Новая царица гарема

– В таком случае он умрет как враг нашего великого пророка! – сказал шейх-уль-ислам тоном человека, могущество которого безгранично.

– Он погибнет, – прибавил Гамид-кади, слегка наклоняя голову.

В эту минуту в комнату вошел стороживший у дверей дервиш. Он сложил руки на груди, наклонил голову и произнес:

– Ее светлость принцесса Рошана подъезжает!

При этом известии Мустафа-паша поднялся со своего места.

– Мое дело окончено, – сказал он остающимся. – Да защитит вас Аллах!

– Да благословит тебя Аллах! – отвечали в один голос оба остающиеся.

Затем Мустафа-паша покинул зал Совета.

Несколько мгновений спустя молодой дервиш снова открыл дверь, и на пороге появилась принцесса Рошана, закрытая белым покрывалом. Дервиш затворил за нею дверь и снова удалился, принеся предварительно бархатную подушку для принцессы. Принцесса села, баба-Мансур и Гамид-кади низко поклонились ей.

– Нашему общему делу угрожает новая опасность, – начала принцесса Рошана. – Я поспешила сюда для того, чтобы передать важное известие, шейх-уль-ислам! Я должна сказать тебе, что твой опаснейший враг снова появился в Стамбуле.

Мансур-эфенди сохранил равнодушное, спокойное выражение лица, только блеск черных глаз указывал на его беспокойство.

– Про кого ты говоришь, светлейшая принцесса, – спросил он, – кто снова появился в Стамбуле?

– Я видела вчера вечером в Скутари Золотую Маску! – отвечала принцесса.

– Я подозревал это, когда ты сказала об опаснейшем нашем враге, принцесса, наши враги точно гидра: едва мы успеваем отсечь одну голову, как на ее месте вырастает сотня новых, – продолжал Мансур-эфенди мрачным тоном, – но мы узнаем тайну этой Золотой Маски, который преследует противные нам планы. Мы должны и сорвем наконец покрывало, за которым прячется наш враг.

Шейх-уль-ислам потянул зеленый шелковый шнурок, висевший недалеко от него. В ту же минуту в комнату вошел дервиш.

– Принеси бумагу и перо! – приказал шейх-уль-ислам.

Через мгновение дервиш принес в комнату маленький круглый стол, на котором лежали бумага, перья и чернильница, и, поставив стол перед Гамидом, снова ушел.

– Пиши, брат мой, – сказал шейх-уль-ислам кади. – «Всем хаджи, муллам, кади и кавасам повелевается схватить так называемую Золотую Маску, где бы он ни появился. Тот, кто не исполнит этого приказания или станет противодействовать его исполнению, тот будет отвечать за это своим имуществом и жизнью».

Гамид-кади подал бумагу для подписи великому муфтию, как многие звали шейх-уль-ислама. Затем поставил внизу свое собственное имя.

– Я надеюсь вместе с вами, – сказала принцесса, – что Золотая Маска будет теперь взят и тайна, окружающая его, уничтожена. Но вот что мне еще надо! Я хочу получить какое-нибудь место для одного молодого человека из народа, так как знаю, что вам нужны решительные и пылкие люди, а это именно такой человек.

– Твое желание, светлейшая принцесса, будет исполнено! Пришли сюда этого человека, он получит место, – отвечал шейх-уль-ислам. – Гамид-кади и я благодарим тебя за новое доказательство твоего доверия и расположения к нам. Смею тебя спросить, имела ли ты разговор с султаншей Валиде?

– Да, но он был совершенно безуспешен. Надо надеяться, что следующий раз будет удачнее. Султанша Валиде разрушила все мои старания выпытать у нее, знает ли она, где находится принц Саладин, но я надеюсь узнать другим путем и гораздо скорее, жив ли принц, и если жив, то где он.

В эту минуту в комнату вбежал с выражением ужаса на лице дервиш-привратник. Мансур с удивлением и досадой взглянул на помешавшего, но дервиш поспешно подошел к нему и прошептал на ухо несколько слов, которые произвели на шейх-уль-ислама сильное впечатление.

– Золотая Маска в развалинах! – вскричал он поднимаясь. – Кто видел его?

– Сулейман, караульный. Он видел его как раз около этой башни.

– Это плод его фантазии! – воскликнула принцесса, также поднимаясь.

– Махмуд-шейх также узнал его! – подтвердил бледный от страха дервиш.

– Здесь, в развалинах! Он осмелился проникнуть даже сюда; пусть его найдут сейчас же и приведут сюда, чтобы окончить наконец эту комедию! – приказал шейх-уль-ислам. – Сторожите все выходы! Он не уйдет от нас, если только Махмуд-шейх и Сулейман не были игрушкой воображения! Я сам буду искать его и схвачу именем закона! Это известие крайне радует меня, и ты, принцесса, будешь свидетельницей так долго ожидаемого события. Золотой Маске не удастся безнаказанно осквернить своим присутствием это святое место.

– Желаю тебе успеха, – прошептала принцесса, оставаясь в комнате вдвоем с Гамидом-кади, – желаю тебе победы, мудрый шейх-уль-ислам! Я подожду здесь результата твоего предприятия.

IV. Сади и принцесса

Когда Сади проснулся на другой день после ночи, в которую он в первый раз встретился с красавицей Рецией, образ ее все еще был у него перед глазами. Он отчетливо вспомнил все произошедшее накануне, и ему показалось, что порок и добродетель воплотились в лице грека Лаццаро и красавицы Реции. Бедняжка Реция была круглой сиротой, одинокой в целом мире, не имевшей ни единой души, которая была бы к ней привязана.

– Но, – говорил себе Сади, – она должна была почувствовать, что я полюбил ее, что я готов ее защищать и всем пожертвовать для нее!

Как гордо и в то же время мягко просила она его, чтобы он оставил ее одну! «Иди, – говорила она, – ты спас меня из рук ужасного Лаццаро, докончи же теперь свое благородное дело и не следуй за мною!» Сади не мог поступить иначе, как исполнить ее просьбу, и теперь не знал, где снова найти ее. А между тем он должен был найти ее во что бы то ни стало, и для того он будет искать ее день и ночь.

Вдруг Сади поспешно вскочил с постели. Он вспомнил про ковер принцессы. Его надо было отнести во дворец и сделать это непременно в это же утро!

Сади поспешно оделся, затем оставил маленький низкий деревянный дом своего отца, в котором жил один, и пошел в гавань.

Солнце только что начало подниматься из-за ясных вод Золотого Рога. По морю уже начали там и сям скользить легкие лодки, поддерживавшие сообщение между городом и лежащими по берегам деревнями. На самом берегу поднимались стены сераля, дворца султана, который со своими киосками, павильонами и садами занимает более полумили по берегу. Вдали виднелись купола мечетей и шпили стройных минаретов, украшенных полумесяцами. На берегу уже царило сильное оживление. Торговцы фруктами, цветами и овощами спешили с товарами на базар. Перевозчики мыли и чистили свои лодки. Сака[3] с ведрами на плечах несли воду в город. Изредка появлялись носилки, в которых сидели знатные турчанки. Беспрестанно встречались армянские, еврейские и французские купцы, чтобы начать свои занятия.

Сади нашел свою лодку на прежнем месте и, вскочив в нее, взял весла и стал грести к каналу, который вел ко дворцу принцессы Рошаны.

Этот довольно широкий канал был так стар, что камни, которыми была отделана набережная, совсем заросли мхом. Вода в канале никогда не нагревалась солнцем, так как росшие по обе стороны канала деревья совершенно закрывали его. Дворец, к которому вел этот канал и в котором жила принцесса Рошана, служил прежде местом жительства братьев султана, за которыми в этом дворце легко было наблюдать, так как в Турции на престол вступает не сын после отца, а старший принц из всех находящихся в живых потомков Османа, так что он может быть братом или племянником умершего султана. Поэтому султаны обыкновенно смотрели подозрительно на своих наследников, боясь их попыток вступить ранее положенного на престол. Но с некоторого времени принцам был отведен другой дворец, с которым мы также познакомимся в свое время, а принцесса Рошана заняла дворец в Скутари.

Подъехав к пристани, у которой покачивались лодки принцессы, Сади привязал свой каик и начал подниматься по ступеням лестницы, которая вела ко дворцу. Навстречу ему попался слуга и сердито запретил идти дальше. Сади хотел объяснить причину своего прихода, но подошедший к ним другой слуга не хотел ничего слышать, а угрожал схватить его и, связав, передать караульному, если только он осмелится сделать еще хоть шаг вперед. Сади только улыбнулся в ответ на эти угрозы, так как одним движением руки мог бы расправиться с пожилыми слугами, но именно их почтенный возраст не позволил ему употребить силу.

В это время одно неожиданное обстоятельство вывело Сади из его положения. Вероятно, принцесса из окна увидела происходившую сцену, потому что вдруг появился солдат-араб, один из тех, которые обыкновенно день и ночь караулили в передней дворца, и приказал слугам от имени принцессы сейчас же оставить в покое Сади. Те с удивлением расступились.

– Следуй за мной, каикджи! – обратился солдат к Сади и повел его во дворец по мраморной лестнице.

Грека нигде не было видно. Впрочем, Сади в эту минуту совершенно не думал о нем. Великолепие дворца заняло все его внимание и пробудило в нем мысль о том, как хорошо быть богатым и иметь возможность исполнять все свои желания. Мраморная лестница была устлана дорогими персидскими коврами, а комната, в которую черный солдат провел Сади, была вся обита зеленой шелковой материей. В золотой клетке сидел пестрый попугай. Окружавшая Сади роскошь хотя и восхищала его, но нисколько не смущала и не сделала неловким. Едва только дверь затворилась за арабом, как с противоположной стороны распахнулась портьера. Вошедшая в комнату прислужница пригласила Сади следовать за ней. Она привела его в большую комнату, в которой на мягких шелковых подушках сидела принцесса Рошана, окруженная прислужницами, ожидавшими ее приказаний. Принцесса, так же как и ее прислужницы, была под покрывалом.

– Ты хорошо сделал, что пришел, Сади, – сказала принцесса, когда он опустился перед нею на колени. – Я твоя должница!

– Я не для того пришел, чтобы напомнить тебе об этом, принцесса, а только затем, чтобы положить к твоим ногам ковер, который ты вчера вечером оставила в моем каике, – отвечал Сади и положил на пол ковер.

Одна из прислужниц сейчас же унесла его.

– Сколько тебе следует за вчерашнее путешествие? – спросила принцесса.

– Пять пиастров.

– Пусть будет так! Эсма, – обратилась принцесса к одной из служанок, – выдай перевозчику требуемые им деньги! Это за перевоз, Сади, хорошо, но не за спасение моей жизни. За это я оставляю за собой право вознаградить тебя по своему усмотрению. Я дорого ценю свою жизнь и поэтому так же высоко ценю я ее спасение. Скажи мне, чего ты желаешь, и, как бы ни было велико твое желание, я исполню его. Говори, Сади!

– Ты очень добра, принцесса, но я не желаю ничего, что ты могла бы исполнить.

– Как, у тебя нет никакого желания? – с изумлением спросила принцесса. – Ты так счастлив и доволен, что на душе у тебя нет никакого неисполненного желания? Это большая редкость! Или, может быть, твои желания настолько велики, что ты считаешь их превышающими мою власть? Неужели тебе нравится быть всю жизнь перевозчиком? Неужели ты никогда не завидовал башибузукам, черкесам? Неужели твое сердце никогда не билось сильнее при звуках военной музыки? Неужели при виде проезжающего мимо тебя аги тебе никогда не приходила в голову мысль надеть такую же блестящую форму? Неужели ты никогда не мечтал о славных военных подвигах, о том, как ты мог бы прославить свое имя и сделаться героем?..

– Да, да, принцесса! – вскричал Сади, и его красивые глаза ярко засверкали. – Ты возбуждаешь во мне мечты о славе!

– Ты не должен оставаться лодочником, Сади, – снова продолжала принцесса, увидев, что ее слова произвели сильное впечатление на красивого юношу. – Тебе суждено занять высокое положение в свете. В тебе кипит кровь героя! Замени весло дамасским клинком. Сбрось с себя красную куртку каикджи и надень военный мундир. Ты бесстрашно подвергал из-за меня опасности свою жизнь, посвяти же ее служению твоему отечеству, и я предсказываю тебе блестящую будущность!

– Я уже давно хотел быть солдатом, но Али-бей, к которому я обращался, не принял меня, так как не было места.

– Я сделаю тебя агой, капитаном моих телохранителей, и обещаю тебе в будущем почести и богатство; когда ты будешь офицером сераля, то моя воля даст тебе титулы и отличия.

– Остановись, принцесса! – вскричал Сади. – Я не хочу быть тебе обязанным за мое отличие. То, что ты мне обещаешь, я хочу заслужить сам. Я хочу быть обязанным только своим собственным заслугам!

– Ты горд, Сади, но твое требование еще более убеждает меня в том, что тебе предстоит великая будущность. Ты отказываешься от моего покровительства– хорошо! Ты будешь обязан своим успехам только самому себе, но ты должен согласиться на то, чтобы я дала тебе сначала возможность показать себя.

– Сделай меня солдатом, принцесса, и больше ничего!

– Завтра ты узнаешь мою волю, Сади, иди домой и жди; но ты должен иметь что-нибудь на память о своем подвиге, – сказала принцесса и, поднявшись с подушек, сняла с пальца кольцо с большим бриллиантом. – Возьми это кольцо в доказательство моей благодарности. Пусть оно напоминает тебе о принцессе Рошане и о том, что это кольцо обеспечит тебе во всякое время доступ ко мне.

– Ты слишком щедро наградила меня за ничтожную услугу, принцесса!

– Воспользуйся правом видеть меня, предоставляемым этим кольцом, – продолжала принцесса. – Я желаю видеть тебя время от времени и слышать, чего ты достиг. А теперь можешь идти!

Сказав это, она протянула Сади свою прелестную руку, украшенную дорогими кольцами, и подала ему кольцо. Сади опустился на колени и с жаром поцеловал протянутую руку. Принцесса благосклонно кивнула юноше и оставила со своими служанками комнату, в которой Сади еще продолжал стоять на коленях.

Сади поднялся на ноги; у дверей его ожидала та же самая прислужница, которая провела его в комнату; она отвела его обратно в переднюю и опустила за ним тяжелую портьеру. Когда Сади вышел на лестницу, то лицом к лицу столкнулся с греком Лаццаро, доверенным слугой принцессы. Казалось, что в эту минуту грек узнал в Сади того, кто ночью вырвал у него из рук его добычу, его жертву. Грек устремил на Сади взгляд, полный смертельной, непримиримой ненависти, но Сади прошел мимо к выходу, погруженный в мечты и надежды на будущее.

V. Черная Сирра

Поздно вечером в тот же самый день, когда незнакомец в золотой маске появился в развалинах у дервишей, в одном из домов Скутари у окна стояла бледная печальная девушка. Серебристый свет луны падал на вымощенный мраморными плитами двор и освещал девушку достаточно, чтобы мы могли узнать в ней красавицу Рецию. Совсем еще недавно она была так счастлива и беззаботна, а теперь! Отец ее, Альманзор, по словам людей, умер, и Реция даже не могла помолиться на его могиле, так как не знала, где она.

Реция была одна, оставлена всеми, потому что ее брат умер еще раньше, чем отец. Но, несмотря на горе, в этот вечер в сердце Реции мелькнула надежда. Аллах послал ей человека, благородное сердце которого она сразу поняла. Сади явился, чтобы спасти ее из когтей грека, и теперь образ красивого благородного юноши всюду преследовал ее. Любовь проникла в сердце Реции, и глаза ее, казалось, искали возлюбленного, а губы шептали его имя. Увидит ли она его снова? Станет ли он искать ее? Любит ли он ее так же, как она его?

Ночь уже наступила, а девушка все еще стояла у окна.

Дом находился в глубине двора, а двор отделяла от улицы высокая каменная стена. Везде было пусто и тихо.

Вдруг в тени домов послышался какой-то шорох. Невозможно было разобрать, что это такое двигалось и добралось до дома покойного отца Реции. Здесь это что-то остановилось. Вглядываясь пристальнее, трудно было решить, кто был остановившийся, так как он походил одинаково на человека и на животное; однако это неопределенное существо было одето в женское платье, а на голове его было покрывало.

Это существо добралось до ворот дома и стало в щель смотреть во двор. На дворе все было тихо. Странное создание некоторое время осматривало двор, затем неслышно скользнуло к стене, и тогда можно было ясно увидать, что у этого существа две необыкновенно длинные руки, которыми оно ухватилось за решетку, тянувшуюся по верху стены. С необыкновенной силой маленькое чудовище повисло на руках и затем в одно мгновение было уже на стене. Никакая кошка не могла бы легче взобраться, чем это существо, похожее на черного карлика. Перелезши через стену, карлик, похожая на гнома, подняла голову на окна дома.

Реция уже не стояла более у окна. Маленький черный гном постоял с минуту, оглядываясь и с видимым удовольствием вдыхая чистый воздух полусада, полудвора, в середине которого бил фонтан, окруженный благоухающими цветами. Затем он поспешно прокрался к двери и тихонько постучал. Карлик глядела в окна, точно знала, что в них должен кто-нибудь показаться. Она постучала еще раз, громче, тогда в окне снова появилась прелестная головка Реции. Лицо ее выражало испуг и озабоченность: кто бы мог стучаться к ней ночью?

– Реция! – раздался тихий голос. – Открой дверь, Реция, это я, Сирра!

– Ты? Ночью? – с удивлением спросила Реция. – Откуда ты, бедняжка? И как ты могла попасть во двор?

Стоящая во дворе показала на стену.

– Я перелезла через стену, – сказала она, – я должна была видеть тебя, Реция! Сойди скорее вниз и открой дверь, мне надо передать тебе нечто важное.

Голос говорившей звучал нежно и приятно, хотя в нем в то же время сквозил ужас.

Реция сошла и открыла дверь. Она несла в руках маленькую лампу, свет которой, упав на лицо пришедшей, осветил некрасивое лицо девушки. Реция взяла пришедшую за руку и ввела ее в дом, после чего двери за ними затворились.

Сирра была ростом не выше четырех футов, спина ее была сильно сгорблена, и в то время как остальные части тела были очень малы и неразвиты, руки выросли чересчур длинными. Голова, с которой Сирра, войдя, сняла покрывало, была также очень велика, а лицо, хотя девушке было всего четырнадцать лет, было так некрасиво, старо и темно от солнца, что прозвище Черная Сирра, или Черный Карлик, вполне шло к обладательнице его. Она с боязливой нежностью глядела на Рецию, которая обращалась с несчастной крайне ласково, так как знала, сколько бедняжка страдает от других.

– Ты так поздно пришла сюда из Галаты? – спросила Реция, предлагая Сирре сесть рядом с собою на подушки, но Сирра опустилась на ковер у ног красавицы, с восхищением глядя на нее.

– Я лучше сяду сюда и буду любоваться тобою.

– А знает ли мать Кадиджа, что ты ночью ушла сюда?

Сирра покачала головою.

– Нет, она этого не знает, – отвечала она. – Впрочем, она нисколько не стала бы огорчаться, что я подвергаюсь опасности, потому что когда я бываю больна, то она радуется, думая, что освободится от меня. Но она не должна знать, что я пошла к тебе. Она уже спала и не слыхала, как я ушла. Я еще застала одного перевозчика, который согласился переправить меня. Я должна была видеть тебя, чтобы предупредить и защитить от несчастья.

– Защитить меня? Бедное дитя, – сказала Реция, гладя черные волосы сидевшей у ее ног девушки, – ты ради меня подвергала себя опасности! Что, если мать Кадиджа проснется? Она по-прежнему дурно обходится с тобой?

– Ах, да, – прошептала несчастная, опустив голову, – она не может меня видеть, а ведь я не виновата, что так нехороша собой, не правда ли, Реция? Ведь ты же всегда добра ко мне, а мать Кадиджа постоянно зовет меня бранными именами; если она зовет меня Сиррой, как другие, то только тогда, когда накурится опиума.

– Как ты собираешься снова возвратиться в Галату?

– Это я еще и сама не знаю, но не бойся, Сирра сумеет придумать, как это сделать. Если не найдется ничего лучше, то я сумею сама переплыть на лодке без гребца, это совсем не трудно. Но выслушай меня. Ты подвергаешься большой опасности! Я не могла раньше прийти к тебе.

– Твои испуганные глаза беспокоят меня!

Сирра всплеснула руками.

– Вчера вечером к нам в Галату приехал один знатный господин, – продолжала шепотом Сирра, – хотя я не знаю, кто именно, потому что он был закутан! Мать Кадиджа выгнала меня вон, чтобы он не увидал меня и, как она говорила, не испугался бы при виде меня, я же тихонько спряталась в темном коридоре рядом с комнатой, в которой мать Кадиджа принимала знатного незнакомца.

– Ты хотела подслушать, Сирра, это нехорошо!

– Если бы я не подслушала, то не могла бы защитить тебя. Я предчувствовала несчастье. Мать Кадиджа ненавидит вас, и ее ненависть ненасытна!

– Я не думала, чтобы Кадиджа до сих пор не могла забыть, что…

– Она вас всех смертельно ненавидит, – перебила Рецию Сирра, – она хочет вашей погибели и не может никак насытить своей жажды мщения. Ты еще не знаешь Кадиджу – она ужасна. Но слушай дальше. Я прижалась ухом к двери и стала слушать. Я отлично слышала, о чем они говорили между собой. Знатный господин приехал для того, чтобы спросить объяснения появления змеи, которая попалась ему на дороге. Мать Кадиджа, вероятно, узнала посетителя, так как сказала, что змея – это твой отец, Альманзор, и что змею надо уничтожить!

– Ты еще не знаешь, Сирра, какое я получила печальное известие, – со слезами в голосе сказала Реция. – Мне сообщили, что мой отец, Альманзор, не возвратится.

– Не возвратится? Что же такое случилось?

– Он умер!

– О, какое горе! Какое несчастье! – вскричала Сирра, обнимая колени Реции. – Твой брат, Абдаллах, тоже умер. Но для матери Кадиджи этого мало, она не успокоится до тех пор, пока не уничтожит всех. Ты еще жива, она и тебя хочет погубить, Реция, и до тех пор не успокоится, поверь мне, пока не погубит и тебя. Беги, прошу тебя, – продолжала Сирра, с умоляющим видом протягивая руки, – беги, а не то мне придется тебя оплакивать. Я пришла затем, чтобы сказать тебе все это. Беги, а не то ты погибла!

В то время как Сирра говорила эти слова, ее верхнее широкое платье распахнулось и обнажило ее сильные руки.

– Что у тебя такое на руках? – спросила Реция, так как все руки несчастной были покрыты багровыми рубцами, то же самое оказалось на шее и на плечах Сирры, когда Реция, против ее воли, стала осматривать их. – Что случилось с тобой, бедное дитя?

Сирра опустила глаза и не отвечала.

– Я знаю, в чем дело, и без твоего ответа, – продолжала Реция. – Ты молчишь и терпишь, но эти шрамы говорят за тебя.

– Ах, ты так добра, так добра, – прошептала со слезами Сирра, стараясь скрыть их принужденным смехом, – я люблю тебя от всего сердца. Ничто не могло удержать меня, когда я узнала, что ты в опасности. В прошедшую ночь я не могла уйти, потому что Кадиджа не доверяет мне и заперла все двери, но я притворилась, будто ничего не слышала и не видела. О, как длинен показался мне сегодняшний день, Реция! Наконец наступила ночь. Мать Кадиджа снова заперла все двери, но одно окно осталось открытым, а ты знаешь, как хорошо умею я лазать и прыгать, когда хочу. Я выпрыгнула из окна…

– Спеши же скорей домой, чтобы Кадиджа не заметила твоего отсутствия, – сказала Реция, которая в это время смазывала бальзамом раны Сирры.

– Я знаю еще нечто, – прошептала Сирра. – Я знаю еще одну тайну, но я умру, если выдам ее. Ах, Реция, милая Реция, я знаю ужасную вещь! Я скажу ее тебе, но только одной тебе, никому больше. А теперь беги со мною отсюда, беги, умоляю тебя, пока еще не поздно.

– Не беспокойся обо мне, Сирра. Благодарю тебя за новое доказательство твоей привязанности, но я теперь не боюсь за себя!

– Не полагайся на свою безопасность. Ты также будешь жертвою мести.

– Иди! Возвращайся домой и ложись тихонько в постель, чтобы Кадиджа не узнала о твоем отсутствии. Я же не боюсь за себя. Я встретила одного благородного юношу, который защитит меня и которому я доверяюсь полностью.

– В таком случае я спокойна! – вскричала с радостью Сирра, поспешно поднимаясь. – В таком случае ненависть Кадиджи не повредит тебе. Я предупредила тебя и теперь уйду. Не бойся за Сирру, мне никто ничего не сделает. Спокойной ночи, Реция!

Девушка выпустила Сирру из дома, и та скоро исчезла в ночной темноте.

VI. Лейб-гвардеец

Мы оставили развалины дервишей в то самое время, когда все бросились искать Золотую Маску, появившегося в развалинах.

Могущественный глава последователей пророка, шейх-уль-ислам Мансур-эфенди, сам явился среди падавших перед ним ниц дервишей, чтобы убедиться, действительно ли Золотая Маска показывался в развалинах. Дервиши в беспорядке кидались то туда, то сюда, пытаясь обнаружить таинственную личность, которую великий муфтий, могущественный баба-Мансур, назвал своим врагом.

Все поиски были напрасны. Золотой Маски нигде не было! Старый шейх бросался туда и сюда, всех расспрашивал – он сам видел фигуру Золотой Маски и отлично узнал его. Караульный клялся, что он также ясно видел таинственного незнакомца, но тот исчез, точно вдруг сделался невидимкой. Поиски продолжались до утра, и даже на следующий день видно было, как несколько дервишей обыскивают развалины, но все было напрасно.