Садово-парковый пейзаж

Садово-парковый пейзаж

стихотворения

Андрей Драгунов

© Андрей Драгунов, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Когда сквозь ветки смотришь на луну…»

Когда сквозь ветки смотришь на луну,то кажется – она как будто рядомс твоим окном… Сентябрьскую игруведёт листва за школьною оградой.И в свете полуночных фонарей,то бишь луны и звёзд, сквозь ветки сада,вдруг замечаешь, что идут быстрейчасы, которым никуда не надоуже спешить… О, суматошный век!Часы бегут, как школьник на поверку —успеть к уроку. Старый человекспешит к автобусу, протискиваясь в дверку,как в лучший мир, где сухо и тепло,где листья сквозь деревья пропускаютполночный свет, и оттого светлов подлунном мире. Осень наступает.Сентябрь 1 2012 г.

«Что тебе не сидится дома – тепло и сухо…»

Что тебе не сидится дома – тепло и сухо.География комнаты изучена, как по нотам,до чернильного пятнышка. Чайник на кухне глухоухает, добавляя к твоим заботамещё и это. Деревья в окне, как мачты —только парус сдулся, и облако как-то мимо.И твоё отражение в пыльном стекле маячит,точно пестик в колоколе – молча и сиротливо.И спасение только – уткнутся лицом в подушку.Может быть, это выход, чтоб не бежать из дома.Или из репродуктора старый романс послушатьв исполнении той, кто была тебе так знакома.Или лучше выпей из холодильника водки —лучше не будет, но маленькое помутненьетолько на пользу. Осенью день короткий —оттого-то все мысли путаются от волненья…Сентябрь 2 2012 г.

«Я пытался уехать из города, где я родился…»

Я пытался уехать из города, где я родился,но, в конечном итоге, всегда возвращался обратно,как воскресное облако, смяв за неделю границысвоего пребывания в дальних краях, вероятно.И как смятое облако в поисках лучшего неба,я скитался в чужих городах, торговал на базаре,побирался у храма… И с коркою чёрствого хлебаспал в обнимку, боясь, чтоб его не украли.И теперь я вернулся. Прошло, вероятно, полжизни…Никого не осталось, кто был мне действительно дорог.И под ноги слетают, жару пережившие, листья…Скоро кончится год, и покроется инеем город.Сентябрь 3 2012 г.

Стул

Вот старый стул – и больше ничегоо нём не скажешь… Выцветшая кожа,протёртая по центру, как окнов глухой стене, лишь выглядит моложе.Как много лет он у того окнавстречал гостей, упершись спинкой в стенку,страдал вместе с «наездником», когдаона кричала что-то про измену… —свою или его – не разобратьхранителю той самой старой кожи —ведь рядом колченогая кроватьих разговор о жизни подытожит,и всё расставит по своим местам.А стул в углу, свидетель откровений,возле окна читает по губамслучайной птицы, как легки мгновенья,как краток век!.. И что ему стоятьв своём углу, за запылённой шторойуже не долго, что, увы, летатьему не суждено… – лишь разговорыо том о сём – его простой удел.В окно увидишь только часть картины,что дополняет лишь обилье телв его объятиях, но даже половинаиз них не видит, как он постарел,как выцвела обивка, стёрлись ножки —он просто стул для сохраненья тел…Ну, может быть, свидетель… – так немножко.Сентябрь 6 2012 г.

Дом на улице Чайковского

Я блуждал в старом доме, в котором нет места словамот обилия мебели. Лампа в сплошной паутинесветит так, что не видно углов – только чёрный провал,точно чёрный квадрат на одной популярной картине.Здесь, наверное, даже и призрак не смог бы найти,где находится дверь, или лучше окно с облаками,чтобы путь оказался короче – земные путине всегда достоверны… И даже хорошая памятьиногда не спасает от вымысла, как ни крути.Как ни пробуй протиснуться между диваном и стулом,чтобы выйти из комнаты… Стрелки рисуют кругипребывания в доме – так долго, что даже уснуламоя тень в самом дальнем от лампы углу,где, наверное, раньше хозяин сидел, молчаливоозаряя пространство, в котором, как в старом стогу,не отыщешь иголку – она где-нибудь сиротливозатерялась под ножкой… Но вот – пробивается светсквозь закрытые ставни, и тень поспешила вернутьсявосвояси. И в дальнем углу, где хозяина нетуже больше полвека, лишь столик с расколотым блюдцем.Сентябрь 6 2012 г.

Покидая Италию

Как-то медленно отходит от вокзаласкорый поезд. На расплавленном перронетри старухи. Ты тогда ещё сказала,что они как будто чья-то совесть,заблудившаяся в длинных коридорахКолизея, не найдя домой дорогу…Я курю, дым тонет в разговорах.Поезд движется обратно понемногу.Сентябрь 7 2012 г.

Продолжение сна

…война, действительно, закончилась сегодня,и воины, сложив свои пожитки,спешат домой, чтоб посчитать убыткиот подвигов, в которых тьма Господняскрывается, как в домике улитка —до времени, пока в свою дудуне протрубит «снегирь» полувоенный,полугражданский… Дети на бедуещё не выросли… Сказал какой-то пленный,что это навсегда – вести войну.Сентябрь 8 2012 г.

Перемена места

Поезд выстукивает «славянку» —на прощание. Утренняя прохладазаставляет кутаться спозаранкув тёплые вещи, а кто-то рядомспит под простынкой – тепло и сухо.Чайная ложка в изнеможеньебьётся в стакане. Храпит старухана верхней полке, но без движения.Как-то немыслимо пахнет чаем —в поезде это особый случай —за пригоршню мелочи необычайновкусное варево – запах тягучий,смешанный с запахом воблы и водки,варёной картошки и старых ботинок…Если поездка и будет короткой,то хватит надолго дорожных картинок.И хватит торговок на старом перроне,вся жизнь для которых – бегущие мимовагоны. И ты – наблюдатель в вагонеим машешь, прощаясь, почти что учтиво.А после, как будто бы в вечную стужувгрызаешься в только что купленный завтракхолодный, сырой, несолёный к тому же,но поезд всё дальше уходит на запад,и высказать что-нибудь – лишь отраженьюв заляпанном, пыльном вагонном окошке…Старуха храпит, но опять без движенья.В стакане болтается чайная ложка.Сентябрь 9 2012 г.

Козлиная песня

На поле остались раненые – заботыза шумом победы… Восторженные убийцыоткрывают шампанское… Все карты крытысвежей закуской. Почти счастливые лица.Знал бы он, поднимая отряд в атаку,чем всё кончится, видел бы эти лица,лёжа сейчас в грязи и, как царь Итаку,вспоминая деревню, но свидеться не случится —ни ему, ни сотням других, кто в холодной лужеостывает под гром салюта и звон медалей…но грядущая скоро немая стужавсё прикроет простынкой до обозримой дали.Сентябрь 9 2012 г.

«Проснувшись утром, видишь за окном —…»

Проснувшись утром, видишь за окном —белым-бело – от снега не от светаот фонарей. Хотя ещё темнодолжно быть… С наступлением рассветавсе краски переходят в белый цвет.Лишь чёрный остов спиленных деревьевмаячит на снегу. Холодный светих освещает – фонари, как в перьях,стоят в снегу – немыслимый пейзажв начале осени – на юге в это времязаполнен отдыхающими пляж,и переполнены туристами селенья.В саду наполнен соком виноград,свисает с веток, падая на землю…Молчит под снегом, опустевший сад,и я смотрю на голые деревья.Сентябрь 10 2012 г.

«Когда огонь, израненный дождём…»

Когда огонь, израненный дождём,не угасает до последней капли,глядишь и думаешь о чём-то о своём,о жизни, что кончается, не так ли…О том, что рано облетевший сад,как дом, оставленный хозяином до срока,где даже тени меж ветвей глядятобиженно и как-то одиноко.О том, что жизнь уже не на двоих,как было раньше – частые потериродных и близких, что среди живыхуже не встретишь… И в конце неделиприходишь в старый опустевший дом,где с потолка холодная водичкакропит полы, и думаешь о том,что это не последняя страничкав твоём писании… И что не навсегдахолодный дождь с потрескавшейся крыши,и, может быть, прозрачная водалишь для того, чтобы на углях слышать.Сентябрь 12 2012 г.

«Когда я был в саду, то вдруг увидел…»

Когда я был в саду, то вдруг увиделв окне знакомый силуэт того,кого лет десять как не слышно имясреди живых. В распахнутом пальтоон был таким, каким его я помнюв те времена, когда мы по холмамбродили с ним, и даже тьма Господняещё тогда не угрожала нам…Теперь он там, откуда только тенью,иль силуэтом за моим окномнапомнить о себе, в недоуменьивсех оставляя, будто за бортом…Теперь, когда, став поселенцем неба,он вдруг приходит в мой холодный дом,я накрываю рюмку коркой хлебаи думаю о нём, как о живом…Сентябрь 12 2012 г.

«Я слышал звук, проснувшись этой ночью…»

Я слышал звук, проснувшись этой ночью,как будто мыши прогрызают пол,но звук из-за окна был, был корочеи вдруг исчез, как спрятался под стол,как в детстве мы. Похожий на пластинку,заезженную старою иглой —звук жил недолго, будто половинкаот целого… и как-то сам собойон растворился и в ночное небо,туда, где звёзды преграждают путь,отправился, где, точно крошки хлеба,рассыпаны созвездья – как-нибудь…Я вслушивался в ночь, но только эхоночного звука где-то в глубинеещё звучало… будто бы уехалон навсегда, оставив эхо мне.Сентябрь 13 2012 г.

«Осень считает дни, оставшиеся до зимы…»

Осень считает дни, оставшиеся до зимы.Ветер гонит с полей несобранный урожай.Ночи опять длинней и долговечнее сны…А сваренный утром кофе, больше похож на чай.Сентябрь 14 2012 г.

«Осень приходит так, как под утро снег —…»

Осень приходит так, как под утро снег —быстро и как-то боком, вдоль стенки дома,пока не успел проснуться, покуда следтак не заметен на белом, но по-другому.Но пока под утром колдует в саду листва,укрывая землю от будущего мороза —сны продолжают сниться, пока слова —Милый мой, в школу… – звучат не вполне серьёзно.Сентябрь 15 2012 г.

«За окном квартиры снова дождь…»

За окном квартиры снова дождь.Мокрый город ещё спит. Под утросладки сны. И утренний галдёжне сбежавших птиц ежеминутнов сны вплетается, как будто навсегдаэтот дождь и звук его по крыше.На асфальт сбежавшая водас чердака – всё тише, тише, тишепо бордюрам, по ступенькам – вниз,к озеру, что будто чья-то памятьсохраняет отраженья лиц,точно зеркало, которого рукамине потрогать, не разбить об пол…Медленно водичка меж деревьевпробирается, цепляется за ствол,будто за соломинку, в кореньяхсогревается и дальше – в тёмный лес,к озеру, где небо с облакамиотражается, и где из всех чудес —тишина, как зонт над головами.Сентябрь 17 2012 г.

«Звон с колокольни завершает день…»

Звон с колокольни завершает день.Автомобиль под звук из магнитолытанцует вдоль забора, только тень,как будто бы не с ним. А светофоры,как продолженье длинных, длинных фар,в чьём свете гибнут мотыльки и мошки…И даже если ты не слишком стар,передвигаться лучше по дорожке,держась за поручни. Ещё одна средакончается, как вторник, как субботав конце концов – банальная игракалендаря… – ненужная работа —пометка времени – оно всегда вчера,как вымысел о том, что не случитсяс тобой, или с другими – никогда.И это может только сниться… Сниться.Сентябрь 17 2012 г.

Из писем к…

Как в средней школе тянется урок,тянулись дни. Я выходил из дома,стараясь, покидая свой мирок,не попадаться на глаза знакомым —так износился мой домашний видс костюмом вместе и рубашкой в клетку —от клетки так порой в глазах рябит,что хочется сменить её разметкуна тонкую полоску, но листыв тетради тоже с клетчатым рисунком.И даже если по утрам чисты —напоминают о тюрьме, как будто,в которую попал… Который годкрою словарь, надеясь на победув борьбе с бумагой, но, увы, исходсловесной битвы даже мне не ведом.Я будто бы на волю отпустилвсех голубей почтовых, но в конвертене письма о любви – печаль вложил,надеясь в тайне, что не все мы смертны,и кто-нибудь прочтёт тетрадный лист…Туда, вослед, за голубиной почтойдойдёт не голос даже – только свист,размноженный в тетради многоточьем.И может быть тогда, средь облаков,где обитает разве только ветер,«запутавшись в скоплении стихов,я тень знакомую мне встречу»…Сентябрь 19 2012 г.

«Я ехал за город, к друзьям, на выходной…»

Гости съезжались на дачу.

А. С. Пушкин.Я ехал за город, к друзьям, на выходной.Как будто бы погода обещалахороший день. И никакой другойприличной мысли не было с началамоей поездки. Я смотрел в окно —пейзаж знакомый, но немного разныйв любое время суток, как кино,что узнаёшь по сокровенным фразам.Из репродуктора какой-то баритонуныло напевал про вечер в мае —любимая, такая же, как он,была несчастна… Часто прерываемсюжет был объявленьями в пути —короткими и рваными. Дорогаопределяет, видимо, пунктирсловесной массы в поезде, с порогав котором место есть всему на свете,включая о великом разговор,и о сгоревшей к завтраку котлете.Я вышел в тамбур покурить, покаещё не запретили это делатьв общественных местах, пока рукадержать способна сигарету смело,не опасаясь форменных подруг,что ходят по две, видимо, от страхапопасть впросак за эту ерунду —и месс влажней под кителем рубаха.Я докурил. Мой силуэт в окнетерялся в дыме, мной же окрылённымв означенном пространстве на землеи становился призрачно-вагонным,как разговор с соседом по душам…На станции опять сменились люди,заняв вокруг свободные места,всё замостив, как в миске жирный студень.Мне было ехать ровно полчаса.Я задремал, стараясь прислонитьсяк оконной раме. Милые местамелькали за окном. Чужие лицапод стул колёс мой занимали сон,как лавки в поезде, со мной не церемонясь —так, видимо, заполненный вагонвлияет на людей. Ни с кем не ссорясь,Я вышел на перрон. Минуя лес,дошёл до дачи. Бабушки с грибамивстречались мне – их слабый интереск моей персоне объясним местами,где дачники утаптывают грунт…Я подошёл к забору – было тихо.И, кажется, здесь никого не ждут.Лишь пёс мне рад, хвостом виляя лихо.Сентябрь 21 2012 г.

Одному композитору

Он пил от боли и от пустоты,что поселилась в нём… В конце неделион, распрямив помятые черты,сдавал посуду, ту, что не успелиприбрать другие. Выходя во двор,он прятался за редкие деревья,стараясь не попасть под разговорсоседок вместе с яблочным вареньеми внуками. Банальная игра,как догонялки с собственною тенью —сбежать подальше, скрыться со двора,не дав соседкам шанс для выступленья.Так шли недели, полные тоски.Он часто уезжал в соседний городиграть на свадьбах. Ночи короткив начале сентября, подстать которыми эти свадьбы… Он играл для них,стараясь не забыть движенье пальцевпо клавишам, в движении рукискрывая неуверенность скитальцапо нотным знакам, как в чужих краях,где раньше обитал, как будто дома,не путаясь ни в мыслях, ни в словах,ни в знаках, что с рождения знакомы…Теперь он стар и кажется емунет дела больше до оркестра в яме,но иногда ночную тишинуон слушает, как будто точно знаетв ней каждый звук. Как будто бы онаодна способна с ним договоритьсяо вечности… И бледная луна —единственный свидетель – будет снитьсяему под утро. Медленно во дворвползает солнце. Сонные соседиведут свой ежедневный разговоро яблочном варенье – всю неделю.Сентябрь 22 2012 г.

«Уже который год не выхожу из дома…»

Уже который год не выхожу из дома.Лишь иногда в киоск за хлебом и вином,за пачкой сигарет с наклейкой про саркому —как хорошо, что мир кончается окном,где выцветший пейзаж с той стороны – не рядом.И мёртвая листва не залетает в дом.Ворона сквозь стекло своим дотошным взглядомвысматривает, что творится за окном.Я с ней делил свой хлеб. Крошил на подоконник,но ветер уносил другим её обед.За это на меня ворчал наш старый дворник,а я через стекло кивал ему в ответ.Так проходили дни, недели… Улетелав конце концов, ворона. Возможно, навсегда.На выцветший пейзаж вслед и зима слетела.А я опять смотрю на это из окна…Сентябрь 24 2012 г.

«В соседнем доме хоронили старика…»

В соседнем доме хоронили старика.Три человека рядом, у подъездао нём печалились. Один издалекаприехал, видимо – следы от переездана нём остались. Пыль всегда есть пыль,как ни отряхивай… Старик в простой рубахе,без пиджака, лежал. Должно быть, былон не сторонник – что ему от прахахорошей ткани. Голая Душа —всё, что осталось, да вот эти троеу дома, где он прожил неспешапочти что век и даже был героемочередной неназванной войны.Как назовут потом – другое дело.Он отдал всё для маленькой страны,которую любил так неумелои так по-детски. И она сполнаему отвесила – квартирой в этом доме,где всё и кончилось. И даже не виднауже луна в его дверном проёме…Поспешно гроб поставили в авто.И эти трое, примостившись рядом,и четверо, как будто бы в пальто,закутались в железную ограду.Сентябрь 26 2012 г.

«Я отправил обратно тебе твои письма. Прочти…»

Я отправил обратно тебе твои письма. Прочтикак-нибудь на досуге, что ты написала когда-то,разметав по странице полжизни, где, как ни крути,в каждой строчке – один, я один был во всём виноватым.Я теперь на другом континенте, но даже сюдаиногда долетают слова в полосатом конверте,что опять я во всём виноват, что сплошная бедаот того, что рассталась со мной на другом континенте,где сплошные ковбои и мысли, как счётчик в такси —чик-чирик – новый цент опрокинулся в чью-то копилку,но не скажешь водителю лихо, как дома – Вези! —всё равно не поймёт – он с другой части света. В обнимкув пресловутом кафе, допивая разбавленный ром,с новым boy`ем, прочти свои письма, как раньше – на памятьи, наверно, сожги, оставляя багаж за бортом,как ненужную кладь на таможне, что не пропустили.Сентябрь 27 2012 г.

Сентябрь

Если мне доведётся испить эту чашу до дна… —дописать бы строку и сказать предпоследнее слово,не лишившись рассудка, или, как в просторечьи – ума,направляясь туда, где для встречи давно всё готово…Может быть, в тех краях, повезёт, и я встречу того,кто мне так нашептал, кто отвесил мне полною меройна короткую жизнь, чтобы было, как в старом кино,где прибытие поезда тонет в натянутых нервах,ожидающих чуда, как в вымысле белых страниц,что до первого росчерка ручки живут ожиданьем,или даже предчувствием, что среди множества лицвдруг найдётся одно и прервётся бумаги молчанье.Может быть, когда кончится осень, и выпадет снег,я успею ещё расписаться на белых снежинкахчёрной веткой, упавшей под ноги… Как короток век! —и особенно осенью в жёлто-зелёных картинках.Сентябрь 28 2012 г.

«Когда в огне сгорает ветка ели —…»

Когда в огне сгорает ветка ели —остаток новогодней жизни – утром,соседи, выспавшись, качают на качеляхсвоих детей, ворча ежеминутнона время суток – слишком, слишком рано.В огне иголки плавятся как будто.Смола вчера на краешек диванастекала с ёлки, застывая мутнойслезой на память. И остаток ночиона смотрела на огни на ёлке,что утром выгорают между прочими высыхают, как в огне иголки…Сентябрь 28 2012 г.

«Ночью, когда почти что сойти с ума…»

Ночью, когда почти что сойти с умаот тишины, зарываюсь лицом в подушку,теребя простыню, оставшуюся без тебя,как холодное зеркало трогаю. Ночь в душузаползает сумрак, стекаясь по всем углам,как вода из крана, как вымысел – той же ночью,доводя до абсурда возможность сойти с ума…Только ночью жизнь оказывается короче.Сентябрь 30 2012 г.

«О, бессчётный гербарий, спрятавшийся в лесу!»

О, бессчётный гербарий, спрятавшийся в лесу!Только осень знает, как короток век у листьев,только ветер знает, куда их потом снесутна поживу земле холодной, но в этом смыслечеловек сгодится не хуже, чем вся листва —на прокорм цветочкам и прочим банальным мыслямо величии замысла… И выцветшая травадополняет пейзаж, готовый расстаться с жизньюв середине осени. Капает мелкий дождь,размывая картину, как кисточкой по бумаге.И раскисшим утром уже никуда не дойдёшь,добавляя к дождинкам ещё и солёной влаги.Октябрь 2 2012 г.

Как будто осень…

Вместо осени – как бы опять продолжение лета.Будто пальцами кто-то цепляется за подоконник,покидая квартиру до срока. Дымит сигарета,как листва за забором, что жжёт похмелившийся дворник.Как бы время уже холодов, но природа покудане спешит расставаться с теплом, как с любимым подруга.Если прав был синоптик, вопя про возможное чудо,то, возможно, ещё не замёрзнет под снегом округа.И успеют ещё переехать все птицы подальше,где тепло календарное и не зависит от чудаили той болтовни, о которой написано раньше…Солнце греет. Синоптик вопит про движение круга.Октябрь 3 2012 г.

«Ночью в городе тихо, как будто бы в рот воды…»

Ночью в городе тихо, как будто бы в рот воды…Звук, едва появившись, сползает на дно канала,где среди жизни стираются все следы,как в холодном зеркале, ночью под покрывалом.И ночное зеркало чёрной, как смоль, водызаполняет улица – минус квадраты оконс их попыткой выжить и избежать беды.И спасение где-то рядом, но как-то боком.И вода сползает безмолвно к твоим ногампо холодному камню, стараясь его разрушить,добавляя жизни глухим ко всему ночам…Отдавая должное только бессмертным душам.Октябрь 4 2012 г.

«Вот и осень кончается. Снова безденежье. Ветер…»

Вот и осень кончается. Снова безденежье. Ветернаполняет карманы холодным шуршаньем листьевс облетевших деревьев. В ближайшее время не светитничего от издателя – жизнь коротка в этом смысле.И подруга шепчет, что больше ко мне ни шагу,ни полшага даже. «Не в этой, – сказала, – жизни»…Я курю на диване, в который, как в землю, лягу,но со сроком как-то тянет пока Всевышний.И отсюда все мысли о воле, о лучшей доле,о небесном царстве с кисельными берегами…Но пока бумага терпит мою историю,я курю на диване, и дым в потолок кругами.И покуда осень ещё не совсем остыла,залетая в окно остатками чахлых листьев,вспоминаю лето с подругой, что так любила,а теперь осталась лишь тенью в бредовых мыслях.Я сижу на диване, глотаю осенний воздух.Облака качаются вместе с забором веток.Наслаждаюсь жизнью, что выдана мне, как пропускбез конечной даты, но, видимо, есть она где-то…Октябрь 5 2012 г.

«На вокзале пусто. Дремлющий полицейский…»

На вокзале пусто. Дремлющий полицейскийвыпускает пар – нежарко в безлюдном зале.Отражение в мутном стекле семействанапоминает о том, что не все сбежалив тёплые страны. В билетной кассеза отсутствием мест – только пыльный островиз рекламных листовок. К бумажной массебольше злобы и ненависти, чем вопросов.Никуда не уехать. Остаётся торчать с семействомв полутёмном зале, согревая своим дыханьемколоннаду вокзала с дремлющим полицейским,наслаждаясь ненужным уже расписаньем.Октябрь 6 2012 г.

«…в пустом кафе за длинной стойкой бара…»

…в пустом кафе за длинной стойкой бара.В такое время мало очевидцевтвоих страданий. Ночь не пересталав залапанном окне ещё клубитьсяи продолжается уже без фонарей,но с редкими прохожими. Куда-тоспешат субботним утром тем быстрей,чем выглядят смешней… и виновато.И как-то боком в собственный подъезд,где лампочка висит в колечках дыма,где вещи собраны, как будто переездуже сегодня – странная картинасубботним утром… Ты в пустом кафеглотаешь кофе с чёртиком в стакане.Не то что пьян – немного под шафе.С дрожащими от холода руками.Октябрь 6 2012 г.

«Последний трамвайчик от пристани в 20.00…»

Последний трамвайчик от пристани в 20.00.Потом или вплавь или крюк в 32 километра.Или на берегу ночевать, как когда-то Ассольв ожидании алого паруса с новым рассветом.Мы, наверно, успеем с тобой забежать на корму,и последний трамвайчик доставит нас в город обратно,а иначе, «сгорев от стыда», лучше я утону,опустившись булыжником мокрым на дно, вероятно.Октябрь 8 2012 г.

«Крашеной известью пеной переливается речка…»

Крашеной известью пеной переливается речка.В октябре только яркие краски имеют смыслна сером фоне. Где-то над лесом пасущаяся овечкапробуждает к жизни забытые с возрастом мысли.И в таком пейзаже думаешь, что недолгоуже мучить каблук, нащупывая дорогуили что-то подобное. Липнет к спине футболка —последнее солнце «греет» ещё понемногу,отступая только перед лиловой тучей,что, как толстая тётка перекрывает выходна свежий воздух. И как бы на всякий случайоставляешь мелочь на блюдце. Холодным дымомтянет с участков, готовых к зиме как будто…Воображенье рисует заснеженный дачный островсредь голых полей. Новым октябрьским утромпросыпаешься дома, и не задаёшь вопросов,ожидая рассвета… Можно, конечно, кофе,если осталось, сварить на холодной кухне,нарисовать на вспотевшем стекле незнакомый профиль,от чего, по идее, должно становиться лучше…Но в окно, сквозь профиль, опять заползает туча,липнет к рукам, как брошенная жвачкана скамейке в парке. Опять становится скучнона белом свете… Такая вот незадача.И овечка опять сбежала. Опять над лесомничего, что хоть как-то могло бы спасти картинусередины осени… Гербарий хрустит под прессоммусоровоза, собой удобряя глину…Октябрь 9 2012 г.

После получения почты…

Я сидел на стуле не в силах пошевелиться.Почему-то казалось – земля из-под ног куда-то…Потому-то, наверно, слеза не смогла скатитьсядальше складки у носа и замерла виновато.Я смотрел на вещи, разложенные у двери —это всё, что осталось: тетради, блокнот – на выбор,да ещё карандаш в стакане – в конце неделиты его позабыл, собираясь поспешно в Выборг.Ты хотел уехать на время – забыть обиды…Да, действительно, время лечит. Порой успешно…Так, наверно, в салоне красотку обмажут глинойи в конце сеанса она как бы вновь безгрешна.Ты хотел на время, а выпала снова вечность.И уже не спросишь – кто так замостил дороги…И откуда ветер… но все облака навстречу.И в холодной жиже опять утопают ноги.Я смотрел на вещи у двери и мне казалось —смерти нет, наверное, покуда доступна память.Карандаш в стакане, тетради… – какая малость,может быть… но тронь только их рукамии услышишь голос. Не шёпот уже неслышный,различимый только, когда затихает ветер,и морозным вечером тише в подвале мыли —видно знают, что этой зимой ничего не светит.Я услышу твой голос, и, может быть, даже почтапереправит весточку, будто и нет разлуки…Посмотри в почтовой корзине – так, между прочим —там конверт с пометкой – умершему… прямо… в руки.Октябрь 10 2012 г.