Декабристы и русское общество 1814–1825 гг.

Осмысление войны приобретало все более исторический характер. Это особенно заметно на примере «Обозрения проявления политической жизни в России» М. А. Фонвизина. Боевой путь Фонвизина начался в 1805 г. под Аустерлицем. В 1812 г. он командовал партизанским отрядом. В 1813–14 гг. принимал участие в заграничных походах. В сражение при Бар-сюр-Об был взят в плен. В дальнейшем принадлежал к умеренному крылу в декабристском движении и пользовался большим авторитетом. Свое «Обозрение» Фонвизин писал на рубеже 1840–1850-х гг. в Сибири[114]. Включая войну 1812 года в общий обзор русской истории, начиная с Петра I, Фонвизин отмечает ее не исключительный, а вполне закономерный характер, исходящий из общеполитической ситуации, сложившейся в Европе после Французской революции. «Все предвещало, – пишет он, – скорую и неизбежную войну с Францией – наступил 1812 год!». Вскрывая причины войны (несоблюдение условий Тильзитского договора, в частности континентальной блокады Англии, присоединение к Франции герцогства Ольденбургского и т. д.), декабрист отмечает, что Александр сам собирался «объявить Наполеону войну, которой желал сам русский народ»[115].

Однако Наполеон опередил русского царя, что лишь подтвердило неизбежность этой войны. Народной эта война, по мысли Фонвизина, является не только потому, что в ней принимал участие народ, но и потому, что она изначально соответствовала интересам русского народа. Ход военных действий Фонвизин излагает с максимальной объективностью, нигде не переоценивая военных способностей русской стороны. По его мнению, «нигде Наполеон не встретил такого упорного сопротивления, как в достопамятную кампанию 1812 года в России. Хотя наши солдаты уступали в той восторженной, пламенной храбрости в нападении, какою французы побеждали все европейские армии, но зато наши выигрывали у них непоколебимою стойкостию и упорством в обороне».

В своей оценке М. Б. Барклая де Толли Фонвизин, отдавая должное полководческим качествам и личному мужеству, показывает, что непопулярность Барклая была тем не менее вполне закономерна. «При всех достоинствах Барклая де Толли, человека с самым благородным, независимым характером, геройски храброго, благодушного и в высшей степени честного и бескорыстного – армия его не любила за то только, что он немец! В то время, когда против России шла большая половина Европы под знаменами Наполеона, очень естественно, что предубеждение против всего не русского, чужеземного, сильно овладело умами не только народа и солдат, но и самых начальников»[116]. И тем не менее Фонвизин подчеркивает, что именно Барклаю русская армия в первую очередь обязана своим спасением. «Главная его заслуга была та, что он, уклоняясь от решительного генерального сражения с Наполеоном, в столь продолжительное и трудное отступление беспрестанно угрожаемый неприятелем, который был гораздо сильнее его, успел сберечь армию, удержать ее в порядке и сохранить артиллерию, которая почти равнялась числом орудий с неприятельской и была в превосходном состоянии как в материальном отношении, так и по воинственному духу»[117]. Характерно то, что М. И. Кутузов не только не получает у Фонвизина столь высокой оценки, но в самом его назначении на должность главнокомандующего декабрист видит несправедливость общественного мнения, оказавшего давление на царя.

Осознание спасительного характера отступления в начальном этапе войны не могло сгладить в памяти мемуаристов тяжелой психологической травмы, нанесенной армии этим маневром. Александр Николаевич Муравьев, прошедший всю войну от Вильны до Москвы, а затем от Москвы до Парижа, хоть и писал, что «нельзя также не дивиться твердости характера Барклая де Толли, который, несмотря ни на что, хладнокровно продолжал свой план отступательной войны, которую, вопреки всем, признавал необходимою»[118], тем не менее в своих «Записках» главное внимание уделяет тому настроению, которое царило в отступающих войсках. «Хотя армия наша отступала в чрезвычайном порядке, – пишет мемуарист, – но у всех на душе лежало тяжкое чувство, что французы более и более проникают в Отечество наше, что особенно между офицерами производило страшный ропот». Далее А. Н. Муравьев приводит стихотворение одного гусарского офицера, выражающее «совершенно мнение и состояние духа образованной части нашего войска». Стихотворение это написано по-французски, что, в общем, неудивительно, так как автор принадлежал к той части русского дворянства, которой привычней и легче было выражать свои мысли по-французски.

Les ennemis s’avancent á g[ran]ds pasAdieu, Smolensk et la Patrie,Barclay toujours évite les combatsEt tourne ses pas en Russie.N’en doutez pas, car de son grand talentVous ne voyez que les prémices.Il veut, dit-on, changer d’un instantTous ses soldats en écrévisses![119].

Замена Барклая Кутузовым на посту главнокомандующего описывается А. Н. Муравьевым довольно скупо. Мемуарист лишь констатирует: «Кутузов, осыпанный благословением всей России и сосредоточивший в себе надежды всего государства, прибыл через Гжатск в Царево-Займище»[120]. Отсутствие традиционного при описании этой сцены развернутого панегирика в адрес нового главнокомандующего свидетельствует о том, что декабрист по прошествии времени понял смысл барклаевского отступления и не видел в действиях Кутузова каких бы то ни было отступлений от избранной его предшественником тактики.

Бородинское сражение также по-разному оценивалось декабристами. В. И. Штейнгейль в 1814 г., находясь еще в состоянии победной эйфории, писал о Бородинском сражении как о победе русских, причем явно приписывал Наполеону то, чего он никогда не говорил: «В первый раз он сам признался, что он разбит»[121]. В действительности же Наполеон так оценил Бородинское сражение: «Из пятидесяти сражений, мною данных, в битве под Москвой выказано наиболее доблести и одержан наименьший успех»[122]. Позже декабристы более сдержанно оценивали Бородино. П. А. Муханов, признавая бессмысленность сражения с военной точки зрения, писал: «Сдача Москвы без боя была мысль ужасная: нравственное состояние армии и жителей столицы того положительно требовали, хотя все выгоды дела должны были быть на стороне французов»[123].

М. А. Фонвизин считал, что Бородино всего лишь не было проиграно русскими. «Никогда Наполеон не встречал такого упорного сопротивления от войска малочисленнейшего его армии. Потеря с обеих сторон была неслыханная. Несмотря на все усилия Наполеона, русские ночевали на поле сражения – армия неприятельская так была расстроена, что не могла преследовать нашу, отступавшую на другой день к Можайску. Убыль в наших войсках была так велика, что полки, построенные в один только батальон, едва были заметны между длинными рядами пушек с их зелеными ящиками. Русская армия непобежденная отступила к Москве»[124]. Здесь все точно, кроме утверждения, что по численности русская армия значительно уступала французской. По данным Н. А. Троицкого, русская армия вместе с казаками и ополченцами насчитывала 154,8 тыс. человек, а наполеоновская – 134 тыс.[125]

А. Н. Муравьев также достаточно сдержанно оценивал результаты Бородинской битвы: «Бородинское сражение, хотя и не почиталось нами за победу, но мы не могли также считать себя побежденными, потому что правый наш фланг оставался на прежней позиции и даже ночью занял опять отбитую у нас Раевского батарею, и вместе с тем французы в ту же ночь несколько отступили»[126].

В 1839 г. вышло двухтомное описание Бородинского сражения Ф. Н. Глинки. В. Г. Белинский назвал эту книгу «народной в полном смысле этого слова»[127]. В ней Глинка на практике воплотил те требования, которые сам провозгласил почти четверть века назад в статье «О необходимости иметь историю Отечественной войны 1812 года». Это произведение написано воином, очевидцем и русским патриотом. Исторический, панорамный взгляд на важнейшее событие не только войны 1812 года, но и русской истории в целом сочетается с тщательным изображением деталей сражения, которые могли быть известны только его участнику и которые прекрасно вписываются в общую картину боя. Глинка мастерски меняет планы изображения от общегок среднему, от среднего к крупному и т. д. Благодаря этому его повествование приобретает напряженный динамизм и зрелищный эффект. Неслучайно автор неоднократно апеллирует к живописцам, как бы призывая при этом читателя мысленно перевести словесный текст в живописное полотно. Все изложение пронизано единой концепцией народной войны. Бородино в представлении Глинки является ярчайшим подтверждением этой концепции. Ненужное в строго военном отношении сражение было дано по требованию всего народа: «Мудрая воздержанность Барклая не могла быть оценена в то время. Его война отступательная была, собственно, война завлекательная. Но общий голос армии требовал иного. Этот голос, мужественный, громкий, встретился с другим, еще более громким, более возвышенным, с голосом России»[128].

Как военный, понимая правильность отступательной тактики Барклая, Глинка отдал ему дань памяти, описав его героическое поведение в ходе сражения. Посвященные Барклаю строки по своей художественности являются одним из лучших словесных портретов этого выдающегося военачальника и по праву могут быть поставлены в один ряд с пушкинским стихотворением «Полководец»: «Михайло Богданович Барклай де Толли, главнокомандующий 1-ю Западною армиею и военный министр в то время, человек исторический, действовал в день Бородинской битвы с необыкновенным самоотвержением. Ему надлежало одержать две победы, и, кажется, он одержал их! Последняя – над самим собою – важнейшая! Нельзя было смотреть без особенного чувства уважения, как этот человек, силою воли и нравственных правил, ставил себя выше природы человеческой! С ледяным хладнокровием, которого не мог растопить и зной битвы Бородинской, втеснялся он в самые опасные места. Белый конь полководца отличался издалека под черными клубами дыма. На его челе, обнаженном от волос, на его лице, честном, спокойном, отличавшимся неподвижностию черт, и в глазах, полных рассудительности, выражались присутствие духа, стойкость непоколебимая и дума важная. Напрасно искали в нем игры страстей, искажающих лицо, высказывающих тревогу души! Он все затаил в себе, кроме любви к общему делу. Везде являлся он подчиненным покорным, военачальником опытным. Множество офицеров переранено, перебито около него: он сохранен какою-то высшею десницею. Я сам слышал, как офицеры и даже солдаты говорили, указывая на почтенного своего вождя: “Он ищет смерти!”. Но смерть бежит скорее за теми, которые от нее убегают. 16 ран, в разное время им полученных, весь ход службы и благородное самоотвержение привлекали невольное уважение к Михаилу Богдановичу. Он мог ошибаться, но не обманывать. В этом был всякий уверен, даже и в ту эпоху, когда он вел отступательную, или, как некто хорошо сказал, “войну завлекательную!”. Никто не думал, чтобы он заводил наши армии к цели погибельной. Только русскому сердцу не терпелось, только оно, слыша вопли отечества, просилось, рвалось на битву. Но предводитель отступления имел одну цель – вести войну скифов и заводил как можно далее предводителя нашествия»[129].

Барклай не мог возглавлять подлинно народную войну, потому что он не был облачен народным доверием. Подлинно народным вождем мог стать только Кутузов. Кутузов у Глинки наделен высшей мудростью и народностью: «В простреленной голове его был ум, созревший в течение 70 лет; в его уме была опытность, постигшая все тайны политической жизни гражданских обществ и народов. Над ним парил орел, на нем была икона Казанской Божией Матери, сто тысяч русских кричали: “Ура!”»[130]. Кутузов всегда показан в окружении людей. Одно из его личностных качеств – это общительность. Он «веселонравен» и «шутлив». «К числу талантов его неоспоримо принадлежало искусство говорить»[131].

Антиподом Кутузова является Наполеон. Это человек, лишенный народности. Он «предводитель народов», но сам он давно утратил связь со своим народом. Он одинок и уже в силу этого обречен на поражение. Глинка рисует традиционный для романтической литературы портрет Наполеона, одиноко сидящего на коне на возвышенности. «Его взгляд – молния; но черты лица неподвижны, вид молчаливо задумчив»[132]. Наполеон самонадеян и недооценивает противника. На замечание Коленкура, что «русских скорее можно в землю втоптать, нежели в плен взять!», он отвечает: «Ну, ладно! Так послезавтра (26 августа) мы всех их втопчем в землю»[133].

Главным героем Бородинского сражения является народ. В этом Глинка предвосхитил историческую концепцию Л. Н. Толстого, который использовал «Очерки Бородинского сражения» для описания настроения русских солдат накануне Бородинского сражения в своем романе-эпопее «Война и мир». Капитан Тимохин говорит Пьеру Безухову: «Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку пить: не такой день, говорят»[134]

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Право на такое предположение дает, в частности, статья: Мироненко С. В. 14 декабря 1825 года. Восстания могло бы не быть [Электронный ресурс]. URL: http://www.1543.su/VIVOVOCO/VV/JOURNAL/RUHIST/MIRON.HTM (Дата обращения: 30.07.2015). Автор убедительно показывает, что восстания на Сенатской площади и Черниговского полка произошли в результате «исключительного стечения обстоятельств».

2

Лунин М. С. Письма из Сибири. М., 1987. С. 6.

3

Герцен А. И. Полн. собр. соч.: в 30 т. М., 1959. Т. 17. С. 322.

4

ОР РГБ. Ф. 233. Карт. 39. Ед. хр. 8.

5

Я ненавижу, милостивый государь, человека, который изменил своему королю и своей родине (фр.).

6

Муравьев-Апостол М. И. Воспоминания и письма. Пг., 1922. С. 19–20.

7

Декабристы в воспоминаниях современников. М., 1988. С. 103.

8

Розен А. Е. Записки декабриста. Иркутск, 1984. С. 189.

9

В разное время в разных иезуитских заведениях в России учились С. Г. Волконский, В. Л. Давыдов, М. Ф. Орлов – в пансионе у аббата Д. Ш. Николя в Петербурге; А. П. Барятинский, В. М. Голицын, Н. Н. Оржицкий, П. Н. Свистунов – в Петербургском иезуитском пансионе; А. С. Гангеблов, А. О. Корнилович – в Одесском благородном пансионе у аббата Николя; М. Д. Лаппа – в могилевском иезуитском пансионе.

10

Подробнее см. в главе 3.

11

Шебунин А. Н. Европейская контрреволюция в первой половине XIX века. Л., 1925.

12

Тынянов Ю. Н. Архаисты и Пушкин // Тынянов Ю. Н. Пушкин и его современники. М., 1968; Лотман Ю. М., Успенский Б. А. Споры о языке в начале XIX в. как факт русской культуры // Уч. зап. Тартуского ун-та. 1975. Вып. 358 (Труды по русской и славянской филологии XXIV).

13

Морошкин Михаил, священник. Иезуиты в России с царствования Екатерины II до нашего времени. СПб., Т. 1–2. 1967–1970; Самарин Ю. Ф. Иезуиты и их отношение к России // Самарин Ю. Ф. Сочинения. М., 1887. Т. 6; Lutterote H. La Russie et les jésuites de 1772 à 1820 d’après documents inédits. Paris, 1845; Tolstoy Dm. Le catholicisme romain en Russie. Paris, 1864. T. 2; Инглот Марек. Общество Иисуса в Российской империи (1772–1820 гг.) и его роль в повсеместном восстановлении Ордена во всем мире. М., 2004.

14

Rouët de Journel V-J. La compagnie de Jésuis en Russie. Un collège des Jésuites à Saint- Pétersbourg. 1800–1816. Paris, 1816; Ларионова Е. Судьба иезуитских школ в России в 1810-е годы // Россия Russia. Культурные практики в идеологической перспективе. Россия, XVIII – начало XIX века. М.; Венеция, 1999.

15

Архив братьев Тургеневых. Вып. 3: Дневники Николая Ивановича Тургенева за 1811–1816 годы. Т. 2. СПб., 1913. С. 202.

16

Пыпин А. Н. Общественное движение в России при Александре I. СПб, 1916. С. 347.

17

Семевский В. И. Политические и общественные идеи декабристов. СПб., 1909. С. 205.

18

Нечкина М. В. Движение декабристов. М., 1955. Т. 1. С. 107–108; Окунь С. Б. Русский народ и Отечественная война 1812 года // История СССР. 1962. № 4. С. 52–65; Фадеев А. В. Отечественная война 1812 года и русское общество // История СССР. 1962. № 6. С. 19–26; Шипанов И. Я. Отечественная война 1812 года и ее влияние на развитие общественной мысли в России // Вопросы философии. 1962. № 12. С. 75–78; Волк С. С. Исторические взгляды декабристов. М.; Л., 1958. С. 421; Павлова Л. Я. Декабристы – участники войн 1805–1814 гг. М., 1979.

19

Лотман Ю. М. Походная типография штаба Кутузова и ее деятельность // 1812 год. К стопятидесятилетию Отечественной войны. М., 1962; он же. Тарутинский период Отечественной войны 1812 года и развитие русской литературы и общественной мысли // Уч. зап. Тартуского ун-та. Вып. 139. Труды по русской и славянской филологии. VI. Тарту, 1963; Тартаковский А. Г. Военная публицистика 1812 года. М., 1967; он же. 1812 год и русская мемуаристика. М., 1980.

20

Отечественная война 1812 года и Освободительный поход русской армии 1813–1814 годов: Энциклопедия: в 3 т. М., 2012.

21

Декабристы в воспоминаниях современников. М., 1988. С. 107.

22

Там же. С. 104–105

23

Глинка Ф. Н. Письма русского офицера о Польше, Австрийских владениях, Пруссии и Франции, с подробным описанием Отечественной и заграничной войны с 1812 по 1814 год // Глинка Ф. Н. Письма русского офицера. М., 1987.

24

Пущин П. С. Дневник 1812–1814. Л., 1987.

25

Орлов М. Ф. Размышления русского военного о 29 «Бюллетене» // Орлов М. Ф. Капитуляция Парижа. Политические сочинения. Письма. М., 1963.

26

Штейнгейль В. И. Сочинения и письма. Иркутск, 1992. Т. 2.

27

Глинка Ф. Н. О необходимости иметь историю Отечественной войны 1812 года // Глинка Ф. Н. Письма русского офицера. С. 269–283.

28

Там же. С. 269–376.

29

Наиболее подробно о событиях 1812 года говорится в воспоминаниях С. Г. Волконского, А. Н. Муравьева, М. И. Муравьева-Апостола, М. А. Фонвизина, В. С. Норова, П. Х. Граббе, И. Д. Якушкина и др.

30

Муравьев А. Н. Сочинения и письма. Иркутск, 1986. С. 69.

31

Бестужев А. А. Сочинения: в 2 т. Т. 2. М., 1981. С. 422.

32

Из писем и показаний декабристов / под ред. А. К. Бороздина. СПб., 1906. С. 18.

33

Декабристы: Биографический справочник. М., 1988. С. 306.

34

Подробнее см. в следующей главе.

35

См.: Пущин П. С. Дневник 1812–1814. Л., 1987.

36

Там же. С. 87.

37

14 декабря 1825 года и его истолкователи. М., 1994. С. 283.

38

Пущин П. С. Дневник. С. 34.

39

Там же. С. 46.

40

Там же. С. 47.

41

Там же. С. 49–50.

42

Там же. С. 51.

43

Там же. С. 52.

44

Там же. С. 78.

45

Там же. С. 93.

46

Там же. С. 59.

47

Там же. С. 58.

48

Там же. С. 62.

49

Там же. С. 59.

50

Жилин П. А. Гибель наполеоновской армии в России. М., 1974. С. 188.

51

Пущин П. С. Дневник. С. 66.

52

Там же. С. 67.

53

Общую характеристику дневника и личности его автора см.: Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII – начало XIX века). СПб., 1994. С. 320–322.

54

Чичерин А. В. Дневник. 1812–1813. М., 1966.

55

Якушкину и Чичерину в 1812 г. по 19 лет.

56

Ср. у Пушкина: «Меланхолический Якушкин».

57

Чичерин А. В. Дневник. С. 35.

58

Незадолго до этого спора Чичерин признался: «Уже в 14 лет я перестал мечтать о том, чтобы стать государем; теперь я страшусь высокой власти» (Чичерин А. В. Дневник. С. 20). Ср. с дневниковой записью Н. И. Тургенева от 21 июля 1818 г.: «Ни за что теперь не хочу быть Г[осу]дарем» (Архив братьев Тургеневых. Вып. 5: Дневники и письма Николая Ивановича Тургенева за 1816–1824 годы. Т. 3. Пг., 1921. С. 143).

59

Чичерин А. В. Дневник. С. 36.

60

Там же. С. 18.

61

Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре. С. 320.

62

Чичерин А. В. Дневник. С. 131.

63

Там же. С. 17.

64

Там же. С. 47.

65

Там же. С. 156.

66

Коленкур А. Поход Наполеона в Россию. Смоленск, 1991. С. 110.

67

Цит. по: Орлов М. Ф. Капитуляция Парижа. Политические сочинения. Письма. М., 1963. С. 347.

68

Там же. С. 256.

69

Боровой С. Я. М. Ф. Орлов и его литературное наследие // Орлов М. Ф. Капитуляция Парижа. С. 273.

70

См.: Декабристы: Биографический справочник. М., 1998. С. 52.

71

Тартаковский А. Г. К изучению текста «Писем русского офицера» Ф. Глинки // Источниковедение отечественной истории. 1981. М., 1982.

72

Глинка Ф. Письма русского офицера. М., 1987. С. 3.

73

Там же. С. 3–4.

74

Там же. С. 6.

75

Там же. С. 8–9.

76

Троицкий Н. А. 1812. Великий год России. М., 1988. С. 226–227.

77

Глинка Ф. Письма русского офицера. С. 16.

78

Там же. С. 21

79

Там же. С. 16.

80

Там же. С. 10.

81

Там же. С. 22.

82

Тартаковский А. Г. Неразгаданный Барклай. М., 1994.

83

Глинка Ф. Письма русского офицера. С. 12–13.

84

Глинка Ф. Н. Избранные произведения. М., 1957. С. 117.

85

Глинка Ф. Письма русского офицера. С. 41.

86

Там же. С. 26–27.

87

Там же. С. 27–28.

88

Там же. С. 26.

89

Лейбниц.

90

Глинка Ф. Письма русского офицера. С. 23.

91

Там же. С. 272.

92

Там же. С. 274.

93

Там же. С. 279.

94

Штейнгейль В. И. Записки касательно составления и самого похода Санкт-петербургского ополчения против врагов отечества. СПб., 1915. Ч. 2. С. 183.

95

Тургенев Н. И. Дневники за 1811–1816 годы. СПб., 1918. Т. 2. С. 257–258.

96

Орлов М. Ф. Капитуляция Парижа. С. 62.

97

Там же. С. 63.

98

Волконский С. Г. Записки. Иркутск, 1991. С. 102.

99

Там же. С. 307.

100

Цит. по: Волк С. С. Исторические взгляды декабристов. С. 423.