Жилище в пустыне (сборник)

Мы уселись и приготовились наблюдать дальше. Дерево медленно подплывало. Белки сгрудились на ветках, поджидая его; вместо того чтобы лазать вверх и вниз, как раньше, они теперь неподвижно сидели на кончиках ветвей.

Дерево между тем проплывало мимо затопленной купы; одна из веток нагибалась к нему. Но мы рассчитали, что спасательный «плот» проплывет шагах в двадцати от этой ветки. Однако белки ожидали в полном сборе, устроившись цепью, одна за другой, и передняя белочка как будто готовилась прыгнуть.

Белки ожидали в полном сборе, устроившись цепью, одна за другой

– Неужели она отважится на такой безумный прыжок? – прошептала Мария.

И мы затаили дыхание, боязливо выжидая, что произойдет.

– Да, миссис Ролф, – ответил Марии Куджо, – они в самом деле собираются прыгнуть. В Вирджинии они прыгали еще дальше. Глядите, одна уже прыгает!

Не успел Куджо договорить, как первая белка, описав дугу в воздухе, упала на плывущее дерево; за ней – другая, третья, и вскоре все белки, подобно птичьей веренице, мелькнули в воздухе и очутились на «плоту». Дерево, усеянное белками, продолжало плыть как ни в чем не бывало.

Вначале нам показалось, что белки перекочевали все до одной; но мы ошиблись: на затопленной купе оставалась одна.

По всей вероятности, она не успела вовремя добежать до конца ветки. Длинная ветка, понемногу сгибаясь под тяжестью белок, ожидавших на ней переправы, сильно пригнулась к воде, и расстояние от ее конца до проплывавшего мимо дерева таким образом увеличилось. Для последней белки прыжок оказался рискованным.

Зверек в безумном смятении бегал взад и вперед, огорченный своей неудачей и подавленный одиночеством. Несколько минут он прыгал с дерева на дерево, метался из стороны в сторону, то и дело останавливаясь и печально провожая глазами удалявшихся подруг.

Вдруг белка начала спускаться с дерева, отличавшегося необычайно толстой корой; кора эта была расколота на крупные чешуи, более фута в длину каждая и в несколько дюймов шириной, и почти свободно отделялась от ствола. За эту особенность дерево, на котором сидела белка, прозвано охотниками «чешуйчатым». Белка наметила самую большую чешую, вклинилась между ней и деревом, и вскоре кора зашевелилась. Зверек выбивался из сил, чтобы отодрать кору от дерева; он хлопотливо выглядывал из-за ширмочки, подгрызал кору, расшатывал ее коготками.

Наконец чешуя почти отделилась от ствола и повисла на нескольких волокнах, которые белка не замедлила перегрызть своими острыми зубками. Кора шлепнулась в воду, а белка с грациозной легкостью прыгнула на нее. Течение в этом месте почти отсутствовало, и вряд ли белка на куске коры уплыла бы далеко от зеленой купы; но зверек не смутился затруднением: покачавшись, белка распушила свой большой хвост наподобие паруса, и ветерок начал медленно подталкивать своеобразный кораблик. Вскоре зверек миновал купу; ветер направил кораблик к нижнему течению запруды, и, подхваченная потоком, лодчонка умчала белку к остальным.

Те уже приближались к плотине. Генри хотел было преградить им дорогу, но мать удержала его за руку, объявив, что чудесные умные белочки, доставившие нам такое пленительное зрелище, вполне заслуживают свободы.

Глава XX. Дом без гвоздей

Наутро мы с Куджо возобновили постройку. Весь день мы выводили крышу. Прежде всего мы уложили дощатый навес, позаботившись о стоке для воды. Скат крыши был закреплен длинной рейкой, проходившей из конца в конец дома, Мы подвязали ее к основанию крыши ремнями из лосиной кожи, размоченными в воде, рассчитывая, что когда ремни просохнут и скорежатся, то еще плотнее прижмут рейку. Второй ряд досок мы уложили на первый, считая с края крыши, оставив концы досок для третьего ряда и закрепив кладку второй рейкой, и так далее – до конька крыши.

Другой скат мы вывели тем же способом, причем конек сам собой оказался предохраненным от дождя дощатым гребнем, образовавшимся на стыке досок.

Жилье было вчерне готово и снабжено крышей; но промежутки между столбами в стенах оставались незаполненными, и все вместе походило скорее на клеть, чем на дом.

Весь следующий день мы заканчивали сруб с расчетом на окно и дверь. Решено было прорубить только одно окно.

Дверная коробка получилась очень просто. Вначале мы укрепили боковые стойки двери, а затем распилили поперечные бревна. Если б не пила, по счастью, оказавшаяся в нашем инвентаре, пришлось бы возиться гораздо дольше. Выпилив отверстие для двери, мы соорудили дверную коробку. Так же точно поступили с окном. Потом распилили на доски для самой двери и для ставней окна великолепный экземпляр тюльпанного дерева. Пригнав друг к другу доски, мы их соединили шипами, взяв для этого дерево колючей акации, известное своей твердостью. Прикрепив окно и дверь к рамам ремнями из лосиной кожи, мы перенесли под кровлю весь свой хозяйственный скарб и отдохнули на новоселье.

Жилье далеко еще не было закончено. Оставалось построить очаг и дымоход. Трубу, конечно, надо было вывести на крышу, и мы выбрали для нее северный скат; фасадом наш дом был обращен к востоку.

Поставив два опорных столба, подобно тому, как мы это сделали для двери, мы выпилили выемку в стене до обычной высоты дымохода. Затем в промежутке между столбами мы построили остов дымохода, расположив крестовиной бруски дерева, уменьшавшиеся от основания к верху. Сравнительно легкая верхняя кладка не представляла угрозы для основания. Заполняя пустоты щебнем, мы тщательно обмазали глиной внутренность дымохода, и теперь он возвышался над домом подобно миниатюрной фабричной трубе.

Что касается самого очага, то мы сложили его из камня и щебня позади дома, снаружи, опять-таки сделав выемку в бревнах и закрепив их стойками.

Хотя на дворе было не особенно холодно, мы затопили очаг, и в нем весело затрещал хворост.

Наутро мы заложили щели сруба стружками и камешками, смазанными глиной, так что ни одна мышь не могла к нам проникнуть.

Пол мы оставили земляным, так как почва была совершенно сухая, но для большего удобства покрыли его настилом из свежих пальмовых листьев.

Теперь мы могли отпраздновать настоящее новоселье в доме, построенном без единого гвоздя.

Оставалось только приютить лошадь. Ввиду сравнительно теплой осенней погоды Помпо могла еще ночевать под открытым небом; но мы боялись, что какой-нибудь хищник прокрадется ночью на лужайку и расправится с бедной кобылой, как барс с быком.

Конюшню мы построили в два дня, употребив уже заготовленные бревна и оставшиеся доски. Об окнах и печи думать не приходилось, так как в климате прерии незачем отапливать конюшню. Куджо выдолбил корыто для корма.

Начиная с этого времени Помпо по вечерам запиралась в конюшню.

Покончив с конюшней, мы начали мастерить стол и полдюжины прочных стульев. Как вы уже знаете, у нас не было гвоздей; но, к счастью, мы располагали ножницами, ножами и еще кое-какими инструментами, привезенными из Вирджинии в большом ларе, в расчете на то, что они нам понадобятся на пресловутой каирской ферме. При помощи этих инструментов мы, с плотницкими талантами Куджо, наделали сколько потребовалось шипов и гнезд. Из лосиных рогов и копыт мы сварили великолепный клей. Не мешало бы иметь рубанок, чтобы обстрогать стол, но кусками пемзы, подобранными в котловине, мы отполировали его поверхность, как стекло.

Находка пемзы навела меня на мысль, что снежная гора, сверкающая над долиной, является потухшим вулканом.

О бобрах мы, однако, не забыли: они с возрастающим усердием сбрасывали большие ветки в воду и копили их в своих жилищах, запасаясь провизией на зиму. Понемногу они приручились и нередко показывались на лужайке. Мы решились вознаградить доверчивость этих животных угощением, которое они вряд ли надеялись получить из наших рук.

Я наметил два прекрасных дерева на краю луговины, поблизости от нашего дома; они были тоненькие и гибкие, футов тридцать вышиной, с овальными листьями дюймов шести в длину; зелень их отливала голубым. Цветы этого дерева напоминали шиповник, но сверкали снежной белизной. Их запах был чрезвычайно приятен, и Мария по утрам ставила свежие букеты из этих цветов в кувшины с водой.

Жена объяснила мне природу и свойства этого благоуханного дерева.

Это была разновидность магнолии, но не той, которая славится огромными цветами, а так называемой Magnolia glauca. Иногда ее называют болотным сассафрасом. Но охотники и трапперы прозвали ее «бобровым деревом», потому что бобры чрезвычайно лакомы до ее корней, которыми охотники часто пользуются как приманкой, завлекая их в капкан.

Мы с Куджо немедленно принялись за дело и с помощью копья и топора в несколько часов выкорчевали из земли эти деревца с их цепкими корнями; потом перетащили их к запруде. Деревья погрузили в воду на месте, обычно посещаемом бобрами.

Аромат корней не ускользнул от обоняния бобров, они явились толпами, и было весело глядеть, как они возвращаются в свои жилища с душистыми корешками в зубах.

Глава XXI. Битва с черными хвостами

Больше мы ничем не могли побаловать наших бобров, хотя берегли их, как сокровище, зная цену чудесному меху. Убить бобра или употребить его мясо в пищу нам казалось кощунством.

К тому же мы не собирались терпеть недостатка в дичи, так как на влажной земле повсюду виднелись отпечатки копыт оленей и других животных.

Покуда мы строили дом, запас лосиного мяса подошел к концу, и мы решили предпринять большую охоту. На эту охоту мы также смотрели как на разведочную экспедицию: ведь до сих пор нам была знакома часть лощины, непосредственно примыкающая к жилью. В охотничий «отряд» вошли только я и мальчики; Куджо остался дома со своим длинным копьем – охранять от всяких напастей женское население.

Закончив сборы и прихватив карабины, мы выступили верхней тропой. Проходя под большими деревьями, мы видели множество белок: они сидели, поджав лапки, как обезьяны, грызли миндаль; одни резвились, как щенята, другие прыгали с ветки на ветку; стремительностью своей они напоминали скорее птиц, нежели четвероногих. Белки, карабкаясь на дерево, садились обычно на противоположную нам сторону, считая ее более безопасной. Но иногда любопытство пересиливало страх, и на первой или второй ветке снизу белки задерживались, украдкой на нас озирались и распускали веером пушистые хвосты. Ничего не было легче, как подстрелить их; но я строго-настрого приказал мальчикам не тратить ни одного заряда на дичь мельче лося или оленя.

Поднявшись над потоком на высоту километра, мы заметили, что чаща постепенно редеет. Появились прогалины. В таких местах должен водиться олень: здесь он чувствует себя уверенней, чем в сплошном лесу, где ему грозит неожиданное нападение барса или кугуара.

А вот и свежие следы! Скорее отпечатки кабаньих, чем оленьих копыт, но размерами приближающиеся к следам лося.

Мы продвигались с осторожностью, укрытые лиственной завесой. Наконец в просвет деревьев мы увидели лужайку, более обширную, чем все прежние. Бесшумно прокравшись к опушке, мы, к великому нашему удовлетворению, обнаружили мирно пасущееся стадо.

Животные эти, несомненно, принадлежали к семейству оленей; об этом говорили их длинные точеные ноги и большие ветвистые рога; но они отличались и от обычного типа оленя, и от лося; размерами они превосходили рыжего или пегого оленя, сложением и шерстью почти не разнились от него. Своеобразны были их уши и хвосты: уши длинные, как у мулов, достигали почти половинной высоты рогов; хвосты были короткие и пушистые, с белыми концами, но у основания и посередине цвета вороньего крыла. Черные крапины были разбросаны по крупу, и такие же полосы шли от шеи к лопаткам; два черных кольца – вокруг ноздрей. Все эти черты несвойственны вирджинскому или английскому оленю.

Я кое-что читал об этих животных, малоизвестных зоологам и называемых «чернохвостыми оленями Скалистых гор».

Однако мы не увлеклись наблюдением: слишком горячо было желание подстрелить дичь. Но как приблизиться к ним?

Стадо из семи голов паслось посреди лужайки, в трехстах шагах от нас – на расстоянии, недосягаемом для длинноствольного карабина.

Я обратил внимание на прорезь в деревьях по ту сторону луга, уходившую в глубину леса. По всей вероятности, прогалина сообщалась с другой, и если мы спугнем оленей, они воспользуются лесным коридором. Чтоб отрезать им путь к бегству, я крадучись обошел луг, оставив Франка на прежнем месте, а Генри – спрятанного за деревом, на полпути.

Таким образом олени были захвачены в треугольник облавы, и мы были уверены, что кто-нибудь из стрелков достанет их из карабина, не допустив до бегства.

Не успел я добраться до «просеки» – простите мне это неточное выражение в применении к девственному лесу, – как стадо, щипля траву, направилось в сторону Франка. С каждым шагом олени к нему приближались. Внезапно над листвой взвился дымок, и блеснул огонь: грянул выстрел, и рванулись собаки. Один из оленей подпрыгнул и свалился замертво. Другие заметались в смятении по лугу и, сделав несколько кругов, бросились к коридору, возле которого я стоял на посту. В своем паническом бегстве они поравнялись с Генри, в кустах пронзительно просвистела пуля, и еще один чернохвостый свалился как подкошенный.

Не желая отставать от сыновей, я выстрелил в бегущих оленей и, как мне показалось, промахнулся. Но через мгновение Кастор и Поллукс, травившие оленей, кинулись на отставшего зверя и повалили его. Я поспешил им на помощь и, схватив раненого оленя за рога, прикончил его ударом ножа. Он был ранен в бедро, чем и объяснялся успех собак.

Я выстрелил в бегущих оленей и, как мне показалось, промахнулся

Затем мы все трое сошлись и поблагодарили судьбу, которая послала нам настоящую «облаву». Мы справедливо могли гордиться: ни один заряд не пропал даром, и в несколько мгновений мы надолго запаслись отборной дичью. В самом деле, мы далеко не с легким сердцем умертвили красавцев оленей: нас к этому вынудила властная необходимость – страх перед голодом. Каждый из нас поздравлял других с удачным выстрелом, хотя все отличились. Мы справедливо увенчали Генри: он подстрелил свою дичь на ходу, а это было не так-то легко с чернохвостыми оленями, которые бегут не иноходью, как все прочие, а прыжками устремляются вперед, взметая на воздух все четыре ноги, как скачущие бараны.

Бережно почистив и разрядив карабины, мы прислонили их к дереву и начали свежевать дичь.

Во время этой работы Генри пожаловался на жажду, сказать по правде, нам всем хотелось пить, так как мы совершили порядочный путь под палящим солнцем. Вблизи сочного луга должен был протекать ручей. Генри взял чугунок и пошел искать воду. Не успел он скрыться в лесу, как мы услышали его зов. Мы с Франком схватили карабины и побежали к нему. Генри спокойно сидел на берегу прозрачного ручья, держа в руках чугунок, полный воды.

– Зачем ты позвал нас? – спросил его Франк.

– Попробуй, – ответил ему брат, – вода соленая, как в море.

– Да, она солона! – разочарованно воскликнул Франк.

Это открытие было негаданным счастьем. Дети, мучимые жаждой, не разделяли моей радости. Конечно, они предпочли бы хорошую пресную воду соленой влаге. Но я объяснил им всю важность этой находки. Дело в том, что нам остро не хватало соли; в запасах наших не было ни крупинки этой драгоценной приправы, и с момента прибытия в лощину «соляной голод» ощущался нами, как настоящее лишение. Люди, никогда не терпевшие недостатка в соли, лишь с трудом себе представляют, как мучительно полное отсутствие этой грубой, но, безусловно, необходимой для нашего организма приправы.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

См. примечания к роману в конце книги.

2

Автор писал эти строки в 1851 году. (Примеч. переводчика.)