Скиталец. Начало пути. Роман-фэнтези

Ноги проваливались в песок. Лучше пойти там, где росла подгоревшая на солнце трава. Данька забрался повыше. Там оказалась тропинка, и он пошел по ней. Туда, в сторону поселка. Тут ему пришла в голову мысль, это же – Зурбаган, город Александра Грина. Город алых парусов. Тропинка слилась с узкой грунтовой дорогой. Пыльной дорогой. А он шел и шел. Туда, к Зурбагану. Деревья молча следили за этим вторжением. Дорога ощущала легкую поступь ног. Что ты принес, неведанный странник? Купол небес вздрогнул в тревоге. Данька шагает по вселенной своих снов.

Вот и первые домишки. Слева стоял недостроенный, из светлого камня, одноэтажный домик. Рядом разбросаны камни, оставшиеся у строителей. Кладка стен завершена. Можно разглядеть швы между камнями. Кровля еще не закончена. Даня идет дальше. Какие здесь халупы, выглядят бедно, сиротливо. Они сморят пустыми глазницами оконных проемов, распахнутых навстречу ветерку. Беззубые рты дверей. Если возле домов росли деревья, но выглядели они, как сироты, изгнанные из родного дома. Печальные и непонимающие. Даньке казалось, что сон такой он видел. Идет в липком сиропе прошлого. Не торопится, оглядывается по сторонам.

А вот ребятишки, они играют прямо здесь, в этой пыли. Грязненькие. Оборванные. Какой-то маленький парнишка бежит прямо на него. Налетел на Даньку, задрал голову к верху, что бы посмотреть на такого большого дядьку, радостно взвизгнул и побежал дальше. Чумазый парень лет десяти тащит братишку за руку, тот упирается и машет свободной ручонкой. Старуха сидит на крыльце своего жилища. Старое поношенное платье, тряпица, выгоревшая на солнце, лицо изрезанное морщинами. Руки, костлявые худые руки, лежат на коленях. Старуха что-то бормочет и качает головой Глаза, не видящие мира в своей слепоте. Густая седина в волосах. Даньке сделалось страшно от этой картины, он отвел взгляд. Женщина в выцветшем платье, пыльный подол до земли. Далеко не старая. В ней жизнь еще борется с безысходностью и отчаянием. Неубранные волосы. Кто она? Куда идет? Во дворе натянута веревка, на которой сушится белье. Нетвердой походкой идет мужичок. Широкие холщевые штаны, грязная навыпуск рубаха. Расстегнутый ворот, на голове всклокоченные волосы. Местный бомж. Идет в поисках контейнера с мусором, будет там рыться – решил Данька. Плывет по дороге заброшенной бедности. В одном из домов открылась дверь, выглянула женщина. Выплеснула полное ведро воды на дорогу. Скрылась за дверью. Что больше некуда? – Подумалось Даньке – Канализация что ли засорилась? Участкового на тебя нет. Оштрафовал бы, как следует. Знала бы. Данька переступил через этот поток нечистот. Сон вел его по причудливым лабиринтам подсознания. Что еще спрятано в потаенных уголках мозга, и что может он предложить своему хозяину? Тук, тук, тук! Кто в тереме живет? Кто хозяин: сознание или подсознание? Они владельцы на паях и сами решают, кому и когда вступить в права владения. Но вот дорога перешла в брусчатку. Здесь и дома более опрятные, появились двухэтажные. Декорации сна меняются. Дворы огорожены высокими каменными заборами. И люди здесь другие. Женщина, то же в длинном платье, но более аккуратном. Не таком старом. И волосы убраны в прическу. С корзиной идет куда-то. Мужчины в темных брюках. Рубахи с длинным рукавом, с большим широким воротником. Ворот украшен кружевом. Рубашка заправлена в брюки. На голове у некоторых шляпы. У иных повязаны платки, чтобы не мешали длинные волосы. По мере того, как он приходит дальше по улицам этого города, домами можно было любоваться. В каждом было что-то свое, особенное. Дома на его родной Тракторной улице носили свой индивидуальный характер, а эти дома пытались рассказать о характере своих владельцев. Раньше Данька ничего подобного этому не встречал. Люди, восставшие ото сна, что окутал ближайшую улочку, одеты наряднее. Женщины в пышных юбках, украшенных кружевами и лентами. Роскошные шляпы. Попадаются и те, кто одет поскромнее. Мужчины тоже хорошо одеты. У многих на боку шпаги. Обуты в красивые туфли или сапоги. На головах широкополые шляпы. Изумительные рубашки: легкая ткань с вышивкой и кружевами. Данька стоял, озирался по сторонам, как деревенщина, попавшая в город впервые. Сон занес его в 3-D модель изумительного мира. Кто нарисовал все это, а потом перевел из плоскости в объем? Широкая улица. Возможно, главная в городе. Он пытается взглядом найти табличку с названием, но ее нет нигде. Решает: это улица Ленина, такая есть в каждом городе. Обычно центральная. Если бы он был художником, то присел где-нибудь тут за мольбертом. Запечатлеть все это. Писал бы в стиле импрессионистов: Моне, Ренуара, Дега. Не упустить, поймать все оттенки света и сам воздух этого города, Зурбагана. Он пошел вверх по улице. Ему показалось, что туда идет большинство людей. Проехала повозка, запряженная резвой лошадью. На козлах сидит кучер. Сзади сидит красивая горделивая дама. Со своего возвышения оглядывает прохожих. Ремень бы безопасности на нее накинуть. На перекрестках нет светофоров. И мужики в канареечных жилетах с полосатыми палками попрятались. Рай автомобилиста. Вот еще одна повозка. В ней мужик с бабой. Муж с женой, наверно. Если бы шум этой улицы заменить музыкой, музыкой Клода Дебюсси, можно подумать, что он находится в музее под открытым небом. Это сон. Только сон. У Даньки возникло ощущение дежевю. Он где-то все это видел. Конечно, в музее на работе у мамы, куда он часто заходил. На картинах. Данька чувствовал себя туристом. Посмотрите на лево, а теперь на право. Видите, вывеску, трактир «Красная черепаха»? Лучшее заведение города. Там собираются поэты, художники. Богема. Под этой кровлей рождаются шедевры. Там обедают музы. Из заведения вышла хорошо подвыпившая дама. Муза изрядно перебрала. Такое случается. Это пристань загулявшего поэта. Смотрите на право. На палке висит сапог. Это один из лучших обувных бутиков нашего города. Рядом с Данькой прогрохотала тележка. Ее толкал парень. В тележке свежая рыба. Даньке в нос ударил запах недавно выловленной рыбы. Какая рыба, он не знал. Обычно, он легко определял какая. И как тут спутать. В магазине на упаковке и ценниках всегда написано. Палтус. Ставрида. А тут ценников не было. Свежий улов. Данька шел вслед за этой тележкой и вышел на рыночную площадь. Народу здесь было много. Латки с товаром. Люди выбирают, торгуются. Вон стоит такая кубышечка, пытается доказать чего-то торговцу, переходит на крик. Обыкновенная базарная баба. Подобное встречалось на рынке, куда они ходили с мамой. Данька проходит мимо. На лотке красные помидоры, аппетитные огурчики, пучки зелени. Дальше фрукты. Интересно, какие тут цены. Он часто ездил с мамой на базар. Дешевле и свежее можно купить. Сам он не умел покупать на рынке, стеснялся. Узнать бы, какие здесь цены. Денег, особенно здешних, у него не было. Как они называются? Зурбаганки? Их у него все равно нет. Можно узнать, сколько зубаганок стоит килограмм помидор. Потом, поинтересоваться курсом к доллару. Доллар, он и в Африке доллар. Посчитать в рублях. Где здесь банк. Банков здесь, скорее всего, нет. Должны быть эти… ну… обменные лавки. «Я спросил сегодня у менялы, что дает за полтумана по рублю, как сказать мне для прекрасной Лалы по-персидски нежное люблю». Лавку не приметил. Вон развешаны тряпки. Местная барахолка. Китайцы или турки понашили. Эти везде пролезут, даже в Зурбаган. За фирменное, как у нас, гонят. Приметил лавку оружейника. Развешаны шпаги, кинжалы, даже пистолеты. К этой лавке даже подходить не стал. Что бы купить оружие, нужно разрешение. Столько справок собрать. От психиатра, от нарколога, характеристики. И массу другого. Потом в полицию. Ну, его, это оружие. Умный мужик Ремарк: прощай оружие. Дальше ряды с пряностями. Божественный аромат, даже голова начинает кружиться. Он подошел ближе. Вот перец, гвоздика, желтенькое – шафран. Это что? Кинза? Названий многих пряностей не знал, но запах удивительный. Данька побродил по рынку. Хороший, богатый рынок. Даже богаче, чем в его городе. Решил вернуться назад, откуда пришел. Может быть, еще раз дойти до моря. Когда еще приснится такой удивительный сон, а в нем – море. Если пойти вниз по улице, то, скорее всего, выйдешь к морю. Так он и сделал. Шел по широкой центральной улице. Разглядывал прохожих. Впереди шли двое мужчин. Хорошо одеты. Местные топ-менеджеры. Мелодия шуршащих купюр в тонком аромате кофе и виски. Тот, что справа, коренастый, высокий. Идет твердой решительной походкой. Слева – будет даже чуточку повыше. Стройный, ловкий. В походке сила и что-то хищное. Они переговариваются негромко, весело. Идут мужики бодро. Остановились, попрощались. Шедший справа, отошел, зашел в дом. Второй пошел вниз по улице. Данька следом. Тут ему пришла мысль: это его сон. Он может делать тут, что захочет. В обычных обстоятельствах, он вряд ли дошел до такой дерзости. А тут… Он почти догнал незнакомца и крикнул:

– Дяденька! Дяденька. – Замирает звонкий крик.

Мужчина обернулся. Сейчас Данька сумел хорошо разглядеть его лицо. Темные глаза и волосы, упрямый подбородок, прямой нос, тонкие губы слегка улыбаются. Мужчина спросил:

– Парень, ты меня? – В голосе легкое удивление и интерес.

– Да. Дяденька. – Поздно отступать и прятаться за спины. Решимость пропала, но и убежать не хватило смелости.

– Что ты хотел? – Спросил незнакомец. По-прежнему улыбается. Голова чуть набок, ноги широко расставлены, небрежное внимание.

– Дяденька… – Данька не знал, как сказать. – А вы не могли бы мне помочь…

Даня замялся, не зная, как высказать свою просьбу. Просьба странная для обычных обстоятельств, обычная для чудных сновидений.

Мужчина криво усмехнулся и начал шарить в кошеле на поясе. Он так понял просьбу парня. Решил дать мелкую монетку этому попрошайке. Кругом много бедноты, дать мальчугану на хлеб не жалко. Настроение хорошее. Не оскудеет рука дающего.

– Нет. Нет, дяденька. – Даня понял, что ему собираются подать милостыню. Покраснел. Не ловко переминался с ноги на ногу. – Я не это хотел. А у вас нет знакомого капитана?

– Капитана? А зачем тебе, парень? – Право, что за причуды у мальчишки.

– Я хотел попроситься у него в плаванье. – Быть на море и не прокатиться на кораблике. Отойти от берега, что б за волнами скрылась земля. Почувствовать себя Магелланом. – Мне бы чуть-чуть. Я никогда не был в плаванье. Мне чуть-чуть. Я никому мешать не буду. Я в сторонке посижу. Тихо. Честное слово.

Жалко что ли? Под ногами он мешаться не будет. Сядет на краешке и будет смотреть, как корабль разрезает волну.

Мужчина улыбнулся:

– Чуть-чуть? В плаванье? – Ребенок, выпрашивающий у родителей сладости. Забавную скорчил мордочку. Отчего не выполнить просьбу.

– Да, дяденька. Я чуть-чуть. Тихонечко. – Похоже собеседник готов согласиться.

Даня наклонил голову вправо, шею втянул в плечи, пытаясь показать, что и местечка на корабле он много не займет.

– Ну, если чуть-чуть, тихонечко… Тогда, идем. – Глаза смеются, мужчина прячет усмешку. Ему хочется самому, как ребенку, подпрыгнуть и закричать от шальной радости этим утром.

Мужчина повернулся и пошел, а Данька зашагал рядом, подстраивался под его шаг и даже пытался копировать движения рук. Он вздернул вверх подбородок, что бы еще больше походить на своего спутника. Во сне возможно все, главное очень захотеть. Они шли рядом по улице. Наконец, дошли до порта. Многолюдье. Большинство мужчин. Все заняты. Они окунулись в шум толпы. Разноцветье одежд и голосов. Тележки, тюки. Все смешалось вокруг. Даньке подумалось, главное не затеряться, не отстать от провожатого. Но он увидел корабли и остановился. Их было много. Чудесные парусные суда. Величественные. Великолепные, как в сказке. Данька увидел все это. На картинах он видел подобное. Но живой блеск воды, гул голосов, легкий ветерок создавали ощущение сказочного мира. Облака плывут по небу, как корабли. Корабли плывут по морю, словно облака. До облака не дотянусь руками. Уходят в море корабли. Их ждут неведанные дали и приключения в пути. Они с собой уносят душу того, кто ждет на берегу. И облака омоют сушу, дождем, упавшим на лугу. Данька стоял и смотрел. Если кто-то верит, что атланты держат на своих плечах небо – они заблуждаются. Небо поддерживают вершинами своих мачт корабли. Это они удерживают выгоревшее на солнце небо, что бы оно не обрушилось на землю. Само солнце – это лампа, висящая на фонарном столбе – мачте. Разбежаться, взлететь в небо, пролететь на дельтаплане над этими кораблями. Прокричать им о своей любви. Он увидел все это. Такой миг стоит всей жизни. Даня зашмыгал носом, на глаза набежали слезы. Он подтер нос рукой. Незнакомец заметил, что парень отстал. Остановился, поджидая. Он пригляделся к мальчишке. «Он плачет? Почему?» —Подумал мужчина и печально улыбнулся своей догадке, – «Морская соль иным мальчишкам попадает в глаза. Таких слез не стоит стыдиться». Данька опомнился и побежал к мужчине. Тот повернулся молча и зашагал дальше, а Данька теперь старался от него не отстать. Они подошли к причалу, где ждала лодка с гребцами. Незнакомец сказал:

– Садись. – Коротко и не громко. Какие нужны еще слова.

Даня пытался осторожно забраться в лодку, но та покачивалась, и он плюхнулся на скамейку. Было больно. Следом в лодку спустился его спутник. Получилось у него это ловко, даже красиво. Сел напротив, дал сигнал рукой гребцам, и лодка поплыла. Они неслись по воде. Данька впервые плыл на лодке. Они прошли мимо одного корабля, мимо второго. И вот парусник, гордый прекрасный корабль. Они подходили к нему. Данька прочитал на борту название «Скиталец». Красивое название. Они подошли вплотную к кораблю. Сверху сбросили веревочную лестницу. И незнакомец вновь сказал Даньке:

– Залезай. – Лишь кивнул в сторону веревочной лестницы.

А как тут залезешь?… Лодка раскачивается, тут и на ногах не удержишься. Надо дотянуться до перекладинки. Между лодкой и бортом корабля полоска воды. Лестница болталась. Лодку качало. Надо поймать лестницу. Удалось. Он ухватился за нее руками, с трудом нащупал ногой опору, и пополз наверх. Главное – не сорваться, как тогда, на уроке физкультуры. Лестницу снова качнуло, и он больно ударился коленкой об борт. Однако до верха дополз. Перекинул тело через борт, попытался встать на ноги, не удержался и рухнул на палубу, опираясь на колени и руки. Вскочил на ноги, всем своим видом показывая: со всяким может случиться. Ни чего особенного. Незнакомец стоял за спиной. Словно не видел, как Данька соскребал себя с палубы.

– Пойдем, – и прошел вперед, а Данька за ним. По палубе бродили какие-то люди. Одеты во что попало. Должно быть, туристы. У каждого матроса должна быть бескозырка и тельняшка. Ясно, туристы. Эти вовсе на матросов не тянут. Экскурсия. Не он один хочет на морскую прогулку. Его провожатый остановился у двери в каюту, распахнул ее:

– Проходи. – Не многословный у Дани провожатый.

Данька переступил через порог. После яркого света снаружи, в каюте царил полумрак. На полу лежал толстый красивый ковер. Красные и желтые узоры. В глубине комнаты массивный письменный стол. За ним резное большое кресло. Дальше – два огромных шкафа. У одной стены сундук. Огромных размеров. Он больше походил на поваленный на бок шкаф. У другой стены – диван. Несколько стульев с высокими спинками. Тяжелых, темного дерева. В комнате или каюте никого не было.

– Дяденька, а дяденька капитан, – спросил Данька, – не заругается, что мы вот так, без спроса вошли?

Вдруг хозяин каюты войдет и увидит, что они вторглись сюда. Выгонит, и о морской прогулке можно забыть. Незнакомец прошел к столу, сел в кресло. Снял шляпу и бросил на диван. Его изящные сильные руки легли на стол. Локтем правой руки чуть в сторону сдвинул зеленую обтянутую кожей коробку. Довольно прищурился и сказал:

– Нет, не заругается. Капитан – это я. Капитан Свен, к вашим услугам. Проходи, парень, садись.

Капитан улыбнулся. Свен забавлялся ситуацией. Внимательно следил за реакцией мальчишки.

Данька прошел к одному из стульев, присел на краешек. И сейчас нервно перебирал пальцы на руках. Наклонил голову, косясь на хозяина каюты. Ну, как так, он не догадался, что это – капитан.

– Тебя как зовут? – Спросил капитан. Ладони легли на гладкую поверхность стола.

Он видел перед собой ребенка, немного обиженного таким поворотом событий, чуть растерянного. Какого-то трогательного ребенка. Одет бедно, одежда чистая. Вряд ли долго скитался. Попал в жернова жизни недавно. Кто знает, что станет с ним, останься он на улице. Увы, корабль не приют для всех бездомных, для тех к кому судьба не благосклонна.

– Даня, – Данька это произнес тихо. Было немного стыдно, не догадался, что перед ним капитан.

Спасительной соломинкой пришла мысль: «Шутки шутить захотелось этому дядьке. А еще говорят: матрос ребенка не обидит. И чем дети перед взрослыми провинились, что они с нами так?»

– Дэн, – понял капитан. – А скажи, Дэн, с кем ты живешь, кто тебя воспитывает?

– С мамой, – сказал Данька. Какая разница, я взрослый и вполне могу сам за себя отвечать. Еще родителей вызови в школу.

– А отец? – Снова спросил капитан. Без мужчины в доме не легко приходится. Одной женщине поднять детей не просто.

– Отца я не помню. Он однажды ушел и не вернулся. – Данька почти привык к этому обидному для него вопросу. Им всем невдомек, что от отца ему остался лишь плюшевый медведь. Не ведома им боль его сердца. Черти с квасом съели отца. Он проживет.

Вопрос этот для Даньки был самым болезненным. Он безумно стеснялся того, что не знает отца. В подсознании это сидело каким-то пятном бастарда, признаком ущербности своего рождения. И дикой безумной волной на него накатила зависть к соседскому мальчишке, у которого был отец выходного дня.

Капитан покачал головой. Он по-своему понял выражение боли и отчаяния на лице мальчугана и решил утешить:

– Такое бывает. Люди уходят в море, и море их забирает. Не возвращает никогда.

Капитан внимательно рассматривал своего гостя. Иногда одежда может рассказать о человеке больше, чем иные слова. Простенькая рубашка, поношенные штаны. Чистенькие, не рваные. Семья живет в нужде, но не на последнем краю пропасти. Край пропасти бедности самый обманчивый. Один шаг – и сорвался. Капитан откинулся на спинку кресла, правой рукой в задумчивости провел по волосам. Задержал взгляд на ногах парнишки, на его коротких штанах.

Данька посмотрел туда же, на свои короткие штаны. Попытался спрятать ноги под стул. Разве здесь спрячешь. Густо покраснел. Набычился. Ну и что? Эти не снимут, другие не наденут. Но руки сами собой пытались одернуть штанины, чтобы они казались длиннее.

Капитан это заметил:

– У тебя хорошие штаны. Как раз для моряка. Штанины волной не замочит. А скажи мне, Дэн, что ты знаешь о море. – Парнишка сам сказал, что ни разу не ходил в море. Не каждый способен стать матросом. К крутому характеру моря надо привыкнуть. Не просто человеку перерезать пуповину, связывающую его с землей.

Даня пытался сообразить, что он знает о море. Он оживился. Сидел на стуле, как на насесте, вертел головой. Вспомнить ничего не удавалось. Такое во сне бывает, на яву он вспомнил бы.

Молчать было не удобно, он не мог вспомнить, в каком учебнике рассказывается о морях. В географии, размеры, площадь, глубина. И сообщил:

– Море, оно большое и глубокое. На нем шторм, иногда, бывает. В нем воды много, соленой.

Произносил это Данька медленно и обстоятельно, словно делился с учениками величайшей мудростью, посвящал их в тайны мироздания.

Капитан удивился:

– Много воды? Соленой?

Свена это развеселило. Он с трудом сдерживал смех. От восторга легко хлопал себя ладонями по коленке.

– Соленой? – Переспросил капитан. Не смог сдержать улыбку. Ответ ребенка. Впрочем, в двух словах не рассказать об этой стихии. Расскажи ты мне о небе, расскажи об облаках. Свен слегка упрекнул себя. Каков вопрос, таков ответ. Трудно описать вещи, которые знают все. Самые простые. Что такое рука? Длинная с суставом палка с хваталкой на конце. Собственное неуклюжее определение рассмешило капитана.

Данька понял, что сказал что-то не совсем то. Хотел поправится, но вместо этого сказал:

– А океан еще больше, в нем воды больше. – Закончив говорить понял, что вышло еще хуже. Очередная глупость. Молчал бы лучше. Кто за язык тянул?

– И что, тоже, – вновь удивился капитан, – то же соленой?

Свену захотелось залезть под стол, смеяться, кататься там по полу, дрыгает ногами от восторга, как ребенку. Очаровательная непосредственность в этом мальчишке. Свен вспомнил, что сам когда-то был ребенком. Давно. Очень давно. Теплой волной накатились воспоминания и тотчас отхлынули.

– Ну, да, – мямлил Данька, – то же.

Он сцепил руки на животе. Обида на весь мир и на себя душила его. Вот опозорился!

– Хорошо. А что ты можешь сказать о морских обычаях. Что-то морское знаешь?

Свен надеялся, что этот вопрос поможет парнишке выкрутиться. Сам отвернулся в сторону, что бы спрятать улыбку.

Данька вспомнил «Остров сокровищ» и фальшиво начал напевать:

– А ну, разворачивай парус, приятель. Эх-хе-хей, веселей дружок. Пятнадцать человек на сундук мертвеца и-хо-хо, и бутылка рома.

– Бутылка рома? – Озадачился капитан. Отличная морская традиция.

– Да, и бутылка рома. – Повторил упрямо парнишка.

Тут Данька вспомнил другую песню. Она показалась ему вполне подходящей:

– На шумный праздник пули и клинка мы к вам придем незваными гостями и никогда мы не умрем, пока качается светило над снастями.

– Ну, это лучше. Значительно лучше, – одобрил капитан, просто кладезь знаний упрятан в мальчишке. Глубокий. В смысле, знания спрятаны глубоко, не сразу откопаешь. – Может ты, что-то знаешь о жизни моряков.

Капитан задал этот вопрос и сам задумался. Потер ладонью лоб. А разве есть морская жизнь, земная жизнь? Если и стоит делить жизнь на какие-то стороны, то только на две: прожить жизнь как скотина и прожить как человек.

Тут Даня вспомнил:

– Конечно, – и поведал. – Когда корабли уходят на долго в море, моряки едят ночью, в трюме.

Это Данька причитал в каком-то пиратском романе. На земле ночью в трюме есть не будешь. Это морской обычай. Настроение сразу поднялось. Иду на пятерку в четверти. Ура!

– Ночью? – Переспросил Свен. – В трюме?

Ответ его озадачил. Кому придет в голову есть ночью. Спать надо. В темноте, в стороне о всех. Спрятал, а потом съел.

– Ну, да. – С энтузиазмом заявил Данька. Капитан, а такой простой вещи не знает. Сейчас он откроет ему глаза.

– Плаванье дальнее. Кругом жара. Солонина портится. Вот команда и ест ее ночью, в трюме. Что б червей не видеть. Это всем известно, дяденька капитан. – Он, Данька, о морских обычаях знает больше капитана. Книги читать надо. Источник знания.

Многие знания, многие скорби, Даня.

– Я не дяденька капитан, а капитан Свен.

– Да, капитан Свен, я и говорю, в жару портится все. Черви заводятся. Вот ночь, в трюме, там лунного света нет. Они достают из бочки солонину, а на ней кругом – черви, – расписывал Даня, – и они их едят.

Даня и не понял, что он сказал. Мальчишка рассказывал это с таким задором, так размахивал руками, что можно было подумать, ничего вкуснее нет ничего на свете. Сам только и ест червивую солонину.

Хлеб с маслом. Солонина с червями. Не отказывайтесь, вкус незабываемый.

– Едят червей? – Какой бред.

– Ну, да. Червей. – Данька увлекся. Он не заметил доли сомнения в голосе капитана.

Капитан смеялся. Данька понял, что сморозил очередную глупость. Сник. Никто, никто не возьмет его ни в какое плаванье. Кому он нужен, такой тупорылый. Встал.

– Так я пойду, дяденька капитан. – Уйти самому прежде, чем тебе укажут на дверь. Уйти самому не так горько. Не возьмете? Не очень хотелось. У меня без вас полно дел. У вас корабль? Этих кораблей хоть лопатой грузи.

Когда пацаны не берут тебя в игру, уйди с гордо поднятой головой. Слезы обиды придут после, когда тебя никто не видит.

– Ты, что, передумал? Не хочешь в море? – Капитан видел, Дэн просто держит марку. Проигрывать надо уметь. У тебя получается.

– Хочу. Но вы же меня не возьмете. – Данька старается выглядеть равнодушным. Дело житейское.

Свен почувствовал укол раскаяния в душе. Своим смехом он обидел мальчишку. А тот говорил, искренне веря в свои слова. Еще ребенок.

– Сядь, – приказал капитан.

И Данька подчинился. Не приказ капитана остановил его. Глупая надежда, что он сможет остаться. Надежда, что живет в человеке вопреки разуму, вопреки логике. Мы живем в надежде на бессмертие.

– Ты что-нибудь хорошее о себе рассказать сможешь? Чем-нибудь похвалиться? – О себе любимом всякий может рассказать. Иные и без всяких просьб расскажут. Неужели кто-то сомневается, что я самый умный и красивый.

А что сказать? – думал Даня. – Что он помогает маме? Что у него в школе хорошие оценки. Про тройку по физкультуре можно не говорить. Только это совершенно не интересно капитану. Для него нет никакого выхода. Конец будет один. Смысла нет тянуть время. Свен увидел в глазах парня отчаяние и боль. А Данька почти кричал: