Военнопленные Халхин-Гола. История бойцов и командиров РККА, прошедших через японский плен

Иностранный корреспондентский корпус при штабе 23-ей пехотной дивизии был довольно представительным. С начала или с середины июня здесь находились сотрудники ряда японских газет и корреспондент «Рейтере» Морис Д’Альтон (по выражению исследователя советско-японских конфликтов Элвина Кукса – «платный пропагандист Квантунской Армии»). 4 июля, после публикации первых известий о начале японского наступления, из Токио в Синьцзин, столицу Маньчжоу-Го, вылетела группа из 6 иностранных журналистов, в числе которых были американцы Рассел Брайнс («Associated Press») и Джон Моррис («Life»), итальянец Витторио Алесси («Corriere della Sera»), немец Вернер Кроум («Hamburger Fremdenblatt») и «француз» Брайко Вукелич – токийский корреспондент «Гавас» и югославской газеты «Политика», а также, по совместительству, с 1933 года сотрудник резидентуры Разведуправления РККА в Японии, которой руководил Рихард Зорге. Из Синьцзина группа выехала в Хайлар и 10 июля выехала на фронт, где была тепло принята в штабе 23-ей пехотной дивизии. Встречу журналистов с пленными группы Казакова описал в своей корреспонденции Джон Моррис:

«12 русских пленных были приведены к корреспондентам для вопросов. Французский корреспондент свободно говорящий по-русски разговаривал с русскими пленными лично, а затем переводил их ответы другим корреспондентам. Пленные ответили ему, что они резервисты и были призваны к своим пунктам 29 мая в городе Перми. Там им сказали, что их вызывают для участия в маневрах. Пленные неодобрительно отзывались о советском режиме и поносили советских руководителей за плохую заботу о советских солдатах…».

Похожие сведения были опубликованы Д’Альтоном:

«Ночью я говорил с группой советских пленных из 16 человек, захваченных вчера. Все они крестьяне, резервисты из Перми. Они заявили, что их 29 мая без всяких объяснений о причинах их вызова бросили прямо в бой. Когда они были окружены и обстреляны огнем японских тяжелых пулеметов, капитан сказал им, что бесполезно сопротивляться и посоветовал помахать белой рубашкой. Сам капитан был тяжело ранен при окружении и сегодня утром ему ампутировали ногу».[24]

Публикации Вукелича не отличались принципиально от остальных и особой ценности не представляют. Гораздо интереснее, что именно он сообщил в Москву, однако эти документы найти пока не удалось…

Сведения, поступившие от резидентуры Зорге и публикации в прессе дали советскому военно-политическому руководству серьезные основания для беспокойства. Замаячил призрак Первой мировой войны, в ходе которой армия Российской Империи, в основном в результате массовой сдачи в плен, потеряла в 2,6–3,9 раза больше солдат и офицеров, чем убитыми и пропавшими без вести.[25] История русско-японской войны 1904–1905 годов также не добавляла оптимизма. Общая численность русских военнопленных в этой войне составила 74 369 человек— в 1,4 раза больше безвозвратных потерь армии убитыми и умершими от ран и болезней. Повторение массовых сдач в плен означало крах двадцатилетней работы по созданию «новой армии» и, в перспективе, возможное поражение. Сообщения иностранной прессы вызвали в середине июля поток шифротелеграмм из Москвы в штаб 57-го корпуса с требованием немедленно разобраться в причинах большого количества пропавших без вести и подтвердить или опровергнуть поступающие данные о массовых сдачах в плен. В результате такого давления штаб корпуса существенно улучшил учет потерь, особенно в 82-й стрелковой дивизии и 5-й моторизованной стрелково-пулеметной бригаде, и к началу августа число пропавших без вести сократилось на 535 человек. Более половины пропавших без вести (321 человек!) нашлись в своих частях, из числа остальных 38 были найдены убитыми, 167 оказались в госпиталях, 18 тем или иным образом попали не в свои части и еще 1 – вернулся с территории противника.[26] Фактов массовой сдачи в плен расследование, однако, не выявило.

Анализ имеющихся документальных данных подтверждает полное отсутствие групповых сдач в плен в период после 10 июля 1939 года. Даже неудачный ввод в бой 9 июля совершенно неподготовленного к бою 603-го полка, сопровождавшийся неоднократным оставлением ротами и батальонами своих позиций, самострелами, убийством командиров, не закончился массовой сдачей в плен. 10–13 июля японцам удалось захватить лишь порядка пяти красноармейцев этой части.

Отражение японского наступления в период со 2 по 13 июля оказалось наиболее тяжелой для РККА фазой конфликта. Именно в этот период японцами было захвачено более половины советских пленных Халхингольской войны. 14 июля японское наступление, вследствие тяжелых потерь пехоты, фактического разгрома 3-го и 4-го танковых полков, слабости артиллерии и упорного сопротивления русских, выдохлось окончательно. При этом сложилась парадоксальная ситуация – обе стороны, заявляя о победе, на уровне местного командования считали сражение проигранным. В результате японцы остановили наступление и начали подтягивать из восточных районов Маньчжурии артиллерийские части, а деморализованное неудачами (и, особенно, оставлением позиций батальонами 603-го полка) командование 57-го корпуса – комдив Г.К. Жуков и командарм 1-го ранга Г.И. Кулик – начало отводить части на левый берег Халхин-Гола. При этом японская разведка, на всем протяжении боев постоянно докладывавшая об отступлении противника, не заметила реального отхода частей, что, в известной степени, спасло положение – так как, в случае закрепления японцев по всему правому берегу Халхин-Гола, выдавить их оттуда было бы непросто. Так или иначе, после прямого вмешательства Ворошилова и Шапошникова оборона на правом берегу была восстановлена и на фронте установилось десятидневное затишье.

Следующую попытку генерального наступления японцы предприняли 25–26 июля. Наступление было успешно (и относительно легко) отбито и фронт стабилизировался на три с половиной недели. В этот период шли лишь бои за улучшение позиций и поиски разведчиков. Число пленных с обуих сторон было незначительным – иногда захватывались связисты, летчики со сбитых самолетов, оставшиеся на нейтральной полосе раненые и вытаскивавшие их санитары. Несколько красноармейцев были захвачены при ночных нападениях в траншеях во время целенаправленных вылазок японской войсковой разведки, пытавшейся установить состав частей на фронте и определить вероятность советского контрнаступления. Именно так, в качестве «языка», попал в плен красноармеец 602-го стрелкового полка Андрей Колчанов:

«…Я в ночь на 29 июля с.г. был ударен самураями по голове, придавив к земле, завернув мне руки назад, я чувствовал нестерпимую боль.

Связав руки веревкой, через некоторое время руки потеряли всякое чувство. Завязав глаза, был уведен в штаб. Во время дороги почти при всякой попытке они потыкая, дергая и снова вели…».

В целом, число красноармейцев и командиров, взятых в плен за месяц, предшествовавший августовскому наступлению, составило около десяти человек.

В ходе советского наступления 19–29 августа, завершившегося разгромом 23-ей пехотной дивизии и подчиненных ей частей, количество пленных также было небольшим. В большинстве случаев красноармейцы, взятые в плен окруженными частями, немедленно убивались. Так, например, случилось, когда 22 августа несколько танков 130-го отдельного танкового батальона 11-й танковой бригады в японском тылу выскочили на артиллерийские позиции и были в упор расстреляны 75-мм пушками. Из числа их экипажей не менее шести танкистов (командир взвода Александр Нечаев, старшина Василий Абиленцев, младший комвзвод Петр Самойлов, отделенные командиры Петр Павлуша и Леонид Гловацкий, красноармеец Николай Капитонов) были взяты в плен и убиты (в списке потерь батальона против их фамилий значится – «взят в плен и замучен»).[27] Шанс пережить плен был только у тех, кто был схвачен до того, как сомкнулось кольцо окружения. Из числа плененных взятых японцами после 24 августа, вернулись из плена лишь красноармейцы, захваченные на внешней стороне этого кольца. Общие потери РККА пленными в ходе августовского наступления оценить практически невозможно. Можно предполагать, что их было около 20–30 человек, из которых вернулось менее половины.

После стабилизации линии фронта в начале сентября, случаи попадания в плен были единичными, в этот период японцами были захвачены двое пехотинцев и один летчик-истребитель, старший лейтенант Максим Кулак.

Оценивая причины «наличия такого большого количества пленных», политические органы 1-й Армейской Группы пришли к заключению, что это явление можно объяснить лишь слабой воспитательной работой среди красноармейцев в отношении разъяснения смысла военной присяги. «Не было внедрено в сознание каждому бойцу и командиру понятий того, что нет ничего позорнее, как сдаться в плен живым. Плен – это измена Родине, предательство, нарушение присяги, за что каждый карается со всей строгостью революционной законности».[28] Также анонимный автор выводов сетовал на слабость воспитательной работы по разъяснению «конкретных фактов зверства противника по отношению к пленным» и недостаточную популяризацию «героизма наших воинов, попавших в трудную обстановку, которые не пожалели свои жизни, но живыми не сдались». Сдача в плен группы Казакова и случаи перехода на сторону противника с «японскими контрреволюционными листовками» были объяснены «притуплением бдительности в отдельных частях» и «слабой работой по изучению людей». «Внезапные одиночные попадания в плен» вполне справедливо объяснялись плохо организованной связью между подразделениями, плохо организованной разведкой и плохой информацией о положении противника и своих войск.

Согласиться с этими выводами можно лишь отчасти. Действительно, спешное доукомплектование приписным составом брошенных на фронт ранее кадрированных частей, производилось без должного изучения резервистов. Вследствие этого в отправляемых в Монголию частях оказалось довольно много слабо подготовленных резервистов старших возрастов. В некоторых случаях отправлялись запасники, имевшие судимости – в основном по общеуголовным и хозяйственным преступлениям, так как лица с контрреволюционными статьями были, в большинстве своем, изъяты из частей до пересечения границы. Тем не менее в частях оставалось немало красноармейцев, негативно относившихся к власти. Так, например, в 6-й батарее гаубичного артиллерийского полка 82-й стрелковой дивизии красноармеец Невидицын говорил: «.Я и сейчас питаю злобу на советскую власть, т. к. нас лишали избирательных прав неправильно». На вопрос, что он будет делать, если попадет в плен, Невидицын ответил: «если там будет лучше, останусь там».[29]Вполне естественно, боеспособность и лояльность советской власти частей, укомплектованнованных резервистами с такими настроениями, могла оказаться весьма относительной. Руководство Наркомата Обороны, отправляя на фронт части, укомплектованные приписниками, предписывало Жукову не вводить их в бой до всестороннего изучения и дополнительной подготовки. Теоретически эти части должны были быть менее устойчивыми в бою (что и произошло), а количество пленных из резервистов должно было быть существенно больше, чем из красноармейцев кадра.

Статистический анализ данных обстоятельств пленения военнослужащих РККА на Халхин-Голе приводит к совершенно иным выводам. Не менее трети из них были захвачены в плен ранеными, обожженными, контуженными, иногда в бессознательном состоянии. В эту же категорию можно отнести авиаторов, выбросившихся с парашютом из сбитых над территорией противника самолетов и танкистов, покинувших выведенные из строя танки в глубине неприятельской обороны. Незначительное число красноармейцев было захвачено японской войсковой разведкой в качестве «языков», вследствие плохой организации боевого охранения. В конечном итоге, более чем половине попавших в плен красноармейцев и командиров обвинение в нарушении присяги быть предъявлено не могло и, в большинстве случаев, не предъявлялось.

Сопоставление имеющихся данных об обстоятельствах пленения с оперативными документами частей показывает, что наибольшее число случаев попадания в плен относится к первым или вторым суткам пребывания части в непосредственном соприкосновении с противником. К третьему дню, несмотря на усталость и потери, устойчивость части существенно возрастала и в дальнейшем потери пленными были единичными и статистически случайными. Для поступающего в часть пополнения вероятность попадания в плен в первые дни пребывания на фронте тоже была более высокой. При этом разница в потерях пленными между кадровым и приписным составом частей оказывалась в пределах статистической погрешности – резервисты попадали в плен не реже и не чаще чем красноармейцы срочной службы.

Изучение обстоятельств пленения красноармейцев в наиболее тяжелый период боевых действий (со 2-го по 14 июля) показывает, что вероятность пленения существенно возрастала в тех частях, где штабам не удавалось организовать нормального питания и минимального отдыха бойцов и командиров. Однако и здесь отбившиеся от своих частей солдаты в большинстве своем не спешили сдаваться в плен, но, упорно пробирались на запад, к Халхин-Голу. Лишенная растительности открытая местность этому не благоприятствовала, передвигаться можно было лишь в понижениях между поросшими невысокой травой барханами, песок затруднял движение, а полное отсутствие источников воды в сочетании с палящим июльским солнцем быстро изматывало солдат. Некоторые пытались отсидеться в заросших камышом понижениях рельефа до подхода своих частей; иногда это удавалось. Но, в большинстве случаев, отбившимся от своих частей не удавалось скрываться в степи более двух суток, к исходу которых они, без воды и пищи, оказывались совершенно обессиленными и реального сопротивления оказать не могли.

Точное количество военнослужащих РККА и МНРА, попавших в плен в ходе халхингольской войны неизвестно и на основании доступных данных установлено быть не может. Причин этому несколько.

В течение войны обе стороны неоднократно публиковали отрывочные сведения о взятых в плен военнослужащих противника и, в некоторых случаях, их фамилии. Полных списков, однако, опубликовано не было, а напечатанные в прессе имена и фамилии искажались до полной и абсолютной неузнаваемости; кроме того, в целях пропаганды иногда публиковались и ложные сведения.

Первичные данные учета пленных штабами японских частей остаются недоступными, за исключением отрывочных сведений, содержащихся в боевых донесениях и историях частей,[30] поэтому невозможно определить, сколько пленных фактически были доставлены в штаб 23-ей пехотной дивизии. Дневник командира дивизии генерал-лейтенанта Комацубара Мититаро содержит отдельные отрывочные сведения о численности захваченных пленных на некоторые даты, однако полных сведений в нем также нет. Кроме того не ясно, учитывались ли по 23-ей дивизии пленные, взятые частями, формально не входившими в ее состав, но подчиненные ее штабу (3-й и 4-й танковые полки, 8-й пограничный гарнизон и части армии Маньчжоу-Го).

Для периода майских боев («первого Номонханского инцидента» в японской терминологии) сведения о численности пленных, содержащиеся в известных японских документах и опубликованные в прессе, вполне кореллируют с советскими документами. Однако в июле японские данные становятся отрывочными, а в августе-сентябре новые сведения, возможно в связи со снижением количества пленных, не появляются совсем. Поэтому для анализа и сопоставления со сведениями, содержащимися в документах следствия, приговорах и переписке (и позволяюшими установить даты пленения для большинства возвратившихся из японского плена – 72 человек из 82) остаются доступными лишь июльские сообщения.

Согласно разведывательной сводке № 38 Генерального Штаба Императорской Армии от 15 июля, за период с 1 по 15 июля было захвачено в плен 40 человек.[31] Эта цифра в целом соответствует советским данным, если предполагать, что она фактически отражает число пленных по состоянию на вечер 13 июля, так как трое пленных, захваченных 13 июля еще не были доставлены из частей и сведения о них не были доложены в Синьцзин и далее в Токио. Также неплохо коррелирует с советскими данными донесение группы генерал-лейтенант Ясуока Масаоми о захвате в ходе боевых действий на правом берегу Халхин-Гола 32 пленных за период со 2 по 10 июля.[32]

Дневник Комацубара в записи от 28 июля содержит сведения о 54 военнопленных, учтенных штабом 23-ей дивизии с момента начала конфликта.[33]Эти сведения уже заметно противоречат советским данным – к 28 июля в японском плену могло находиться от 55 до 62 советских военнопленных и не менее 10 цириков МНРА. Рационального объяснения занижению численности пленных на 11–18 человек не имеется, можно лишь предполагать, что либо автор использовал неполные сведения, либо какая-то категория военнопленных не была им учтена – например, часть пленных могла быть учтена как «перебежчики».

Почти одновременно с записью, сделанной Комацубара, также 28 июля 1939 года, японское информационное агентство «Домэй Цусин» опубликовало коммюнике, выпущенное 28 июля в 15.00 штабом Квантунской Армии. Согласно этому официальному заявлению, в период с начала конфликта по 27 июля включительно, японскими и маньчжурскими частями было пленено 90 человек – 80 русских и 10 монголов.[34]

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Шитов А.В. Россия и Япония. История военных конфликтов. Вече, М., 2001, стр. 513 и др.

2

Широкорад А.Б. Русско-японские войны 1904–1945 гг. Харвест, Минск, 2003, стр. 543.

3

Черевко К.Е. Серп и молот против самурайского меча. Вече, М., 2003, стр. 95.

4

Coox, Alvin D. Nomonhan. Japan Against Russia. Stanford University Press, Stanford, California, 1990. На русский язык эта замечательная работа никогда полностью не переводилась, в переводе доступны лишь отдельные ее фрагменты, иногда без указания авторства.

5

РГВА ф.32113 оп.1 д.212 лД.

6

РГВА ф.32113 оп.1 д.291 л.19.

7

На современных картах – Хойт-Гу-Ула.

8

Обстоятельства потери лейтенанта Гусарова восстановлены на основании журнала боевых действий 70-го истребительного авиаполка (ΡΓΒΑ ф.32113 оп.1 д.488 л.5–7) и шифротелеграммы Фекленко № 10, отправленной вечером 26 мая. (РГВА ф.37977 оп.1 д.73 л.5–6, входящий номер по нумерации шифровального отдела НКО № 10564/ш).

9

РГВА ф.37977 оп.1 д.73 л.4, шифротелеграмма Фекленко № 1 (вх. № 10523/ш).

10

ΡΓΒΑ ф.37977 оп.1 д.38 л.193.

11

ΡΓΒΑ ф.32262 оп.1 д.22 л.272.

12

Здесь и далее упоминаются только случаи убийства японцами пленных, подтвержденные боевыми документами частей, списками потерь и политдонесениями ниже дивизионного уровня. Документы политотдела 1-й армейской группы и мемуарные свидетельства сознательно не использованы с целью исключения неверифицируемых эпизодов.

13

ΡΓΒΑ ф.32113 оп.1 д.291 л.2, 3, 21, 55. Здесь и далее сообщения новостных агентств приводятся в переводе, выполненном разведывательным отделом 57-го Особого Корпуса и 1-й Армейской Группы в июле-сентябре 1939 г.

14

РГВА ф.9 оп.36 д.3541 л.611-612

15

Coox, Alvin D. Nomonhan. Japan Against Russia. Stanford University Press, Stanford, California, 1990, p.299.

16

Coox, Alvin D. Nomonhan. Japan Against Russia. Stanford University Press, Stanford, California, 1990, p. 302.

17

ΡΓΒΑ ф.37977 оп.1 д.144 л. З.

18

ΡΓΒΑ ф.9 оп.36 д.3541 л.53, 612.

19

Coox, Alvin D. Nomonhan. Japan Against Russia. Stanford University Press, Stanford, California, 1990, p. 636.

20

ΡΓΒΑ ф.32113 оп.1 д.381 л.54.

21

Coox, Alvin D. Nomonhan. Japan Against Russia. Stanford University Press, Stanford, California, 1990, p. 393.

22

Выявленные документы не позволяют выяснить судьбу красноармейца Некрасова. При обмене пленными он возвращен не был; предположительно раненый Некрасов был убит японскими солдатами сразу после пленения или умер в плену

23

Обстоятельства пленения группы Казакова восстановлены по материалам следствия, приговору и другим материалам, см. ΡΓΒΑ ф.9 оп.29 д.511 л.98-100; ф.9 оп.36 д.3541 л. 156–159, 230–234, ф.32371 оп.1 д.7 л.58–59.

24

РГВА ф.32113 оп.1 д.291 л.94–95.

25

Точно число потерь России в Первой мировой войне остается предметом дискуссий. Здесь для расчета использованы данные Генерального Штаба от 3 октября 1917 года и данные Центрального статистического управления СССР 1925 года.

26

РГВА ф.37977 оп.1 д.60 л.43.

27

ΡΓΒΑ ф.32210 оп.1 д.148 л.145; д.212 л.235.

28

ΡΓΒΑ ф.32113 оп.1 д.75 л.325.

29

ΡΓΒΑ ф.32113 оп.1 д.75 л.297.

30

Частично эти данные использованы Элвином Куксом, однако анализ списка изученных им японских оперативных документов позволяет сделать заключение о неполноте корпуса источников.

31

Coox, Alvin D. Nomonhan. Japan Against Russia. Stanford University Press, Stanford, California,

1990, p. 651.

32

Coox, Alvin D. Nomonhan. Japan Against Russia. Stanford University Press, Stanford, California,

1990, p.427.

33

Coox, Alvin D. Nomonhan. Japan Against Russia. Stanford University Press, Stanford, California,

1990, p. 544.

34

РГВА ф.37977 он.1 д. 136 л. 142.