деле понял, что перебрал. Лена задремала, уютно устроившись у него под боком и обняв рукой за талию.

– Тебе дым не мешает?

– Нет. Вокруг меня курят все, – пробормотала Лена, не желая просыпаться.

– Когда у тебя отпуск? – вдруг спросил Никита.

– В сентябре. Долго еще.

– Да. Все лето одна тут торчать будешь.

– Почему одна?

– Я обычно летом уезжаю в Европу.

Лена повернула голову и посмотрела Никите в лицо:

– Но в прошлом году ты был здесь.

– Да, в прошлом был. Обстоятельства вынудили. Но в этом непременно уеду – Италия, Испания, Франция. Может, Греция – на Корфу не был никогда, очень хочу.

Лена вздохнула. Человек не обсуждает с ней планы на отдых, он ставит ее перед фактом – я уеду, и хоть трава не расти. И ее, Лены, в этих планах тоже нет. И вообще нет ни в каких его планах.

– А ты не хочешь, чтобы я поехала с тобой? – вдруг спросила она и едва не прикусила язык от собственной наглости.

Никита удивленно посмотрел на нее:

– А зачем? Я буду работать. Да и отпуск у тебя в сентябре, куда ты поедешь?

– Но я ведь могу взять пару недель за свой счет.

– Не понимаю зачем. Я не валяться туда еду, я работаю, снимаю. А ты что будешь делать?

– А что я делаю здесь?

– Здесь ты работаешь, живешь, с подругой встречаешься, наконец. А там все время будешь сидеть в номере отеля и упрекать меня, что я не уделяю тебе времени. А у меня этого времени просто не будет. Я уже сейчас заказов набрал, а к лету вообще их будет миллион.

– Никита, скажи хоть раз правду, – вскипела Лена. – Возьми и скажи правду: ты не хочешь, чтобы я ехала с тобой. Не хочешь! И дело не в работе. Дело в том, что я тебе не нужна нигде, кроме как вот в этой постели. Или в другой, какая разница? Нигде, кроме постели! Ты меня стесняешься, не знакомишь с друзьями – а мы уже больше года вместе!

На лице Никиты появилось почти брезгливое выражение:

– Лена, прекрати истерику. Никто тебя не стесняется. Что за глупости тебе в голову приходят?

Но Лена уже не слушала его – она одевалась, чтобы как можно скорее уйти отсюда, из этой такой прекрасной, но такой чужой квартиры.

Разбудил ее с утра звонок Паровозникова. Андрей был зол после ночного дежурства, а потому в выражениях не стеснялся:

– Крошина, начальство твое вообще с головой как? Не очень конфликтует?

– А что случилось? – Она с трудом продрала глаза, и голос со сна звучал хрипло.

– Ты заболела, что ли? Очень вовремя!

– Я здорова, а ты прекрати орать. Что случилось?

– Мне велено срочно ехать и искать в доме убитых Стрелковых какой-то дневник. Твоя идея?

– Идея не моя, но ее обязательно нужно проверить. Не понимаю только, почему ты не от меня об этом узнал.

– Да какая разница от кого? – взвился Андрей. – Мы всю ночь в канализационном люке трупы трех бомжей обнюхивали, я мечтал о пенной ванне и стопке водки, а тут это!

– Андрюша, не ори, а? – попросила Лена жалобно. – Хочешь, я с тобой съезжу?

– А вот хочу, представь себе! – как-то подозрительно легко согласился мстительный Паровозников. – Очень хочу, потому что на улице ветер, дождь и мерзость, и я не желаю в одиночку по такой погоде тащиться за город.

– А ты не на машине?

– Представь себе, нет. Колеса мне на стоянке какой-то урод порезал, а времени на шиномонтажку, как ты понимаешь, не было.

– Ладно, жди меня, я сейчас приеду, – вздохнула Лена, выбираясь из постели.

– Я в управе, сюда заскакивай.

Сидя за рулем, Лена с сожалением подумала, что сапоги все-таки нужно было надевать резиновые: апрель в этом году выдался теплым и таким дождливым, что впору вместо машины покупать лодку. Ноги она промочила насквозь, пока бежала от подъезда к парковке, а там еще ухитрилась провалиться в замаскированную большой лужей ямку на асфальте, и в правом ботинке теперь хлюпало. Это плохо – ноги у нее всегда были слабым местом, именно с них начинались простуда и прочие радости. В кабинете у нее, конечно, есть сменные туфли, но пока она попадет в прокуратуру, пройдет много времени, и смысл в переобувании пропадет. Придется в профилактических целях выпить что-то от простуды, иначе все, пиши пропало, она сляжет минимум на неделю, а то и больше, а сейчас это, как справедливо отметил Паровозников, вообще не вовремя.

Андрей ждал ее на крыльце, курил, переминаясь с ноги на ногу, и делал вид, что не замечает, как рядом давятся сигаретным дымом две молоденькие девицы в курсантской форме. «Очередные жертвы», – подумала Лена, посигналив. Андрей выбросил сигарету и поспешил к машине.

– Наконец-то! Я уж думал, эти гарпии в курсантских погонах меня живьем сожрут.

– Но ты, конечно, был тверд, как скала, – поддела она с улыбкой.

– Конечно! Даже сделал вид, что не заметил, как одна из них мне зажигалку не вернула. Останови, кстати, где-нибудь у супермаркета, надо купить, а то и прикурить не от чего будет.

Лена только головой покачала.

– Так что там за история с дневником? – взъерошив волосы, спросил Андрей.

– Да понимаешь, вчера ко мне жених убитой Стрелковой приходил.

– Сам? – Андрей даже развернулся к ней от удивления.

– Да. Кстати, знаешь, кто у нас жених? Павел Голицын, детективщик.

– Ну да! – не поверил он. – Разыгрываешь?

– Делать мне нечего. Вон у меня в ежедневнике и листок с его автографом имеется, можешь убедиться лично.

– А ты что, поклонница?

– Можно подумать, мне на работе детективов не хватает! – фыркнула Лена, перестраиваясь в правый ряд, чтобы остановиться на парковке у супермаркета. – Он мне номер телефона оставил, ну и расписался по инерции, даже смутился.

– Интересная история. А зачем он приходил?

– Натолкнуть меня на мысль о дневнике. Так и сказал: Жанна дневник вела много лет, но что там – никто не знал. А в последнее время она изменилась, замкнулась и вроде как что-то от всех скрывала, – объяснила Лена, паркуя машину. – Вот Голицын и решил, что она могла в дневник записывать все свои переживания. Кстати, это вполне похоже на правду.

– Не знаю. Обычно так делают те, кто мало общается или по каким-то причинам людей не любит. А у Стрелковой, как мне кажется, с этим проблем не было.

– Так, иди-ка за своей зажигалкой и заодно купи мне какую-нибудь булку, что ли, я из-за тебя позавтракать не успела. По дороге договорим.

В супермаркете Андрей пробыл долго. Она успела за это время позвонить матери, сделать пару пометок в ежедневнике и сбросить звонок Никиты – разговаривать с ним настроения не было. Но внутри стало тепло: он все-таки позвонил первым, значит, не сердится за ее вчерашнюю выходку. Ничего, она сама перезвонит позже.

Наконец появился Андрей – еще более злой, чем с утра. Сел в машину, сунул Лене в руки пластиковый стакан с кофе и довольно горячий бутерброд с ветчиной и сыром в большой булке.

– Кто-то, кроме нас, вообще старается работать? – заворчал он. – Десять касс – один кассир, а очередь такая, как в советское время за дефицитом.

– Так утро же, – выворачивая с парковки и стараясь держать ровно стакан с напитком, объяснила Лена. – В это время скидки для пенсионеров, вот и очереди.

– Ага, как обычно, благое дело превратили в цирк с конями.

– Ой, не гунди, Андрей! – отмахнулась она. – Ты и так с утра невыносим, а сегодня просто наказание какое-то.

– Тебя бы на всю ночь в канализационный люк к трем разлагающимся бомжам, а потом оставить без душа и нормального завтрака еще на день – я бы поглядел, как бы ты улыбалась, – буркнул Андрей и, откинув спинку сиденья, завернулся плотнее в куртку. – Ты меня толкни, как приедем, я чуток подремлю, совсем глаза слипаются.

Лена сделала тише радио, чтобы звуки не мешали действительно измотанному коллеге, и сосредоточилась на дороге. Моросил дождь, «дворники» работали беспрерывно, но это не особенно помогало. Лена водила машину уверенно, права получила еще в восемнадцать и с тех пор проводила за рулем куда больше времени, чем передвигаясь пешком. Но даже ей на загородной трассе сегодня было тяжеловато: плохая видимость, туман, внезапные вереницы фур впереди. До поселка пришлось ехать довольно долго, обгонять при такой видимости Лена все-таки не решилась. В конце концов, торопиться особенно было некуда: ключи от дома у нее, дом опечатан, их там никто не ждет, а начальство в курсе, куда она поехала.

У ворот поселка ее остановила охрана, Лена высунула в окно красную книжечку, но даже это не заставило охранника сразу поднять шлагбаум. Он обошел машину, записал номера в журнал и только после этого нажал кнопку. Проезжая под поднявшийся шлагбаум, Лена про себя отметила, что проникнуть на территорию просто так не получится – действительно все записывают.

Под крышей поста она увидела четыре камеры, ориентированные на разные участки подъезда к шлагбауму. «Значит, все-таки мог быть только кто-то свой, тот, кто известен охране или не боится, что номера машины будут зафиксированы», – подумала она, выезжая на ту улицу, где стоял дом Стрелковых. У ворот она остановилась и полезла в сумку, где лежали связка ключей и пульт управления. Андрея она разбудила только после того, как припарковалась во дворе и закрыла ворота. Он сонно поморгал ресницами:

– Что, уже?

– Уже? Да я почти час сюда тащилась!

– Да? Надо же, как уснул. Показалось, что всего пять минут.

– Пять минут. Храпел всю дорогу, как…

– Ой, ладно, – выбираясь из машины, отмахнулся он. – С устатку еще не так захрапишь. Идем в дом, что ли?

– Да, начнем оттуда, пожалуй. – Она щелкнула кнопкой сигнализации и окинула беглым взглядом огромное пространство двора с хозяйственными постройками.

– Думаешь, что тайник может быть и не в доме?

– Вполне вероятно.

– Слушай, подруга, мы же здесь на месяц прилипнем, если так.

– Это ты загнул, конечно. Но повозиться придется.

Лена поднялась по ступенькам, сняла бумажную полоску с печатью и открыла замок.

В огромном пустом доме было жутковато. В прихожей она огляделась и растерянно обернулась к Андрею:

– С чего же начинать?

– А с чего хочешь. Можем сверху пойти, там же спальня хозяйки? Вот оттуда я бы и начал.

– Знаешь, а я как раз склонна думать, что в спальне ничего и нет. Вот я бы точно не делала тайник там, где его будут искать прежде всего.

– Ой, Ленка, да кто бы там искал, если бы Жанну не убили? Кто вообще мог бы интересоваться этим дневником?

– Возможно, ты и прав, – протянула она, все-таки направляясь к лестнице на второй этаж. – Но если Жанна не показывала дневник никому, логично же подумать, что она спрятала его там, где труднее будет найти?

– Логично-то логично. Только вот с вами, бабами, фиг вообще разберешь, как логика работает.

Лена не стала отвечать на эту колкость. Ясно, что уставший и невыспавшийся Андрей любое слово будет воспринимать в штыки, а постоянно обмениваться словесными шпильками не хотелось. Сейчас нужно было решить, где первым делом стоит искать дневник.

Просторная спальня Жанны, оформленная в модном стиле прованс, казалась холодной и неприветливой, но это Лене как раз было понятно. После смерти хозяйки отсюда ушла радость. Почему-то она не сомневалась, что еще совсем недавно здесь было весело, уютно, тепло. Белая кованая кровать, большой комод явно ручной работы, на нем милые безделушки и фотография тоже в кованой белой рамке. Лена подошла ближе – на фото были запечатлены Жанна и Павел Голицын на фоне какого-то готического собора. Приглядевшись, она узнала собор Святого Вита в Праге – они были там пару лет назад с подругой Юлькой. Лицо Жанны было таким счастливым и безмятежным, она так доверчиво прижималась к Голицыну, который возвышался над ней, что никаких сомнений не оставалось: они с Павлом действительно любили друг друга и были близки.

Сзади деликатно покашлял Андрей – знал Ленину привычку задумываться и отключаться, потому не хотел испугать резким звуком:

– Ты думаешь о том же, о чем я?

– Да. Голицына из списка подозреваемых смело можно вычеркивать. Невозможно так любить и потом… – она кивнула на фото. – Ты видишь, какие у них обоих лица?

– Вижу. Что ж, минус версия.

Андрей дотянулся рукой через Ленино плечо, поправил фотографию на комоде и случайно смахнул на пол небольшую пузатую шкатулку. Шкатулка открылась, содержимое вывалилось на белый пушистый ковер. Лена укоризненно покачала головой и присела на корточки.

– Ты как слон в посудной лавке.

– Во-во, собирай пока побрякушки, а я за картинами пошарю.

– Вот не думала, что ты такой банальный, Паровозников, – поддела она, не удержавшись. – За картинами! Думаешь, теперь кто-то делает тайники за картинами? Это же такой старый штамп, заезженный во всех фильмах и книгах, что даже смешно.

– А вот тут ты ошибаешься, подруга. – Андрей аккуратно снял со стены небольшую картину, изображавшую лавандовое поле. – Как известно, все ценное лучше хранить на видном месте. Или в таких банальных тайниках, как сейф за картиной. Хотя бы потому, что большинство рассуждает так, как ты.

Увы, теория капитана Паровозникова не подтвердилась: поверхность стены за лавандовым полем была абсолютно гладкой. Пришлось вернуть картину на прежнее место. Андрей почесал макушку и предостерегающе произнес, глядя, как начальница заулыбалась:

– Даже не вздумай. Всякое бывает, в том числе и небольшие просчеты.

– Шел бы ты в соседнюю комнату, а? Может, так быстрее будет? – предложила она, продолжая собирать в шкатулку безделушки с ковра.

Здесь были какие-то ракушки, камешки, пара совсем дешевых браслетиков, которые обычно продаются на приморских рынках и набережных разных стран, свернутый в маленькую птичку проездной билет из Праги, серьги в виде прозрачных фонариков, внутри которых пересыпался подкрашенный песок, – тоже дешевые и явно чешские. Лена помнила, что такие продаются на Карловом мосту. Никаких драгоценностей – эту шкатулку хозяйка использовала для хранения вот таких милых памятных вещиц.

Единственным, что привлекло внимание Лены, был ключ. Средних размеров ключ с круглой головкой, плоский, явно не подходящий для дверного замка, например. Лена повертела его в руках и отложила. Стоило, наверное, попробовать открыть что-то в доме с его помощью. Она вернула шкатулку на место и попыталась вставить ключ в замок верхнего ящика комода, но ключ оказался существенно меньше отверстия. Комод не был заперт, не был заперт и ящик косметического стола. Интересно, за каким нарисованным очагом прячется дверца, которую отпирает этот ключик?

– Ленка, нет в соседней комнате ничего. – Андрей возник на пороге и прервал ее размышления. – Это ж кабинет хозяйки, мы там все в прошлый раз перевернули.

– Вы тогда не это искали.

– Обижаешь. Я всегда держу в уме возможность найти что угодно.

– Хорошо. Тогда спускайся на этаж ниже. И попутно коридор посмотри, вдруг…

– А это чего у тебя?

– Да вот ключ нашла. Но он никуда не подходит.