Золотая чума

Это было уже чересчур. Сказалось напряжение боя, и Кот заорал на все окрестные сопки.

– Слышите, вы! Я к вам шофером нанимался, а не кем-то другим! А вот ты, падаль, – он ткнул кулаком в грудь Павло, – ты, сука, отлеживался! Под пули-то не полез! – потом повернулся к Старкову: – И уж конкретно – в шестерки я вам не запрягался. А ваши деньги можете себе в жопу засунуть…

Тут Кот пришел в себя и подумал: а так ли он себя ведет? А с другой стороны, почему бы и нет? Любой, даже самый тренированный солдат, впервые попав в подобную переделку, будет нервничать.

Старков был спокоен.

– Леха, извини, что так вышло. Что вы сделали, это я, поверь, не забуду. Но только и ты пойми. Этот человек – именно он и дал приказ стрелять по нам.

– Почему он?

– А кто ж еще? Пойдем-ка на воздух.

Они вышли из дома на просторную площадку, вокруг которой громоздились разнообразные завалы из полусгнивших бревен.

– Видишь это все? Всю эту разруху? А если бы вот не такие козлы – мы бы все здесь снова отстроили. Леха, ты пойми, я тебя за шестерку никогда не держал. А уж после этих дел… Я – твой должник. Сколько тебе надо денег?

– Да бросьте вы, Геннадий Сергеевич. Мне и так хватает.

– Ладно. Потом разберемся.

– Геннадий Сергеевич, а что с этими-то делать будем? – подал голос Павло. На Кота он смотрел несколько странно. То ли обиделся на оскорбление, то ли ему в самом деле было стыдно перед человеком, что лежал себе, уткнувшись носом в землю.

– Гони сюда машину.

Когда подогнали газик, Старков открыл заднюю дверцу.

– Вот ведь какая неприятность вышла. Поехал наш друг Игорь в гости к своему другу, бывшему уголовнику, а теперь охотнику Трактору. Выпили они, закусили, потом поссорились, да и за винторезы схватились. А дом возьми да и сгори…

Все стало понятно. Достали канистру с бензином и облили избушку. Чиркнули спичкой – и в небо взметнулось пламя.

– Так умирают настоящие мужчины. Пусть успокоятся навеки, – послышался голос Старкова. – Трактор нас предал, но все-таки был настоящим мужиком.

Коту очень хотелось спросить – а как же тот человек, который был на Курской дуге? Где вы, суки, не были. Но вместо этого он выдал дежурную фразу:

– Геннадий Сергеевич, а менты не разберутся в этом деле?

– Какая фигня! Игорь ушел, меня не спросился. Куда ушел, не сказал. А найдут это пепелище – так что же? Перепились, друг друга постреляли да дом подожгли. Подумаешь…

Машина остановилась на уже знакомом дворе.

– Павло, будь другом, замени все-таки ветровое стекло…

– Сейчас заделаем, Геннадий Сергеевич.

Павло вел себя так, будто ничего не случилось. Он спокойно побрел в сарай за инструментом.

– Вот уж надежный человек, – бросил Старков. – Правда, конечно, есть у него свои минусы. Но и эти минусы, если разобраться, идут в плюс.

– Уголовник, что ли?

– Подымай выше. Он всего пару лет как вышел из лагеря. Сидел с сорок четвертого года за то, что был в полицаях. Теперь вот здесь работает.

– А что ж он домой не едет?

– Кто его там ждет? Может, он там такую о себе память оставил, что в ридный край лучше носа не казать. А здесь никого не волнует, кем ты был на материке. Люди-то нужны…

С таким раскладом Кот уже не раз сталкивался за время своего недолгого пребывания в этом краю. Те, кто когда-то загремел за решетку как предатели Родины, попадались здесь во множестве. А кое-кто до сих пор продолжал сидеть. На них-то никакие амнистии не распространялись – ни «бериевская», ни «хрущевская». Конечно, все они с пеной на губах кричали, что пострадали безвинно. А как же иначе? Покажите того зэка, который скажет, что сидит за дело? Его можно в музее выставлять.

– Павло мужик справный, – продолжал Старков. – Все машины здесь как часы работают. А какую он теплицу себе возле дома отгрохал? Шикарные огурцы растит всем на зависть.

– Странно…

– А что здесь странного? Что теплицу отгрохал? Как раз в этом ничего странного нет. Все очень даже закономерно. Ведь ты пораскинь мозгами – почему столько людей шли к немцу служить? От большой любви к фрицам, что ли? Или там от сильной нелюбви к Советам? Да, были и такие. Но большинство мыслило куда проще. Люди всегда и всюду свою выгоду ищут. Была советская власть – при ней устраивались, как могли и умели. Немцы пришли – и здесь свое место постарались найти. Не все были героями-партизанами. Да и партизаны тоже были разные. Одни поезда под откос пускали, другие немецкие продуктовые склады грабили. И жителей – тоже. Сидели себе в лесу и в небо плевали. Слышал, поговорка была в войну: чем дальше в лес, тем толще партизаны? А если об этих, кто под немца пошел… В сорок первом многие думали, что немец пришел надолго. И решили обустроить себе жизнь при новой власти. Просчитались. Ну, что ж, они и в лагере неплохо жили. Поскольку мужики работящие. Вышли – снова, как могут, устраиваются. Такова уж наша жизнь. Стой, ты куда? – спросил Геннадий Сергеевич, когда Кот вылез из машины и направился в сторону гаража.

– Помогу стекло поставить.

– Брось. Нам с тобой уже банька приготовлена.

Баня представляла собой внушительное сооружение из могучих лиственничных бревен. В предбаннике на широком дощатом столе стояли бутылки с водкой и пивом, блюда с жареной олениной, неизменной красной рыбой и прочими нехитрыми, но очень вкусными дарами колымской земли. Были тут и соленые огурцы, и даже свежие. Которых, кстати, в магаданских магазинах днем с огнем не найти.

– Ну что, пойдем, помашем веничками?

В голом виде Кот видел начальника впервые – и в очередной раз восхитился его мощным формам. На груди у Старкова синел портрет «отца народов» о котором десять лет назад с высокой трибуны объявили, что «оказался наш отец не отцом, а сукою». На боку виднелся шрам – явно от ножевого ранения.

Парились, как это принято за Уральскими горами, долго и истово. Под веником шефа Кот впал в блаженную расслабленность. Захотелось… Правильно, что может захотеться мужику после хорошей русской баньки?

Геннадий Сергеевич, казалось, угадал мысли Кота:

– Ладно, я пошел, а для тебя сейчас будет приятный сюрприз.

Дверь за ним закрылась – и тут же в парилку проникли две девушки. Одна была рыжая, высокая, с пышной грудью и длинными ногами. Другая – невысокая, черная и коренастая. Тело ее было смуглым и крепким. Слегка раскосые глаза напоминали о том, что коренное население этого края – якуты и юкагиры. Она задорно улыбалась.

– Ну иди сюда, милый, – произнесла рыжая, села на нижний полок и призывно раздвинула ноги.

Честно говоря, последний раз Леха спал с женщиной месяц назад. Да и то это была немытая пьяная шмара из Игарки, которую Кот на пару с мотористом буксира «Невель» отымел по-собачьи в каюте последнего. Напоследок эта сучка сперла у моториста червонец, заначенный на опохмелку. Так что утро оказалось совершенно омерзительным.

А тут было другое дело. Кот торопливо кинулся к девице. Она легла на полок.

– Давай, сладкий, давай крепче.

Лешу упрашивать было не надо. Он торопливо вошел в девушку и заработал так, будто хотел вдавить ее в доски. Ее тело было податливо и нежно. Вторая в это время губами ласкала его тело. Излившись в рыжую, Леша потянулся ко второй и повалил ее рядом с подружкой. Тело этой, казалось, состояло из одних жил. Но в ней находиться было так… Не нужно было делать никаких движений – все получалось как-то само. Это напоминало ухищрения чернокожих искусниц, которых поставлял Коту и его друзьям капитан Мельников. Он уверял, что такое умеют только в Африке. А вот нате вам – на другом конце планеты тоже кое-что могут. Он всеми силами пытался продлить удовольствие, но в конце концов блаженно отвалился…

– Леша, ты там как? Вылезай, если закончил, – услышал он голос Старкова.

Кот с девицами направился в предбанник. Как оказалось, шеф тоже даром время не терял – он сидел за столом в компании двух девиц в простынях. Одна, блондинка, будто только что пришла из парка, где до этого стояла с веслом. Другая, щупленькая, скорее напоминала подростка.

– Ну как тебе? – спросил Старков, разливая водку.

– Отлично.

– А ты думал! Эта банька, если хочешь знать, имеет богатую историю. Во времена «Дальстроя» здесь большие чекисты парились. Такое тут устраивали – «Декамерон» отдыхает. Им-то, чекистам, что. Самых красивых зэчек выбирали. Тогда, знаешь, как женский этап приходил, так прямо-таки невольничий рынок начинался. Которые покрасивше – тех начальству, остальных – работягам. Умели ребята весело жить. Уважаю. Хоть и сам по ту сторону колючки трубил десять лет. Но они себе сделали свой мир, где что хотели, то и воротили. Ну да ладно. Давай-ка по второй.

– Геннадий Сергеевич, – осторожно начал Кот, – а все-таки что это за люди по нам лупили? Это ж прямо какой-то Дикий Запад…

– Дикий Восток! Это повеселее будет. А что такое, если вникнуть, тот же Дикий Запад? Сильные мужики ринулись за золотом, а закон за ними не поспевал. И все отлично. Сами решали – кто прав, кто виноват. У нас здесь тоже закон не поспевает. Есть, к примеру, в Атке мент участковый. Живет по соседству. Так его трезвым видят только по большим праздникам. Павло к нему уже с бутылкой побежал. А то, не дай бог, сюда на огонек заявится. Пожировать на халяву.

– Так тут-то золото государственное.

– Золото, Леша, скажу тебе по секрету, бывает разное. Не только государственное. Так что нормальные мужики и тут смогут нормальную жизнь наладить. Не все ведь на государство пахать. Оно, конечно, это любит. Коммунистам страшно нравится, когда на них горбатятся. Это я хорошо знаю!

В голосе Старкова послышалось ожесточение, глаза сверкнули.

– Я за тобой наблюдаю, ты парень нормальный. Вот и подумай – почему ты должен работать на дядю, который сидит в большом кабинете и только и делает, что учит тебя жить? Я, если любопытно, знаешь, как сюда попал? В трюме парохода «Охотск» в тридцать четвертом. Тогда на месте Магадана стояла только база для якутов, а вокруг палатки. И не буду говорить, что безвинно меня сюда направили. Пусть так коммунисты кричат, которые друг друга стали жрать и в результате все здесь оказались. Те, кто не в могиле, конечно.

Старков выпил и продолжал с еще большим напором:

– А знаешь, за что я попал? Моего батьку кулаком объявили – потому что он работал, а не на печи лежал. Так он не стал ждать, пока за ним придут. Откопал обрез да с моими двумя старшими братьями да со мной в лес подался. Мне тогда шестнадцать было, в тридцатом. В конце концов попались, конечно. Я один в живых и остался. И на десять лет сюда… Вот эту трассу, по которой мы ехали, я строил. Летом – комары, зимой – метели и мороз под тридцать. А ты вкалывай. В обледеневшем бушлате. Кирками да лопатами работали. Лошадей жалели больше, чем нас. Потому что их мало было. Если возчик на сани присел – его под суд. Еще пятерку вешали – за вредительство. Так вот десятку и оттянул. А в тридцать седьмом продовольствия не подвезли. Не сосчитали, сколько зэков сюда переправили. Тогда все загибались – и мы, и чекисты. Знаешь, что такое цинга? Так вот лучше бы тебе этого и не знать никогда. Потом много начальников за это постреляли… В том числе и Берзина – того, который всю эту кашу заварил.

– А потом?

– А что «потом»? Стал вольняшкой. Это вроде как был рабом, стал крепостным «Дальстроя». Деньги, конечно, платили хорошие. Во время войны, когда на материке люди с голодухи пухли, тут все было – и тушенка, и водка, и сгущенка. Я много где работал. И шофером, и с геологами ходил. Всю Колыму облазил.

Старков обернулся к девицам, которые сидели тихо и не выступали.

– Девчонки, идите погуляйте. У меня к дружку разговор серьезный.

Когда за девушками закрылась дверь, Геннадий Сергеевич пристально и жестко посмотрел на Кота.

– Так вот, Леха. Я тебя конкретно спрашиваю. Ты, я вижу, парень крутой. И стреляешь без промаха. Так вот я и говорю – хочешь со мной? Заниматься настоящим делом? И не на государство работать, на себя. Честно скажу – дело это опасное. Ведь в следующий раз такие вот парни, которые сегодня по нам лупили, могут и не промахнуться. А могут и дяди с погонами явиться. Но ты, я гляжу, не трус. Так вот. Ты человеком себя будешь чувствовать. Серьезным человеком, а не винтиком, которому сказали копать – он копает. Сказали не копать, он не копает…

Вот оно, настало! То, ради чего капитан Мельников разговаривал с Котом.

– Ну что? Или ты комсомолец-активист?

– Какой я, на хрен, активист? За свою детдомовскую кашу и койку я этой власти отслужил… – Леха и сам не понимал, откуда к нему приходят нужные слова и интонации, но чувствовал, что говорить следовало именно так. – Я с вами готов. Только вот что делать-то?

– Расскажу со временем. Мы, брат, тут такие дела заворачиваем… Эй, красавицы, айда обратно!

Девицы вернулись к столу и облепили мужчин. Старков принял добродушный вид.

– Вот, сказал я про комсомольцев-добровольцев, и вспомнилось вдруг. Видал я здесь таких. Сначала-то ведь их силами собирались все это строить. Да только кишка у них оказалась тонка. Это ведь не на собраниях про мировую революцию кричать. Как морозы начались, так они всеми правдами и неправдами побежали на материк. Руки себе рубили топорами. Так ничего из того комсомольского путешествия путного и не вышло. Пришлось Чека звать и зэков везти. Вот чекисты – те ребята крепкие.

– А я думал, вы их ненавидите.

– Не люблю, конечно, за что же мне их любить? Но уважаю. Сильные были мужики. Настоящие. У нас ведь, знаешь, о чем по лагерям шептались? Что Берзина и его людей не просто так, за здорово живешь, к стенке поставили. Говорили, мол, была у него мыслишка – чуть ли не отложиться вместе с Колымским краем.

– Ну это уж чересчур.

– А что? Ты в школе что-нибудь про Дальневосточную республику слышал? Если б не большевики тогда там верх взяли – все бы пошло по-другому. Вот и Берзин мог в один момент показать Москве фигу. Что ж, красавицы, давайте мою любимую затянем.

У девчонок оказались очень красивые голоса. Настоящие, русские, такие, которые сразу за душу берут. И под бревенчатыми сводами баньки зазвучала каторжная песня:

Я помню тот Ванинский порт,И дым пароходов угрюмый,Как шли мы по трапу на бортВ холодные, мрачные трюмы.От качки страдали зэка,Обнявшись, как кровные братья.И только порой с языкаСрывались глухие проклятья.За бортом стонал океан,Ревела пучина морская.Вставал на пути Магадан —Столица Колымского края.Я знаю – меня ты не ждешь.И писем моих не читаешь.Встречать ты меня не придешь,А если придешь – не узнаешь.Будь проклята ты, Колыма,Что названа «черной планетой».Сойдешь поневоле с ума.Оттуда возврата уж нету.14 апреля 1966 года, Магадан

Последние два дня выдались донельзя суматошными. Старков метался по каким-то поселкам, конторам и утрясал разные служебные дела. Впрочем, Кота это не касалось. Но по дорогам баранку-то крутить ему. А вот сегодня в обеденное время, когда отъехали от геологической управы, шеф предложил:

– Слушай, Леха, давай-ка в ресторан. У меня к тебе большое дело есть.

В ресторане Геннадию Сергеевичу, как всегда, мгновенно очистили запасной столик и начали таскать разнообразные заказы. После того как налили коньяк, шеф нагнулся к Коту.

– Леха, так вот, дело такое: мы собираемся в экспедицию. Я уже убедился, что ты не трус, но все-таки предупреждаю. То, чем мы тут развлекались со стрельбой и прочими радостями, – это так, разминка. Оттуда можем и не вернуться. Но если дело выгорит, то до конца жизни тебе не придется думать о деньгах. И детям твоим останется.

– Я ж вам сказал, Геннадий Сергеевич, я с вами. Что десять раз повторять?

– Ладно-ладно. Повторение – мать учения. Так вот, тогда я ставлю тебе задачу: нужно пойти в аэропорт и купить билет в славный город Владивосток. Прибыть туда и позвонить вот по этому телефону. Позвать Балыка. Сказать, что от Рваного. Это я, значит. Так меня за мою рожу прозвали. Он, когда услышит, что от меня, будет очень рад. Это дяденька очень серьезный и во Владике все его любят и ценят. А те, кто не ценят, так им же хуже. Назначь ему встречу. И когда встретишься, попроси помочь набрать рабочих. Мне для экспедиции нужны работяги. Десять человек. Ты, может быть, спросишь, почему не пойти прямо сейчас в «Поганку» и не набрать нужное количество?

– Я не спрашиваю. Вам виднее.

– А я объясняю. Потому что не люблю, когда люди делают дело, не понимая его смысла. Тогда они это дело делают плохо. Наша экспедиция не из тех, о которых должно быть кому-то известно. А Магадан ведь – это просто деревня. Тут как ни шифруйся, все равно вся «Поганка» будет знать, что это я их нанял. А если «Поганка» знает, значит, весь город знает. А нам это совсем ни к чему. Поэтому скажи Балыку, что нужны люди надежные. Лучше – без ксив. Потому что такие в любом случае рот раскрывать не будут. Пусть он тебе даст наколку. Переговоры веди сам. Лично. Плату обещай такую – по восемь сотен в месяц. Чтобы не сомневались, всем, кто согласится, дай по сотне.

– А если они возьмут эту сотню да сразу в запой?

– А ты давай перед самой посадкой.

– Да, самый главный вопрос. Если они без ксив, как я их потащу?

– Поехали. Этот вопрос мы сейчас и будем решать.

И дело решили. Поехали в порт, поднялись на борт какого-то обшарпанного сухогруза – и все оказалось тип-топ. Капитан выразил полное согласие принять груз из бичей на борт.

25 апреля 1966 года, Владивосток

Погода стояла суровая. С океана сифонил свежий ветер, он гнал на берег громадные мутно-серые валы, украшенные, как положено, пенными финтифлюшками. Было холодно и неуютно. Несмотря на промозглые сумерки по набережной шаталось множество народа. Владивосток – это вам не Магадан, запертый в глухой угол России. Здесь всюду чувствовалась близость дальних морских дорог, ведущих во все стороны света. Поэтому значительный процент прогуливающихся на набережной составляли представители морского братства всех родов и видов. То и дело мелькали кители – с торговыми геометрическими узорами на погонах и с вполне военными просветами, дополненными самым разным количеством звездочек. Тут же фланировали ребята в форменках – в «мичманках» и в бескозырках. Никто никому не мешал. На набережной существовал негласный обычай, по которому здесь отменялись некоторые требования военно-морского устава. Старших по званию никто не приветствовал. Оно и понятно – иначе бы руки у всех отвалились от постоянного прикладывания к козырькам и бескозыркам. Впрочем, в Архангельске Кот наблюдал то же самое…

Многие из морячков прогуливались под руку с девицами – некоторые даже с двумя сразу. Это были, как правило, обладатели форменок или погонов с одним просветом. Обладатели более серьезных знаков различия вели дам постарше. Но все они, и девицы, и дамы, были надушены, разряжены в очень хорошие заграничные тряпки и крайне веселы. Те из моряков, кто пока еще пребывал в одиночестве, посматривали в сторону скамеек, на которых в большом количестве восседали незанятые особи женского пола. Словом, это было место большого «съема». Сидели тут парами хихикающие молодки, явившиеся сюда за приключениями, – и особы более потасканного и циничного вида, для которых набережная была рабочим местом. Штатские, которых в толпе тоже было немало, судя по всему, приводили женщин с собой. В деятельности здешней биржи девиц и теток они участия не принимали.

Леша шел по набережной, поеживаясь от океанского ветерка. На этот раз он оставил в Магадане свои шикарные доспехи и оделся как средний советский человек – в невыразительный пиджачный костюм. Он проворно огибал воркующие, флиртующие и хохочущие парочки, двигаясь к стеклянному кафе под характерным для этих мест названием «Волна».

Леша вошел в кафе. Помещение среднего размера было плотно уставлено столиками, за которыми сидела самая разнообразная публика, тоже в основном моряки. Девиц здесь почти не наблюдалось, как видно, этот гадюшник предназначался для любителей другого истинно морского развлечения: выпивки. Шум стоял неимоверный. Официантки в грязноватых фартуках каким-то чудом перемещались в этой тесноте, таская подносы с бутылками и закусками. Кот протиснулся к одной из официанток.

– Мне нужен Балык.

Та смерила его с ног до головы оценивающим взглядом.

– Он всем нужен.

– Он сам мне тут встречу назначил.

– Вон там, видишь? В углу сидит.

Она показала в угол заведения, где за столиком сидел в одиночестве посетитель, перед которым стояла всего лишь бутылка пива. Кот подошел к нему.

– Вы Балык?

– Ну, допустим. А ты-то кто?

– Я вам звонил сегодня из аэропорта. Я от Рваного.

Балык был мужчиной неопределенного возраста с круглой добродушной физиономией, с которой как-то не сочетались колючие цепкие глаза. Одет он был в обычный обтерханный пиджачок, а на левой руке горело «северное солнце» – татуировка, которую наносили те, кто побывал за полярным кругом не по своей воле. Он стрельнул глазами в Кота и, по крайней мере на вид, остался доволен осмотром.

– Ты, значит, Кот? Ну, садись. Пить будешь?

– Буду.

– Эй, Марта, бутылку и две порции солянки! – крикнул он, даже не обернувшись.

Одна из официанток, которых другим посетителям приходилось долго и упорно дозываться, тут же метнулась в сторону кухни.

К этому человеку Леху послал Старков, сказав, что он, мол, по старой дружбе окажет любую помощь. Прохоров при очередной встрече притащил от Мельникова все, что удалось узнать об этом человеке. Неизвестно зачем, но Прохоров поведал и то, чего явно не было в официальных справках. Тип, с котором Кот сейчас сидел за столиком, был весьма интересным персонажем.

Он являлся сыном некоего комбрига Абросимова. Во время Гражданской войны этот красный командир более всего прославился массовым применением децимаций. Поэтому неизвестно, кто его больше боялся – свои или чужие. Потом Абросимов еще больше отличился в 1920 году во время крестьянских восстаний на Тамбовщине, приказав стрелять газовыми снарядами по лесам, где скрывались повстанцы. Это показалось чересчур крутым даже большевикам – и Абросимова хотели шугануть из армии, но, по слухам, за него вступился сам Тухачевский. Под его мощным прикрытием карьера Абросимова двигалась вполне успешно, пока не погорел сам маршал. В результате, когда покровителя послали в расход, комбриг, ставший японским шпионом, отправился на 25 лет на народные стройки социализма. Его четырнадцатилетний сын Сережа, соответственно, в детский дом. Но там ему не понравилось – и он вскоре сделал оттуда ноги. Во время скитаний по стране его подобрала, обогрела и приставила к делу банда домушников. В новой компании Сережа быстро освоился и в 1939 году отправился вслед за папой – с той лишь разницей, что не за политику, а за вульгарную уголовщину. Оказался на Колыме, где прислонился к «черной масти». Среди блатных он сделал хорошую карьеру и довольно быстро стал «вором в законе». Вскоре после освобождения попался на ограблении продовольственного магазина в Среднекане. То есть, даже не выехав с Колымы, снова отправился в лагерь. Ну и так далее.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.