Многосторонняя дипломатия в биполярной системе международных отношений (сборник)

К тому времени администрация США уже определилась со своей позицией в отношении выборов генерального секретаря ООН. В меморандуме, подготовленном по этому вопросу, госдепартамент признавал, что, принимая во внимание «острую критику» Москвой позиции Ли по Корее, согласие между постоянными членами Совета Безопасности о сохранении за ним поста «представляется маловероятным». В связи с этим госдепартамент предлагал перенести обсуждение этой проблемы в Генеральную Ассамблею, которая должна одобрить переизбрание Ли на новый срок[73]. США планировали оставить Ли в качестве генерального секретаря ООН еще на один пятилетний период.

Однако американские союзники из числа западных стран предлагали более короткие сроки, тогда как националистический Китай вообще возражал против кандидатуры Ли, ссылаясь на его позицию по вопросу представительства КНР и, в лучшем случае, соглашался на один год. Кроме того, среди союзников США не было единства в отношении законности передачи вопроса об избрании генерального секретаря ООН в ведение Генеральной Ассамблеи. Французские представители, например, информировали Вашингтон, что они готовы проголосовать за любого кандидата, набравшего семь голосов членов Совета Безопасности[74]. Принимая во внимание активные маневры советской стороны в Совете Безопасности, в ходе которых Малик выдвинул в числе кандидатур на замещение должности генерального секретаря ООН представителей Мексики – Падилья Нерво, Индии – Бенегала Рао и Ливана – Чарльза Малика, такая позиция Парижа могла поставить под угрозу намерения США добиться переизбрания Ли[75].

В Вашингтоне же были преисполнены решимости «не дать возможности Советскому Союзу использовать свое вето, чтобы наказать г-на Ли за его позицию по Корее»[76]. США использовали все имеющиеся у них средства давления, чтобы добиться одобрения своей точки зрения. Французам было велено «сомкнуть ружья и поддержать Ли»; Падилья Нерво и другим представителям латиноамериканских стран дали знать, что ни один кандидат от Латинской Америки не получит поддержки США и что, если они продолжат играть на руку СССР, «они поставят себя в неудобное положение, голосуя против американского вето». Ливанский представитель Малик был информирован, что США не выступают против него лично, против Ливана или против арабских стран, а «настроены на отстаивание высоких принципов и моральных аспектов» обсуждаемого вопроса[77].

Результатом такого давления, а также советского неприятия кандидатуры Ли стало то, что Совет Безопасности не смог прийти к соглашению по вопросу о новом генеральном секретаре ООН, о чем и информировал Генеральную Ассамблею в письме от 30 октября 1950 г. Ассамблея рассмотрела проект резолюции, предложенный США, Великобританией и рядом других стран, который предусматривал продлить срок пребывания Ли на посту генерального секретаря еще на три года[78].

СССР резко протестовал как в Совете Безопасности, так и на Генеральной Ассамблее против подобного решения. Советские представители имели однозначные инструкции Кремля любыми средствами предотвратить переизбрание Ли или продление его срока. Политбюро даже дало разрешение поддержать любого кандидата, только бы избавиться от Ли[79]. Когда стало ясно, что Ли все же останется на посту, благодаря американским усилиям, Москва направила в Нью-Йорк Вышинскому телеграмму с текстом жесткого выступления против решения ООН. Глава советской делегации должен был заявить, что Ли не может занимать пост генерального секретаря ООН, поскольку он не является объективным и беспристрастным лицом, способным проводить независимый курс и противостоять внешним влияниям. С точки зрения Кремля, Ли был бы хорош на посту какой-нибудь частной фирмы, но не соответствовал требованиям, предъявляемым к руководителю международной организации. Ли, считало Политбюро, превратился в «подголосок американской делегации, потеряв уважение и доверие многих государств-членов ООН», что подрывает авторитет этой организации. Вышинский должен был разоблачить нарушение Устава ООН Соединенными Штатами и в конце объявить, что если, несмотря на указанные причины, кандидатура Ли будет одобрена, «Советское Правительство… не будет с ним считаться и не будет его рассматривать в качестве генерального секретаря ООН»[80]. Вышинский выполнил полученные им директивы дословно на пленарном заседании сессии Генеральной Ассамблеи ООН 31 октября 1950 г.[81]

Несмотря на советское предупреждение, Генеральная Ассамблея большинством в 45 голосов против 5 при 8 воздержавшихся одобрила продление пребывания Трюгве Ли на посту генерального секретаря ООН еще на три года. Столкновения по поводу переизбрания Ли, по словам американского исследователя Дж. Барроса, «с точностью отражают, какая пропасть образовалась к осени 1950 г. в отношениях между Востоком и Западом»[82]. Не только Москва была настроена решительно против переизбрания Ли, но и американцы отвергали какое бы то ни было компромиссное решение этого острого вопроса к удовлетворению всех сторон.

Между тем, в ООН продолжались поиски путей урегулирования конфликта на Корейском полуострове. Несмотря на решительный настрой Вашингтона против каких-либо уступок СССР и его союзникам – Китаю и Северной Корее, – ряд стран предпринимали усилия в пользу прекращения огня в Корее и эти усилия были сосредоточены на делегации КНР, которая прибыла в Нью-Йорк из Пекина в конце ноября, чтобы принять участие в заседаниях Генеральной Ассамблеи, посвященных проблеме Тайваня.

Этот визит был согласован между Пекином и Москвой. Запрос о возможности поездки китайской делегации в Нью-Йорк был направлен Кремлем в Пекин 12 ноября 1950 г. В нем советское руководство ссылалось на письмо министра иностранных дел КНР Чжоу Эньлая в ООН от 17 октября, в котором выражалось подобное намерение. Москва запрашивала китайское правительство, остается ли подобное намерение в силе и, если да, то не стоит ли делегации СССР в ООН выступить с соответствующим предложением[83]. В итоге, делегация КНР прибыла в ООН, и 24 ноября глава делегации У Сюцюань встретился с Вышинским, чтобы получить «советы» от своих коллег из СССР. Он информировал советского министра, что собирается выступить на заседании Совета Безопасности по тайваньскому вопросу, а также о состоявшихся контактах с ним Трюгве Ли и индийского представителя Б. Рау. Вышинский обещал полную поддержку делегации во время ее пребывания в Нью-Йорке и одобрил намерение китайцев встретиться с югославским представителем А. Беблером. Кроме того, оба собеседника договорились о регулярных встречах в здании советской миссии при ООН.[84]

На заседании Совета Безопасности 28 ноября, а также в ходе встреч с Трюгве Ли и представителями западных делегаций китайские посланники настаивали на выводе из Кореи всех иностранных войск и переговорах между самими корейскими сторонами конфликта как предварительных условиях решения корейского вопроса. Кроме того, они выдвигали требования возвращения Тайваня КНР и прием Китая в члены ООН[85]. Вскоре стало ясно, что усилия по примирению между США и Китаем вряд ли будут результативными. США не шли ни на какой компромисс по Тайваню и приему Китая в международную организацию, тогда как китайская сторона в условиях успешного наступления ее войск в Корее решительным образом настаивала на своих требованиях. После бесплодных переговоров делегация КНР покинула Нью-Йорк и 19 декабря вернулась в Пекин. Перспективы окончания войны в Корее оставались по-прежнему призрачными.

Не вызывает сомнения, что итоги 1950 г. были мало утешительными для мирового сообщества. На Корейском полуострове бушевала война, грозившая перерасти в глобальное столкновение. Организация Объединенных Наций, которая должна была сыграть роль инструмента в урегулировании взрывоопасной ситуации, оказалась сама втянутой в конфликт на стороне одной из противостоящих сил. Тем самым возможности многосторонней дипломатии были значительно сужены. Однако ее потенциал все же не был исчерпан, поскольку ООН, даже в условиях непримиримой конфронтации между двумя блоками ее членов, выразившейся, в частности, в отсутствии согласия по кандидатуре генерального секретаря, оставалась чуть ли не единственным форумом ведения диалога между оппонентами в холодной войне. В результате сохранялись возможности для компромиссов и последующих соглашений, что и было гарантией против фатального развития событий на международной арене.

Гиголаев Г. Е. Женевские конференции ООН по морскому праву и многосторонние переговоры по формированию правового режима Мирового океана в годы холодной войны

Мировой океан занимает большую часть земной поверхности. Для человечества он является важнейшей транспортной артерией, крупнейшим источником минерального сырья (прежде всего, углеводородов) и водно-биологических ресурсов (ВБР). В отличие от суши, которая к началу ХХ в. была полностью поделена между государствами, пространства Мирового океана оставались общим наследием всего человечества. За исключением узкой полосы внутренних и территориальных вод прибрежных государств, на них распространялись принципы свободы морей.

Период после Второй мировой войны характеризовался такими процессами, как активное хозяйственное освоение Мирового океана, развитие морской техники, создание мощных военных флотов (прежде всего, американского и советского) и превращение Мирового океана в арену противостояния между Востоком и Западом. Это вело к активизации интереса к морской проблематике в целом и, более конкретно, к стремлению отдельных стран закрепить за собой определенные районы и ресурсы Мирового океана. Процессы деколонизации вели к появлению новых прибрежных государств, заинтересованных в эксплуатации морских ресурсов, но отстававших от передовых стран мира в экономическом развитии, для которых конкуренция на основе принципа свободы морей была заведомо проигрышной. Особенно бурными все вышеперечисленные процессы стали в 1950-е – 1960-е гг. Все эти факторы, взятые в совокупности, влияли на то, что ряд государств (сначала латиноамериканских, затем – азиатских и африканских) стал стремиться распространить национальный суверенитет на отдельные морские районы обычно посредством одностороннего расширения своего территориального моря.

Впрочем, пионером в этой области выступили США. Несмотря на отстаиваемый этой страной принцип свободы открытого моря, 28 сентября 1945 г. увидела свет т. н. Прокламация президента Г. Трумэна («Политика США в отношении ресурсов дна и недр континентального шельфа», точнее, имеются в виду две прокламации – одна, посвященная шельфу и его недрам, другая – прибрежному рыболовству в некоторых районах открытого моря), где юрисдикция США распространялась на районы континентального шельфа, т. е., как уточнялось в сопровождавшем Прокламацию пресс-релизе, на все прилегающие морские пространства глубиной до 200 м[86]. Ряд стран охотно последовали их примеру, только в еще более радикальной форме: в 1946–1947 гг. свои претензии на пространства и ресурсы в том или ином виде заявили Аргентина, Панама, Чили и Перу (причем Чили и Перу уже упоминали 200-мильную зону шельфа и водных пространств над ним). Позднее в 1952 г., в «Декларации Сантьяго» (совместное заявление Чили, Эквадора, Перу, принятое в чилийской столице) было провозглашено распространение юрисдикции прибрежных государств на пространства протяженностью не менее 200 миль. Кроме того, эту декларацию можно расценивать как попытку придать односторонним действиям многосторонний характер, путем принятия совместного акта группой стран «по интересам»[87].

К концу 1950-х гг. схожие односторонние акты приняли свыше 20 государств. Возникла угроза раздела пространств и ресурсов Мирового океана путем односторонних действий, что было чревато серьезными конфликтами. Насколько опасными могут быть подобные действия, когда они затрагивают чувствительные интересы ряда государств показал, в частности, Суэцкий кризис 1956 г. – действия Египта, безусловно, не касались изменения статуса тех или иных океанических районов, но они затронули важнейший морской торговый путь, имевший жизненно важное значение для Западной Европы, и реакция на это со стороны ряда государств была жесткой и агрессивной.

Принимая во внимание, что система международных морских отношений априори носит многосторонний характер и что Мировой океан является тем местом, где сталкивается множество труднопримиримых подчас интересов разных государств в сфере политики, экономики и безопасности, решение данной проблемы могло носить только коллективный характер. Противовесом разделу Мирового океана на базе односторонних действий могла быть только кодификация морского права на многосторонней основе. Безусловно, важным условием было то, что указанные события разворачивались в послевоенном мире, в условиях функционирования Ялтинско-Потсдамского миропорядка и одного из важнейших инструментов этой системы – Организации Объединенных Наций и ее специализированных организаций, среди которых можно особо отметить Международный суд ООН. Безусловно, попытки кодификации и унификации морского права в рамках многосторонних форумов имели место и раньше – в связи с этим можно вспомнить конференцию 1930 г. в Гааге, собранную по инициативе Лиги Наций, которая, как известно, не увенчалась успехом.

В новых условиях ООН и ее органы взялись за дело более основательно. Вопросами кодификации международно-правовых норм в области морепользования занялась Комиссия международного права ООН, которая получила ряд поручений от Генеральной ассамблеи ООН (резолюции VIII и IX сессий – № 798 (VIII) от 7.12.1953 и 899 (IX) от 14.12.1954), и по завершении работы, занявшей несколько лет, на своей 8-й сессии в апреле – июле 1956 г. приняла статьи по морскому праву.

Деятельность Комиссии была одобрена в ходе работы XI сессии ГА ООН, на которой рассматривался доклад Комиссии и проект статей с комментариями. 21 февраля 1957 г. сессия приняла резолюцию № 1105 (XI), в которой, исходя из рекомендаций Комиссии международного права, поручила Генеральному Секретарю ООН созвать в марте 1958 г. международную конференцию полномочных представителей для рассмотрения морского права и обратилась с просьбой, ко всем государствам-членам ООН и специализированных учреждений принять участие, а специализированным и заинтересованным организациям – прислать наблюдателей[88]. На Секретариат ООН возлагалась задача по организации и проведению конференции, включая разработку процедуры и метода проведения (безусловно, с учетом мнения приглашенных государств и на основе консультаций «надлежащих специалистов»).

Надо отметить, что на этой же сессии был поставлен вопрос о доступе к морю для стран, не имеющих выхода к нему. Соответствующее предложение было внесено делегацией Чехословакии. В резолюции 1105 содержалась рекомендация на предстоящей конференции рассмотреть вопрос о свободном доступе к морю для стран, не имеющих морской границы. Кроме того, была принята резолюция 1028 от 20 февраля 1957 г., которая рекомендовала признать нужды таковых стран в надлежащем транзите и оказать им соответствующую помощь[89].

Итак, конференция должна была рассмотреть несколько основных вопросов, которым соответствовали группы подготовленных Комиссией международного права статей: о территориальном море и прилежащей зоне, об открытом море, о рыболовстве и охране живых ресурсов открытого моря и о континентальном шельфе. Для каждой из рассматриваемых групп статей было предусмотрено создание специального комитета в рамках конференции, еще один, пятый, комитет, должен был заниматься проблемами свободного доступа к морю для внутриконтинентальных стран. Кроме этих комитетов создавались общие органы – Генеральный комитет и комитет по полномочиям. Правила процедуры разрабатывались с участием группы экспертов Секретариата ООН в обстановке конфиденциальности. Впрочем, Советский Союз был осведомлен о работе экспертов, поскольку одним из них был посол Чехословакии в США К. Петржелка (Karel Petrzelka), который передавал информацию сотрудникам Советского представительства при ООН[90].

Принцип назначения глав комитетов и руководящего состава конференции в целом основывался на учете представительства различных регионов и групп стран. Председателем конференции был избран глава делегации Таиланда принц Ван Вайтхайакон. Первый комитет возглавил представитель Британского Содружества К. Г. Бейли (Австралия), второй – представитель Западной Европы О. К. Гундерсен (Норвегия), третий – представитель Латинской Америки К. Сукре (Панама), четвертый – представитель стран Азии и Африки А. Б. Перера (Цейлон), пятый – представитель соцстран Я. Жоурек (Чехословакия). Представители 13 государств, включая СССР и США, получили посты заместителей председателя конференции. Были также избраны Комитет по проверке полномочий под председательством представителя Канады М. Уэршора и Редакционная комиссия под председательством представителя Эквадора ХА. Корреа[91]. Советскую делегацию возглавлял Заведующий Договорно-правовым отделом МИД СССР Г. И. Тункин, кроме того, в работе обеих конференций участвовали делегации УССР (во главе с известным юристом, академиком В. М. Корецким) и БССР (во главе с И. Е. Герониным)[92].

Безусловно, влияние на атмосферу Первой Конференции ООН по морскому праву оказывали международные условия, поскольку она проходила в обстановке продолжающейся холодной войны и противостояния двух лагерей. Общие проблемы международных отношений не могли не влиять на работу Конференции. Так на первом же пленарном заседании 24 февраля 1958 г. после официального открытия и приветствий от Европейской штаб-квартиры ООН и Швейцарского МИД, но еще до избрания председателя конференции и ее руководящих органов слово взял глава советской делегации Тункин и изложил советскую позицию по вопросу представительства Китая: что Китай фактически не представлен на Конференции, поскольку присутствие представителей Чан Кайши незаконно, а представители единственного законного китайского правительства – правительства КНР отсутствуют. Он также отметил, что приглашения на Конференцию не получили Германская Демократическая Республика, Корейская Народно-Демократическая Республика и Демократическая Республика Вьетнам. Далее последовал обмен мнениями с участием представителей США, ряда социалистических и развивающихся стран, и тех государств, которые непосредственно или косвенно были затронуты в речи советского дипломата (ФРГ, Республика Китай, Республика Корея, Республика Вьетнам).

Представитель США заявил, что данный вопрос находится вне полномочий конференции, поскольку вопрос о составе участников заложен в резолюции ГА ООН № 1105 (XI), при этом не преминув обвинить КНР в «агрессии» в Корее. Развивающиеся страны (Индия, Цейлон, Бирма, Йемен) высказали сожаление в связи с отсутствием на Конференции представителей КНР, представитель Доминиканской республики солидаризировался с США, Югославия высказала позицию, близкую к позициям развивающихся стран, подчеркнув при этом легитимность центрального китайского правительства, Чехословакия, как и СССР, отметила с сожалением отсутствие не только КНР, но и ГДР, КНДР и ДРВ, а представители проамериканских режимов Южного Вьетнама и Кореи, Западной Германии и Тайваня энергично доказывали несостоятельность и незаконность своих коммунистических визави. Обсуждение этого вопроса прекратил председательствовавший на открытии юридический советник Генсека ООН К. Ставропулос, призвавший участников перейти к следующему пунк ту повестки, те к выборам постоянного председателя[93].

В свою очередь США продавили в доклад Комитета по проверке полномочий свою поправку относительно полномочий представителей Венгрии (таким образом, Комитет принял решение оставить вопрос о правомочности венгерской делегации открытым, не принимая никакого решения по представленным венгерской стороной полномочиям), которая, впрочем, на пленарном заседании была проголосована отдельно и с минимальным перевесом отклонена[94]. Однако США аналогичным образом поступили и два года спустя на Второй конференции ООН по морскому праву[95].

С самого начала было ясно, что по наиболее принципиальному вопросу – ширине территориальных вод – столкнутся две основных позиции: позиция США, Великобритании и ряда других западных стран, отстаивавших принцип свободы морей и выступавших за сохранение минимальной трехмильной границы территориальных вод, и позиция Советского Союза и еще группы стран, преимущественно социалистических либо развивающихся, настаивавших на 12-мильной зоне. Если практика определения трехмильной границы территориальных вод сложилась еще в XIX в., на основе такого критерия как дальность пушечного выстрела, то 12-мильные зоны были провозглашены рядом стран значительно позже – уже после Второй мировой войны. Впрочем, трехмильный лимит не был общепринятым. В Скандинавских странах существовала четырехмильная зона территориальных вод. Россия, а затем СССР также никогда не признавали трехмильную границу[96].

Тем не менее, западные страны настаивали, что введение 12-мильного лимита территориальных вод ограничит свободу морей, в частности, свободу судоходства и приведет, например, к тому, что в рамках этого пространства, подчиняющегося юрисдикции прибрежных государств, окажутся важные морские проливы и судоходные пути, и это негативным образом повлияет на морскую торговлю, составляющую важную часть мировой торговли в целом и экономики развитых стран в частности, поскольку торговые суда станут стараться обойти эти зоны, что удлиннит маршруты их движения[97].

В общем, вопрос о ширине территориальных вод стал камнем преткновения как в ходе подготовки, так и в ходе проведения Первой Конференции ООН по морскому праву, которая прошла в Женеве 26 февраля – 29 апреля 1958 г. Более того, его так и не удалось решить в ходе следующей, Второй конференции, состоявшейся в марте-апреле 1960 г. и собранной, главным образом, именно для того, чтобы покончить с этим вопросом, оставшимся нерешенным на Первой конференции.

Советский Союз и другие сторонники расширения территориальных вод до 12 миль исходили из того, что в статьях, подготовленных Комиссией международного права ООН было зафиксировано, что прилежащая зона не должна превышать расстояния в 12 миль от тех же точек отсчета, от которых отсчитывается ширина территориального моря. Это, по мнению СССР и его сторонников предполагало, что границы территориальных вод могут быть расширены вплоть до этого лимита.

Однако, несмотря на то, что крупнейшими государствами, представлявшими эти две противоположных точки зрения, являлись СССР и США, соотношение сил на Первой и Второй Конференциях ООН по морскому праву отличалось от аналогичного баланса на фронтах холодной войны. Далеко не все страны Запада, включая те, что считались союзниками или даже сателлитами Соединенных Штатов, поддерживали американскую точку зрения. Особую позицию относительно правового статуса пространств Мирового океана, как уже отмечалось, занимали многие страны Латинской Америки. Некоторые были недовольны даже 12-мильным лимитом и были сторонниками гораздо более обширной зоны территориального моря.

Довольно своеобразным представлялся расклад сил в таком регионе как Северная Европа. Пять государств, входивших в этот регион (Дания, Норвегия, Швеция, Исландия и Финляндия) продемонстрировали в ходе событий 1958–1960 гг. совершенно различные подходы, которые были обусловлены не только блоковым (или напротив, внеблоковым) статусом того или иного государства, но, в первую очередь, экономическими и, как следствие, социальными и внутриполитическими соображениями.

В качестве возмутителя спокойствия выступила Исландия, экономика которой напрямую зависела от рыбной отрасли. Безусловно, исландская сторона не собиралась вводить 12-мильную границу территориального моря и не поддержала позицию Советского Союза, но она объявила о намерении ввести 12-мильную рыболовную зону, в рамках которой имела бы эксклюзивные права на вылов биоресурсов и, напротив, имела бы право контролировать деятельность иностранных рыбаков.

Выступив с подобным предложением на Конференции 1958 г., Исландия, однако, не набрала необходимого количества в 2/3 голосов и в том же году ввела таковую зону «исключительного лова» в одностороннем порядке. Это привело к столкновению с Великобританией, получившему название «Второй тресковой войны» – одной из целого ряда «тресковых войн», которые велись между Исландией (изначально как датского владения) и Британией с конца XIX в. до 70-х гг. ХХ в. Тресковыми эти войны (часть более широкого понятия «рыбные войны») именовались, как нетрудно догадаться, потому что основным объектом промысла британских рыбаков у берегов Исландии была треска. Причем, несмотря на колоссальную разницу потенциала и на то, что Соединенное королевство применяло для запугивания исландцев боевые корабли, которые входили в рыбоохранную зону вместе с британскими траулерами, все эти войны были Исландией фактически выиграны, хотя к концу этого противостояния (в середине 1970-х гг.) Исландия постепенно расширила свою рыболовную зону до 200 миль[98]. Однако, несмотря на несогласие с позицией Британии и исходной позицией США, Исландия не поддерживала советскую точку зрения о 12-мильной ширине территориальных вод, при том то, что СССР выразил поддержку Исландии в конфликте с Англией, а между первой и второй Женевскими конференциями исландцы высказывали в беседах с советскими представителями надежду на то, что СССР поддержит их предложения о 12-мильной рыболовной зоне на Второй конференции по морскому праву[99]. Впрочем СССР не склонен был поддерживать исландцев на Второй конференции, в том числе потому, что 12-мильная рыболовная зона анонсировалась исландской стороной как минимальная, что создавало перспективу ее дальнейшего увеличения, а такое развитие событий признавалось невыгодным для интересов советского рыболовства[100] (так и случилось впоследствии – в 1972 г., когда Исландия расширила ее до 50 миль).