Угонщики

Тот добродушно поблагодарил, сказав, что на эстраде Бальцев выглядит гораздо взрослее, чем в жизни и простился, даже не поинтересовавшись «творческими планами». Очевидно, настоящий Шура Бальцев был ему настолько до фени, что даже подозрительные обстоятельства получения автографа нисколько его не смутили. Дочура будет рада – и ладно!

Проводив взглядами удалявшуюся «Волгу», друзья нервно рассмеялись. Первым пришел в себя Тимофей.

– Ну и чего теперь делать? Дед-то сбежал…

– А что ты предлагаешь?

– Закроем этот гребаный шарабан, поймаем другую тачку и поедем ко мне.

– Хорошая мысль. Слушай, а чего этот мужик меня за Гальцева принял? Я всегда считал, что своим овалом «яйца» и улыбкой похож на Джона Леннона.

– Разве? А мне казалось, что на Мону Лизу… особенно, когда выпьешь лишнего и начинаешь также вяло и придурошно улыбаться.

Стоило друзьям вылезти из машины, как от их веселого настроения не осталось и следа. Прямо перед ними, свирепо взвизгнув шинами, остановился полицейский «воронок», из которого выскочили три полицейских и хозяин «Москвича».

– Все стоять, руки на капот! – гаркнул старший по званию, поводя висевшим на плече автоматом. Через минуту оба приятеля оказались закованы в наручники.

– Да что вы делаете? – вскипел Ромик. – Это же мы потерпевшие! Это же нас только что обокрали! Серая «волга», вон туда поехала!

– Действительно, товарищ лейтенант, за нами гналась «Волга», – весьма кстати подтвердил пенсионер.

– В отделении разберемся, – нехотя буркнул страж порядка, подталкивая Тимофея к машине.

– Пенсионер, удивленный тем, что его не взяли в качестве свидетеля, так и остался стоять возле своего «москвича», зато обоих друзей сноровисто погрузили в «воронок».

Совершив странную круговерть по ближайшим улицам и переулкам, «воронок» заехал в глухой тупик, где, несмотря на солнечный день, было мрачно, прохладно, пахло сыростью, мочой и в углу копошилась огромная крыса. Полицейские вытащили обоих друзей наружу и поставили их к стене, словно готовя к расстрелу.

– Прощай, друг! – с трогательной серьезностью решил пошутить Тимофей. – Прости, если что не так…

Однако Ромик оказался менее мужественным, а потому внезапно заорал на весь двор:

– Спасите, люди, убивают! – после чего получил прикладом в живот и согнулся в три погибели.

– Обыщите их, – скомандовал лейтенант, доставая сигарету и прикуривая.

Хищными коршунами накинулись его подручные на наших друзей и уже через пять минут перед начальником прямо на асфальте лежали ключи, зажигалки, сигареты, носовые платки, портмоне, мобильники, а также доверенность на имя Галины Васильевны Ложкиной.

– Где деньги? – разочарованно рявкнул лейтенант.

– Да я же говорил, что нас ограбили! – отчаянно воскликнул Ромик.

Тимофей молча смотрел на друга, покрываясь холодной пеленой самого скверного предчувствия. Однако когда их обоих заставили раздеться до трусов, и он увидел, что никакого пакета у Ромика нет, то почувствовал, как начинает медленно, но верно сходить с ума.

– Слышь, Петрович, – обратился к старшему один из полицейских, – а ведь у них в натуре бабла нет.

– Сам вижу, не слепой, – цикнул опер, немного подумал и добавил, – ну-ка снимайте штаны с трусами и приседайте.

– ЧЕВО? – удивился Ромик.

– Чево слышал! – не сбавляя яростных оборотов своей речи, громыхал полицейский. – Быстро штаны стягивайте.

– Так мы же в наручниках, – опомнился Ромик. Полицейский взглядом отдал приказ усатому сержанту снять наручники и выкинул недокуренную сигарету прочь. Когда друзья стягивали свои джинсы, Тимофей с жутью косился на Ромика больше всех. Особенно его интересовало место между ног. Но когда Ромик снял и трусы, Тимофей понял, что ему вообще ничего не понятно.

– Приседайте, да почаще! – командовал полицейский.

– Господи, что же это за наказание-то? – тихо бубнил Ромик, приседая без трусов. После того как друзья присели раз по пятьдесят, главный полицейский призадумался.

– По-моему они точно пустые, – предположил усатый сержант.

– Ты в этом уверен? – спросил опер.

– Вроде бы да, – засомневался сержант.

– Если вроде, тогда одевай гондон и проверь, как следует.

– Что значит «проверь, как следует»?! – обалдел Ромик.

– Вы что менты-извращенцы, что ли какие? – вырвалось у Тимы, чувствовавшего себя в тот момент полностью раздавленным. Сержант с недовольной гримасой достал из нагрудного кармана презерватив и разорвал упаковку. В этот самый момент зазвонил сотовый телефон Тимофея. На дисплее загорелось имя «Викуля».

– Кто это звонит? – поинтересовался опер.

– Моя невеста. Викой зовут, – дрожащим голосом произнес Тима.

Опер поднял сотовый и поднёс его к уху,

– Алё.

– Ну и где вы? – раздраженно спросила Вика. – От Тургеневской до дома двадцать минут езды! Где вы шляетесь, придурки?!

– Не волнуйся, Вика. Скоро твои герои прибудут в сохранности, но не в целкости. – Съехидничал старший полицейский и отключил телефон. Затем он продолжил, грубо обращаясь к молодым людям, – Вставайте на четвереньки, живо! Что я сказал?

Друзья молча повиновались.

Глава 8

Нелегко пришлось тогда Вике

Вика и Тимофей были знакомы уже два года, и все это время он активно растрачивал отцовское наследство. Мать Тимы вышла замуж за итальянца и уехала на Аппенины, когда сыну было всего четырнадцать лет, а отец, периодически страдая хандрой и запоями, умер от инфаркта несколько лет спустя. Выражаясь сухим языком завещания, наследство составила: а) двухкомнатная квартира на Ленинском проспекте; б) раритетный автомобиль «Чайка» черного цвета; в) кирпичный гараж; г) художественная мастерсая, недалеко от Зубовской площади; д) скромная одноэтажная дача по Калужскому шоссе в районе поселка Вороново.

Никто не знал, не догадывался, что Тима прячет в сердце недетскую обиду, даже боль, причиненную родной матерью, бросившей его – своего единственного сына безо всяких объяснений, ради своей очередной «любви». Спустя время из Италии стали приходить письма на его имя, но Тимофей безжалостно рвал их, не читая. Душа парня корчилась острыми приступами тоски – он запирался в ванной, включал громко душ и рыдал под ним часами… Но, для всех остальных он всегда оставался веселым парнем рубахой, готовым поддержать любую компанию и прийти любому на выручку.

Благодаря помощи родственников и друзей, Тимофей пошел по стопам отца, то есть закончил художественное училище памяти 1905 года и начал творить, обзаведясь знакомствами среди столичной богемы. Именно в ресторане Центрального Дома художников он и познакомился с красавицей Викой, пленившей его с первой же минуты.

Никогда в жизни Тимофей не встречал более совершенного существа, а потому, используя выражение героя одного культового телефильма, «влюбился как малолеток». Как ни странно, но эта писаная красавица оказалась не слишком неприступной, так что очень скоро они стали жить вместе. Пребывая в непреходящем восторге от их фантастического секса, Тимофей окончательно и бесповоротно сделался классическим «подкаблучником» – причем именно таким, каким его и хотела видеть Вика. Кстати сказать, она относилась к своему избраннику достаточно холодно, искренне полагая, что он должен быть счастлив уже тем, что ему разрешается ее обожать и удовлетворять всевозможные прихоти.

Когда ей захотелось американское манто из голубой норки, сапожки из кожи анаконды и золотые часики от «Longines», Тимофей, не задумываясь, продал отцовскую «Чайку» вместе с кирпичным гаражом. Дальше – больше. За машиной последовала и квартира на Ленинском проспекте, предоставленная деду Тимофея, как заслуженному скульптору и художнику СССР.

После продажи квартиры вместе со всей мебелью, Тимофею пришлось выписаться из Москвы и прописаться у себя на даче в Вороново. Затем он снял двухкомнатную квартиру во Всеволожском переулке за полторы тысячи долларов в месяц, купил навороченный «Jaguar» и брильянтовый гарнитур, состоявший из сережек, кольца, брошки и колье, за шестьдесят ТЫСЯЧ евро.

Естественно, что все это богатство надо было демонстрировать, поэтому начались бесконечные посещения ресторанов, казино, ночных клубов, не говоря уже о туристических поездках в комфортные и ухоженные европейские страны. При таком образе жизни доллары разлетались с невероятной скоростью, и вскоре их осталось всего-навсего три жалких тысячи.

Узнав об этом, Вика ужасно расстроилась. Она ведь уже собралась было выйти замуж за Тимофея и отправится в кругосветное свадебное путешествие, но разумно ли связывать свою судьбу с подобным голодранцем? Да уж, нелегко пришлось тогда Вике. Она даже проплакала минут двадцать или тридцать подряд, не в силах принять судьбоносного решения. То ли сразу бросить Тимофея и приступить к поискам нового спонсора, то ли подождать, пока этот спонсор не «нарисуется» сам собой? А вдруг этот жалкий лепила и мазила, который мнил себя Моне и Модильяни «в одном флаконе», сумеет прославиться и разбогатеть?

Тимофей, действительно, усердно работал у себя в мастерской, не брезгуя никакими заказами. Рисовал, лепил, выжигал и делал гравюры известных политических деятелей. Особенно удачно у него получались Ленин и Жириновский – вероятно потому, что оба были юристами, болтунами и авантюристами…

Не выдержав вида заплаканных глаз Вики, Тимофей решил всеми способами отсрочить надвигающуюся катастрофу и продать

«Jaguar». При этом он решил про себя, что потом, если потребуется, пойдет даже на преступление, лишь бы сохранить любимую девушку!

Глава 9

А теперь, объясни мне, пожалуйста… ГДЕ ДЕНЬГИ?!

Полицейские зажали головы друзей между коленами и усатый сержант, бубня себе что-то под нос, присел на корточки.

– Вот это продал машину… – не сдержался Тима, злобно косясь на Ромика, голова которого торчала сбоку от него.

– Всё будет чики-чики. – Прошептал он, затем скривил лицо и продолжил. – Только бы это достойно пережить. Ой, мама!

Ромик почувствовал, как мощные лапы сержанта раздвинули его ягодицы и что-то твердое, не очень толстое в диаметре и не очень длинное, зашло к нему в анальное отверстие. Это «что-то» покрутилось внутри прямой кишки по ходу часовой стрелки и вылезло наружу.

– У этого пусто.

Услышали друзья голос сержанта, после чего лицо исказилось у Тимы. Он молча перенес незапланированное обследование его анального отверстия, и после фразы усатого сержанта: «У этого тоже пусто», почувствовал, как колени полицейского разжались, а его голова обрела свободу. Сержант пренебрежительно стянул презерватив с указательного пальца, чванливо отбросив его в сторону. Затем вопросительно посмотрел на старшего опера и услышал в ответ,

– Хрен с ним, поехали отсюда.

Наконец, донельзя разочарованные менты, на прощание «повоспитывав» обоих друзей прикладами автоматов, укатили восвояси. Тимофей только этого и ждал, чтобы задать Ромику мучивший его вопрос:

– А теперь, объясни мне, пожалуйста… ГДЕ ДЕНЬГИ?!

– Козлы! Я вам этого не забуду! – крикнул вслед полицейским Ромик, поднимаясь с коленок. Затем успокоил друга, – Не волнуйся, в надежном месте.

– Это в каком же?

– Я успел сунуть пакет под водительское сиденье.

– Ты имеешь в виду «Москвич»?

– Разумеется. Так что теперь они нашему пенсионеру жопу греют. И это еще ничего – иначе бы их сейчас все ментовское отделение между собой делило.

Тимофей молчал, то краснея, то бледнея, и лишь судорожно сглатывал обильно выделявшуюся слюну.

– Да не переживай ты так, – успокоил Ромик, – номер я запомнил, бывший муж моей сестры гаишником работаем, так что адрес пробьем без труда.

– А как деньги заберем? Здрасьте, дедушка, мы у вас в машине кое-что забыли?

– Придумаем что-нибудь, а теперь давай по домам… Хватит нам на сегодня впечатлений!

– Всё из-за тебя.

– Ну-ну… – буркнул обиженный Ромик и первым отправился на выход из мрачного тупика. Пройдя несколько метров, он неожиданно остановился, повернулся и минорно пропел,

Новость дня была печальна,в N-ском переулке, среди бела днядва друга попали под анальный шмон…

Глава 10

Лучше помой мне ноги…

Услышав звук ключа, вставляемого в замочную скважину, Вика и бровью не повела, продолжая подравнивать ногти пилочкой. В комнате появился Тимофей. Он молча опустился на пол рядом с креслом, в котором восседала его возлюбленная, и преданно, по-собачьи, положил голову на подлокотник.

– Ну и? – надменно поинтересовалась Вика

Тимофей принялся рассказывать, стараясь не обращать внимания то на презрительное фырканье, то на пренебрежительно вскинутую бровь, а то и на откровенные оскорбления типа: «Ну и охламоны!»

– Вот собственно и всё, – закончил он. – Завтра Ромик узнает адрес этого чертового деда, мы сгоняем к нему и по-любасу заберем деньги, пусть даже для этого нам придется вскрыть его тачку консервным ножом!

– Считай, Бородин, что я тебе верю, – медленно, не глядя на него произнесла Вика, – но учти одно обстоятельство…

– Какое?

– Если завтра не будет денег, то не будет и меня – вот и всё.

– Клянусь, что…

Хватит, заткнись! Я устала тебя слушать тебя. Лучше помой мне ноги и сделай массаж.

– С удовольствием!

И, обрадованный столь пикантным поручением Тимофей, побежал в ванную. Вернувшись оттуда с тазиком теплой воды, он поставил его рядом с креслом и бережно опустил туда хорошенькие ножки своей возлюбленной. Затем уселся прямо на пол и принялся плавными движениями рук нежно водить намыленной губкой сначала по одной ступне, потом по другой. Покончив с этим, принес кувшин, ополоснул обе ножки и вытер полотенцем. После этого настала очередь массажа, для чего Тимофей намазал ладони ароматным кремом. Когда он перебирал ее розовые пальчики и почесывал пятки, Вика даже закрыла глаза, замурлыкав от удовольствия.

– Хочу, чтобы ты отвез меня куда-нибудь в Латинскую Америку, – принялась мечтать она. – Там мы возьмем напрокат «Кадиллак» розового цвета и поедем в горы. Остановимся в лесу, рядом с небольшим озером, из которого берут свое начало маленькие ручьи, сбегая с гор к океану. Я разденусь догола, войду в озеро и буду лежать на воде в окружении белых лотосов, глядя на порхающих надо мной стрекоз. Ты разложишь на поляне покрывало и раскроешь плетеную корзинку для пикников. Потом нальешь шампанское и подойдешь ко мне. Мы выпьем, а затем ты на руках вынесешь меня на берег. Сидя на горячих камнях, мы будем сохнуть в лучах уходящего солнца. Это ли не настоящий рай?

– Еще бы! – восторженно откликнулся Тимофей.

– Но для этого нам будут нужны деньги! – холодно напомнила Вика, после чего встала, сбросила с себя короткий халатик и принялась одеваться.

– Мы куда-то идём? – заинтересовался возлюбленный.

– Ты – нет, я – да.

– А куда ты собираешься?

– К Юльке съезжу, развеюсь. Надоели мне твои дурацкие проблемы, – Вика надела приталенный английский сарафан, делающий ее фигуру еще стройнее, и стала застегивать пуговицы.

Минут через пятнадцать, она хлопнула входной дверью, даже не поцеловав его на прощанье. Тимофей поник головой, но быстро взял себя в руки и отправился в душ. Переодевшись в свежую рубашку, шорты и сандалии, он тоже покинул квартиру и уверенно зашагал в сторону Зубовской площади, где находилась его мастерская. Ему нужно было работать, поскольку он обещал хозяйке галереи, что к завтрашнему дню закончит копию знаменитой «Аленушки» Васнецова.

И хотя для этого предстояло работать всю ночь, он думал об этом с удовольствием.

Правда, сейчас его обуревали мысли о пакете с деньгами, лежавшими под сиденьем старого «Москвича». А вдруг пенсионер случайно обнаружит этот пакет? Что он будет делать тогда – положит к себе на сберкнижку или отнесет в полицию?

Миновав Кропоткинский переулок, Тимофей свернул во дворы и подошел к старому четырехэтажному зданию, на последнем этаже которого притулилась его мастерская. Войдя внутрь, он с наслаждением втянул носом насыщенный запах масляной краски. Мастерская была небольшой и состояла из одной двадцатипяти метровой комнаты с двумя окнами, крошечным туалетом и маленькой душевой кабинкой. На стене между окнами висела дощечка с каллиграфической надписью: «Не так страшен черт, как состояние современного изобразительного искусства». Прежде, чем приступить к работе, Тимофей набрал на сотовом телефоне SMS-сообщение: «Викуша, буду работать всю ночь. Увидимся завтра утром. Целую, Тим» – и отправил его на номер своей возлюбленной.

Глава 11

Разобьюсь ведь на хрен!

В десять утра его разбудил звонок от Ромика, который порадовал следующим сообщением:

– Я только что узнал адрес и имя этого деда!

– Ну…

– Что, ну? Надо ехать прямо сейчас.

– Раз надо, значит едем!

– Ты где находишься?

– В мастерской.

– Я за тобой через полчасика заскочу. Пока.

Покинув жесткий топчан, Тимофей с удовольствием подошел к мольберту, чтобы полюбоваться на результат своего ночного бдения. И тут ему пришло в голову, что Аленушка очень напоминает Вику. Однако переделывать было уже поздно, да и сил не было. Кроме того, глаза покраснели от усталости, а голова гудела. Тимофей глянул на часы и, решив «немного полежать» до приезда Ромика, снова завалился на топчан. Заснул он практически мгновенно.

Но, даже погрузившись в витиеватые лабиринты сновидений, Тимофей продолжал бессознательно переживать вчерашние событиях. Ему снилось, будто он стоит у окна мастерской и смотрит вниз. Во двор заехала машина, однако это была не

Ромашкина «ОКА», а какой-то фантастический агрегат. Большие колеса, акулья «морда», ракеты по бокам и металлическая сетка вместо стеклянных окон.

Впрочем, и сам Ромик, лихо выпрыгнувший из этого монстра, выглядел просто сногсшибательно: огромный оранжевый «ирокез», кожаная куртка с сотней заклепок и молний, сапоги на высокой платформе и огромный револьвер за поясом. Не успел он помахать другу рукой, как невесть откуда выскочила банда налетчиков в длинных плащах, из-под которых выглядывали серые милицейские брюки с красными полосками.

Сразу после этого началась стрельба, причем пули носились по двору самыми замысловатыми траекториями, нарушая все законы баллистики, но зато сражая бандитов наповал! И так продолжалось до тех пор, пока победоносный Ромик не вскочил на гору трупов, чтобы лихо продуть дуло еще дымящегося револьвера и поставить ногу на подоконник мастерской.

Открывай окно, брателло! – крикнул он Тимофею

Тот повиновался, но в этот самый момент бандиты-оборотни неожиданно ожили и бросились врассыпную. Ромик выронил револьвер, но успел схватиться кончиками пальцев за подоконник,

Тимоха, выручай! – не своим голосом заорал он. – Разобьюсь ведь на хрен!

Тимофей схватил друга за запястья, но не удержал, поскольку за ноги Ромика тянул вниз сизоносый дворник, действительно напоминавший разгоряченного вождя мирового пролетариата. Затем они полетели вниз, во двор, который успел превратиться в бездонную тюремную пропасть, из черной дыры которой доносились мрачные стоны грешников-диссидентов, вся вина которых заключалась в критике президента. На лице Ромика застыла печальная гримаса, символизирующая собой невозможность победить коррупцию в силовых структурах, дворник же напротив злорадно смеялся. На память о друге у Тимофея остались его наручные часы, остановившиеся на цифре одиннадцать. И вдруг они зазвенели столь громко и пронзительно, что у него оборвалось что-то внутри.

Проснувшись от ужаса, он далеко не сразу сообразил, что герой его сновидений усердно названивает в дверь.

– Ты чего? Заснул что ли? – недовольно спросил Ромик, входя в мастерскую с большой спортивной сумкой.

– Ну да… – вяло отозвался Тимофей, украдкой взглянув на часы.

– Было ровно одиннадцать – вот мистика-то какая! – Кофе будешь?

– Какой ещё кофе? Нам пора выдвигаться!

– Пока кофе не выпью – я не человек, – голосом героя рекламного ролика решительно заявил художник.

– Ну тогда и мне сделай. – Ромик поставил на пол свою сумку, в которой что-то звякнуло, и плюхнулся в кресло-качалку. Затем достал сигарету, закурил и продолжил: – Во-первых, дед живёт в Черёмушках на улице Гарибальди. Во-вторых, машина записана на его имя. В-третьих, вот мой план действий…

Вволю повозмущавшись предложенным планом, Тимофей все-таки дал себя уговорить. После этого друзья спустились к машине, причем Ромик нес свою пресловутую сумку, а Тимофей – свеженаписанную «Аленушку».

Для начала они заехали в Центральный дом художника, на первом этаже которого находилась небольшая галерея с претенциозным названием «Жеманико», что означало всего-навсего сокращенное имя ее владелицы – Жеребцова Марфа Никодимовна. Это была одна из сотни московских галерей, арендаторами которых, как правило, являются бывшие художники или предприниматели с творческими наклонностями. Сама Марфа Никодимовна не могла долго засиживаться в душном помещении галереи, поэтому при первой возможности уезжала на пленэр, оставляя вместо себя некую Софью – худенькую, короткостриженную, плоскогрудую девушку, с большими карими глазами, любившую одеваться в стиле «милитари» то есть в грубые ботинки, майку с надписью «Army» и шорты цвета хаки.

Тимофей поздоровался и передал ей картину, после чего просительно добавил:

– Будь любезна, сказать хозяйке, чтобы оставила тебе деньги за эту мазню. Я за ними завтра заеду.

– Хорошо, – тихо ответила Софья, вскидывая на него задумчивые глаза.

Обрадованный художник пулей выскочил из здания, плюхнулся на сиденье рядом с Ромиком и скомандовал:

– Едем отбивать бабки!

Глава 12

Больше Владилен терпеть не мог

Когда Вика открыла глаза, стрелки настенных часов показывали три часа дня. Она потянулась, перевернулась на живот и широко зевнула, испытывая при этом самую настоящую негу. Так приятно было валяться на постели, зная, что никуда не надо идти, тем более – на какую-нибудь проклятущую работу. Как, интересно, живут те несчастные, которым приходится просыпаться по будильнику и целый день торчать в какой-нибудь конторе за какие-нибудь гроши? О Боже, да это же просто ад!

И какое счастье, что ей, Вике, с ее модельной внешностью ничего подобное не грозило! Вчера вечером у Юльки она встретилась с обворожительным мужчиной лет сорока. Когда-то они уже были знакомы, но легкомысленная Вика успела все забыть, кроме имени – Владилен.

О, это был настоящий джентльмен, который тут же пригласил обеих красоток в ночной клуб. Они приехали туда на его «BMW» и славно «зажигали» до пяти утра. Потом вернулись обратно к Юльке, чьи предки уже неделю катались по Европе. Владилен извлек из потайного кармана сигареты с марихуаной, и все трое тут же закурили. Затем окончательно обалдевшая Юлька позвала всех в джакузи.

– Почему бы и нет? – первой откликнулась Вика, скидывая свой сарафан. Оставшись в одних стрингах, она прошлась по комнате, демонстрируя великолепную фигуру, украшенную безупречной грудью.

– Ну ты, блин, и красотка! – заплетающимся языком позавидовала несколько полноватая подруга.

– Сама знаю! Как бы еще найти ценителя меня по достоинству, – после марихуаны Вика выражалась несколько коряво, однако Владилен прекрасно все понял.

– Считай, что ты его уже нашла! – пылко заявил он, не сводя с нее глаз.

Вика не переставала ходить кругами, очерчивая искусные пируэты вокруг журнального столика. Юлька решила хоть немного привлечь внимание единственного джентльмена, для чего разделась догола и принялась выделывать такие выкрутасы своей толстой задницей, что больше Владилен терпеть не мог.

– Кто там обещал джакузи? – заорал он, яростно сбрасывая штаны и рубашку.

В центре просторной ванной комнаты с зеркальным потолком и искусственной пальмой при входе находился треугольный микробассейн, наполненный прозрачной, обильно бурлившей голубой водой. Владилен по-прежнему не сводил глаз с Вики, так и не решившейся снять свои белые стринги.

Юлька заметила это и начала активно его домогаться, пустив в ход не только руки, но и губы, для чего ей пришлось даже пару раз нырнуть. Наконец, Владилен все-таки возбудился, причем не столько от стараний бесстыдной Юльки, сколько от разгоряченно-лукавых взоров Вики, чью руку он положил себе на грудь.

Впрочем, Юлька была настолько невменяема, что отпихнула подругу в сторону, взгромоздилась на слегка опешившего Владилена и приступила к столь бурным «скачкам», что вода стала плескаться через край. Тому оставалось только смириться и лишь косить глазами на притихшую Вику, представляя себе, что он занимается любовью именно с ней… Он, галантный распутник, с самой юности не слушавшийся иных шпор, кроме своих желаний и иных законов, кроме своих капризов, всегда считал примером для подражания циничного Дон Жуана. Владилен шагал по жизни, по женским душам, словно по устланным цветами коврикам, уготованным ему развратом. Он искренне считал, что лишь расширяя сферу своих вкусов и фантазий, лишь жертвуя всем во имя сладострастья, несчастное существо, известное под именем человек, против его воли брошенное в эту унылую вселенную, может суметь взрастить несколько роз на шипах жизни.