Гюлистанский договор 12 (24) октября 1813 г

Фактически, смысл послания говорил о том, что Иран немедленно готов начать боевые действия. Цицианов в ответном письме от 27 мая решительно заявил «Письмо вами писанное и поднесенное мне Якуб-беком, такого несоответственного слога не достойно Богом вознесенной Империи, ни моему званию, ни благонравию и воспитанию, отделяющему человека от бессловесной твари, что недостойно иного ответа как мечом с пламенем начертанного… буде штыки моих детей вам не нравятся, пришлите ушедших из Грузии царевичей Александра и Теймураза Грузинских, раздиравших Грузию междоусобной бранью, и тогда мир настанет и кровью персиян не намочены будут обильные нивы. Впрочем, воля ваша; призываю вас, буде в состоянии испытывать несметную свою силу с высокославным и непобедимым оружием Е.И.В. всемилостивейшего Государя моего; я вас на Куре и на Гокче, по словам писем царевичей, в моих руках находящихся, готов принять штыками и ядрами»[20].

Уже весной 1804 г. у Тавриза было сконцентрировано около 40 тыс. персидских войск во главе с престолонаследником Аббас-Мирзой.

В перспективе, ожидалось также прибытие еще самого шаха с армией в 60 тыс. человек. К этим войскам предполагалось присоединение и войск Эриванского ханства, для чего визирь Мирза-Шефи прибыл туда на переговоры. Персам удалось сосредоточить значительное количество сил и средств. Однако, как отмечает М. Игамбердыев «Как видно из названий полков иранских войск, племен и имен ханов и сердаров, принимавших участие в кампании русско-иранской войны, военные действия велись со стороны Ирана исключительно силами тюркских племен областей Северного Ирана и Южного Азербайджана (Азербайджан, Гилян, Мазандеран, Табаристан), части Тегерана (частично Керман и Луристан), которые поддерживали Баба-хана. Племена южного Ирана – курды, бахтияры и др. не принимали участия в русско-иранской войне 1804–1813 гг.»[21].

Русская сторона также деятельно готовилась к боевому столкновению. Тем не менее, сугубо в численном отношении она значительно уступала персидской армии, сконцентрированной на границах. Так, в канун боевого столкновения, Российская империя располагала в Закавказье следующими силами 7 пехотных полков (Кавказский гренадерский, 9-й, 15-й и 17-й егерские, Тифлисский, Кабардинский и Севастопольский мушкетерские с 24 орудиями). Из кавалерии – Нарвский драгунский полк и части Донского казачьего войска[22]. Вдобавок, войска (в целях необходимой охраны различных пунктов) были разбросаны на значительной территории

В мае 1804 г. Цицианов закончил концентрацию своих сил в Саганлугском военном лагере под Тифлисом. Согласно И. Дубровину, численность отряда, который Цицианов мог вывести в поле, составляла 4080 чел.[23], а по данным М. Богдановича – 4 600 чел[24]. Как на тот момент, так и позже, численность русских войск в Закавказье всегда оставалась небольшой. Все остальные главнокомандующие при формировании сводных отрядов также редко когда могли выставлять в поле значительное число бойцов. Настоятельная необходимость прикрытия более-менее важных с военно-стратегической точки зрения участков, приводила к распылению и без того немногочисленных русских сил.

Двинувшись на Эриванское ханство, П. Цицианов оставил небольшое количество войск для охраны основных пунктов правого и левого флангов. Сугубо в военном отношении, логику Цицианова можно было понять. Оборонять с такими незначительными силами столь огромную территорию не представлялось возможным. В условиях явной нехватки сил и невозможности обеспечения прочной обороны, парировать удары превосходящих персидских войск возможно было лишь при встречном наступлении. Кроме того, пассивная оборона в этих условиях могла быть чревата утратой военной инициативы, переход которой к противнику создал бы ему колоссальные возможности для маневра и атаки практически по всей линии соприкосновения. Прорыв, и, как минимум – разорение и грабеж населения в этих условиях явился бы неизбежным фактом. Неспособность же (в силу отмеченной выше малочисленности войск) предотвращения подобных прорывов имела бы не только чрезвычайно неблагоприятные последствия в военном, но и в политическом отношениях. В этом смысле, мнение одного анонимного автора касательно неосмотрительности П.Д. Цицианова и о том, что Эриванский поход в немалой степени был вызван в немалой степени натянутыми личными отношениями между князем и эриванским ханом, вызывает определенные сомнения. Так, он пишет «Я умалчиваю здесь о многих причинах, побудивших к предприятию сей компании, так же о пользах и неудобствах к приобретению Эривани, о достоверных известиях приближения Баба-ханова с войском, о разных мнениях и предположениях на сей счет кн. Цицианова, о грубых и ругательных отзывов его к Баба-хану и хану Эриванскому, возбудивших личную злобу, о угрозах его, препятствовавших хану и подумать о сдаче города; а равно и об многих сего последнего подававших надежду к занятию Эривана без сопротивления, которые нередко кн. Цицианов, принимая за истину, основывал на оных свои дела; скажу только, что сии то, может быть и были причиною, что кн. Цицианов не сделал никаких приготовлений и запасов к сей экспедиции и, выступя из Грузии, оставил без внимания ознаменовавшиеся уже от части мятежа в оной»[25].

Уже 10 июня 1804 г. у с. Малый Караклис отряд генерал-майора С. Тучкова нанес персам поражение и вслед за этим занял Гюмрий-скую крепость. Следующее столкновение, между русскими войсками и собственно силами престолонаследника Аббас-Мирзы произошло 19–20 июня у Эчмиадзина, в результате чего персы вынуждены были отступить к северу от Эриванской крепости[26]. 30 июня Цицианов, в целях устранения угрозы возможного нападения с тыла и флангов, начал наступление на главный иранский лагерь. Русские войска, используя артиллерию, заставили Аббас-Мирзу отступить за Араке. По показаниям пленных, численность войск престолонаследника составляла 27.000 чел[27]. Тем не менее, угроза не была снята. Армия Аббас-Мирзы не была окончательно разгромлена, но наоборот, получила в дальнейшем определенную свободу действий, которую она активно использовала в деле срыва осады Ереванской крепости русскими войсками.

2 июля 1804 г. началась осада самой крепости. Переговоры о сдаче ничего не дали. Гарнизон состоял по некоторым данным из 7000 чел., кроме присланных позже еще 800 пехотинцев от Баба-хана[28]. Следует отметить, что Эриванская крепость по тем временам считалась «крепким орешком». Участник похода, говоря о состоянии крепости отмечал «Крепость Эриванская построена при реке Занге, на самом высоком, крутом и утесистом берегу и с сей стороны имеет весьма слабую стену, а прочие окружены двойною стеною внутренняя из кирпича и камня, складеннаго на глине, весьма толста, довольно высока и имеет 17 башен; вторая, расстоянием от первой от 15-ти до 20-ти сажен из глины и камня, гораздо ниже и тоньше первой стены, идет в параллель. А окружение башен первой стены составляют батареи, пред оною ров довольной широты и глубины, местами с водою. Крепостная артиллерия, по словам некоторых, состояла из 60-и пушек, но в действии не больше примечено было, как 20 или 22, да две или три мортиры»[29].

Аббас-мирза

Тем временем, пока Цицианов готовился к решающему штурму, 14 июля войска Аббас-Мирзы соединились с силами Фетх-Али-шаха (Баба-хана). Уже на следующий день персы начали активные боевые действия, напав на отряд Леонтьева, и одновременно, из крепости были сделаны 2 вылазки из крепости против отряда Симоновича. В результате ожесточенного боя, обе стороны понесли существенные потери. Как отмечает очевидец «Более 8-ми часов продолжали персияне свои нападения, наконец отступили.

Россияне в сем деле потеряли убитых офицеров 3, нижних чинов до 120-ти, да раненых офицеров 6, нижних чинов до 200.

Неприятельский урон был несоразмерно более… После сего сражения персияне окружили осаждающих сильными бикетами и никогда их не снимали. Должно было удвоить число постов, а как войска для блокады из того недоставало, то и произошло, что люди бессменно стояли в карауле и болезни начали очевидно умножаться»[30]. Посланный в ночь на 26 июля для контратаки противника отряд генерал-майора Портнягина в 1000 чел. потерпел неудачу. Потери его составили 50 чел. убитыми и 100 ранеными[31].

После соединения войск престолонаследника Аббас-Мирзы с войсками шаха, русский отряд, блокировавший крепость, сам оказался в осажденном состоянии, будучи связанным с одной стороны – гарнизоном крепости, и с другой – персидской полевой армией. Не предпринимая крупных боевых операций, персы попытались наглухо закрыть пути подвоза для русского корпуса, а П. Цицианов, со своей стороны, старался этого не допустить. Но, несмотря на все усилия, осаждавшие крепость русские войска вскоре начали ощущать крайний недостаток в провианте, фураже и боеприпасах. Среди них начали распространяться болезни. 30 августа было получено известие об уничтожении на удалении в 12 верстах от Караклиса отряда майора Монтрезора, посланного для доставки провианта[32]. На всем пути от Тифлиса до Эриванской крепости действовали организованные Аббас-Мирзой крупные и мелкие отряды, в задачу которых как раз и входил срыв доставок продовольствия, фуража и боеприпасов русским войскам. Вскоре всякое сообщение Цицианова с тылами (с Грузией) практически прекратилось и иссякли все надежды на доставку всего необходимого. В таких условиях штурмовать крепость не представлялось возможным. Также невозможно было продолжать блокаду крепости.

Учитывая всю сложность обстановки, недостаток в людях, боеприпасах и провианте, увеличение числа раненых и больных, генерал Цицианов 31 августа созвал военный совет, который постановил снять блокаду и начать отступление. На решение об отступлении, повлияла и нестабильная обстановка в тылу, где после начала похода горцами (пша-вами, хевсурами, осетинами) было прервано сообщение Кавказской линии с Грузией[33]. Также деятельность царевичей Юл она, Парнаваза и Александра привела к тому, «подстрекаемые персиянами, памбакские и борчалинские татары грабили армия и тем принудили последних оставить свои жилища и подойти ближе к Тифлису под защиту русских войск… По просьбе тех же царевичей, многие соседи Грузии готовились к вторжению в ее пределы. Ханы шекинский и шемахинский, собравши до 6 000 человек войска, подошли к ее границам. Потали-бек, сын Ибрагим-хана шушинского (карабахского), нападал на елисаветпольских жителей, убиравших в поле хлеб и отгонял скот. Джарские лезгины вторгались в Кахетию и даже проникли почти до самого Тифлиса»[34].

Отступление началось в ночь на 3 сентября и осуществлялось в тяжелых условиях, при перестрелках с наседающим неприятелем. К началу октября войско добралось до Тифлиса[35]. Первый Эриванекий поход оказался, таким образом, неудачным. Главная цель – взятие Эриванской крепости и, присоединение, таким образом ханства достигнуты не были. Кампания 1804 г. против персов в лице эриванского хана была фактически завершена. Однако, операции отдельных отрядов не прекращались. Так, уже в январе 1805 г. генералу Несветаеву удалось присоединить к русским владениям Шурагельскую провинцию[36]. После прибытия отряда П.Цицианова волнения в Грузии и Осетии были прекращены, а немногим позже – царевичи Юлон и Парнаваз были арестованы. Сообщение с Кавказской линией вновь было восстановлено.

В боевых операциях, на стороне русских войск, как и следовало ожидать, приняли активное участие и целый ряд представителей арцахских армянских меликских домов вместе с вооруженными отрядами, составленными из их подданных. Так, например, во время осады Эриванской крепости в 1804 г. немаловажную помощь русскому корпусу оказывал армянский конный отряд под руководством сына Гюлистанского Мелик-Абова Ростом-бека. Его помощь оказалась в особенности значимой в деле охраны русских обозов, нагруженных военным снаряжением (боеприпасами и т. д.) и двигавшихся через Памбак-Апаран к осаждавшим крепость русским войскам. В дневнике боевых действий русского корпуса от 14 июля 1804 г. сказано следующее «Сегодня из Памбака добрался на место обоз со снарядами. Капитан Степков свидетельствует, что в успехе его отряда главным помощником явился армянский князь Ростом-бек сын мелика Абова»[37]. После успешной доставки военных транспортов в русский стан, мелик Ростом продолжал выполнять поставленные перед ним задачи. Так продолжалось до тех пор, пока во время выполнения очередного задания, его небольшое подразделение не столкнулось с 8000 отрядом Пир-Кули хана в окрестностях Памбакского села Гурсали. В неравном бою полегла большая часть армянских ополченцев и отряд Монтрезора. Сам мелик Ростом был тяжело ранен и попал в плен. Его в оковах персы увезли в Тавриз, где в 1805 г. обезглавили по приказу наследного принца Аббас-Мирзы[38].

В боевых действиях под Эриванской крепостью принимали весьма активное участие и варандинцы, во главе с меликом Джимшидом Мелик-Шахназаряном[39]. Еще до этого, мелик Джимшид, оказывавший различную помощь российской стороне был награжден серебряной саблей. Так, в письме П.Д. Цицианова от 20 мая 1804 г. мелику Джимшиду сообщалось следующее «Е.И.В. принял во всемилостивейшее уважение ревность вашу и деятельное усердие, оказываемое на пользу отечества, равно как и верноподданническую вашу преданность, высочайше указать мне соизволил объявить в.с. высочайшее свое монаршее благоволение, в знак которого и в память роду вашему и потомству е.и.в. всемилостивейшее жалует вам саблю серебряную, имеющую надпись – за ревность и усердие, надеясь, что только милосердное отличие будет впредь вящим поощрением в подвигах ваших к благу общему и к пользам службы е.и.в.»[40]. В районе ТПамтттадина и Казаха на стороне русских войск активное участие в боевых действиях принял также отряд Григора Манучаряна из 500 армянских ополченцев, неоднократно срывавший попытки прорыва персидских отрядов[41]. Осенью 1804 г., после отступления русского отряда, армянские ополченцы, во главе с отцом взятого в плен мелика Ростома – Абовом, вместе с русскими частями отразили натиск персов на Каракилису[42]. Важная помощь русскому командованию представителями армянства оказывалась и позже. Так, находившийся в 1805 г. при отряде полковника Карягина Вани Атабеков сумел вывести его из окружения у Шах-Булаха, и тем самым – спасти от полного истребления. В. Потто прямо пишет, что «этот человек один принес Карягину пользы более, чем принесло бы ему несколько сот всадников… с этой минуты в полном смысле слова [он] становится спасителем отряда»[43]. Помощь Вани этим не ограничилась. Преследуемый персами и осажденный в Шах-Булахской крепости отряд Карягина не мог держаться долго в условиях отсутствия продовольствия. Начался голод. И, в этих обстоятельствах, отряд вновь был спасен благодаря деятельности Вани. Сам он, говорил об этом следующее «Получив записку Карягина, и тщательно припрятав ее на всякий случай, я решился идти в село Кусапат… где жил мой отец и где, как я знал, можно было найти хлеб, спрятанный армянами в ямах. Я вышел из Шах-Булаха ночью, и… достиг, наконец, своего жилища… Младшего брата своего Акопа. Человека чрезвычайно отважного и смелого, я тотчас послал в Елисаветполь с запискою Карягина, а сам принялся с отцом моим молоть пшеницу и к следующей ночи напек 40 больших хлебов, набрал чесноку и других овощей и к рассвету доставил это в Шах-Булах»[44]. Эти и иные подвиги Вани Атабекова были высоко оценены русским командованием. За свои многочисленные заслуги он получил от российского правительства чин прапорщика, золотую медаль и пенсию в размере 200 рублей в год[45]. В 1814 г. сотник Вани также получил титул мелика и правление над Джрабердским меликством (которым управлял до 1840 г., до введения в крае общих губернских учреждений).

Следует отметить, что в собственно регулярных русских войск также служило немало армян, некоторые из которых (как, например, В. Мадатов), сыграли немаловажную роль в победах русской армии. В целом же, армянское население, постоянно проживавшее, или нашедшее временное пристанище в русских пределах в Грузии[46] всегда в массе своей выступало на стороне русских войск. Поэтому не удивительно, что сам император Александр I посчитал необходимым подчеркнуть это обстоятельство в особой грамоте на имя армянского народа, данной им 15 сентября в главной квартире в г. Теплице (Богемия) «С истинным удовольствием усмотрели мы из донесения главнокомандующего нашего в Грузии приятное для сердца нашего новое свидетельство о тех чувствованиях верноподданнической благодарности, коими все сословия армян, в Грузии обитающих, всегда были преисполнены к высокому покровительству и к отеческому нашему о благе их и всего тамошнего народа попечению. Они доказали сии чувства на многократных опытах и непоколебимой верности во всех случаях; они отличались примерным постоянством и преданностью, когда легкомыслие и неблагонамеренность старались всуе поколебать водворенное нами в Грузии спокойствие и посреди смутных обстоятельств пребыли тверды и непоколебимы в своем усердии к нам и к престолу нашему, жертвуя имуществом своим и всеми средствами и самою жизнью на пользу службы нашей и для блага общего. Таковое усердие всего армянского народа в Грузии и всех сословий, оный составляющих, заслуги их и подвиги налагают на нас приятную обязанность засвидетельствовать пред целым светом справедливую нашу им признательность и благоволение. Да сохранится сие свидетельство в честь и славу их в памяти потомков. Пребываем ко всем им императорскою нашею милостью благо склонны»[47].

Весной 1805 г. важные события стали разворачиваться в Карабахе. Переговоры о принятии Ибрагим-ханом российского подданства шли и ранее, однако хан, желавший сохранить свое полунезависимое положение, предпочитал лавировать между русскими и персами. В 1805 г., угрожаемый шахом, которому он не доверял, и испуганный решительной наступательной политикой П. Цицианова Ибрагим-хан, наконец, 14 мая 1805 г., на р. Курак-чай (недалеко от Гандзака), подписал договор о вступлении в российское подданство и отказывался от персидского.

Договор состоял из 11 артикулов. Приведем наиболее важные из них:

«1) Ибрагим-хан тушинский и карабахский отказывался навсегда от всякого вассальства и зависимости от Персии или иной державы и признавал над собою одну только власть русского Императора. В первом артикуле говорилось «Я, Ибрагим хан Шушинский и Кара-багский, именем моим, наследников и преемников моих торжественно навсегда отрицаюсь от всякого вассальства или, под каким бы то титулом не было, от всякой зависимости от Перси или иной державы, и сим объявляю пред лицеем всего света, что я не признаю над собой и преемниками моими иного самодержавия, кроме верховной власти Е.И.В. Всероссийского великого Г И. и Его высоких наследников и преемников престола Всероссийского Императорского, обещевая тому престолу верность, яко верноподданный раб оного – в чем и должен дать присягу по обычаю на святом Коране». (1 артикул)

2) Хан обязался не иметь никаких сношений с окрестными владельцами. Полученные от них письма более важные по содержанию отсылать на разрешение главнокомандующего, а менее важные сообщать и советоваться с особою, имеющую пребывать при Ибрагим-хане от лица главнокомандующего в Грузии. «Я, Ибрагим… обещаю без предварительного согласия главноуправляющего Грузией не иметь сношения с окрестными владетелями, а когда от них придут посланцы или присланы будут письма, то большую важность в себе заключающие отсылать к главноуправляющему…». (Артикул 4)

3) Заготовлять провиант для русских войск, назначенных в его владение, по ценам, утвержденным главнокомандующим. Отвести для войск помещения и давать дрова. Дорогу из Елизаветполя в Шушу сделать удобной и проезжей для арб. Артикул 6)

6) В залог верности, дать в аманаты внука от старшего сына, на всегдашнее пребывание его в Тифлисе. Платить ежегодно дань в 8 000 червонцев, внося ее в два срока 1-го февраля и 1-го сентября. (Артикул 8) Взамен того ему обещано

1) Сохранение целости его владении; потомственное, по старшинству колена, владение ханством с утверждения русского императора; сохранение во власти хана суда, расправы и доходов с владения.

2) Отправление в Шушинекую крепость 500 человек русского войска с артиллерией, назначаемого для защиты его владений, (артикулы 3,5)

3) Даровано знамя с русским гербом, для постоянного хранения в доме владетельной особы. Внуку его, назначенному аманатом, определено по десяти рублей на ежедневное содержание (артикул 7)»[48]. Сходный договор был заключен также с Селим-ханом Шекинским в Курак-чае 21 мая 1805 г. (последний был утвержден на ханство еще в 1796 г. графом Зубовым, однако был изгнан оттуда после ухода из Дагестана русских войск). Разница состояла лишь в том, что Шекинский хан обязался выплачивать ежегодную дань в размере не 8, а 7 тыс. червонцев, и вместо старшего сына отдавал в аманаты детей пяти знатнейших беков.

Эти события имели важное военно-политическое значение. Как отмечает Н. Дубровин «С приобретением ханства Шекинского и с занятием его, на основании трактата, 500 человеками войска, джаро-белоканцы стеснялись меду двух русских отрядов одного, расположенного на реке Алазани, и другого, находящегося в шекинском владении. Под данство же карабахского владетеля давало России возможность обеспечить Грузию не только со стороны Персии, но и со стороны Дагестана. Приобретение Карабахского ханства сближало нас и с Бакою, которая, по общему плану, долженствовала быть занятой нашими войсками в непродолжительном времени. С устройством дорог, возможных для прохода купеческих караванов из Грузии, через Елизаветполь, Шушу в Джават, устанавливалась торговая связь с Астраханью, потому что местечко Джават лежало при впадении реки Аракса в Куру, которая с этого места делалась судоходной»[49]. В начале 1805 г. же, в подданство Российской Империи перешла и Шурагельская провинция (с центром в Артике), владелец которой Будаг-султан, по освобождении из персидского плена (25 октября 1805 г.) подтвердил подданство России и заключил с кн. П. Цициановым трактат, аналогичный куракчайским (с той лишь разницей, что размер ежегодной дани составлял всего лишь 2000 руб.)[50].

Все эти очевидные успехи русских, практически полностью уничтожившие негативное впечатление от неудачи в Эриванском походе не могли не обеспокоить персов. От имени шаха был направлен целый ряд фирманов, призывавших к восстанию против русских, а вслед за этим, в апреле 1805 г. были получены сведения о новой концентрации в Тавризе персидских войск. Между тем, количество русских войск, расквартированных в Грузии, в силу отсутствия подкреплений было невелико. По данным Н. Дубровина, собственно в Грузии под рукой П.Цицианова находилось всего 6 810 чел. пехоты и 1 400 чел. кавалерии. Количество же войск, которые на тот момент Цицианов мог вывести непосредственно для боевых действий в ноле было и того меньшим – 1200 чел. с 9 орудиями[51]. В преддверии персидского наступления, Цицианов стягивал свои небольшие силы к Елизаветполю и Памбаку, отправив также небольшой отряд под командованием Лисаневича для занятия Шушинской крепости. Для отвлечения шахских войск планировалось также отправить каспийскую флотилию к персидским берегам (в Энзели и Решт).

Между тем, как и ожидало русское командование, персы направили свой основной удар на Карабах, параллельно введя дополнительный контингент в Эриванское ханство. Приближение персов немедленно привело к колебаниям в поведении карабахского и шекинского ханов, которые видя немногочисленность русских отрядов стали вести двусмысленную политику, что, в частности, выразилось в задержке провианта для русских войск. Более того, сын Ибрагим-хана Абул-Фетах-ага действовал против русских в составе иранского войска.

В конце июня 1805 г., силы Аббас-Мирзы окружили небольшой русский отряд у Аскерана. После четырех суток почти непрерывного боя, малочисленный отряд пробился к Шах-Булахской крепости, где и был осажден имевшими огромное превосходство в людской силе персами. Наконец, благодаря Вани Атабекову (о деятельности которого уже было сказано выше), отряд Карягина сумел выйти из окружения и прибыть к Мухратской крепости, где он оказался в относительной безопасности. Цицианов, в силу малочисленности бывших при нем войск не сумел тогда же прийти на помощь Карягину. Наконец, получив некоторое подкрепление, он выступил позже, имея в отряде только 2 731 чел. 16 июля, 1805 г., после непродолжительного боя, отбросив иранцев на р. Тертер Цицианов соединился с отрядом Карягина. Оттуда, отряд Карягина был отправлен к Елизаветполю, а сам Цицианов двинулся на главные персидские силы, которые, несмотря на многократное превосходство, тем не менее отступили за Араке. Между тем, пока Цицианов шел на главную персидскую армию, Аббас-Мирза предпринял наступление к Елизаветполю, спеша воспользоваться отсутствием князя. Наличие многочисленной кавалерии позволяло персам быстро маневрировать. Однако, 27 июля 1805 г., при р. Дзетам, русские войска под командованием Карягина, отбив атаки Аббас-Мирзы сами перешли в наступление, и нанесли поражение его войску. 3 августа 1805 г. сам главнокомандующий возвратился в Елизаветполь. На этом, фактически, крупные операции против персидской армии были завершены. Наступление осени и холодов практически всегда знаменовало спад в иранских боевых операциях. «Сезонность» действий персов обуславливалась в немалой степени тем, что большая часть армии, состоявшая из кавалерии, питалась «подножным кормом». После же наступления холодов и уборки полей, как правило, исчезала и продовольственная база. Поэтому, наступления крупных масс персов с приходом холодов, можно было не опасаться.