Полная версия
Всё, что исхожено…
Но вообще-то здесь у нас для того, чтобы джунгли расчищать, специальные приезжие есть. Из Пакистана или из Бангладеш. У них обе руки действуют, да ещё и как! У меня их немало перебывало, ещё с тех пор, как я не вырубать свои джунгли собирался, а засаживать. И равных им в земледельческих работах ну просто нет. Помню, тесть мне рассказывал, как во время войны не было в армии лучших землекопов, чем узбеки. Видимо, у азиатов это просто в крови.
Ну вот, перед приездом любимой подруги (оговорюсь сразу, чтобы кто-то не подумал увести повествование в неправильное русло: калужская подруга – это моя названная сестра, а не что-то другое). Такую длинную вставочку в скобках я сделал, что и забыл даже, что хотел сказать.
А, ну да, – перед приездом калужской подруги я обзвонил всех «узбеков» пакистанского или бангладешского разлива (натуральных узбеков здесь не водится). И все они, представьте, были чем-то заняты или вовсе поменяли место жительства.
В общем, подругу я встретил в прежнем состоянии моей убогой латифундии. К этому времени как раз уже и система автополива вышла из строя, и я, показав гостье, как пользоваться шлангом, отбыл куда-то на две недели. Я вообще всё время куда-то отбываю.
По возвращении на родную Кипрщину я с удовлетворением убедился, что джунгли стали ещё гуще. Поливальщица смело продиралась в самые кущи – оказывается, она сразу по моём отъезде договорилась с их кровожадными обитателями, что будет отдавать им свой обед, потому что хочет похудеть, и они её тут же полюбили. Так что, вернувшись, я обнаружил гостью сильно похудевшей. И тут же возобновил поиски азиатских садовников. Но всё мы как-то с ними, с азиатскими садовниками, не совпадали. То они заняты, то я не готов их видеть.
В общем, через два месяца гостья уехала в родную Калугу, так и не увидев красивого сада. За это время в доме перебывало ещё много гостей (дней без гостей у нас, как пасмурных дней на Кипре, – штук двадцать в году).
И вот тут-то мы совпали по фазе с неким бангладешцем. Я ведь почему ещё их, этих кипрских «узбеков», люблю – они работают очень быстро. Ну, столько работы за пять евро в час переделают, что я и за неделю за все деньги мира не сделаю. Бангладешца звали неблагозвучным для английского уха именем Девил. Потом-то он мне признался, что его зовут совсем по-другому, но сейчас я склонен думать, что только такого имени он и заслуживает. Я показал ему фронт работ, а сам отправился на второй этаж разъяснять свои пожелания мастерам по поливу, которые тоже случились, на беду, в этот же день. И вот я объясняюсь с киприотами на смешанном языке из английского, греческого, бровей, рук и ног, и тут поднимается к нам Девил. Поднимается и спрашивает:
– Масса! А хотите, я и деревья заодно обрежу? Я поначалу удивлялся такому обращению вместо привычного мне и одному знакомому пролетарию титула «сэр», но, вспомнив романы про быт английских колонизаторов в Африке, с удовлетворением согласился на такую кличку.
– Конечно, Девил, делай, как знаешь, – пробормотал я и вернулся к демонстрации своих инженерных навыков несмышлёным ирригаторам. Потом поднялся на третий этаж, чтобы оценить фронт работ в верхнем саду (у нас сады на каждом этаже).
Спустился вниз – и тут мне ударило в глаза небывало яркое солнце. Я очень удивился: ведь оно давно уже забыло дорогу к нашему дому. Не сразу понял, в чём дело, а поняв, упал и, не пытаясь подняться, просто скрёб землю обгрызенными ногтями, пытаясь закопаться поглубже, чтобы не видеть…
Этот чёртов дьявол из Бангладеш, оказывается, остриг все мои деревья до состояния палочек с пупырышками.
Я дополз таки, шепча слабым голосом слова невесть откуда взявшейся в голове молитвы, на верхний этаж, до жёнушки, и молвил ей, как старик из сказки:
– Теперь твоя душенька довольна?
Она вышла на балкон, окинула взглядом окрестности и удовлетворённо заметила:
– Вот теперь неплохо, но можно и ещё…
В слезах я скатился обратно вниз. А тут ещё на беду не вовремя вышедший из запоя мой друг Мичурин случился. Подходит такой уважаемой походкой кандидата сельхознаук, по-гурмански отхлёбывая из своей бутылочки, но вдруг останавливается и роняет бутылку из правой руки:
– Это… что?.. Это… кто?!..
Чуя недоброе, я кинулся к нему – вязать руки. Он вообще похлипче меня, и я с ним справился, но он стал плеваться, стараясь попасть в юного бангладешца. Порой ему это удавалось, и тогда Мичурин истерически оглашал какие-то свои не очень приличные планы насчёт всех живых и умерших родственников несчастного азиата. Вся эта речь не поддавалась адекватному переводу на любой из существующих языков, поэтому, чтобы не портить рассказ, я отправил его домой.
– Что-нибудь ещё, масса? – оживился после ухода Мичурина сатана в человечьем обличье.
– Иди наверх и вырви там всю травку, – чтобы избавиться от него, пробормотал я. – Только деревья не трогай!!!
Но он до отхода наверх ещё успел спросить, не муслим ли я. Я удивился его проницательности и поинтересовался, как он это понял. Не из того ли, что Аллах запрещает убивать слабоумных, а я, наступая себе на горло, следую этой заповеди? Нет, говорит, я услышал, как вы свою дочку зовёте – Амина. Хорошо, говорю, но имей в виду, что мне как твой, так и остальные боги, все по барабану (что означает последнее словосочетание, мне неведомо, но – красиво).
От всего пережитого, увиденного и услышанного я сел в машину и отъехал в магазин. Там, будучи убеждённым противником пьянства, купил только пива, десять бутылок. Вернулся, загружаю приобретённое в уличный холодильник, и – тут как тут мой новоявленный садовод:
– Масса, а вы дадите мне одну бутылочку, когда я закончу работу?
– Бутылочкой бы тебе дать, – пробормотал я по-русски угрюмо, но по-английски просто согласился.
Запасшись парой-тройкой пива в качестве противоядия, я поплёлся вслед за бангладешским резником на третий этаж. Там сразу нашёл себе дело, чтобы он у меня был под присмотром, – жена уже года два вспоминает, что я хотел собрать купленный четыре года назад шатёр.
И вот идиллическая картина: я пытаюсь совладать с шатром, инструкция по сборке которого давно истлела от времени и дождей, Девил уничтожает всё живое вплоть до мантии Земли. Тут поднимается к нам моя жёнушка, несёт сэндвичи, – дескать, перекусите, работнички дорогие.
Мы, забыв свои дела, тут же кинулись на зов. Я вгрызся в предназначенное мне, Девил тоже было с удовольствием схватил сэндвич, но, разглядев этикетку, тут же отбросил. Оказывается, там свинина была. Я ему простодушно предложил помочь – съесть всю колбасу из его бутерброда, на что он ещё возмущённее замахал руками, дескать, если там свинина, то весь бутерброд обесчещен. И доходчиво объяснил мне, что если свинина даже просто лежала рядом с тем, что ты собираешься употребить, то это всё уже тоже можно выбрасывать на помойку.
– Харам! – торжественно молвил устроитель садового геноцида. (А харам в переводе с древнеармянского на древнегреческий – это грех).
– Харам?! – задыхаясь от возмущения, переспросил его я. – А пить пиво, которого мне и самому мало, – не харам?!
– Харам, – согласился юный злодей, – но оно мне очень для здоровья полезно.
Услышав такое, я не стал спорить, а поспешил за своей баночкой. Выкушав её, отметил, что здоровье моё, действительно, поправилось. Ровно настолько, чтобы не промотыжить благочестивого собеседника в мелкий бефстроганов, а ограничиться крупными шашлычными формами. Но кетмень Девил предусмотрительно не выпускал из рук, а своим ржавым секатором я мог разве только попортить его одежду.
Мичурин
В пятницу звонит мой Мичурин, весь такой официальный и неприступный, и сухо говорит, чтобы в ближайшую неделю я его не беспокоил. Мичурин – это такой наш местный Тимирязев, совершенно обезумевший на почве садоводства. Меня мои друзья несколько лет назад с ним познакомили, полагая, что мы с ним очень будем друг друга дополнять, и теперь я не устаю о нём писать.
И вот звонит Мичурин и говорит, что все ему надоели и он уезжает на неделю. Я по простодушию не понял всей торжественности момента и спросил, а куда, собственно, ты собрался, когда у тебя кошек полон дом, и двор, и близлежащие улицы до самого моря. А он мне отвечает трагическим голосом, что, мол, неважно и вообще это не твоего ума дело.
– Ну, ладно, – зевнул я, – вернёшься – звони.
А через два дня вдруг снова звонок от Мичурина:
– Ты чего делаешь?
– Жду, когда через неделю ты вернёшься.
– Давай съездим в Лидл?
Лидл – это у нас с ним тут магазин есть один любимый немецкий.
– Давай, – не удивляясь его раннему возвращению, говорю я.
И мы поехали. Дорогой Мичурин мне рассказал, что в пятницу машина сбила Гучика, его самого любимого кота. И как он с фонариком искал Гучика повсюду, ещё не зная о свершившийся трагедии. И нашёл в пятидесяти метрах от дома мёртвого, на обочине. Или Гучик сам отполз от дороги, умирая, или его сбившие отнесли в надежде, что кот ещё поправится.
Мы уже подъехали к магазину, а Мичурин всё ещё не закончил рассказа:
– Я его по квартире всегда с фонариком искал. Он, наверное, привык к этому свету и не испугался света фар.
Я нашёл место на паркинге в тенёчке и выключил двигатель. Я не перебивал кошколюба, и он не ждал моих комментариев. Только один раз он обратился ко мне с вопросом:
– Хочешь, я тебе одну притчу расскажу?
Я хотел, и он рассказал. Я, вообще, плохой пересказчик анекдотов и притчей, но попробую поделиться.
Один человек очень любил свою собаку. И она его тоже очень. Когда человек этот умер, его похоронили, и собака пришла на его могилу и лежала на ней, пока тоже не издохла от голода и горя.
И вот они оба попадают на небеса, а там сразу двери перед ними с названием «Рай». То есть, это, видимо, неплохой был человек, если ему сразу райские врата предъявляют. Обрадовались они и ринулись в эти двери. Но там привратник стоит и ладошкой их останавливает:
– С собаками нельзя!
Пригорюнился недавно усопший и спрашивает:
– А куда можно с собаками?
Привратник махнул рукой на другие двери, без вывески. Пригорюнились друзья, и пошли туда. А там тоже привратник сидит. Наш законопослушный человек на всякий случай спросил, можно ли сюда с собаками. Да, можно, оказывается.
– А здесь у вас ад? – упавшим голосом спросил бывший собаковод.
– Нет, здесь у нас рай, – сидя на скамеечке, ответил ему привратник.
– Да как же, рай у вас вон там!
– Нет, не смотрите на вывеску, там у нас как раз ад.
Мичурин с трудом дорассказал притчу и залился неутешными слезами. Я тоже не мог сдержать эмоций, хотя, казалось бы, почему? Притча, конечно, хороша, но ни кот мичуринский мне родным не был, ни балаболка Мичурин не должен бы был меня так растрогать. А может быть, меня тронуло то, что душа его, избитая и испитая, так и осталась доброй по-детски?
Мы ещё посидели немного в машине на лидловском паркинге и уехали. Чего мы в этом Лидле не видали?
А сегодня мы с Мичуриным в дым разругались.
Дело в том, что Мичурин очень любит разные эксперименты с растениями, и здесь я ему даю полную волю. Потому что я добрый и демократичный. Он тоже не злой, этот Мичурин, как его прозвали в православном Кипре, хотя в миру он совсем даже Олег Валеев. Правда, не демократичный, в отличие от меня. И он всё время пытается насадить автократию в моих владениях. А мне это в тягость, поэтому я решил выделить ему для его фантазий отдельное поле.
У меня тут за забором поля расстилаются, не знаю чьи. Ну, я их и начал потихоньку осваивать. Ненавязчиво и даже с застенчивой улыбкой. Вначале парочку хиленьких деревцев воткнул, потом небольшой огородик, совсем несерьёзный, к деревцам присовокупил. Киприоты не то, чтобы возмущались – недоумевали, как это у меня сад-огород на чужой земле плодит. Я тоже удивлялся их наивности, а потом плюнул. Засадил ближайший к моему забору гектар и стал точить свою мотыгу для дальнейшего. И одно поле, особенно полюбившееся Мичурину, подарил ему широким царственным жестом. Ну, не то чтобы подарил – разрешил ему сажать там всё, что он захочет. Мичурин был безумно рад, и я не стал ему говорить, что это поле он мог бы не брать у меня в пользование, а сам бы мог его захватить.
Воодушевившийся Мичурин сказал, что он там зимний огород для начала сделает – дело-то ведь к зиме. Он там посадит исключительно зимние культуры – редечку, редисочку, капусточку – он недавно из Греции потрясающие семена привёз – ну и прочий там укроп, лучок, петрушку. А в лето уж только тыквы, дыни и арбузы. Я не возражал. Конечно, конечно…
И вот вчера он сделал первую посадку. Пьяный от счастья, вина и пива, он заставлял меня смотреть, какие красивые рядочки салата, сельдерея и петрушки у него получились. Он дотемна их сажал, поэтому я не только петрушку с сельдереем не мог увидеть уже, но и самого Мичурина только на ощупь.
И вот сегодня утром. Я вообще рано встаю, но мой птичник ещё раньше. И они, не дожидаясь папы, перелетают через забор и бродят по близлежащим гектарам. Благо, забор курятника это последний забор на их пути – гипертрофированно развитая совесть не позволяет мне на чужих территориях своими заборами злоупотреблять. Уж очень я совестливый человек. Поэтому мои индюки и утки идут далеко и кушают всё, что попадается на их пути. Не потому, что я совестливый, а потому, что забора нет. Причём, они предпочитают подальше от уже оккупированных нами территорий отойти, справедливо полагая, что у себя дома они и потом всё поесть успеют, а вот чужая пшеница много слаще. И вот попался им дорогой мичуринский участок. Дорогой попался, в смысле, что мимо шли.
А Мичурин сегодня собирался чесночок высаживать. И главное, я уже ничего исправить не успеваю. Грядки мичуринские пустые, как жизнь не любящего книги человека, и я лихорадочно придумываю, что ему рассказать – про тайфун, неожиданно обрушившийся на наше поле, или про вообще тщетную жизнь.
Пришедший весёлый Мичурин быстро потерял свою весёлость. И сказал обо мне нехорошо, что было несправедливо – ведь это же не я его посадки повыклевал! Потом в течение дня он, расчищая почву для новых грядок, ещё несколько раз сказал обо мне нехорошо. К вечеру он стал просто невыносим. Я человек добрый, за что и страдаю всю жизнь. А добрые люди, они такие – их злить нельзя. Все это знают и избегают того, чтобы меня злить. Но Мичурин был очень расстроен и рубежа не заметил. Рубеж был взят, и я громким голосом предложил Мичурину пойти по известному адресу, если он не хочет, чтобы я располовинил его бестолковушку его же мотыгой. Обиженный Мичурин стал собирать весь садовый инвентарь, что он натаскал ко мне за несколько лет. А я вернулся к компьютеру.
Сидя за компьютером, я слышал, как выносит к воротам свое многочисленное имущество мой сумасшедший агроном, но не пытался ему помочь. Потом всё стихло, и я подумал даже, что он ушёл домой пешком. Но ещё чуть погодя я увидел, как он снова поднимается на второй этаж сажать замоченный вчера в гумате чеснок. Я отходчивый и вышел к нему. Он сказал, что чеснок не виноват и до завтра он сгниёт, намоченный. Я ответил, что крупный сорт надо сажать в одну грядку, а мелкий – в другую, чтобы потом не перепутать. Он не спорил.
Потом мы спустились вниз промочить горло, хотя и наверху оно у нас не просыхало. Мичурин захотел почитать мне свои стихи. Он их пишет блокнотами, тетрадями, километрами. Я ему много раз говорил, что стихов не люблю, но он мне всё равно их читает.
А ещё он очень любит мультфильмы. Самые примитивные, самые детские, и я их скачиваю для него из интернета. Приготовил как-то для него целую коллекцию мультиков про Тома и Джерри, которые я сам с удовольствием смотрю, особенно ранние. Потому что они гениальные, по-моему. Гениально нарисованы – мимика, пластика, юмор. Но Мичурин категорически потребовал удалить эту гадость с его жёсткого диска! Оказывается, он терпеть не может этих мультфильмов из-за того, что там Тома всё время обижают.
И вот сейчас обиженный за Тома и за себя Мичурин предложил мне свои стихи, а я согласился. В этот раз мне стихи его показались. Отчасти, наверное, потому, что я ни за что, ни про что его обидел. Отчасти потому, что читал он по своему блокноту в очках с толстыми линзами и при этом ещё с лупой. Потому, что он – слепой вообще-то, мой Мичурин. В этом он достиг таких же высот, как в алкоголизме. Или даже в агрономии.
Фикус
Нет, я его сегодня всё-таки убью.
Изо дня в день откладываю этот момент, но знаю, что всё равно придётся. И Мичурин говорит: будь же ты мужчиной! Я уже в стволе и дырочки просверлил длинным сверлом, чтобы до самой сердцевины. Осталось только яд залить, но я каждый день откладываю.
Этот фикус я посадил пять лет назад совсем тоненьким хиленьким прутиком. Чтобы его ветром не поломало, к нему была привязана тростиночка бамбука. И я мечтал о том, как я его буду поливать, как он у меня разрастётся и крону его я буду обрезать точно по периметру веранды, чтобы нещадное солнце пяди моего тучного тела не увидело, выпивающего на свежем воздухе в шезлонге.
Но сначала строители дома забетонировали всю веранду целиком, хотя накануне я им сказал, чтобы они оставили ямку для дерева. Они покивали, дескать, да, да, как вам будет угодно, сэр. Но забыли, конечно. Увидев результат, я приказал брать отбойный молоток и сделать то, что их просили. Они сначала в отказку, мол, невозможно это и вообще нельзя, и жёнушка моя была с ними солидарна. Но я был непреклонен. И они бедняги полдня потом ломали тридцатисантиметровую толщу бетона. Веранда хоть и на втором этаже, но под ней земля, ибо избушка наша к горе приделана.
Жена была против, чтобы я сажал тут плодовое дерево, чтобы не убирать бесконечную грязь от упавших перезревших фруктов. Да я и сам хотел, чтобы здесь росло что-то вечнозелёное. А главное быстрорастущее, чтобы успеть дождаться времени подрезки лишней кроны. Поэтому цитрусовые тоже пришлось исключить, и остался только фикус.
В прошлом году крона моего фикуса совсем уж было покрывала всю веранду, но приехала моя чересчур самостоятельная тёщенька, а мы с женой на беду куда-то уехали. И в чёрный час звонит жене её подруга и говорит, чтобы она меня подготовила, а то со мной удар случится по приезде, ибо деятельная не в меру тёщенька мой фикус пообпилила до формы корабельной мачты. Чтобы дерево солнце не загораживало, а то зимой холодно. Тёща как раз зимой у нас была и почему-то не подумала, что зима у нас два месяца, а остальное – лето. А может, и подумала, но чего не сделаешь, чтобы любимому зятю приятное сделать, потому что и зимой-то у нас лучше от солнца под фикусом прятаться.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.